Обстоятельство непреодолимой силы

Внизу, несмотря на то, что озеро находилось в подземелье, пахло свежестью природы и вольной водой. Над ним сияли щедро рассыпанные по потолку пещеры серебристые звезды. От подножия лестницы тянулась длинная узкая каменистая осыпь, в дальнюю оконечность которой утыкались две большие лодки. По носу и правому борту каждой шла диковинная резьба – грубая, неуклюжая, словно бы руку сюда приложил не мастер, а впервые взявшийся за инструмент ребенок. Однако среди деревянных листьев Тала разглядела отчетливые силуэты росомахи и медведя – тайные знаки давно исчезнувшего лесного общества. Эти два животных, а также символ Белой колдуньи – летучая мышь, считались самыми древними посланниками богов в Объединенных землях. Самое странное, что здесь, под дворцом, полным заговоров и ненависти, не было никакой угрозы. Несмотря на заявления Итигении, в пещере все дышало покоем и безопасностью, в черной воде озера всплескивала самая обыкновенная, на вид вполне съедобная, рыба. Тала молча забралась в лодку с резным медведем. Итигения оттолкнула ее от берега. Вторая лодка отчалила сама по себе, сама по себе развернулась и поплыла рядом. - Надеюсь, в твою дурную голову не придет такая глупость, как вернуться, - сказала Итигения на прощание. – Я тебя все равно почувствую. Тала кивнула. И равнодушно отметила, что когда-то сочла бы это действием ниже своего достоинства. Теперь на отношение к ней Итигении было абсолютно плевать. Хотелось только одного – лечь в лодку, на самое дно, прикрыться грубым шерстяным одеялом, которое валялось тут же, подгрести под голову мешок и уснуть. Ей предстояло преодолеть одно за другим с десяток озер. Она была так измучена происшедшим, что мозг наотрез отказывался думать ясно. В хаосе ее мыслей смешивалось все сразу – близость Северуса, низость Боудена, боль от его предательства и боль от потери Северуса, и страх, что она ничего не придумает, не найдет нужного мастера времени, не найдет способа проникнуть во дворец снова, и Северуса убьют. Когда белый балахон исчез на лестнице, Тала легла на спину и стала смотреть вверх. Течение здесь было очень спокойным, лишь изредка лодка несильно ударялась о торчащие под водой камни. Ласковый, мягкий свет серебристых звезд заглядывал в лицо, словно спрашивая, что случилось. Тала прикрыла глаза, чувствуя, как из-под век рвутся слезы. На душе было так холодно, словно вернулась Великая Зима, о которой она прочитала однажды в книге «Рассказы далеких предков». Зима бывала и на Эвере, и мать писала в своих тетрадках об этом, а еще о том, как здорово кататься на коньках и о многом другом, и, конечно, Тала хотела все это попробовать… когда-то… Вот ведь, как получилось с Боуденом… В Академии они иногда ездили с Таиной, матерью Маар и ее племянником Эрбером в пустыню — смотреть на развалины Старого города, древней столицы Сиреневого края. В одном из храмов была мозаика. Большая часть плиток из нее осыпалась, и Тала никак не могла понять, что же там изображено, пока Эрбер не залепил недостающие кусочки цветной пастой. И она долго потом кляла себя, что не сообразила самого простого, ведь смотрели они с Эрбером на одно и то же. Так и сейчас — понадобилась Итигения, чтобы все встало на свои места. Но как жестоки, однако, духи. Пережить весь этот ад только ради одного, зная - то, что ты делаешь, спасет человека, которого ты любишь, позволит ему дальше жить благополучно и счастливо, и вдруг обнаружить, что ему нужно совсем другое. Что для того, чтобы жить спокойно и счастливо, ему нужно уничтожить тебя – для репутации проводника ведь хуже нет, чем провал задания - и тех, кто… тебе дорог тоже. Права Итигения: она, Тала, - наивная дура, соплячка, как ее называл Хедер… Только и радости теперь, что знать – был бы на ее месте кто-то другой, случилось бы ровно то же самое, и, может, Люциуса, Гарри и Северуса поймали и убили бы еще раньше, чем сейчас… Северус… Воспоминание о коротком миге близости сделалось вдруг таким ясным, что Тала не смогла справиться с ним сразу. В быстрых прикосновениях мужских рук, в резких движениях вдоль ее тела и внутри не было ничего нежного или романтического, ничего такого, о чем рассказывалось в легендах или песнях, или шепотом проговаривалось под покровом ночи в спальнях Академии. Зато была надежность, было желание защитить ее, и, наверное, была любовь… Тем тяжелее было вспоминать этот невзгляд. Тала сжала грудь с такой силой, словно собиралась выдавить оттуда разрывающееся от боли сердце. «Бывают моменты, - сказала однажды, вскоре после происшествия с Олой, мать Элиан, - которые нужно просто пережить». - Просто пережить, - Тала вгляделась в опускающийся все ниже к концу пещеры потолок, со вздохом усмехнулась особо яркой звезде, повернулась, натягивая одеяло, ткнулась носом в приятно пахнущую чуть подгнившим деревом и старым клеем скрепу. Кто-то когда-то сказал ей, наверное, мать Маар, что если что-то не пронаблюдали, это может быть изменено. И этот, пока ничем не подтвержденный, постулат - ее единственный шанс. Кроме того, ей нужно будет найти кого-то, кто бы смог проникнуть во дворец вместо нее. Иначе Итигения ее почувствует. Но сейчас-то она все равно не сможет ничего сделать. Так что надо просто переждать. От мерных движений лодки клонило в сон. Тала с облегчением закрыла слипающиеся глаза. И тут же вскочила, едва успев уклониться от стремительно надвигающегося потолка – летучая мышь, жирная, размером с хороший бочонок для вина, видимо, только что сорвавшись с высоты, несколько раз ударила Талу крыльями по лицу и, сделав неловкий кульбит, вылетела за борт, стукнулась о потолок и шлепнулась в воду. Тала провела рукой по носу, убирая будущие синяки, осторожно приподняла голову над краем лодки. Мышь лежала на воде, дергая лапами, в то время как поток медленно уносил ее от родного потолка. Уносил от!!! Значит, течение в озере позволяло плыть одновременно в две стороны. Тала вскочила, на этот раз все-таки ударившись, отмахнулась от потолка и в два счета развернула магией обе лодки. Логически спасение лежало где-то далеко за гранью пещеры, но бешено молотящее грудную клетку сердце, повинуясь знаку верховной богини, даже не рассматривало другого варианта, кроме как повернуть назад. -------------------------- Второе течение было немного медленнее, но, по подсчетам Талы, к тому времени, когда лодка вновь ткнулась носом в осыпь, с начала ее путешествия прошло всего около полутора часов. Как раз хватило, чтобы выудить из памяти записанный в тетрадках матери ритуал. И самое главное - вообще вспомнить о ритуале. Цель его была в том, чтобы временно спрятать способности проводника от своих же. Зачем, в свою очередь, делалось это, никто не писал. Но Тала помнила, что отец прибегал к нему однажды и все прошло хорошо, последствия, как и было положено, рассеялись через три дня. Ритуал был нехитрым. Произнести магическую формулу, представить, будто накрываешь себя особым, сплетенным из травы-защитницы, покрывалом. Растянуть мысленно по всему телу, сказать завершающую формулу и все дела. Вот только как проверить, сработало или не сработало, Тала не знала. Потому, завершив ритуал, выждала несколько минут – не появятся ли какие-нибудь признаки, но так ничего и не дождавшись, двинулась вверх по лестнице. Что она будет делать, Тала и понятия не имела. Но Белая колдунья ведь не зря вела? Наверху начинался коридор, тот самый, за стеной которого она почувствовала Люциуса. Тала дошла до развилки и прислушалась к себе. И похолодела – ничего. Внизу лестницы она ощущала Гарри, Люциуса и Северуса, как три удаленные от нее в пространстве яркие точки. Теперь – не чувствовала ни одной. Вот значит, как действовал ритуал - он не скрывал, он выключал способности проводника! Потому и не мог ее почувствовать другой проводник, что ощущал ее энергию, как энергию обычного человека! Тала опустилась на корточки у стены, сжала голову руками. - Белая колдунья, ты ведь не затем меня сюда привела, чтоб я никого не спасла и вот так сдохла? Слезы снова закипели на глазах. Ник-чем-ная. Сколько раз за этот день переходила от отчаяния к беспомощности. А все собственная глупость, которой нет конца. Ну, решила же мастера времени найти, нет, повернула… Это еще мать Маар говорила: «Выбери что-нибудь одно». А что теперь выбрать? Бесцельно блуждать по коридорам, надеясь на что-нибудь, на чудо, или опять в лодку, опять плыть? Выбор был очевиден. Тала поднялась, вздохнула и села обратно. «Есть знаки, которые нельзя по-другому истолковать». Это уже мать Элиан рассказывала, почему решила оставить когда-то королевскую службу и уйти с нее в никуда. Поехала путешествовать и в первом же городе встретила человека, с которым навсегда связала свою жизнь. Мышь летучая… А вдруг просто мышь? Та же мать Маар вот зато говорила: «Сомневайся во всем». Еще, правда, говорила: «Никогда не решай при неясном, неспокойном уме». Тала закрыла глаза, попыталась расслабить словно в тисках зажатое тело. Вспомнила, как учили – представить полное света поле, безмятежное, в нежаркое лето, безграничное… И вскочила – инстинкты не подвели, для того, чтобы отступить перед словно бы ниоткуда возникшим Тейро. - Это хорошо, что вы вернулись, - сказал он на чистейшем эверском. – Иначе мне пришлось бы вас искать. - Вы проводник! – воскликнула Тала. – Но… Тейро кивнул. - У меня есть способности, хотя я не являюсь проводником в полной мере. Клятвы проводников на меня не распространяются, но, - он гордо вскинул голову, - это не значит, что я собираюсь позволить кого-то здесь убить. - Почему вы не с ними? – спросила Тала. - Потому что я не меняю честь на выгоду, - холодно ответил Тейро. – А в чертогах Серой колдуньи мы будем все. – Он помолчал. - Я почувствовал, что вы провели ритуал. Только вы, похоже, не знаете вторую часть. Я буду говорить на эверском, - продолжил он. – Во дворце, кроме нас, его знает только ваша… подруга, но она сейчас рассказывает ночные сказки моему брату. У нас мало времени. Идите за мной. Только теперь Тала разглядела в его руках продолговатый предмет, завернутый в холщовую ткань. Тейро словно бы не знал, куда его пристроить. Проследив взгляд Талы, он сунул предмет подмышку и жестом велел идти следом, по низкому коридору, который, вероятно, вел к комнате Люциуса. Когда они прошли четыре поворота, Тейро вдруг замер. Тала едва не налетела на него. Он слегка повернул голову в ее сторону и прислушался. Его темные зрачки сузились. В тусклом свете чадящего факела, отбрасывающего причудливые тени, длинное худое лицо, несмотря на властные черты Острейга, казалось почти беспомощным. - Маме плохо, - ответил он на немой вопрос Талы. – Очень плохо. – И тряхнул хвостом, словно отводя морок. - Это нам на руку. «Он любит ее», - потрясенно подумала Тала. Итиль, по слухам, была совершенным чудовищем, но Тейро, похоже, относился к своей матери точно так же, как Тала могла относиться к своей. - Сначала мы должны кое к кому заглянуть, - Тейро нырнул в узкий боковой коридор, и они оба оказались перед стенной нишей, за которой была низенькая дверь. Из-под нее вырывались снопы света. Из-за двери слышалось мерное бормотание, в воздухе тянуло чем-то смутно знакомым. Тала принюхалась… Травы! - Целитель! – воскликнула она. – Вы уже были там?! - У ваших друзей? – спросил Тейро мягко. – Нет, не был. - Но… откуда вы знаете? Тейро повернулся к Тале, долго рассматривал ее, а потом ответил: - Я живу здесь уже второй год, потому что однажды в Кушткасе встретил женщину, которая попросила меня о помощи. Тала, не понимая, смотрела на него. - В третью луну четвертого месяца зимы года эйдан я встретил тебя в таверне «Серебряный Рог».