Бродячие пёсики

      Как не странно, Ацуши вбежал в класс как раз в то время, как прозвенел звонок. Про себя парень отметил, что это одно из его самых больших достижений, мысленно вручил себе грамоту за скорость и пунктуальность, но вида не подал. И пока омега прибывал в своих мыслях, в класс вошёл учитель. Собственно говоря, Накаджима этого и не заметил, даже при том, что его одноклассники встали, приветствуя педагога. Ацуши в это самое время всё ещё пытался понять, что с ним не так и почему добрая половина класса тихонько хихикает, смотря в его сторону. Все его размышления прервал мягкий, беззлобный голос из-за спины: — Молодой человек, почему Вы ещё не на месте?       Парень мигом встрепенулся и повернулся лицом туда, где по идее должен был находиться сенсей. В нос сразу ударил резкий запах. И почему-то он казался очень знакомым. Омега сразу понял, что запах принадлежит альфе. Подняв глаза наверх, он увидел высокого мужчину, которому, по всей вероятности, было около тридцати лет.       Стоит заметить, что Ацуши сразу посчитал учителя достаточно красивым. Длинные серебряные волосы, глаза цвета спелой вишни, чрезвычайно бледная кожа, ровные черты лица. Будь Накаджима ещё чуточку наивнее, он бы подумал, что перед ним стоит если не вампир, то какой-нибудь аристократ. — П-простите…я…просто…- Ацуши откровенно тупил. Либо это природная тупость сработала, либо при виде альфы у омежки поехала крыша. — Извините, сенсей. Это я виноват, что Накаджима опоздал и всё ещё не на месте. Он только сегодня пришёл в школу, и ещё не до конца свыкся со здешней обстановкой. Мне следовало провести его до самого класса, как и полагает старосте, а не оставить его одного.       Сказать, что Ацуши прифигел — ничего не сказать. Этот тихий грубоватый голос своего нового соседа по парте он уже успел запомнить. Почему-то именно сейчас Акутагава показался Накаджиме не таким уж злым и вредным, как прежде. — Что ж, раз так, то садись… Накаджима, — немного промолчав ответил учитель и проследовал к учительскому столу. Ацуши в свою очередь подошёл к своему месту и сел, доставая тетрадь. Итак, что же сейчас за урок? Анатомия. Так, а что там говорили Кёка и Танидзаки? Что-то про красавца-учителя. И, кажется, именно про учителя анатомии. Так, теперь всё ясно. Накаджима только что опозорился перед сенсеем. Так ещё и перед одним из самых красивых альф школы. Первый день в новой школе проходит вполне ужасно. Тут в голову омеги прилетели недавние воспоминания. Воспоминания о том, что он врезался в какого-то альфу около библиотеки. И запах яблок был таким классным. И сейчас что-то, помимо мыслей, мешает сосредоточиться на предмете.       Запах.Точно такой же, что и у человека у библиотеки. Что ж, теперь Ацуши наверняка знает, что помимо позора в классе, он ещё и врезался в своего же учителя анатомии. Это ещё один повод назвать день «отличным». — Эй, Накаджима, ты меня слышишь? Опять отделился от мира сего?       Молодец, Ацуши, теперь ты ещё и глухим на оба уха прослыл. — П-прошу прощения, учитель, — поспешил извиниться парень, — я просто задумался. — Раз так, то прошу к доске. Так как второгодки сломали очередную модель, сегодня нашим манекеном будет… Как тебя? — затороторил педагог с лучезарной улыбкой на лице, с последним предложением обращаясь к блондину. — Ацуши… Накаджима Ацуши. — - Значит Ацуши-кун. — всё так же радостно проговорил сенсей, — Я Тацухико Шибусава, учитель анатомии. Ты же не против сегодня побыть моим ассистентом? — Я…- пролепетал Накаджима, но не успел он договорить, как его прервали. — Вот и ладушки. Иди сюда, — подозвал Шибусава паренька к доске, — всё, что от тебя сейчас требуется, так это стоять и делать всё то, что я тебе скажу, хорошо? — Хорошо, — согласился омежка.       «Интересно, что же сейчас произойдёт?» По классу прошлась волна тихого шёпота. И Ацуши снова не понимал, что же так действует на его одноклассников. Типичное для Накаджимы состояние… — Итак, начнём урок, — начал Шибусава примерно из-за спины своего «манекена», — сегодняшняя тема… «Переходный возраст и его проблемы». — учитель подошёл к доске. Это стало понятно после того, как по гладкой поверхности начал стучать мел, изредка противно скрипя.        Пока ученики записывали тему урока, учитель подошёл к Накаджиме и задал вопрос, которого омега просто никак не ожидал: — Ты ведь не омега? — просто один неожиданный бац и ничего более… — Запаха я не чувствую, поэтому решил, что ты — бета, — Голос альфы был тихим, немного хриплым. Мужчина шептал. Как предусмотрительно с его стороны. Видимо понимает, что значит раскрыть омегу, косящую под бету, — Или это подавитель?       В силу своей несообразительности Ацуши всё-таки понял, к чему этот вопрос. Если бы парень был бетой, то проблем было бы малость меньше. Будучи омегой блондин от малейшего неловкого прикосновения мог как минимум возбудиться, — тогда никакие таблетки не скроют природный запах, — а как максимум лечь под первого встречного, во время течки. Но если Ацуши сейчас вернётся на своё место, то одноклассники могут его рассекретить. И тогда прощай мирная жизнь старшеклассника. Поэтому Накаджима не нашёл ничего более логичного как назваться бетой. — Ну вот и хорошо, — лучезарно улыбаясь, прошептал на ухо блондину Шибусава и продолжил, обращаясь уже к остальному классу, — итак. Всем здесь присутствующим известно, что люди делятся на три типа: альфы, омеги и беты. Альфы — сильные и самостоятельные. Омеги — нежные и ранимые. И большинство пар в нашем мире составляют как раз эти два типа…       Дальше Ацуши не слушал. Всё это ему уже давно рассказали родители. Точнее сначала рассказали о том, что мальчик является омегой и в будущем ему суждено жить с его истинным альфой. Более подробно омежке рассказывал уже один папа, после поступления сына в среднюю школу. Отец в этом участия принимать не стал, ибо «я — альфа, в ваших омежьих штучках не секу и как-то не планирую». Идеальная отмазка.       Накаджима, от нечего делать, оглядывал все имеющиеся в классе предметы. Осматривал-осматривал, а потом резко подпрыгнул и вскрикнул от неожиданности. Потому что… ну не думал он что именно сейчас Тацухико решит рассказать и показать ученикам «где, что и для чего»! Ученики же в свою очередь начали тихонько смеяться. Всё-таки этот Накаджима смешной. — Ацуши-кун, что это с тобой? — спросил учитель. Ему этот светловолосый мальчишка тоже кажется немного странным. Но в то же время он такой милый и красивый, что, кажется, все его странности вмиг отходят на второй план. — П-простите, учитель. Я опять задумался. — омежка виновато опустил голову вниз, как бы извиняясь за всё, что успел учудить всего за день. — Ничего страшного, — Шибусава вновь широко улыбнулся, — я думаю, что тебе всё же стоит присесть. Ты какой-то бледный, может стоит сходить в медпункт? — Нет, я в порядке. — Это, конечно, хорошо, но это не освобождает тебя от обязанности сесть на своё место. — А, да.       Ацуши старается побыстрее вернуться за свою парту. Потому что неловко. Потому что он уже столько раз облажался перед сенсеем. Да даже на это плевать. Он стал посмешищем для своих одноклассников. Или это только ему так кажется?       Из мыслей паренька вытащил маленький клочок бумаги, на котором ровным, почти каллиграфическим почерком было написано всего два слова. «Давай дружить?» Накаджима начал осматривать класс в поисках того, что эту бумажку ему кинул. Почему-то омега был уверен, что этот человек обязательно будет на него смотреть, высматривая реакцию и ожидая ответа.       Но, увы, никто на него внимания не обращал. Будто эта записка свалилась с неба. Из ниоткуда. В этот же момент прилетела ещё одна записка. «Посмотри налево, дурак!» И Ацуши посмотрел. На него испепеляющим взглядом смотрел его сосед по парте, староста класса и третий-альфа-в-топе-самых-популярных — Акутагава Рюноске. Вот такого поворота событий блондин точно не ожидал. Как гром среди ясного неба. Как снег на голову. Как…как записка от ненавидящего всех и вся, а тебя в особенности, одноклассника. Хотя, может этот Акутагава не такой уж и брюзга? Ну, раз сам предлагает дружбу, то, скорее всего, это действительно так. Поэтому в ответ Накаджима лучезарно улыбается и кивает, соглашаясь. Он почему-то очень счастлив. И Рюноске тоже, хотя он никому и никогда в этом не признается.