Молодёжь

— Гермиона? — Драко вышел из своей спальни в понедельник поздно утром, потирая усталые глаза большим и указательным пальцами. — Разве ты не должна быть на работе сегодня? — Я заболела, — Гермиона носилась по кухне. Она явно одевалась в спешке, её волосы были лениво стянуты резинкой: половина их торчала в разные стороны, а некоторые пряди свисали с её плеч. Джемпер был ей слишком большой: он висел на плечах, рукава были широченные, так что ей приходилось постоянно поддерживать их, а её палочка была заткнута за ухо, когда она запрыгнула на кухонный гарнитур. — Но ты не выглядишь больной, — Драко наблюдал, как она запрыгнула коленями на столешницу, голова её пропала в шкафу в поисках. — Нет, — сказала она, явно озабоченно, поскольку даже не удосужилась повернуться. — Это Роза… — Она соскочила вниз со стеклянной бутылкой, зажатой в руке. — Проблемы с желудком. Она даже не смогла позавтракать, — девушка была растерянной. — Бедная девочка, — Драко озабоченно приподнял брови. — Так, мне надо идти! — крикнула она, хватая полотенце, бутылку с лекарством и коробку сока из холодильника, пытаясь удержать всё это в руках. — А ты разве не должен быть на работе? — спросила Гермиона, её глаза немного расширились, когда она поняла, что Драко стоял перед ней, а не был на работе. — Я сегодня работаю после полудня, но могу отпроситься ещё на пару часов, — он пытался отобрать у Гермионы хотя бы сок, но она была упёртой. — Иди на работу! Я могу справиться одна с маленьким ребёнком, — недовольно прикрикнула она, и Драко поднял руки вверх в капитуляции. — Если ты настаиваешь, — добавил он с притворным смехом, прежде чем отправиться к кофеварке. Гермиона всегда пила кофе, варила его в любое время суток, и то, что вода в машине была холодная, означало, что она переживала больше, чем обычно. Драко не совсем понимал, как работал этот маггловский прибор, поэтому просто шептал что-то над палочкой до тех пор, пока вода не стала закипать. — Смотри, не опоздай! — Гермиона кричала из прихожей, прежде чем отворить дверь в спальню бедром. Спальня Розы была миниатюрной, но это было так уютно. Синие шторы закрывали крошечное окно, освещая комнату тусклым голубым свечением, солнечный свет просвечивал сквозь ткань. Небольшая кровать была заправлена под окном и покрыта белым постельным бельем и домашним одеялом, а также покрывалом, которое Гермиона сшила, когда жила с Роном. Небольшой шкаф был прижат к стене рядом с кроватью, книжная полка и сундук для игрушек стояли у противоположной стены. Если бы малышка не зашевелилась под одеялом, никто бы не догадался, что Роза находилась ещё в кровати. Она была укутана в одеяла, на поверхности торчали только её рыжие волосы. — Роза… — тихо прошептала Гермиона, поставив посуду на тумбочку и присев на полу у кровати, избегая мокрого пятна на ковре. — Роза, милая, — позвала она, потянув одеяло вниз, чтобы раскрыть красное лицо малышки, её голубые глаза покраснели. — Давай, милая, иди сюда, — Гермиона стянула одеяло, поднимая маленькую девочку с кровати и усаживая себе на колени. — Скажи маме, что случилось? — Она отодвинула рыжие волосы с лица Розы. — У меня болит животик, — она сопела и Гермиона обняла её, покачивая маленькую девочку. — У мамы кое-что есть, что должно помочь, — она достала маленькую стеклянную бутылку, которую выудила из шкафа. — Давай ты выпьешь и попробуешь уснуть? — спросила она и, почувствовав, что Роза кивнула ей в плечо, поцеловала девочку в затылок. — Так, открывай ротик, — она держала ложечку с жидкостью прямо напротив малышки. Гермиона успела влить лекарство ей в рот, прежде чем лицо ребёнка скуксилось. — Какая противная! — Роза высунула язык, словно запыхавшаяся собака, но Гермиона лишь рассмеялась. — Я знаю, но это поможет тебе, любовь моя, — она снова оставила лёгкий поцелуй на затылке малышки. — Когда я была маленькой, — Гермиона наблюдала за тем, каким любопытством засветились голубые глаза её дочери. — Мой папа спускал меня на руках в гостиную, укладывал меня на диван, и мы вместе с мамой сидели там весь день и смотрели телевизор, пока он был на работе! — рассказывала она, трогая её рыжие кудри. — Может, тоже так сделаем? — спросила она, стараясь не рассмеяться, когда глаза Розы расширились от волнения. — Или, может, позже, как хочешь? — спросила она, поднимая девочку и позволяя ей прильнуть к шее, захватывая с собой одно из одеял. — Куда это вы? — Драко сидел на диване, застёгивая манжеты на рукавах рубашки. — Мы будем так же, как мама делать! Когда она болела, — Роза говорила взволнованно. Она выглядела очень забавно: завёрнутая в одеяло, из которого торчал только её носик и тапочки-кролики. — Будете сидеть на диване и есть мороженое? — спросил он, указывая на две миски на журнальном столике и мультфильм на экране. — Беспокойся о здоровье волшебного мира, — Гермиона ткнула пальцем в его бейдж на пиджаке. — И я побеспокоюсь о нашем, — добавила она самодовольно, её руки обвились вокруг плеч дочки. — Плюс, я только что провела десять минут на ковре, на который утром вырвало мою дочку… Позволь мне расслабиться, — сказала она, пожимая плечами. — Я никогда не пойму маггловские традиции, — Драко прищурил глаза, прежде чем отправиться к камину. — Увидимся позже, — он шагнул в камин. — Ведите себя хорошо! — добавил парень, указывая на Розу, прежде чем бросить порошок в камин и исчезнуть в изумрудном пламени. — Ну наконец-то девочки остались одни! — Гермиона улыбнулась малышке, которая всё ещё недовольно сопела, но всё же улыбнулась. — Устроим ленивый день? — она рылась на столе в поисках пульта от телевизора, чтобы переключить канал, когда огонь в камине снова вспыхнул изумрудным пламенем и низенькая полная ведьма в старой голубой шали шагнула в комнату. — Миссис Уизли? — Гермиона вскочила с дивана, чтобы обнять ведьму. — Здравствуй, Гермиона, — она крепко обняла девушку. — Бабушка! — Роза спрыгнула с дивана и крепко вцепилась в ногу Молли. — Привет, Роза, любовь моя! — Она обняла девочку. — У меня есть подарок для тебя, — сказала она, доставая банку с печеньем из своей сумки и передавая её маленькой девочке. — Но не ешь их, если ещё не обедала! — женщина подарила материнскую улыбку Гермионе, по которой так скучала эти два года. — Что нужно сказать? — Гермиона положила руку на плечо дочери. — Спасибо! — пискнула Роза, она возбуждённо крутила банку в руках. — Теперь иди и поставь её на кухню. Чашку чая, миссис Уизли? — спросила Гермиона, стараясь привести в порядок диван и журнальный столик, пытаясь создать некое подобие порядка в доме. — О! Это было бы чудесно, дорогая, — Молли проследовала за Гермионой, в то время, как Роза вернулась с двумя печеньями в руке: она плюхнулась в кокон из одеял. Несколько минут прошло в тишине, обе женщины грели руки от своих горячих чашек, наблюдая, как остывает чай. Звуки мультфильмов разносились по всей квартире, а Роза сидела, не обращая внимания на женщин на диване. — Миссис Уизли, если вы пришли извиниться за Рона… — Гермиона начала, но Молли быстро прервала её. — Я здесь не по этому поводу, дорогая. Он, конечно, не должен был говорить те вещи, и я уверена, что он извинится в своё время, — сказала она с мягкой улыбкой, но Гермиона вздохнула. — Я сомневаюсь, — сказала она удручённо, крутя кружку в руках. Она знала, что Рон был упрям, как осел. Он никогда не извинится первым. Гермиона была замужем за этим человеком. — Он не будет таким вечно, — ответила Молли, протянув руку и схватив одну из рук Гермионы в пожатии. Её улыбка была искренней, карие глаза отражали мудрость, но почему-то Гермионе всё-таки удалось найти повод сомневаться в её словах. — Если Вы не возражаете, миссис Уизли, — Гермиона прошептала осторожно, всё ещё держась за руку своей бывшей свекрови. — То я задам вопрос прямо: что Вы здесь делаете? — сказала она, и Молли выдавила из себя страдальческую улыбку. — Меня попросили передать тебе это, — она полезла в свою сумку и вытащила белый конверт с яркой розовой лентой, обёрнутый вокруг него. Скептически Гермиона потянулась за конвертом, перехватывая невероятно гладкий пергамент в руках. Её имя было написано скорописью золотыми буквами. Повертев его, она сломила розовую, в форме сердца, печать и зашуршала бумагой. Неожиданно вспышка озарила комнату, раздался звук колоколов и даже вспыхнул небольшой огонёк, который окропил Гермиону крошечными белыми, золотыми и розовыми конфетти. Она почувствовала тяжесть в животе до того, как прочитала слова на хрустящем белом пергаменте. Это было приглашение. Дорогая Гермиона, Приглашаем тебя на празднование нашей свадьбы! Рональд Биллиус Уизли И Сюзетт Лаванда Браун Торжество состоится 23 февраля 2004 года С полудня до ночи в Норе. — Свадьба Рона, — вздохнула Гермиона, её руки опустились, и конверт с приглашением приземлился на пол. Из него выпала чёрно-белая колдография жениха и невесты. Рон улыбался в камеру, его глаза светились счастьем, Гермиона таким его не видела очень долгое время, а Лаванда обнимала его, улыбаясь своей фальшивой улыбкой, прежде чем поцеловать его в щёку так крепко, что Гермиона была уверена, что ему должно быть было больно. — Февраль, уже так близко, — сказала она и, к своему удивлению, поймала себя на мысли, что совсем не расстроилась. Но это приглашение злило её. Почему он должен жить долго и счастливо со своей новой женой, а она должна страдать всю свою жизнь, думать о том, что она виновата, с утра до поздней ночи? Гермиона не могла даже просто прийти в гости к кому-то из своей прошлой жизни, потому что чувствовала, что она всё испортила. Почему Роза должна расти без отца? — Они не хотят ждать, — прошептала Молли сочувственно, снова потянувшись к руке Гермионы. — Но это не значит, что он не любил тебя, дорогая, — добавила она, но Гермиона могла слышать, как дрогнул её голос. — Возможно, нам и не суждено было быть вместе, — девушка толкнула пригласительный через стол, так чтобы больше не было видно этих лиц, парочки, которая улыбалась, будто издеваясь над ней. — Ты ведь придёшь? Это будет естественным, ты ведь всё ещё его друг… — Я не знаю, Молли, — Гермиона пропустила волосы сквозь пальцы, снова собирая их на затылке. — Почему, после вчерашнего, я должна хотеть быть там? — спросила она. — Лаванда очень хотела, чтобы ты пришла, — сказала Молли, стараясь звучать оптимистично. — Она это несколько раз повторила… Возможно, она чувствует себя виноватой после того, что наговорила тебе. — Или хочет поиздеваться надо мной опять, — слишком резко сказала Гермиона. — Я ценю Ваши чувства, но я должна подумать, — добавила она, и Молли кивнула, наконец, сделав глоток чая. — Ну, я уверена, ты определишься к воскресенью? — сказала Молли, вставая со своего места и снова набрасывая платок на свои плечи. — Я собираюсь приготовить жаркое на ужин! Уверена, Розе понравится! Так что приходите обязательно! — Сказала она, улыбаясь так ласково и с такой болью одновременно. Девушка чувствовала, как вина того, что она ушла когда-то, давила на её плечи сильнее с каждым днём. Её дочка росла вдали от своей семьи все эти годы, и теперь она расплачивается за это. — Вы уверены, что это будет хорошая идея? — Гермиона поднялась и убрала кружки, из которых сделали лишь по глотку чая. — После того, что случилось, я бы удивилась, если бы кто-то всё ещё хотел заговорить со мной, — сказала она небрежно, включив воду в раковине. — Не преувеличивай! — Молли воскликнула достаточно громко, что заставило Гермиону подпрыгнуть. — Все ещё любят тебя, Гермиона! Они хотели поехать со мной сегодня, но я не думаю, что ты хочешь видеть эту толпу в своём доме. — Правда? — спросила она, покраснев. — Конечно. Ох, Гермиона, — добавила Молли. — Мы все так по тебе скучали, что теперь боимся, что ты снова исчезнешь… — Я никуда пока не собираюсь, Молли, — Гермиона шагнула в сторону хлюпающей носом женщины. Как только она оказалась рядом, Молли крепко обняла молодую ведьму, сминая её в одном из своих крайне плотных объятий, а Гермиона крепко обняла её в ответ, наконец чувствуя любовь к матери, которую, она думала, потеряла навсегда. — Я не думаю, что я вновь исчезну на длительное время.

***

Это было во вторник вечером, в доме близнецов Уизли было довольно тихо, несмотря на то, что Рождество приближалось. Джордж уехал домой пораньше, чтобы провести время с Анжелиной: эти молодые люди до сих пор пытались понять, готовы ли они быть родителями. Это значило, что Фред мог позволить себе расслабиться. Он только сел на диван, банка с пивом была в его руках, когда раздался довольно громкий стук в дверь. Вздыхая от нетерпения, он вскочил с дивана, потащился к двери и дернул её, готовый накричать на каждого, кто потревожил его. Однако эти планы поскандалить были испорчены, когда за дверью оказалась улыбающаяся брюнетка, кудри которой были аккуратно уложены, а в руках она держала три белых пакета. — Ужин! — вскрикнула она с широкой улыбкой, держа сумки так, что Фред мог, наконец, увидеть контейнеры внутри них. — Я подумала, что должна тебе: ты заступился за меня в том споре с Роном, — произнесла она тихо, разглядывая свои ноги. — А я-то думал, что ты придёшь сказать мне, что я был прав с самого начала, — сказал Фред, приложив руку к сердцу, кривляясь. — Не надейся, — пробормотала Гермиона, опуская руки. — Так я могу войти? — спросила она, понимая, что Фред был слишком занят разглядыванием её, при этом закрыв собой вход в квартиру. — Конечно. Ме каса ю каса*, — добавил Фред, резко поклонившись и уходя с дороги. — Если ты собираешься заговорить со мной на испанском, можешь говорить на нём хотя бы правильно? — со смехом сказала она, ставя сумку на пол, прежде чем отправиться на кухню и прихватить две тарелки и столовые приборы. — Кто-то сказал что-то по-испански? — сказал парень, плюхаясь на диван, уже роясь в сумках в поисках интересного. Гермиона только улыбнулась, закатывая глаза, когда вернулась в гостиную, расставляя тарелки и вилки на кофейном столике, но перед этим снимая шарф и пальто. — Я надеюсь, что ты не против китайской кухни? — спросила она, когда Фред достал несколько серебристых контейнеров, уже открывая их. — Никогда не пробовал, — пробормотал Фред: рот его уже был полон лапши, что заставило Гермиону смеяться и гримасничать одновременно. — Ты так же ужасно ешь, как и Роза, — сказала она, окунув кусочек курицы в сладкий и кислый соус одновременно, покачивая головой на выходки Фреда. Только спустя пятнадцать минут, съев большую часть ужина, Фред, наконец, посмотрел на неё. Оба они сидели на диване, довольствуясь едой, и молчали. — Что насчёт пива? — спросил парень, хотя сам он уже успел выпить две бутылки за едой. — Конечно, почему нет? — встрепенулась Гермиона, пожимая плечами, она откинулась на диван. — Как у вас дела с Кэти? — спросила девушка, когда Фред передал ей холодную бутылку, открывая крышку. — Всё нормально, она не перестаёт говорить о Розе, после того, как мы тогда встретились в парке, — Фред сел рядом с ней, явно не замечая того, как Гермиона напряглась при этих словах. — Она говорит о детях с тех пор постоянно! — Ты не думаешь, что она пытается сказать тебе этим что-то? — спросила Гермиона, поняв явные намёки Кэти раньше, чем Фред. Лицо Фреда стало задумчивым, и Гермиона подумала, что, наконец, и он понял, но это длилось недолго. — Не-е-е, я так не думаю. Мы не готовы пока иметь детей, — сказал он, смеясь, смотря на неё так, как будто это была самая нелепая вещь в мире. Часы приближались к полуночи. Одно пиво превратилось в два, а два — перетекли в три. Друзья были сдержаны, пока не перешли на огневиски: тогда комнату заполнил смех, а сами они стали болтать о бессмысленных вещах, просто наслаждаясь компанией друг друга. Они были счастливыми, какими не были уже давно. — Я никогда не спрашивал у тебя… — начал Фред: они сидели на полу, прижавшись спиной к дивану. Голова Гермионы была закинута, она смотрела в потолок стеклянными карими глазами, алкоголь затуманил её мозг. Однако, услышав слова Фреда, она резко выпрямилась, волосы её упали на глаза. — Это правда? То, что Рон говорил? Ты правда встречалась с другим парнем? — Я никогда не обманывала Рона, — покачала головой Гермиона, делая ещё один глоток огневиски. Стаканы были отставлены давным-давно, они были перевернуты на кофейном столике. Они передавали бутылку между собой и делали глубокие глотки. — Тогда почему он был так уверен? — спросил парень, принимая бутылку из её рук и выпивая. Гермиона затихла на мгновение, она пыталась собрать свои мысли воедино. Сейчас девушка могла бы рассказать ему всё, ведь это теперь не принесёт никакого вреда? Но в её голове звенело одно-единственное имя, которое мешало признаться. Кэти. — Потому что я написала письмо, — протянула она, подумав, что может рассказать парню часть правды. Ей не нужно было никого называть, Гермиона была уверена, что хуже она не сделает. — Письмо человеку, которого, как мне казалось, полюбила… — добавила она, стараясь не подавиться своими словами. Гермиона была умной девушкой: она не думала, что до сих пор влюблена в парня, но знала, что тогда любила его. Теперь же она не могла сказать, что всё ещё испытывает это чувство. — И это был не Рон? — спросил Фред заплетающимся языком, что заставило Гермиону рассмеяться. — Нет, это был не Рон, — со смехом сказала она, выхватив бутылку и сделав глубокий глоток, больно глотая, чувствуя, как жидкость жгла её рот и горло перед тем, как заполнить её знакомым теплом. — Но я никогда не изменяла ему. Я написала письмо, но потом спрятала и вовсе забыла об этом. Мы с Роном решили начать всё заново… — Сказала она со вздохом, водя пальцем по горлышку бутылки, стараясь не смотреть Фреду в глаза. — Так как же Рон узнал? — Фред запутался. — Потому что я плохо его спрятала, — девушка сделала глоток. — Он нашел его… — воспоминания того вечера становились ярче. — Мы поругались, он назвал меня лгуньей, сказал, что Роза не его дочь… Он сказал, что я… — Гермиона осеклась. Она даже не поняла, что плачет, пока не почувствовала, как руки Фреда обняли её за плечи; парень притянул её к своей сильной груди и гладил волосы. — Всё хорошо, Гермиона, — прошептал он успокаивающе, голос его, казалось, стал трезвее. — Ты думаешь, я — плохой человек? Я была неправа, потому что влюбилась в кого-то ещё? — спросила она, чувствуя, как слёзы стекают по щекам. — Конечно, нет! — воскликнул он, ослабляя хватку. Гермиона почувствовала, как тепло покинуло её, или, может быть, так влиял алкоголь. — Послушай меня, Гермиона, — зашептал Фред, обхватив её лицо своими ладонями, заставляя девушку смотреть ему в глаза. — Ты не виновата! Ты не можешь винить себя в том, что влюбилась. Это не зависит от тебя… Так же, как мы не можем заставить тех, кого любим, чувствовать это же, — он говорил искренне, и Гермиона почувствовала вес его слов. Неужели Фред любил кого-то, в кого не должен был влюбляться? Всё было размыто, странное ощущение распространилось по всему её телу, за исключением кожи, где были руки Фреда: там кожа, казалось, горела, пылала. — И если бы это был я, если бы я был рядом, я бы никогда не отпустил тебя, — парень шептал, наклоняясь, так, что теперь его лоб был прижат к её лбу. Всякий раз, когда Гермиона Грейнджер позже вспоминала то, что произошло секундой позже, она не могла понять, почему это случилось. Она не знала, кто первый начал этот поцелуй, и кто был первым, кто остановил его. Она помнила лишь момент, когда стало жутко тихо, их лбы соприкасались, и в следующее мгновение его губы были на её губах, огонь распространился по телу, задевая каждый нерв, согревая душу Гермионы. Она никогда не чувствовала себя так с Роном, Драко или с кем-то ещё. Может быть, это был просто алкоголь, который запутал их, но Гермиона могла поклясться, что Фред принял всю её боль, освободил от чувства вины и воспоминаний, которые мучили девушку. Фред будто собрал её, сделал цельной, какой она себя не чувствовала с шестнадцати лет, когда война только началась. Но когда поцелуй закончился, она упала с большей силой. Вес этих пяти лет, весь ужас войны, её неудачный брак, разбитое сердце и вина ощутились ей сильнее, как будто она столкнулась с движущимся автобусом. Гермиона больше не чувствовала себя свободной, она не чувствовала то тепло: ничего, кроме холода и темноты. Она с ужасом смотрела в голубые глаза Фреда, в то время, как он смотрел на неё так, будто видел впервые. Парень был первым, кто заговорил, разрушая тишину единственным словом. — Кэти… — прошептал он, и Гермиона почувствовала, как её сердце, которое поднялось так высоко, будто сама она была сделана из воздуха, опустилось на самое дно её живота, как камень в пруд. — Господи, прости меня… Я не… — Гермиона лепетала, не в силах собрать мысли в одно предложение. Она подскочила на ноги и отошла от Фреда, оставляя его сидеть на полу. — Этого не должно было случиться… — она пыталась поймать его взгляд, но парень смотрел будто сквозь неё. — Давай, будто ничего не было? — её голос дрожал. — Гермиона, пожалуйста… — Фред поднялся, чтобы подойти к ней, но она не видела ничего, кроме ужаса в его глазах. Не теряя времени, Гермиона прыгнула в сторону выхода, забыв о своем пальто, и с громким хлопком переместилась в свою комнату, после чего её оглушила тишина. Всё расплывалось перед глазами, она увидела часы у кровати, которые показывали 2:34. Завтра был выходной. По крайней мере, она думала, что так было. Наконец, позволив себе расслабиться, Гермиона упала на кровать и села, прижав колени к груди. Она просидела там всю ночь, тихо плача в темноте, лунный свет просачивался через окно, освещая её маленькую комнату. Всё было таким неправильным. На какое-то одно мгновение она почувствовала себя живой, ей казалось, что она сама себе не принадлежит, она была поглощена взглядом Фреда. Мысли роились в её голове, пока, наконец, Гермиона не впала в дымку сна: она не спала, но и не бодрствовала. Она не чувствовала себя человеком — будто была силуэтом, призраком девушки, которую уже давно сломал этот мир. * Фред пытается сказать Mi Casa es tu casa, что в переводе с испанского «Мой дом — твой дом».