Зверю в сердце. Костя

      Костя и не предполагал, что так вымотался. Срубило его мгновенно — еле тело до кровати донес. Мыться-бриться — все завтра. Организм оборотней обычно восстанавливается куда быстрее человеческого, так что ночи сна не требуется. А Костя вообще разлеживаться не любил. Но не в этот раз. Саня несколько раз пытался растолкать его утром, но Костя отмахивался, отпихивался и при особых стараниях матерился так зло, что Саня домогаться прекратил.       Пробуждение было тяжелым. Костя понимал, что нужно подниматься, но снова и снова ронял голову на подушку. И тут вернулся пропадавший где-то Саня. Он пах солнцем и прогретым разнотравьем. Прошел к Костиной кровати и стукнул чем-то нелегким о столик. Глаза упорно не открывались.       — А тебе тут Серый кое-что просил передать…       Костя подорвался одним уверенным движением. Сдернул коробку себе на колени и уставился на нее. Хотелось открыть — и боязно было от неотвратимых переживаний. Костя уже так устал чувствовать все это, раз за разом переживать страшное по сути своей любовное помешательство. И хоть бы градус понизить. Получить передышку на неделю. Потому что силы были уже на исходе.       Пальцы, медленно оглаживающие картонный стык, подрагивали. Костя давно перестал злиться из-за собственной слабости, но перед Саней все еще было неловко. Он сжал руки в кулаки и стиснул челюсти.       — Ну, я пойду за сигаретами прогуляюсь, — протянул Саня и двинул к выходу.       И по тому, как неловко он произнес это «за сигаретами», по тому, как еле заметно смутился, Костя понял, откуда такой явный запах залитой солнцем улицы. И да, еле заметно, совсем чуть-чуть, от Сани пахло вполне определенным омегой.       — Иди уже, — махнул рукой Костя.       Ровное тепло в этот раз не разбавлялось, потому что коробка, казалось, грела ладонь.       Костя медленно открыл ее. Стопка писем, несколько открыток, смешной брелок с каким-то нелепым лохматиком, конверт и пара книг. Костя осторожно переложил письма, конверт и открытки на стол, сверху умостил лохматика и открыл книги.       «Начинай уже читать, — призывала надпись на первой. Почерк ровный, как в прописи, правильный. — А то ведь так и останешься здоровым и тупым лосем!»       Это было настолько в Тошином стиле — того Тоши, который открыто смеялся на прогулке, беззлобно подтрунивал над тихо изумляющимся Костей, того, в которого так сразу Костя свалился, как в волчью яму, — что сдержать эмоции не получилось. Костя закрыл лицо ладонями и тихо засмеялся, качая головой.       «Вот список вопросов, — гласила надпись на вклеенном во вторую книгу листе, — чтоб ответил мне на каждый, тараканья ты задница! Приеду через две недели!»       Ниже действительно был список вопросов по содержанию. Костя быстро пробежал его глазами и понял, что книга, по всей видимости, приключенческая. Он переложил ее к первой на столик, однозначно решив их прочитать, и принялся за открытки. В каждой, начиная с самой первой, подписанной еще кривенькими печатными буквами, были искренние и только Серому предназначавшиеся поздравления. Без тошнотных «здоровья-счастья» и столь любимых омежками безвкусных стишков из инета. Просто от всего сердца продуманные до последней мелочи строчки, написанные хорошо знающим Серого человеком.       Костя осторожно сложил открытки обратно в коробку и принялся за письма. Педантичный Серый разложил их по времени, начиная с самого раннего, детского. Было очень увлекательно смотреть, как взрослеет Тоша. Как меняются его интересы, взгляды. Как из застенчивого мальчишки вырастает чуть насмешливый, умный, знающий себе цену юноша. Эти письма были почти будничными, без всяких серьезных переживаний, но, пожалуй, именно этого Косте и хотелось. Нужно было. Наверняка у Серого, а тем более у Ромки, были и другие письма. Даже у домашних мальчиков случаются взрывы. Но Косте не хотелось взрывов и кипения чувств. Он сполна получил и то и другое.       Писем было до обидного мало. Костя выпил их залпом, с сожалением сложил обратно в коробку. Очень хотелось сфотографировать, чтобы перечитывать после, но это казалось неправильным.       Конечно, Костя понимал, что лежит в конверте, но все же оказался к снимкам не готов. Причина лежала на поверхности. Все фотографии, аккуратно перекопированные Костей с Тошиной странички в соцсети, были московскими. Даже те, на которых тот был еще не похудевшим. Но здесь, на корявых снимках, Тоша был тем самым, знакомым. Костя смотрел в насмешливые серые глаза и никак не мог вдохнуть. Воздух не шел в легкие. Застревал у приоткрытых губ. Из последних сил Костя оторвал взгляд от фотографии и перевел его на стену. Вдохнул тяжело, хрипя, буквально проталкивая в себя кислород.       От собственных реакций было тошно. Антипов, наследник… Херня на ножках! И все же руки тряслись снова. Костя старательно помотал головой и вновь посмотрел на фото, заставляя себя успокоиться. То ли самовнушение все же сделало свое дело — не зря он фигачил папулины медитации, — то ли сила леса еще не исчерпала себя. Костя одну за другой разглядывал фотографии и все больше успокаивался. Еле заметно улыбался, легко оглаживал края глянцевых прямоугольников фото. Дошел до последнего и снова залип. Кто ухитрился сфоткать их в тот вечер, было неясно. Не Серый — он был виден впереди, рядом с Гаром и Ромкой. А кто тогда шел сзади, Костя просто не помнил. На фотографии были они с Тошей. Момент был очень удачным: Тоша явно рассказывал что-то, улыбался и морщил нос. А Костя совершенно явственно был им очарован. Потому что никогда ни на кого не смотрел с такой нежностью. Потому что ни к кому ее не испытывал в таком объеме. Костя понимал, что фотографии тоже придется вернуть, и пересматривал их снова и снова. А перед сном, как ванильный омега, не смог сдержаться — засунул совместную фотку под подушку. Папа в детстве говорил, что положенный туда предмет притянет сон о себе. Костя очень хотел, чтобы Тоша уже хотя бы приснился.       С коробкой он сумел заставить себя расстаться только через неделю. Сложил все, как было, и отнес Серому. Тот открыл ее и достал конверт с фотографиями:       — Это тебе, вообще-то.       Костя очень старался не стискивать конверт слишком сильно — боялся помять снимки.       — Спасибо…       Нужно было отблагодарить куда более существенно, но он не знал, что предложить небогатому, но очень гордому Серому. Судорожно перебирал в голове варианты, отметая один за другим. И вдруг Серый достал книгу, ту, вторую, со списком.       — Кость, ты читал ее?       — Ну да, — недоумевая, протянул тот. — Нельзя было?       — Наоборот, — довольно улыбаясь, отмахнулся Серый. — Слушай, там вот список вопросов есть, видел?       Костя кивнул, все еще не врубаясь.       — Тоша в прошлом году забил на него, а тут что-то опять решил поиграть в педагогику. Он в последнем письме требует ответы…       — А ты не читал, — наконец дотумкал Костя.       — В точку.       — И хочешь, чтобы я ответил на них за тебя.       — Какой башковитый вожак будет у Северной стаи, страшно подумать!       Костя заржал и ткнул Серого кулаком в плечо.       — Если что, я сдам тебя с потрохами!       — Ой, да пожалуйста!       Они крепко пожали руки и разошлись, вполне довольные друг другом.       А дома Саня колол дрова. Если бы инициация уже случилась, он бы разбивал их в щепки. Сбоку валялась расколотая надвое колода.       — Костенька, ты бы поговорил с ним, — тихонько прошептал подошедший дедушка. — Пришел час назад злой, как не знаю кто, и вот теперь… — он тонкой кистью смущенно очертил машущего топором Саню.       — Поговорю, — успокоил дедулю Костя.       — Я в огороде, если что.       Прерывать Саню Костя не стал. Дал выплеснуть пар. И только когда тот в изнеможении опустил топор, подошел ближе.       — Случилось что? — решив не тянуть, сходу спросил он.       — Ромка в Москву уезжает.       — Когда? — Костя встряхнул головой, отгоняя тонкий звон.       Он понимал, что шанс того, что Тоша все же приедет, ничтожно мал. Тем более Ромка наверняка сообщил ему о Костином присутствии. Но надеялся. И теперь судорожно пытался сосредоточиться на Сане.       — Завтра, — выплюнул тот.       — Когда приедет?       — К осени. К универу.       — Ясно. А ты?       — А что, блядь, я?! — взорвался Саня. — Кто я ему? Один из влюбленных придурков, который за ним хвостом таскается! — Саня сдулся и сел на землю. Костя опустился рядом. — Я не поеду за ним, Кот. Что мне в Москве делать? Сталкерить? Напугать его тем, что я приперся следом? С какого хрена? Но бля-а-адь, — протянул Саня, запрокидывая голову, — как же это пиздецки тяжело! Он же такой… мой, понимаешь?       — Попробуй поговорить с ним.       — О чем?! Мы даже не встречаемся. Я за ним ухаживаю. Теперь хотя бы без негатива в ответ. Но инициатива — моя.       — Пойдем нажремся. У меня кой-какие травки есть.       — Пойдем, — вздохнул Саня.       Со стороны они в итоге выглядели довольно прилично. Только Серый многозначительно закатил глаза и цокнул. Все остальные ничего не замечали. А Костя с Саней ловили вертолеты. Косте хотелось танцевать, курить и — больше всего на свете — целовать недосягаемого Тошу. Даже губы зудели. А Саня смотрел на Ромку несчастными глазами и впервые не подходил к нему. Тот сначала только смотрел недоуменно в ответ. Потом пригласил Саню на медляк и о чем-то тихо спрашивал на ухо. Но Саня только глупо лыбился и мотал головой. А после медляка схватил Костю за руку и поволок из клуба.       — Не могу больше, — бормотал он, топая к дому. — Уже сил никаких нет сдерживаться. Ты видел, какой он сегодня милый? Вот на хера он эти шортики нацепил?! — Костя даже кивками себя не утруждал. Саня на него и не оглядывался, просто выплескивал наболевшее. — Такой, блин, прижимается ко мне и шепчет: «Что-то случилось, Саш? Я тебя чем-то обидел?» И так тихонько меня по плечу гладит. Меня, блядь, омеги по члену гладили, я и то больше себя контролировал. А тут… Что ты молчишь?       Костя поднял глаза от мостовой и вопросительно изогнул бровь.       — Ой, молчи! — отмахнулся Саня. — Ну вот как мне его отпустить? На хера он сейчас-то решил поинициативничать? Я поеду в Москву, понял, Матвеич? Ты со мной? Давай сталкерить вместе! У меня знакомый чувак всякими шпионскими приблудами барыжит. Закупимся и рванем.       Костя от этой херни даже протрезвел слегка. Но тут дорога кончилась. Саня остановился перед калиткой и уперся в нее ладонями.       — Я ведь понимаю, что это бред все, — совершенно трезвым голосом сказал он, — но…       — Саш!       Ромка, запыхавшийся, не добежал до них пары метров. Остановился и закусил губу. Саня, как сомнамбула, двинулся к нему. Подошел непривычно близко и осторожно выпутал из Ромкиных пальцев длинный шнурок от его толстовки. Костя понимал, что нужно уйти, но не мог сделать и шага.       — Я приеду через месяц. Ты ведь еще будешь здесь? — выпалил Ромка и замер.       Костя пытался не рассмеяться от счастья. Безусловно, криво-косо нарубленные дрова этого стоили.       — Да, — выдохнул Саня.       — Хорошо, — так же тихо ответил Ромка.       И Костя понял, что щеки у него раскраснелись не от бега. Ромка повернулся обратно в сторону клуба, а затем резко развернулся, поднялся на цыпочки и быстро прижался губами к Саниным губам. А потом рванул к клубу. Саня ошеломленно смотрел ему вслед, а после застонал и опустился на корточки, закрывая ладонями глаза.       — Иди за ним, — сказал Костя, отлипнув.       Но Саня отрицательно помотал головой.       — Я же должен его как-то отпустить.       Отпустил. Стоял в группе провожающих и даже подойти не мог, потому что рядом с Ромкой были его родители. Костя думал, что Саня вот-вот сорвется и выкинет какую-нибудь глупость, но тот сдержался. Мотнул головой и сильно зажмурился на пару секунд, когда моторка с шумом отчалила, но лишь понуро потопал к дому. А там рухнул на кровать, уткнул лицо в подушку и затих. На обед не пошел. От ужина отказался.       А Костя даже не знал, что делать в этой ситуации. По логике стоило если не утешать, то встряхивать, вот только Санины страдания казались правильными, нужными. Хотелось просто оставить его в покое. Дать пережить все это самостоятельно.       Ночью Саня не спал. Утром с кривым лицом выпил впихнутое Костей молоко и снова погрузился в мир сатина и перьев. А потом пришел Серый.       — А я смотрю, падение в жопострадание заразно, — заявил он с порога. — На вот, — бросил он Сане конверт, — любуйся. Я еще Гара потрясу, а то у меня Ромыча не густо. Разорите меня на конвертах, — ворчал он, отмахиваясь от сдвоенных благодарностей.       К моменту возвращения Ромки Саня как-то ухитрился взрастить в себе спокойствие. Или, вернее, возродил его, погребенное под помянутыми Серым жопостраданиями. Так что спустя два дня после триумфального прибытия принца всея области вернулся под утро с припухшими губами и совершенно идиотской лыбой.       А Косте очень хотелось узнать о Тоше хоть что-нибудь. Но он отчетливо понимал, что Ромка пошлет его с таким вопросом куда подальше. Ну а от Сани толку теперь было мало. Даже на прямую просьбу выведать хоть что-то он кивал, а потом каждый раз утром бил себя ладонью по лбу и извинялся. Костя его понимал — у них с Ромкой были темы поинтересней.       И снова неожиданно выручил Серый. На одной из общих посиделок он вдруг спросил, как поживает Тоша. Вопрос звучал логично от друга детства, и Ромка пустился в обстоятельный рассказ. Костя узнал даже о Тошиных планах. И с выработанным уже смирением принял новость о том, что ждать его не стоит. А брошенный на него втихую Серым взгляд дал понять, что расспросы эти скорее для Кости. С отчетливым осознанием такой поддержки жить стало легче.       Остаток лета Костя формировал себя. Стали понятны отцовы и папины советы, уверенно легли на пеленающую все крепче нить. Костя отчетливей слышал волка, видел остальных альф-оборотней, ясно представлял будущую стаю. Он набирался сил.