Обстоятельство непреодолимой силы

В отличие от тощего некрасивого Снейпа, который всегда стеснялся собственного тела, Люциуса необходимость раздеться скорее раздосадовала, чем взбесила. Он смутно вспомнил, что в далеком детстве действительно читал что-то такое в семейном своде правил по поведению в Объединенных землях, до того, как отец окончательно разругался с Фоули и об участии в ритуалах, за которые Малфои получали неплохие деньги, пришлось забыть. Люциус знал, что, несмотря на возраст и нелегкую жизнь в последние годы, он был все еще привлекателен, поэтому мысль, что Тала увидит его обнаженным, не смущала. На фоне страха вновь оказаться в лапах авроров это вообще казалось пустяком. Досадным было то, что в критическую минуту пришлось тратить на это время. Люциусу лишь каким-то чудом удалось помочь Поттеру удержать чары, когда тот дрогнул в ответ на заявление Талы. И, выскакивая в арку, он все еще переживал остаточный страх, накрывший его после этого момента. На поляне он почти сразу упал на колени и едва успел отклониться от заданного маршрута, как ему чуть ли не на голову свалились Тала и Северус. Северус тут же судорожно отполз в сторону и смешно прикрыл руками член, в то время как Тала вытряхнула из заплечной сумки всю одежду горкой на траву и послала в его сторону серую мантию, явно позаимствованную у Фоули. Люциус протянул руки, чтобы поймать свои собственные брюки, и в этот момент он понял весь смысл того, зачем надо было раздеваться. Боль, которая накрыла его, едва браслет сдвинулся чуть вниз по запястью, оказалась сравнима разве что с десятком Круциатусов. Кожа под браслетом не просто горела, на глазах обнажая отвратительное тлеющее мясо - руку как будто выгрызали живьем. Захлебнувшись собственным истошным воплем, взрезавшим и легкие, и уши, Люциус перевернулся на живот и вцепился зубами в какой-то корень, лишь бы удержать крик. — Господи, да сделайте же что-нибудь! — донесся до него полный отчаяния возглас Поттера. — Сейчас, — ответила Тала. Люциус услышал, как она упала на траву рядом с ним, почувствовал, как она стиснула его руку у локтя и начала медленно поглаживать ее, направляя тепло сверху вниз. Тотчас же боль стала потихоньку отступать, и через несколько минут ужаснейших мук, в течение которых он все еще продолжал надеяться на милосердие потери сознания, превратилась из запредельной просто в терпимую. Теплая ладонь успокаивающе провела по его спине и плечам, собирая капли пота. — Это облегчит боль на время, — сказала Тала. — Но надо будет сходить к колдуну за мазью. — С ним все в порядке? — недоверчиво спросил Поттер, и Люциус вдруг почувствовал прикосновение к лопаткам другой, почти ледяной ладони. Он повернул голову и выдохнул, отплевываясь землей: — Проверяете состояние собственности? Поттер отпрянул и сел на землю, затягивая брючный ремень: — Ну, ты и придурок, Малфой! У меня уши чуть не лопнули от твоего вопля! А я, между прочим, несу за тебя ответственность! — Поттер, — с ехидцей поинтересовался Северус, — Люциус уже большой мальчик, не находите? Люциус, едва слушая их, согнул руку, разглядывая затянувшуюся красной коркой отвратительную рану. Браслет, сдвинувшийся на дюйм, словно стал толще и покрылся, будто ржавчиной, белой накипью. На время, интересно, это на сколько? Надо было вставать и одеваться, но Люциус никак не мог отдышаться, казалось, что внутри все завалило камнями и потоку воздуха приходится пробираться по чудом оставшемуся узкому лазу. Перед глазами продолжали плавать огненные круги. Тала встала и, бросив что-то еле разборчивое вроде «ждите меня», ушла в ельник. Люциус, пытаясь разогнать дыхание, перевел взгляд в сторону и снова увидел Поттера. Тот сидел все в той же позе, уставившись на скомканную майку в своих руках и даже не пытаясь прикрыть худощавое тело, единственной мало-мальски привлекательной частью которого были натренированные руки и плечи. Невольно вспомнился Драко, его мужественная, истинно малфоевская, передававшаяся из поколения в поколение красота. Вот чем можно гордиться! А этот — общипыш… Люциус перевел взгляд на худой поттеровский живот, на дорожку волос, убегающую вниз от пупка к брючному ремню. И тут его будто кто под руку толкнул. Он перевернулся и небрежно развалился на траве, бесстыдно расставляя ноги, выставляя на всеобщее обозрение свое собственное точеное тело. И усмехнулся в ответ на реакцию обалдевшего мальчишки. Тала вернулась минут через десять. Люциус уже восстановил дыхание, полностью оделся и обходил по краю поляну, вокруг которой елки росли так плотно, что было ни черта не разглядеть, куда здесь идти. Впрочем, вся эта чепуха ненадолго. Если в семейной летописи про то, как здесь принимали Малфоев, хотя бы половина правды, то его ждет невиданный почет. Люциус вспомнил, как отец перебирал горсти драгоценных камней, полученных за службу здесь. Мелкие, но ввиду красоты — бешеной стоимости. Запускал руки в шкатулку по локоть: «Хочешь?» Когда Абраксас умер, выяснилось, что камней уже нет и в помине, Малфои были основательно разорены, и Люциусу пришлось начинать все заново… Тала вернулась с целой охапкой листьев и почти всю ее тут же отдала Северусу: — Мы на поляне ведьм. Местные сюда не ходят, лес и вправду нечистый, что тут только не водится. Пойдем в деревню, как стемнеет. От меня не отходить ни на шаг, и если я говорю прятаться — значит, прятаться. Не забывайте, что вы не можете колдовать. Сюрприз так сюрприз! Этого Люциус никак не ожидал. — А почему, собственно, не можем? — воскликнул Поттер. — Ваша магия здесь просто не проявится, — ответила Тала. — И палочки — бесполезные деревяшки. — Ясно, — угрюмо отозвался тот. Заладил уже… И так тошно. Тала подошла к Люциусу. В ее руках были два вида листьев — продолговатые, похожие на лавр, и еще что-то ядовито-зеленое, очень мелкое, среднее между папоротником и мхом. Первые, «для сердца и легких», она велела разжевать, а вторые растерла в крошку и натерла Люциусу виски. Он поморщился от горького вкуса и приторного запаха, но выбирать особо не приходилось. Лучшие зелья Северуса, ставившие его на ноги после самых ужасных Круциатусов уже через несколько часов, пахли и похлеще. — И что теперь? Это тоже, кажется, фирменное поттеровское. Люциус поморщился. Мальчишка начинал не на шутку раздражать его. — Теперь будем ждать заката, — сказала Тала, устраиваясь в центре поляны. — В деревне нас встретит посланец Белого города? — осторожно поинтересовался Люциус, не вполне уверенный, что он правильно помнит название столицы Объединенных земель. Тала посмотрела на него, а потом на свою руку, и ожесточенно принялась стягивать с указательного пальца стоившее, должно быть, целое состояние кольцо с крупным черным бриллиантом. — Молите всех своих богов, мистер Малфой, чтобы мы не встретили никого до самого города, — сказала она. — Страна наводнена шпионами, и если о нас узнают, мы отправимся прямиком к Серой колдунье, не успев и вдохнуть. — А далеко до этого самого города? — подал голос Поттер. — До Белого города? Если идти с утра до вечера, то около шести декад. Люциус и Северус переглянулись. — Еще немного, и я буду думать, что здесь опаснее, чем если бы мы остались у нас, — воскликнул Поттер. — Не мелите ерунды! — сердито одернул его Северус. — Нет ничего хуже, чем лишиться магии. Люциус вздрогнул от недобрых предчувствий. Признаваться, что он вляпался, да еще практически по собственной глупости, не хотелось. Впрочем, что он мог бы сделать? Отказаться следовать за Поттером из дома на Гриммо? Тогда бы Поттеру пришлось его заставить, и вышло бы так на так. — Здесь у нас есть хоть какой-то вариант, — продолжал Северус, — а там бы вас лишили магии без разговоров, и уж поверьте, не посмотрели бы на то, что вы — герой и ваш лучший друг — министр. Настолько неуправляемая стихийная магия — это угроза существования всего магического мира, Поттер. Это вам не кабинет Дамблдора разнести! — Тогда что же вы связались со мной, таким угрожающим? Почему не сдали аврорам? Сдали бы, и дело с концом! — огрызнулся Поттер. Северус фыркнул: — Люциус, и этот герой утверждает, что он несет за тебя ответственность! — Ну да, как с Волдемортом сражаться — так Поттер первый, а как все кончено, так ты никто и… Люциус рассмеялся. Поттер напоминал взъерошенного воробья, готового драться против целой стаи за семечко в весенней луже. А, пожалуй, он забавный. На душе полегчало. Ссора его отвлекла. И в самом деле — в конце-то концов, будет день, будет и пища. Малфоям всегда везло, они выпутывались отовсюду, и то, что он пережил последнюю войну (вместе со всей семьей) и сидит сейчас здесь на свободе (ну почти на свободе, если не брать в расчет этот дурацкий браслет) — лучшее тому доказательство. Внезапно его охватило состояние полнейшего, безудержного счастья. Как в тот день, когда отец впервые позволил ему оседлать метлу и полетать немного около мэнора. Для Люциуса Малфоя начиналась новая жизнь, и он знал, что ни одной возможности из нее не упустит.