Обстоятельство непреодолимой силы

За оставшееся время путешествия, те же четыре дня, ибо один из них пришлось простоять по случаю ремонта одного из возов на опушке леса, они с Поттером, кажется, довели друг друга до ручки. Весь день тянуться друг к другу и ласкать, целоваться — это они тоже распробовали — целоваться и целоваться, и не иметь возможности получить разрядку, спать на постоялых дворах совсем рядом и лишь касаться друг друга кончиками пальцев на пару секунд, пока кто-нибудь не обернется. Люциус всегда влюблялся или желал кого-нибудь только взаимно. Ему в жизни не приходило в голову, что он может получить отказ. Это он обращал благосклонное внимание, это он позволял за собой ухаживать, снисходил, дарил. Вначале предполагалось, что примерно та же схема (за исключением чувств) отыграется и с Поттером, но, когда дошло до дела, все повернулось совершенно не так. За какие-то несколько дней, пока Люциус лечился, Поттер из растерянного мальчика, нуждавшегося в руководстве, превратился в человека, который знал, чего хотел, и твердо намеревался этого добиться. А вот чего именно он хотел?.. Этот новый, незнакомый Поттер порой пугал куда больше, чем совсем недавно злившийся Поттер-аврор, или в свое время некто, заставивший исчезнуть Темного Лорда. Пугал и одновременно притягивал, как никогда бы не смог притянуть тот. Только вот, что если он хочет прямо противоположного? Разумеется, то, что он сам будет снизу, было исключено. Но что, если Поттер не захочет быть снизу? Разумеется, существовали и другие способы. Можно было не настаивать на проникновении и ограничиться минетом. Даже взаимная дрочка могла доставить удовольствие. В конце концов, просто тереться друг о друга… Но, кажется, Люциус еще никого не хотел так сильно. И после всего - получить лишь разрядку? Ну нет! Он получит от Поттера все. Только все, и никак иначе. И если этого не случится сейчас, он добьется своего любым способом по возвращении в Англию. Примерно такие мысли бурлили в его голове к концу путешествия, при этом Поттер ни разу не дал ему понять, что действительно может хотеть большего. Но его отчаянная жажда тоже была видна невооруженным глазом. В последний день им вообще пришлось туго. Заставу у Зеленого города обходили пешком под мантией-невидимкой, утопая по пояс в траве, практически молясь, чтобы саму собой приминающуюся крапиву никто не заметил. Стражники переворошили все возы, заставили вскрывать каждый ящик, хотя по размеру ни один из них не был достаточен для того, чтобы там поместился человек. Хотя — это ведь таможня, чего от них можно хотеть? Но не на каждой заставе, напомнил себе Люциус. И не в отношении каравана торговца, имевшего красный лист. Этих, как рассказала Тала, вообще должны были пропускать беспрепятственно и обыскивали только в связи с чрезвычайными мерами. Когда Люциус, ковылявший в обнимку с Поттером футах в пятидесяти, оглянулся, картина была феерическая. Тала сидела на лошади, бледная, прямая как столб, с таким высокомерным выражением лица, которому позавидовал бы и он сам. Беловолосый Снейп мешался под ногами у стражников и отчаянно мычал, изображая возмущение, а на самом деле, по-видимому, читая чьи-то мысли. Или пытаясь их читать, ровно настолько, насколько мог заставить кого-то занятого своим «честным» делом посмотреть ему в глаза. В конце концов, раздражение его поведением, видимо, достигло предела, и самый рослый и, по виду, самый тупой из стражников, толкнул его в плечо, да так, что Северус упал в пыль. Гарри схватил Люциуса за руку, и они остановились. Тала мигом соскочила с лошади, и ее яростная ругань разнеслась над всей очередью караванов, столпившихся у заставы. Северус поднялся, и Люциус было подумал, что сейчас что-то начнется. Но тот лишь почтительно поклонился Тале и, прихрамывая, ушел в другую часть каравана. Люциус и сам кипел от ярости — унижение Северуса чувствовалось, как свое. — Врезать бы, да? — сказал Поттер на ухо. — Идем, — шепнул Люциус, касаясь губами вспотевших волос у его виска, — надо идти. Еще пару часов они ждали караван на пригорке за разрушенной сторожевой башней. Отсюда не было видно того, что творилось на заставе: мешали нагромождения валунов на подъеме дороги. Все это время они просто сидели, прижавшись друг к другу. Поттер уткнулся носом ему в шею и сопел, и так он казался Люциусу все тем, прежним мальчишкой. Болтать громко было нельзя, мимо в обоих направлениях шли или ехали люди и разные повозки — и крытые, как в караване, и совсем маленькие двухколесные, с чьим-то нищенским скарбом. Те, кто шел к заставе, отличались озабоченными лицами, те, кто шел от нее — злыми. — Невесело они тут живут, — зашептал опять Гарри. — Да уж, — еле слышно фыркнул Люциус. — У нас гораздо лучше. Люциус промолчал. Какой-то путник в балахоне и с легким рюкзаком вдруг отделился от толпы ему подобных, пошел к остаткам башни и оказался всего лишь в десяти футах. Потом, по счастью обогнул развалины, видимо, справив по дороге нужду, и ушел дальше, к заставе. Отходить было нельзя, место, около которого Тала должна была остановить караван, определили даже не с утра, а с самого начала похода. — Знаешь что? — сказал Поттер, когда Люциус проводил могучую спину незнакомца взглядом. — Что? — шепнул Люциус, стараясь унять тревогу по поводу задержки каравана. — Когда все это кончится, если все это кончится — я напьюсь. Люциус словно помимо воли стиснул его руку. — Приглашаешь составить тебе компанию? — спросил он. — Да, — продолжал Поттер, касаясь его уха горячим дыханием. — Устроим вечеринку в доме на Гриммо. Ты, я, Снейп и Тала. — Под вопли Вальбурги? — поинтересовался Люциус, несколько разочарованный, что Поттер говорил не о них двоих. Тот хмыкнул и умолк, пережидая очередного отделившегося от толпы бродягу. — К твоему сведению, Северус вряд ли заинтересуется пьянкой, — сказал Люциус, хотя совершенно не был в этом уверен. — Да? — ухмыльнулся Поттер, судя по всему, нисколько ему не поверив. — Ну, в таком случае, нам придется пить вдвоем. Караван все не показывался из-за поворота, и Люциус в данную минуту не был настолько оптимистичен. — Хотел бы я напиться здесь, — прошептал он, нежно поглаживая руку Поттера большим пальцем и непрестанно вглядываясь в толпу. — Но у них даже нет вина. — Они зато жуют листья и курят чего-то там, — ответил Поттер и, отведя пальцами волосы над ухом Люциуса, лизнул его в ушную раковину. И добавил — в то самое мгновение, когда караван с едущим впереди Северусом наконец-то показался из-за поворота. — Но вместо пьянки мы можем потрахаться, а это, наверное, гораздо веселей? Люциус вздрогнул. — Ты этого хочешь? — спросил он осторожно. — А ты нет? — шепнул Поттер. — Зависит… от того, что ты можешь предложить, — сказал Люциус, чувствуя, как невыносимо жарко становится под мантией. — Ааа, — протянул Поттер, — все понятно. Самого лучшего ты хочешь для себя. А я для тебя никто, подстилка. Я все понял. Сердце Люциуса упало. Несмотря на то, что караван был еще далеко и до того момента, как они смогут устроиться у любимой стенки, им надо было прижиматься друг к другу, он чувствовал в этот момент Гарри так, как если бы тот оказался на расстоянии мили. И это было… неприятно. — Какая же все-таки ты сволочь, Малфой. Невыносимая сволочь. — Я — тот, кто я есть, — чувствуя, что вскипает, отрезал Люциус, но продолжать разговоры уже в любом случае не было времени: напротив них останавливался караван.