Обстоятельство непреодолимой силы

Конечно, долго вытерпеть он не смог. Гарри позволил уложить себя на кровать, на мягкие подушки, но когда Итиль расстегнула верхние пуговицы балахона и задрала его, чтобы стащить, Гарри, вместо того, чтобы приподняться, не отдавая себе отчета, вжался в постель так сильно, словно хотел исчезнуть. Даже если бы он смог заставить себя забыть, что Итиль – чудовище, которое едва не обрекло его друзей на пытки ради собственной прихоти, он не смог бы забыть такой мелочи, что, несмотря на нестарую внешность, на самом деле она годилась ему в матери – Тейро ведь было больше двадцати лет. Словно почувствовав его настроение, колдунья отстранилась. На секунду на ее лице отразился гнев, и Гарри сжался, предчувствуя недоброе. Впрочем, в некотором роде он даже желал его, поэтому, когда Итиль звонко рассмеялась и миролюбиво сказала: «Ах да, я же забыла кое-что», он почувствовал разочарование. Лучше бы уж буря и все было решено. Но нет, нельзя, напомнил он себе. От того, насколько он справится, зависит судьба Люциуса. Итиль, легкая, как девчонка, светлая, хихикая, встряхивая золотистой копной, кинулась к столику и мигом оказалась на прежнем месте – с пиалой и кувшином в руках, опираясь на постель худым коленом, выглядывающим из разреза штанины. - Вот, выпей, дорогой! И я буду казаться тебе самой желанной женщиной на свете! Гарри, разумеется, пиалу поначалу отвел. - Да ну, - засмеялась Итиль. Настроение у нее явно было очень хорошее. Худые щеки украсил приятный румянец – Гарри дорого дал бы за то, чтоб он оказался признаком какой-нибудь смертельной болезни. – Я же не могу тебя отравить. Это же все иллюзия, - радостно продолжала колдунья, вновь обводя жестом комнату. Гарри вгляделся в нее – Итиль будто молодела с каждой фразой. Когда он все-таки решился и взял пиалу, золотистые волосы вдруг сами собой сплелись в толстую косу. Не желая вдаваться во все эти тонкости – и так устал до чертиков от всех этих происшествий, Гарри отвел взгляд, решился и выпил. - Ай молодец, умница, - сказала она насмешливо. Голос тоже стал звонче. Вкус напитка был приятный, похожий на абрикосовый компот, в меру сладкий, как раз такой, какой Гарри любил. Он только сейчас осознал, что уже много часов чувствовал ужасную жажду. Когда он опустошил пиалу, Итиль взяла ее и вдруг посмотрела на него озабоченно. Потом наполнила пиалу вновь, подала и сказала: - Неприятно, что вас столько часов продержали без еды и воды. Это хорошо, что вы в своих комнатах не трогали ничего. Прозвучало почти по-человечески. Гарри вскинулся: - Это ты приказала отравить еду? - Нет, ну что ты. Боуден попросил меня не трогать девку, а я всегда выполняю обещания, данные своим любовникам. Гарри чуть не поперхнулся напитком: - Его ты тоже?! Итиль засмеялась. - Он замечательный мальчик, хоть и несколько мужлан. Пришлось его пообтесать. К сожалению, совсем на мою сторону его привлечь не получилось, - она скривилась. – Тут ведь вмешиваются так называемые настоящие чувства. Как, кстати, тебе напиток? Гарри пожал плечами. - Что-то ты мне не кажешься самой желанной женщиной, - ляпнул он. - Ай, дорогой, - она отмахнулась, - это все дело времени. Через несколько минут ты уже будешь влюблен в меня. Здесь ведь можно почти все. Сам видишь, не дурак, что твои ощущения ничуть не отличаются от тех, которые ты бы испытал наяву. - Почти все? Что же здесь нельзя? – зацепился Гарри. Итиль нахмурилась: - Вечно с тобой так. Почему ты не можешь быть, как все остальные? Делать свое дело и не задавать вопросов. - Так что же? - Я не могу почувствовать твой запах. Я придумала его себе. Гарри не смог удержаться от того, чтобы расхохотаться: - Мой запах! После стольких дней похода! - Ты знаешь, о чем я. Ничто не сравнится с настоящим запахом молодого тела. Пришлось взять запах Сириэ. Ублюдок сбежал не так давно, чтобы я его забыла. Впрочем, я могла бы и придумать, но это не так сладко. Гораздо лучше знать, что запах - настоящий, правда? Могла бы и придумать. Иллюзия. У Гарри появилось ощущение, что слова Итиль – это потихоньку складывающийся паззл. И если он его разгадает… Она управляет иллюзией для них обоих, и это значит… Это значит что? - Твой запах – настоящий? – на всякий случай уточнил он. - Конечно, - чуть обиженно сказала она. И потом посмотрела пристально: - Дорогой, зачем ты провоцируешь меня? Тебе так хочется, чтобы умерли твои друзья? Особо мучительной смертью? Я ведь могу просто не делать ничего. Знаешь, как действует яд церу, которым отравлена еда в ваших комнатах? Вы, такие умные, догадались ничего не есть, только вы не знаете, что когда еда начинает гнить, то и яд начинает выделяться тоже… Сначала становится немного трудно дышать, потом комната заполняется чудовищами, а потом… - Итиль хихикнула, - потом начинается стояк, который невозможно унять ничем. При этом чувствительность и память обостряются. И вот ты в попытке утолить похоть, совокупляешься с воображаемыми чудовищами и чувствуешь себя отвратительным, ненасытным животным, ненавидишь себя, и все это продолжается много-много дней. Как же она его задолбала! Гарри прикрыл глаза, стараясь отрешиться от ее голоса, въедливого, как тот самый яд. Прислушался к себе – что-то пока никакой влюбленности. Он даже уже почти хотел этого. В конце концов, если у него есть чувства, то Итиль сама проговорилась, бояться нечего, а так – хоть крошечная надежда на спасение. Если она его отпустит и вылечит, то помнить он ничего не будет, а если и вспомнит – то уж как-нибудь себя простит. Главное теперь – заставить себя. Впрочем, как будто бы его начало уже охватывать равнодушие ко всему происходящему. Может быть, это переходная стадия? Гарри поймал себя на том, что расслабляется, почувствовав, как ловкие пальцы погладили его пах сквозь толстую ткань штанов. Возбуждения он не ощущал по-прежнему, но прикосновения уже не были неприятными. Он охотно подался вперед, чтобы помочь Итиль освободить его от балахона – в конце концов, в комнате было очень тепло. Подставил лицо и шею рукам, которые ласкали его. А потом открыл глаза и увидел, как Итиль тянется к нему губами для поцелуя… Переклинило его сразу. Наверное, он мог делать эти попытки еще тысячу чертовых лет, но и сам прекрасно чувствовал, что это не помогло бы. Люциус владел всем его существом, и целовать кого-то, заниматься с кем-то любовью, кажется, было априори бесполезно. - Нет! – вскрикнул, почти взвизгнул, Гарри, до упора отклоняясь назад. Итиль с протянутыми руками замерла над ним в нелепой искривленной позе, словно неудавшийся шедевр ландшафтного дизайна - дерево, из-под которого только что выдернули подпорку и которое еще не понимает, что ему через секунду предстоит рухнуть. Однако дерево не рухнуло. - Ах вот оно что, - задумчиво протянула Итиль. – Вот в чем дело. Тот высокомерный красавчик, как его? кажется, Люциус, трахал тебя в зад… Тоном Гарри ничуть не обманулся, но к случившемуся, конечно, не был готов. В следующее мгновение волосы и одежда Итиль затрепетали, будто от налетевшего ветра. В комнате и за окнами потемнело – казалось, грозовое облако разом накрыло башню, а затем над Гарри раздался душераздирающий скрежет, переходящий в рев. Он успел перекатиться через кровать ровно в ту секунду, когда стальные когти, венчавшие четырехпалую черную сухую, как у скелета, кисть, полоснули его по лицу. Боль была адская. Коготь вырвал глаз, и он повис на сухожилии, вращаясь в разные стороны, как будто пытался разглядеть, что происходит, сквозь клочки заполнявшей пространство темноты. Итиль захохотала, почти захлебываясь. Гарри не мог рассмотреть, во что она превратилась – кровь заливала лицо. Но смутно, почти теряя сознание, понимал, что ни во что хорошее. И вдруг каким-то чудом он вспомнил – иллюзия, и паззл сложился сам собой. Если это иллюзия, его иллюзия, даже созданная другим человеком, то он тоже может ею управлять. Вот и все. Глаз вернулся на место мгновенно, между Гарри и Итиль выросла непробиваемая стеклянная стена. Темнота рассеялась, последний клочок сделал попытку зацепиться за зеленую занавеску, но умчался в направлении ближайшей горы, сдутый ветром. Итиль была драконом, зелено-золотистым драконом. Гарри ясно видел каждую чешуйку на ее шкуре. - Думаешь перехитрить меня? – захохотала она. – Забыл, что не проживешь без меня и минуты! Но так уж и быть – сдохнешь ты на сладкое, а прежде помучишься, наблюдая за утехами друзей. Твоя Тала как раз вернулась во дворец, чтобы спасти вас и твоего ненаглядного Люциуса. Скоро, скоро она его приведет, и вы все окажетесь в одной комнате. Я сделаю так, что на тебя не подействует яд. И не дам открыть комнату. Никому. Гарри выругал себя последними словами, изо всех сил соображая, что же делать. Итиль закружилась на одном месте, забила по полу изящным хвостом и, искрясь в обвевающих ее снизу вверх потоках солнечного света, явно принялась вливать энергию в его тело. Зрелище было завораживающим. Непонятно было, что делать дальше – энергия давала надежду на жизнь, но потом? Идеальным представлялось вырубить Итиль в тот момент, когда она закончит, но… Гарри сосредоточился, пытаясь вообразить что-то тяжелое, и наткнулся на непреодолимую преграду – стеклянный барьер, похоже, был единственной вещью, которую он мог здесь создать, да и то только потому, что стекла здесь по обе стороны торчало хоть отбавляй. Чужая иллюзия не позволяла проникать в нее. У Гарри никак не выходило стать сотворцом. Взгляд заметался по комнате, наткнулся на глазурный кувшин. В эту же секунду Итиль превратилась обратно и, оглядевшись с недоумением, стряхнула с себя последние солнечные пылинки. Должно быть, что-то сбилось в ее расчетах, на несколько мгновений пошло не так, но разгадывать, что именно, Гарри уже было некогда. Не остановило его и то, что на гордом лице вдруг проступила растерянность, сделавшая его беспомощным, почти жалким. В тот момент, когда Итиль опомнилась и вскинула руку, видимо, чтобы произнести заклинание, кувшин взмыл в воздух и с силой ударил ее по голове. Колдунья рухнула на ковер как подкошенная. Барьер тотчас же рассыпался в стеклянную пыль. Сконцентрировавшись, Гарри направил всю свою энергию в одном единственном направлении – где-то существовала настоящая Итиль, и ей надо было немедленно дать по мозгам. Эффект не замедлил себя ждать. Ярость на том конце «провода» оказалась страшной. Но Гарри недаром отражал Экспеллиармусом Авады Волдеморта. Несколько минут противостояния, слабый стон, словно заполнивший Итиль изнутри, и все стихло. Перед Гарри промелькнуло несколько картинок – перемешавшись от удара, они стайкой поднялись в воздух и разлетелись по комнате, которая таяла на глазах. На самой последней была палуба большого корабля с гигантской деревянной богиней на носу, прекрасное синее море и не менее синее небо, колени Итиль и покоящаяся на них темноволосая голова морского разбойника с хитрой, довольной улыбочкой на загорелом лице. Осененный внезапной догадкой, изо всех сил цепляясь за остатки иллюзии, Гарри перевел взгляд направо и заставил зеленые занавески взметнуться вверх. Несколько минут, ошеломленный, вглядывался в серые глаза, а потом полетел по тоннелю в законно отвоеванную у величайшей колдуньи Объединенных земель и Заморья темноту.