Зверю в сердце. Костя

      В Архангельск они вернулись в последних числах августа. Серж охуел еще сильнее, а Димка отупел еще больше, вчистую не замечая очевидного. Тим влез в наркоту по самые уши и капал родителям на мозг, требуя отдать ему нелюбимый отцом кусок сферы интересов.       Внутренний волк рвался в леса, в универе завалили непролазной задницей, родители насели со строительством поселения, хотя еще даже инициации не было. Тоша в соцсетях молчал.       Костя отчаянно пытался ухватиться за все, но в итоге только выматывал себя больше и больше. Он даже согласился встретить Новый год с родителями в поселении, хотя не ездил туда уже лет пять, считая себя слишком взрослым, чтобы просиживать задницу с предками. А теперь с щемящей радостью оглядывал свою старую комнату. Перебирал смешные уже мелочи, тщательно спрятанные в секретную коробочку. Натягивал подаренный дедулей теплый и немодный свитер.       — Сын! Мангал разожги! — крикнул отец с первого этажа.       Сын в поселении был только один. Так что Костя отложил свои воспоминания и вышел из дома на расчищенное крыльцо. Чисто по инерции обновил соцсеть.       «Всех с наступающим!» — широко улыбался в камеру сияющий Тоша с бокалом шампанского в руке.       Тихий зуд в груди разрастался слишком стремительно, чтобы его можно было списать на нежданную радость. Костя рванул куртку за ворот, с треском раздирая молнию. Свалился кулем на тонкий снег и тихонько завыл, скребя ногтями по полу. Воздуха как будто стало слишком много, он забивался в легкие против воли, распирал их изнутри. Кости ломало. Казалось, стоит прислушаться — и можно уловить их хруст. Глаза болели. Спасение было одно — там, за высоким забором поселения. Костя подорвался, в доли секунды преодолев расстояние, перемахнул через ограждение и погрузился в лес. Картинка перед глазами замелькала и вдруг выровнялась. Бег стал легким, даже легче, чем всегда. А потом Костю одним махом отпустило. И он наконец почувствовал своего волка.       От радости хотелось орать. Как будто все проблемы, страхи, сомнения разделились надвое. Стали казаться либо незначимыми, либо решаемыми. Костя уткнулся волку в грудь, стиснул шерсть и отпустил его. Лапы вязли в снегу, дыхание вырывалось густыми клубами пара, но впереди была цель. Костя чувствовал движение двоих, цеплял их, тянул к себе, повинуясь волку. И выскочил на поляну одновременно с растерянными Саней и Димасом. В альтер-форме, ясное дело. Костя задрал голову, завыл, и стало хорошо. Вой, подхваченный еще Саней и Димасом, разлетелся над заснеженным лесом. Это было совершенно однозначным утверждением прав костяка новой стаи.       По возвращении их ждал гордый отец и чуть не рыдающий папа. Последний часто моргал и бегал глазами по углам. Костя понял, насколько он волновался, хотя не подавал вида. Он стиснул папу в объятиях и почти оттащил наверх, предоставляя отцу право привести Димаса и Саню в порядок. Тех инициация совершенно выбила из колеи. Они явно с трудом перекинулись и теперь ошалело смотрели по сторонам.       Папа разрыдался, стоило войти в их с отцом спальню. Он пытался спрятать лицо, вытолкать Костю, но тот сграбастал отчего-то миниатюрного и хрупкого папулю в охапку и сел вместе с ним на кровать. Ощущать его так было странно. Невольно закрадывались в голову мысли о какой-то болезни, хотя оборотни болеть не должны. А папины всхлипы только все усугубляли.       — Когда же ты вырос? — прошептал папа.       И все стало понятно. Папа не похудел, не уменьшился. Просто Костя так давно его не обнимал.       — Я люблю тебя, па, — прошептал он ему в макушку.       — Я тебя тоже, детка. Бесконечно.       Волк внутри довольно завозился и свернулся клубком.       — Может быть, на фоне нашей взаимной любви, — поднял на Костю мокрые глаза папа, — ты мне все-таки расскажешь о нем?       — О ком? — прикинулся дурачком Костя.       Он не готов был обсуждать то, в чем сам еще не разобрался.       — О том, к кому тянется сейчас твой волк.       — К папуле тянется, — залебезил Костя, делая ангельские глаза, но получил легкий подзатыльник.       — Сын!       И Костя закрыл глаза. Он еще не пытался узнать, что же волк думает по поводу Тоши. Картинки — фотографии, разбитые на фрагменты воспоминания — замелькали одна за другой. Волк дернулся к ним сразу же, потянулся, жалобно скуля, извиняясь за несдержанность своего человека, его непростительную глупость и грубость. Фантомно пытаясь зализать чужие вряд ли еще болящие раны.       — Его зовут Антон, — тихо проговорил Костя, открывая глаза. — Он моя Пара, которую я втаптывал в грязь два месяца прошлым летом.       Костя медленно выдавал всю историю молчащему папе, выдавливал из себя, как гной из болящей раны. Папа молчал. Поглаживал по плечу, легко перебирал волосы на затылке. И не осуждал. Даже тишина была понимающей.       Когда Костя замолчал, папа тяжело вздохнул и помотал головой:       — Как же я ухитрился не объяснить тебе самого главного, сын? Вымуштровали вожака и забыли про волка. М-да… Ладно. Что уж теперь. Все свои ошибки ты и без того понимаешь. Только вот, Кость, ты чего так загонялся-то? Ну не эталон твой омега, так что ж теперь? У нас в семье культа красоты не было никогда. Да и парнишка симпатичный… — папа еще раз глянул на дисплей, где висела Тошина фотография.       — Да при чем тут внешность?! Хотя внешность тоже важна… Но, пап! Я же не просто среднестатистический волк. Я наследник Антиповых!       — О боже! — патетично воскликнул папа и картинно приложил кончики пальцев к щекам. — И что же тебе требуется, о великий наследник? Золотая жопа? Бриллиантовая пиписька?       — Пап!       — Нет, сын, я действительно не понимаю.       — Я должен был выбрать Пару вожака. В идеале — волка. Но однозначно сильного, уверенного в себе, стойкого, умеющего постоять хотя бы за себя. А Тоша… Он же оранжерейный цветочек! — Костя ссадил папу на диван и заходил по комнате. — Весь… хрупкий, — он уставился себе на ладони, будто и вправду держал там хрупкого Тошу в горшочке. — Застенчивый, деликатный. Да он в страшном сне не увидит, что можно кого-то ударить или, не дай бог, убить. Со мной должен быть кто-то такой, как ты!       — Зачем?       — Что?       — Зачем тебе такой, как я?       — Ты что, не слушал меня?!       — Именно что слушал. Для чего тебе рядом солдат? С кем ты собираешься воевать? Что отстаивать?       Костя недоуменно нахмурился, а папа продолжал:       — Ты забываешь, что твой отец получил стаю в легком раздрае в не самые веселые времена. Девяностые были непростыми не только для людей. Оборотней не могло не зацепить. И твоему отцу нужен был тыл. А тебе, — папа ткнул в Костю пальцем, — нужен партнер. Который сможет подсказать и направить, удержать, потому что с твоим характером выстроить хорошие отношения с соседями, Москвой и Питером будет не так-то просто. Тебе нужен тот, кто сможет все разрулить и всех очаровать.       Костя изумленно таращился на папу. Информация переваривалась слишком медленно, была тяжелой, как рождественский гусь Генриха. Волк прислушивался к человеку. А потом они одновременно дернулись к двери. Папа успел в последний момент. Перехватил поперек живота и развернул, толкая обратно в комнату.       — Не сейчас, — строго приказал он. — Ты молодой вожак. Учись себя контролировать и отбрасывать сиюминутные «хочу». У тебя внизу два перепуганных, ничего не понимающих члена стаи, которых приводит в себя отец. Твое присутствие в столице с сегодняшнего дня должно быть одобрено московской стаей. И кроме того, сейчас Новый год. Даже если Тоша дома, у него есть дела поважней, чем возня с тобой. Ты должен быть достоин своей Пары. Приводи дела в порядок, а потом беги. Если это действительно твой человек, он будет с тобой.       Костя кивнул и решил, что теперь-то справится со всем в два счета. Но очень важные дела навалились в двойном объеме. Всплеск сил и возможностей, к которым нужно было привыкать, только добавлял головной боли. Почти по каждому поводу приходилось советоваться с родителями. А волк рвался в Москву. Как будто Тоша поводок на шею накинул. И если раньше просто удерживал, не давал о себе забывать, поддушивал, может, периодически, то теперь начал за него тянуть. И Костя давно сорвался бы, если бы не понимал, что за один день, и даже за одну неделю, не управится.       Потому что проблемы валились даже оттуда, где все, наоборот, должно было выруливать. Волк Димаса однозначно признал Сержа как свою Пару. И это было ужасно. У Кости перед глазами стояло полное брезгливого испуга лицо Сержа, когда ему сообщили обо всем. Тот «думал» и принимал решение целых два дня, не отвечая на звонки бледного трясущегося Димки, а потом словно одолжение сделал — согласился.       «Лучше бы отказал», — высказался тогда Саня, и Костя его полностью поддерживал.       Поведение Сержа казалось еще омерзительнее на контрасте с Ромкой. Тот хоть и был ошеломлен, немного испуган, но принял все куда достойнее. Несколько раз перевел взгляд с Кости на Саню, а потом остановился на последнем и спросил:       — Получается, ты теперь от меня никуда не денешься?       Напряженный Саня согласно кивнул. И тут Ромка широко-широко улыбнулся и склонил голову набок:       — А носик у волка можно будет потрогать?       Саня расхохотался и подхватил его на руки. Костя тихо и совершенно незаметно для влюбленной парочки оставил их одних.       Но как только что-то одно выруливало на более-менее ровную прямую, тут же подвисало другое. Костя чуть не завалил сессию. Отец бушевал и трепал то Костю, то его волка на тренировочной поляне, как резиновую куриную тушку. Папа в это время монотонно бубнил о том, что вожака делает не физическая сила, а мозги, о том, что уже двадцать первый век и пора бы перестать бегать с дубиной за мамонтом. Под конец нравоучений от обоих родителей Костю тошнило немилосердно.       Пришлось подтягивать учебу. Тем более отец предупредил, что за купленные экзамены открутит голову. Теперь сдерживаться ему резона не было, и Костя сомневался, только ли это красивые слова. Оценки выправились легко — мозги все-таки не совсем заржавели. Но тут снова всплыл Серж. Вся Димкина эйфория первого полноценно совместного месяца зримо сходила на нет. Он осунулся, то и дело терял концентрацию на тренировках. Отец все чаще хмурился при взгляде на него, раз за разом выставляя против самого слабого в своей стае. Для потенциальной правой руки это было унизительно. И скоро отец не выдержал.       — Разберись с Димой, — коротко приказал он после очередной тренировки.       — Это его личное дело, — насупился Костя.       — Ты, кажется, не понимаешь, — угрожающе сверкнул глазами отец. — Мы не люди. У твоей стаи больше нет личных дел. А если есть, то они — не стая.       Костя вспыхнул и выцепил Саню. Тот, как ни странно, сходу поддержал позицию отца. Костя тоже понимал ее правильность. Поэтому на следующий день они решили встретиться с Димасом и Сержем. Неожиданным стало только присутствие Ромки, но оно было приятным и правильным. А вот агрессия Сержа на аккуратно высказанные обвинения была ожидаемой и тошнотной.       — А чего вы, собственно, ждали от меня? — развалившись в кресле, начал он, жестом заткнув начавшего было возражать Димаса. — Что я обоссусь от радости, узнав, что мой альфа — монстр из фильма ужасов?       — Мы не монстры, — нахмурился Костя.       — Чем докажешь? — нахально улыбнулся Серж. — Где гарантии, что мой серенький волчок не слетит с катушек и не решит, что я еда, а не любовь всей жизни?       Ромка с Саней поджали губы, а Дима отчетливо позеленел и глубоко задышал, унимая тошноту.       — За всю историю существования оборотней еще ни один не напал на свою Пару.       — То есть из гарантий — дедулины предания, правильно я понимаю?       И Ромка не выдержал.       — Ты че, охуел?! — взорвался он, отмахиваясь разом и от Сани, и от Димки. Костя даже улыбнулся еле заметно. — Чего тебе не хватает? Идеальный альфа, красивый, умный, сильный, богатый. Любящий тебя, как никто и никогда не будет. С гарантиями, блядь! Где ты еще такого найдешь?       — Везде, — насмешливо отбрил Серж, с удовольствием глядя на Ромкино вытягивающееся лицо. — Я красивый и харизматичный. У меня таких вариантов — каждый второй. Гарантии? Опять же, внешность и харизма. Это тебя, скорее всего, после третьих родов — или сколько вы там планировали себе? — разнесет, так что нужна будет привязка от матушки-природы, а от меня не уйдут. Просто лучше сложновато найти. Чего не хватает? А чего мне хватать должно? Целовать ноги только за то, что мне придется жить не в однокомнатной кредитной халупе и не вонять зажаркой круглыми сутками? Так я это и без Димы получить могу. Радоваться тому, что всю молодость я просру на формирование стаи? Когда ножкой дернуть в сторону без Костиного одобрения нельзя. Тому, что придется целый год куковать в глуши в каком-то сраном поселении и все нужное посылками заказывать?       — Рому все устраивает, — огрызнулся Саня.       — Конечно! — наигранно воскликнул Серж. — Когда, кроме своей деревни, ни хрена не видел, тут сложно, чтобы не устроило! — Ромка открыл рот, но он взмахнул рукой: — Я в курсе про московского друга. Вот только экскурсия по достопримечательностям — это не жизнь в Москве. Ну и разницу между нами стоит учитывать. Для меня варить милому борщи — не главное удовольствие в жизни, так что сорян, образ затворника не для меня. И кстати, Саша, вот если бы на месте Ромы оказался этот его московский друг, что бы ты делал? Если я правильно понял, он весьма обеспеченный и ухоженный омега. Для которого досуг не ограничивается зассанным клубом и дешевой попсой. Чем бы ты его привлекал в эту глушь?       Он насмешливо оглядел ошарашенно молчащую компанию.       — Но я Диму люблю. Так что согласен на всю эту богадельню, если вы тоже пойдете мне на уступки.       — Какие уступки? — прохрипел Костя, судорожно пытаясь удержать разваливающийся на куски мир.       — Путешествия. Поездки. Периодические, конечно.       — Но только не на этапе окончательного формирования.       — И тогда тоже, — жестко припечатал Серж. — Человеческая любовь, слава богу, штука не подневольная. И закончиться может, если человека постоянно пинать.       Костя много чего мог бы сказать по этому поводу. Но ему отчаянно хотелось проблеваться. Димка выглядел не лучше, а Ромка того и гляди готов был слететь с катушек. Поэтому Костя махнул рукой:       — Если Дима готов, то я согласен. Все улажу.       В конце концов, он сильный, он Антипов. С Димасом вместе с детства. Как-нибудь вытянет все.       Серж довольно улыбнулся и красиво хлопнул в ладоши:       — Ну, раз мы все обсудили, не будем больше друг друга задерживать, да? Нам еще с Димой предстоит разговор, а я засыпаю в десять. Пока?       Ромка даже не взглянул на него. Вполголоса бормоча что-то про «суку и расчетливую тварь», он вылетел в коридор. Следом за ним, буркнув дежурное «пока», выскочил Саня. Костя медленно поднялся и с трудом растянул губы в улыбке:       — Спасибо, что выслушал нас и согласился. Доброго вечера. Если тебе что-то понадобится, смело обращайся. Я хочу, чтобы всем членам стаи было комфортно.       Больше всего на свете ему хотелось выкинуть Сержа вон, чтобы он проехался своими гладенькими коленками по свежему хрусткому снегу. Но Косте пора было становиться вожаком.       — Приятно слышать, — пропел Серж и удалился.       Димас вскинул на Костю больные глаза.       — Все, что я сказал Сержу, касается и тебя, — уже совершенно искренне добавил Костя и стиснул Димино плечо.       — И даже отговаривать не станешь?       — От чего? — всплеснул руками Костя. — Не мне судить, брат. И не тебе.       Дима кивнул и опустил глаза. Костя быстро оделся и вышел. Январский мороз шустро выхолодил кипение внутри. Но мозг раз за разом проигрывал Сержевы слова. Костя понимал, что все сказанное им стоит делить даже не надвое, а натрое, но не мог не понимать всей правды. Ему нечего было предложить Тоше, если того не привлекают борщи.       Костя смог разгрести все только весной. К тому времени волк изнемогал. Костя держал его колоссальным усилием воли, мучился и сам. Шерстил соцсети, лазил по сохраненным фотографиям и все ждал, ждал. А потом сорвался. В самый обычный день прихватил разгрузку и рванул до Москвы. На ходу попросил отца получить разрешение и, дождавшись одобрения, перекинулся. Сутки поезда оказались смешным расстоянием для истосковавшегося волка. Костя наскоро выказал уважение встречавшим его волкам и двинул к тихому спальному району. С пространственной ориентацией у оборотней все было отлично, а маршрут в голове, слава картам и Саниной бумажке, был давно выстроен и отпечатан чуть ли не на сетчатке.       Войти в подъезд и даже подойти к дому оказалось непосильной задачей. Костя притаился в гаражах напротив и, в изнеможении опустившись на корточки, принялся растирать лицо ладонями. Было так невыносимо страшно! Как будто не об этом он мечтал долбаный год, который перемолол его в труху, не оставив от девятнадцатилетнего Кости Антипова ну просто ничего. Паспортные данные, разве что.       Так хотелось увидеть Тошу, но Костя не понимал, что он будет делать дальше. В то, что удастся подойти и поговорить, он не верил. Это казалось чем-то из области фантастики. Его потолком сейчас было что-то эфемерное. Вроде настройки на реального человека, а не полуразмытый плод фантазий. Выстраивание более-менее жизненного плана дальнейших действий.       Остановившаяся у подъезда тачка была крутой. Костя скептически относился к таким, созданным совершенно для других погодных условий и, самое главное, дорог. Крохотных красоток, по крышу заляпанных одинаковой для всех весенней жижей, было жаль. Водитель, молодой эффектный альфа, небрежно распахнул дверь и обошел машину. Накатившее ощущение было странным. От бившего нервяка Костя никак не мог сосредоточиться и понять, что же с ним не так. А альфа открыл пассажирскую дверь, и Костя перестал дышать.       Тоша был совершенно весенним. Легким, воздушным и влюбленным. Он стискивал в руке небольшой букет и так искрился этим неправильным, просто ужасным для Кости чувством, что места для сомнений не оставалось. Можно было отмахнуться, потому что ясно, что есть множество вариантов, где этот выебистый альфа вполне легально исчезал из Тошиной жизни. Вот только смутные ощущения вмиг стали понятны. Облеклись в нечеловеческую, волчью плоть. Тошин альфа был оборотнем. И Костя видел в его глазах отражение собственных чувств. Эта невыносимая, полубезумная любовь! От которой тот искрил сейчас сдерживаемой силой. И от которой корчился на раскисшей земле Костя.       Тонкий звон разрастался, ширился в такой крохотной для него голове. Вены и артерии понесли вместо крови застывающий свинец. Костя не знал, сколько он провалялся за гаражами, как кусок выплывшего из-под снега дерьма, но вся одежда пропиталась талой водой насквозь. Костя поднялся на ноги и согнулся, выблевывая из себя крупицы беснующейся внутри боли. Он не слышал волка. Не ощущал себя. И так сильно хотел сдохнуть!       Движение в окне первого этажа немного привело в чувство. Пожилой омега, презрительно кривящий лицо, беззвучно выговорил: «Наркоман» — и скрылся за шторкой.       А Костя потащился прочь. Он редко бывал в Москве, но нужные места знал. Костя всегда с брезгливостью относился к людям и волкам, глушащим боль всяким дерьмом, но сейчас просто не мог по-другому. Он пил какие-то отвары, нюхал что-то, глотал таблетки и порошки, и стало легче. Он не заметил, как накрыло, и в первые минуты это казалось спасением. Но Тоша не отпускал его даже в блевотном дурмане, который был неправильным и решительно не нравился волку. Костя трепыхнулся, но было поздно. Он завяз по уши. Как в Тоше. И сил карабкаться наружу не было.       И вдруг кто-то дернул. Резко, сильно, как кутенка из полыньи. Костя застонал и свернулся в клубок.       — Вот уж неожиданность так неожиданность, — голос был настолько же приятным, насколько и знакомым, и Костя застонал снова. — И что же такого случилось, что я вынужден искать тебя по всей Москве, находить в голимом притоне, а потом отсасывать у тебя все это сраное дерьмо?       — Я очень прошу, — прохрипел Костя, — не употреблять слова «отсасывать» и «тебя» в одном предложении.       — Вот же свинья, — расхохотался Адам.       — Зато красивый.       — Только не в сравнении с братом. Как он, кстати? Загадочная история Тимофея Антипова не повернула вспять?       Костя приоткрыл глаза и вопросительно поднял бровь. Заглянул в винную радужку, спустился взглядом на потеки крови на подбородке и брезгливо поморщился.       — Он продолжает… превращаться в альфу? — пояснил Адам.       Он вытащил влажные салфетки из вычурной коробки и принялся вытирать лицо.       — Тим и есть альфа, — отмахнулся Костя. — А вот ты пидорас и педофил.       — Я ценитель прекрасного, — отбрил Адам. — А ты личико не криви. Мне, знаешь ли, тоже не особо по вкусу волчья кровь, да еще и такая. Ладно был бы на твоем месте хорошенький омега, так и тут не повезло!       — Ну извините, — фыркнул Костя, подхватывая брошенную бутылку воды. Регенерация справлялась, и он чувствовал себя лучше.       — Так что случилось?       Костя знал, что гипноз у вампиров на примитивном уровне, а на волков и вовсе не действует, но с Адамом у него всегда развязывался язык. И он вывалил на давнего приятеля все и сразу.       — Я не буду сейчас тебя утешать или что-то советовать. Просто на моей памяти не было еще ни одного случая, чтобы волк не оказался со своей Парой так или иначе.       — И что ты мне предлагаешь?       Адам презрительно фыркнул и покачал головой:       — Даже не подумаю влезать! Из советов только один — не смей больше жрать всякую дрянь! А теперь спи, — он подошел и ткнул Костю пальцем в лоб, толкая его на подушки.       Голова была пустой, а сон крепким. Это стоило горьковатого привкуса воды.       По возвращении домой Костя постоянно прокручивал в голове слова Адама о неотвратимости связи с Парой. И все равно был настолько разбит, что оказался не готов к формированию стаи. Все лето пропадал в лесу, почти не выходя из альтер-формы. Волк умел погружаться в странное медитативное состояние, в котором боль была не такой острой. Но иногда даже его сил не хватало. И тогда Костя срывался, махом преодолевал тысячу километров и раздирал подживающие раны. Тоша был счастлив, а его альфа периодически залипал, разглядывая сморщенный носик или пухлые розовые губы.       Костя бежал домой и снова приходил в себя. С осени стало легче. Учеба, подготовка к формированию стаи, построение поселения отнимали слишком много сил и времени. Костя больше не бегал в Москву.