Личный миллионер бухгалтера

Кто-то называл Скруджа скрягой. Я же был и остаюсь убеждён, что он один из самых щедрых личностей, живших когда-либо на планете. Он крайне мудро не растрачивал свой капитал по пустякам, не вёлся на провокации и презирал житейские законы и ритуалы, направленные на то, чтобы ненароком опустошить кошелёк. Я видел в этом только лишь холодный расчётливый ум, способность всегда оставаться рассудительным и не терять голову, и со временем я почувствовал всю несомненную правильность такого подхода к деньгам. Хотя особенно тяжело было понять это мне, такому, как в то время, когда, едва получив первые пару зарплат, я мог всё до копейки потратить на новенький бентли, разбить его на следующий же день в щепки, после чего ещё год выплачивать по кредиту за несуществующий автомобиль, есть впроголодь и жить без какой-либо надежды поправить свой материальный статус. У Макдака всё было иначе с самого начала. Неудивительно, что к определённому возрасту его умножающийся капитал достиг, наконец, внушительных размеров. Именем Макдака назывались заводы и фабрики, сотни людей были заняты на его производстве. Он владел буровыми вышками, нефтеперерабатывающим заводом, авиакомпанией, сетью автозаправок и многим, многим другим. Если говорить об обычной, повседневной жизни дядюшки Макдака, то и в ней он не казался мне скупым. Он точно знал обо всех и обо всём всём, что, кому и для чего нужно и блестяще вёл домашний учёт. У его племянников было всё только самое лучшее: образование, игрушки, одежда, комнаты, техника. Но ничего из того, чего на самом деле им было не слишком нужно. Скрудж никогда не говорил о том, что считал сладкую газировку вредной для детского организма — он просто покупал одну баночку на троих, и Билли, Уилли и Дилли приходилось самим решать, как распределить полученный в таком скудном количестве ресурс. Что же касается завтрака или ужина, то тут никто никого ни в чём не ограничивал. Хочешь съесть сорок блинчиков с джемом подряд — ради бога, сыр — возьми хоть весь сырный батон целиком, нравится чай — пей сколько влезет, любишь сок — выпей хоть весь графин. В таких вещах нельзя было отыскать и тени скупости, которой так прославился Скрудж. Штату прислуги Скрудж зарплаты платил не огромные, но вполне достаточные, чтобы, во-первых, заставить уважать себя, а, во-вторых, не оскорбить и их самоуважение тоже. Я находился где-то между штатом прислуги и членами семьи: мог с равной вероятностью получить десятого числа месяца до копейки справедливо выплаченную оплату работы бухгалтера, а мог иногда и заказывать в компании Скруджа третью подряд бутылку какого-нибудь фито-де-ля-шото, ведя себя, как шальная императрица, вкушая омаров, фуа-гра, золотые пирожные и прочие прелести богатой жизни. В первый из таких разов, проснувшись с утра и одновременно с этим протрезвев, я в ужасе вспомнил обо всём, что заказывал и творил вчера, после чего скоропостижно покрылся холодным потом, понимая, что для того, чтобы расплатиться мне нужно будет продать четыре почки, а у меня их только две. Потом я нашёл на столе чековую книжку Скруджа, всё ещё продолжавшего спать в постели, осторожно потёр верхнюю страницу кончиком графитового карандаша и по рельефу на бумаге выяснил, что вчера, как можно было судить по дате, он собственноручно оплатил счёт. Всю беспредельную сумму до последнего цента. Мне одновременно стало тогда плохо, и вместе с тем я едва не испытал оргазм от восторженного осознания, что не нужно теперь пять лет отдавать ресторану свои зарплаты и что моя внутренняя императрица может оставаться до поры до времени шальной, вместе со мной вернувшись в постель, чтобы спокойно поспать ещё полчаса до будильника. Одним солнечным утром, когда я уже вовсю изображал из себя финансового труженика и рисовал цифры в отчётах, миссис Клювдия принесла мне на красивом блюдце банан, поставила на стол и сообщила, что его передаёт мне мистер Макдак. — Что это?.. — повернулся я к тарелке. — Банан, — послышался голос Скруджа, пропускающего в дверях миссис Клювдию, покидающую комнату. Я почувствовал прилив игривого настроения и поинтересовался: — Это намёк? — Это банан, — с безнадежностью в голосе повторил мистер Макдак. — На одном из складов портится огромная партия бананов с просроченными документами, так что приходится раздавать их работникам. — Это я виноват? — испуганно спросил я. — Нет, — покачал головой Скрудж. — Не всегда, если в мире происходит что-то несуразное, в этом обязательно должен быть замешан Фэнтон Крякшелл. — Ну да, я не… Не в том смысле, — согласился я, смущённо потирая нос и отводя глаза. — Скажи мне, счетовод от бога, есть ли у тебя планы на вечер пятницы? — задал Скрудж вопрос, ради которого и пришёл. — Хм. Я должен свериться с ежедневником! Я принялся искать его в ворохе бумаг на столе. — А! — стукнул я себя по лбу, заглянул в ящик стола и вынул ежедневник оттуда. — Посмотрим… Пятница… На вечер пятницы никаких дел у меня не запланировано. — Замечательно. — Странно: этот день обведён в кружок. — Интересно, почему? — с сарказмом спросил Макдак. — Здесь нет никакой подписи. Хм. Что же такого важного могло случиться в этот день? Международный день бухгалтерии? Нет, он десятого ноября… День доллара? Нет. Рождество?! — Вот же олух царя небесного, — тяжко вздохнул Скрудж. — Пасха? Всемирный день левшей?! День экономии? День инвалидов? Международный день друзей? — Международный день тугодума Фэнтона Крякшелла, — со вздохом произнёс громко мистер Макдак. Мне потребовалось чуть более, чем две секунды, чтобы сообразить о чём он. — Ах, точно! — вскричал я. — Не занимай вечер пятницы, — сказал он, после чего направился к выходу. — Хорошо, — пробормотал я. — Кушай банан… Хочешь, так на кухне их ещё много. — Нет-нет, мне достаточно, — сказал я. — Спасибо. Спасибо, — под конец даже покраснев, поблагодарил я, схватив банан с блюдца и сжав в руках. — Пожалуйста, — отозвался Макдак и закрыл за собой дверь. В тот мой день рождения мы впервые опробовали позу наездника, но, разумеется, перед этим Скрудж отвёл меня в дорогой ресторан, чтобы накормить и притвориться, будто ему есть дело до моей болтовни. Шучу. Ему на самом деле нравилось говорить со мной, что всегда меня удивляло. Возможно, я умилял его или смешил, хотя он и скрывал это за вечно недовольными сердитыми минами. Пока мы ужинали, он поставил на стол рядом с моим локтем бархатную коробку. — Что это?.. — как и в случае с бананом, спросил я, отрицая очевидный факт того, что, в общем-то, и сам прекрасно вижу, что это. — Подарок, — сказал Скрудж. — Открой. Я вытер руки о салфетку и взял коробку. — Вы можете не смотреть на меня так? — спросил я шёпотом, смущаясь под его пристальным взглядом. — Ещё чего, — выпалил он. — Я не для того потратил столько денег на подарок, чтобы не увидеть весь тот эффект, который он произведёт. То, что он сказал, звучало так замечательно искренне, что я тут же улыбнулся. Открыв коробку, я обнаружил в ней зажим для галстука со своими инициалами. Я гляделся в собственное отражение в блестящей глянцевой поверхности лакового металла, рассыпавшегося ближе к краю точками сияющих бриллиантов, и подарок казался мне от этого ещё более великолепным. — Я знаю, ты обычно такие не носишь… — проговорил Скрудж. — Ах, Мистер Макдак!.. — Тише, тише, — осадил он меня, потянувшись к коробке. — Мы в приличном месте. Взяв зажим из коробки, он самостоятельно прицепил его на мой галстук. Я схватил его за руку. — Я буду носить его с мыслями о вас!.. — Ну, ну, спокойно, — произнёс он, пытаясь вырвать свою руку из моей хватки. — Не веди себя, как помешанный. Тогда только я отпустил его, приподнял галстук, полюбовавшись ещё разок новой собственностью, после чего опустил руки под стол, на колени, как примерный ученик, и уставился на Скруджа удовлетворённым взглядом. В конечном итоге, его подарком остались довольны все. Даже официант, ничего подобного не ожидавший, но внезапно после ужина получивший от Скруджа Макдака на чай. Позже, после череды проб и ошибок с моей верхней позицией, после того, как у нас всё-таки получилось что-то из этого и главная задача этого вечера была выполнена, напряжение временно устранено, после того, как Скрудж устало вытянулся на кровати в спальне снятого им на ночь номера… я, всё ещё будучи полным энергии активного взаимодействия с миром и вспомнив о заказанных к вину фруктах, не пожелал отдыхать, а, оставив самого богатого и щедрого мужчину валяться в подушках, прополз к столику с клубниками, вишнями и пирожными, выгодно оттеняющими какие-то там оттенки одинаковых на мой вкус вин, запустил руку в одну из чашек, выуживая оттуда самые крупные красные ягоды, тут же отправляя их в рот. Позади раздалось тихое: «Это потрясающе…», и я живо прижал зад к постели, укрываясь углом простыни и смущённо оборачиваясь. Моё тотальное смущение не укрылось от Скруджа, и он тоже сел на кровати, пододвинулся ко мне поближе и, обхватив за голову, поцеловал в висок. Я не сопротивлялся, это показалось мне милым настолько, что я изъявил желание кормить его пирожным. Он тоже не имел ничего против этого, его забавляло такое проявление моей инициативы. И так мы баловались с ним, говорили о чём-то не слишком важном, пока разговор не перешёл сам собой на тему, близкую нам обоим, а именно — о деньгах. Он заговорил о своём отношении к накоплению капитала, о том, почему, как он сам думает, у него сложился такой взгляд на вещи. Я в монолог почти не встревал и продолжал методично уничтожать клубнику. Он, тем временем, рассказывал о временах, когда у него только-только появились первые накопления, о том, как своими собственными руками строил свою империю, как боялся рисков, вкладывая свои пока небольшие финансы в какие-то предприятия, как он не спал ночами перед даже пустячными сделками, как мучился сомнениями о том, верно ли он распорядился тогда ещё ничтожными суммами, как он приезжал затемно на первую приобретённую им фабрику, собственноручно вёл все дела, перепроверял за всеми бухгалтерами учётные книги, накладные, ругался с подрядчиками, как просыпался в холодном поту от ужаса, что поезда с грузами не доберутся до заказчиков. Он говорил о том, как ему повезло, что теперь он может помогать собственной семье: Дональду, своим любимым племянникам, жертвовать по своему усмотрению средства на благотворительность там, где, как он считал, это действительно было нужно. И, в конце-концов, он сказал вот что: — …и я невероятно рад тому, что могу заслужить внимание кого-то такого, как ты. И он с нежностью поправил прядь в моей чёлке, а в моей голове пронеслось неизбежное: «Шлю-юха!», и дальше сдержаться я уже не мог: — Вы и впрямь считаете, что с вами из-за денег? — мрачно спросил я, отложив очередную ягоду обратно туда, откуда взял. Он устало выдохнул. — Ты прекрасно понимаешь, что я не это имел в виду. — Нет… — я, повозившись на постели, сел лицом к нему. — Вы на полном серьёзе думаете, что не будь у вас капита-ала, я бы не стал делать то, что делаю? Его лицо приобрело выражение добродушной жалости. — Видишь ли, я реально смотрю на вещи, — сказал он. — Я вполне догадываюсь, что не Аполлон, так что… Всё моё существо на мгновение пронзила судорога яростного гнева от его слов. — Нет, нет! — замахал он руками. — Фэнтон, не сердись! Куда ты, Фэнтон, не уходи, послушай меня… — Я не собираюсь никуда уходить, мистер Макдак! — заявил я, резко выдернув свой локоть из его рук. — Да будет вам известно, что я нахожусь здесь вовсе не из корыстных соображений! Я восхищаюсь вами, как самым умелым финансистом из всех, кого я знаю, и я бы продолжал оставаться с вами, не будь у вас ни цента! — Ни цента, — повторил он. — Ни цента! — воскликнул я и сложил руки на груди. — Ничего бы не изменилось, если бы у вас не было вашего состояния, даже если бы в следствии этого вы были вынуждены существовать на......среднестатистическую зарплату. — Ну, это ты хватил лишку, — делая попытку со мной примириться без кровопролития, проговорил Скрудж. — Вы… сомневаетесь?! — возмущённо спросил я. — Фэнтон… — С этого дня не смейте ничего дарить мне, не оплачивайте мои счета, не платите мне ничего свыше моей ставки! — Ты отдаёшь себе отчёт в том, о чём просишь?.. — Я не приму у вас ничего, и ничего не стану просить! — упрямо твердил я. — С этого дня для меня ваших денег не существует. — И кредит за твою машину ты выплатишь сам? — Боже мой! Кредит на машину! — в шоке вскрикнул я, вспомнив о нём. — Ты можешь просто успокоиться и мы забудем об этом разговоре. — Нет! Я решил, и я сам всё выплачу! — объявил я гордо. — Я буду экономить, спать на полу и есть песок, если потребуется! А это что, клубника? Уберите от меня клубнику! Я не хочу клубники! — Хорошо, хорошо, никакой клубники, — кивая, согласился Скрудж. — Успокойся, ради знака доллара… — Я спокоен! Спокоен, независим, самостоятелен! — Да, ладно, хорошо, — утешающе произнёс Макдак. — Я понял, ты серьёзно настроен, я с тобой не спорю, пора немного успокоиться. — Я спокоен, да, — откидывая чёлку сказал я, сбавив тон. — Ну сексом-то ты хоть со мной займёшься?.. — Да! Сексом — да, — укладываясь на постели, возвестил я так, словно зачитывал лозунг. — Но никакой больше кокосовой смазки для этого! — Святые, тебе же будет больно… — Я буду терпеть эту боль с достоинством! — Фэнтон… Ты балда, Фэнтон… — обречённо сообщил Скрудж, нависая надо мной и целуя. — И да: никаких бананов, — прерывая поцелуй, добавил я. — Они бесплатные. — Это не имеет значения. Я не хочу бананов. Скрудж выдохнул. — Ни бананов, ни клубники, всё ясно. Я понял тебя. — Да, — подтвердил я. Только после этого он смог продолжить меня целовать. Кстати, смазку он всё-таки использовал, не спрашивая моего на то согласия, и за это я был ему крайне благодарен.