Зверю в сердце. Костя

      Просчитать омегу Костя всегда мог на раз-два. Ничего сложного в этом не было. Милый и тихий или активный и шумный — омеги меняли тип своего поведения очень редко. А рассказы про резкое превращение сладкого ангелочка в тварь из преисподней Костя всегда считал преувеличениями туповатых альф, которые не могли или не хотели заглянуть чуть выше резинки трусов.       Но не Тоша. Наказание Господне и Дар Небес в одном. Непостижимая Пара, непредсказуемая настолько, что на второй день общения Костя зарекся делать хоть какие-то прогнозы. Только вчера Тоша играл в рокового соблазнителя, трогал, улыбался на грани фола. И ладно бы только по пьяни! Суток не прошло, а он уже отводил глаза при встрече, краснел, как девственник на нудистском пляже, от одного только вопроса о самочувствии. Сбежал даже!       Костя попытался сделать выводы, подкорректировать смазавшийся образ. Добавить в него закономерной стеснительности и неловкости перед альфами. Образ треснул через пару дней! Компании альф и омег как-то ухитрились пересечься днем. Заболтались — а Костя засмотрелся понятно-на-кого, подозрительно тихого, — и упустили из виду жирную черную тучу, коварно заползшую с тыла. Капли были крупными и прохладными — самое то в летнее пекло, но омеги завизжали и засуетились. Пришлось присоединяться к панике и стадом ополоумевших кур нестись на ближайший сеновал. Все хохотали, пихались и толкались, влезая на высокий настил, и как-то ухитрились разбить условную Кости-Тошину пару. В итоге Тоша оказался на самом краю, устроившись на смешном пространстве. Все так же молча сидел и плел кривоватую косичку из нескольких длинных соломинок.       Костя очень волновался за него, боялся, что навернется. Он никогда не мог понять излишней Саниной опеки над Ромкой, а теперь вот не отводил от Тоши взгляда, был наготове, чтобы вовремя рвануться вперед и ухватить. Потому что человек слишком хрупкий, слишком неловкий и нескоординированный по сравнению с волком. Отчасти это все напоминало родителя, смотрящего, как ребенок делает первые шаги. Саню уже отпустило — в его глазах Ромка «ходил» относительно уверенно. А Костя боялся. И потому снова, как тогда, с сумкой, сорвался:       — Ты там смотри яичко не снеси на своей жердочке.       Тоша сразу понял, что обращаются к нему. Оторвал взгляд от нелепого хенд-мейда и, прищурившись, посмотрел на Костю:       — А ты внимательный такой, я смотрю. Как бы за свои яички переживать не пришлось.       И отвернулся. Захрюкали альфы, сдерживая смех и нарываясь на допнагрузки. Заулыбались омеги. А Костя все смотрел на Тошу и не мог уложить в голове мысль о том, что… Черт возьми, этот крохотный омежка ему что, угрожал?! Костя широко и насмешливо улыбнулся, и тут Тоша снова посмотрел на него.       — А чего ты улыбаешься? — задиристо выдал он, вскидывая бровь. — Зубы лишние отросли?       Костя фыркнул и принялся пробираться к нему:       — А сейчас поближе посмотришь и сам проверишь.       Он в очередной раз Тошу недооценил. Не ожидал, что тот сможет ловко обогнуть Серого и проскользнуть у Кости под рукой. Дернулся, только когда ощутил, как под футболку на спине запихивают приличный ком колючего сена. В итоге завертелась дурашливая битва между альфами и омегами, в которой Тоша умудрялся виртуозно лавировать и ускользать прямо из рук. В их компании было достаточно людей, так что применять волчьи способности не выходило, Костя стопорил себя, упускал Тошу и порыкивал от азарта.       Поймал в итоге, ясное дело. Ухватил за тонкую лодыжку. Потянул на себя, прихватывая сена, но тут кто-то толкнул его в спину, так что они вдвоем полетели вниз. Приземлились вполне мягко и безопасно, так что Костя сразу подмял под себя Тошу и выразительно показал ему зажатый в кулаке пучок. А Тоша вдруг закусил губу, сделал несчастные глаза и поднял вверх бровки, явно актерствуя. Но… Понятно, что Костя ничего не сделал. Прищурился, посмотрел с угрозой и отбросил сено в сторону. И только тут до него дошло. Поза, Тоша, сено. Выстроились в голове в неправильной сейчас, совершенно не нужной взаимосвязи. И плевать на беснующуюся рядом компанию. На все плевать.       — О! — вдруг оживился Тоша, вглядевшись в окно. — А дождь-то закончился.       Как-то ухитрился снова выкрутиться в самый последний момент. Костя поднялся и помог встать Тоше. А тот опять сумел оказаться слишком близко: встал на цыпочки и принялся старательно выбирать у Кости из волос запутавшийся там сор. Костя вглядывался ему в глаза и не видел в них никакого — никакого, черт подери! — подтекста. И так невыносимо хотел поцеловать чуть сморщенный носик.       — Тош! Ты идешь там? — Ромка так кстати и так не вовремя!       — Да! — крикнул в ответ Тоша и пару раз провел Косте по волосам: — Вроде все.       И ускакал, не замечая, как соляным столбом замер Костя.       — Не надумывай, — тихо буркнул появившийся рядом Серый. — Он всегда такой. Вырос с лучшими друзьями-альфами. Для него нет разницы в поведении с альфой и омегой. Прикосновения там, провокации.       Костя вздохнул и мотнул головой, показывая, что услышал. Переварить пока не получалось.       — Он не флиртует, Кость. Тошка по-другому себя ведет, если влюбляется. Как с Гаром.       Серый был прав. Тоша тогда вел себя действительно по-другому. Но Костя не вспоминал, как именно. Со своей Связью, непонятным Тошиным альфой он как-то подзабыл одну из причин тогдашнего говняного поведения. Игорь. Невъебенная Тошина любовь, один из способов побольнее его уколоть. Такая, что бесследно не проходит, хоть ты тысячу альф себе заведи. В двух шагах, рядом.       И до самого вечера Костя вглядывался в Тошу, но не смог заметить ни единого взгляда на Гара, хоть отчасти напоминающего тот, из-за которого все и началось. Выдохнул немного и решил сократить дистанцию.       То, что рано или поздно они с Тошей пересекутся на том самом месте, Косте было очевидно. Но он очень надеялся обойтись без дежавю. Их деревня — это, конечно, не Москва и даже не Архангельск, так что вариантов маршрута немного, но могло же случиться чудо. Но нет. Косте просто пора было привыкнуть к тому, что если дерьмо может с ним случиться, то оно случится обязательно.       Совпало все, вплоть до времени и злоебучих комаров. Костя даже одеться ухитрился в похожие шорты и футболку. И меньше всего в таких условиях ему нужны были неуклюжие старания стаи, чтобы оставить их с Тошей почти наедине. Как тот не заметил всех этих тупых перемигиваний — просто удивительно. Костя был почти уверен, что хрупкое, чудом установившееся между ними перемирие рухнет в тот же момент, как Тоша осознает. Косился на него, боялся лишний раз вздохнуть. А Тоша был спокоен. То ли пережил давно то лето, то ли просто не придал судьбоносному вечеру значения. Скорее всего, последнее.       Они молчали. Тоша еле заметно улыбался, довольно поглядывая по сторонам, а Костя изнемогал от отсутствия диалога. Ему необходимо было хоть что-то. Контакт больший, чем один на двоих кислород. Единственный доступный. И Костя открыл рот.       — Жара адова, — выпалил он первое, что пришло в голову.       Лучше бы молчал. Но с Тошей всегда так. Язык смолол пошлейшую дичь, от которой жарко покраснели щеки, и прилип к нёбу. Тоша мог бы рассмеяться или фыркнуть, да хотя бы глаза закатить — все выглядело бы логично. Но он только повернулся, прекращая разглядывать реку и деревню на той стороне, и улыбнулся:       — Да капец вообще! В Москве такая же жарища стоит. Я думал, хоть здесь передохну. Но, — он поморщился, и Костя не сдержал улыбки, — покой нам только снится.       Момент был совершенно неподходящий. Костя понимал, что его мотает от пошлейших вежливостей, до которых, в сущности, ни одному из них нет дела, до весьма личных вопросов. Но это было слишком важно. Костя не просто хотел — должен был понять.       — Ты вроде бы приезжать не собирался?       Тоша еле заметно нахмурился и вздохнул:       — Я в Грецию собирался. Уже на чемоданах сидел, но обстоятельства сложились так, что пришлось приехать сюда. Действительно обидно профукать поездку с лучшими друзьями. Хоть это и не Сейшелы.       Костя резко уперся взглядом в землю. Надо — надо! — извиниться, но не выходило. Даже рот открыть не получалось. И вот почти уже, почти переломал себя, но Тоша подмигнул и продолжил как ни в чем не бывало:       — Да даже хрен с ней, с поездкой. У меня у друга проблемы какие-то, и мы все это планировали больше, чтобы взбодрить его, переключить, что ли. Но без меня, не знаю, вырулит ли. Ден опять пойдет по омегам, а у Кира траблы с разговорами по душам.       По всей видимости, Тошу ситуация действительно беспокоила, потому что он закусывал губу и хмурился. А потом продолжил, явно выплескивая на Костю накопившееся, как на случайного попутчика:       — Мы дружим вчетвером. Я, Кир, Ден и Рус. Давно. Мне ближе Ден, а Киру — Рус. Я не могу с наскока к нему подвалить и все выпытать, так что не успел узнать, что именно случилось. Руса… как бы это назвать?.. сослали в Подмосковье на время одиннадцатого класса. Было за что. Но вернулся он совершенно разбитым. Как будто… все время смотрит в себя. Всегда был оторвой и тусовщиком, а тут дома сидит. А мне все недосуг с ним поговорить было. То одно, то другое. Или я не могу, или он не готов, или момент неподходящий. И вот эта поездка была реальной возможностью все прояснить, хоть чем-то Русу помочь. — Тоша посмотрел Косте в глаза. — Я не должен был быть здесь. Там я нужнее.       Костя понимал. Он мог бы даже посочувствовать бедняге Русу, если бы не понимал со всей отчетливостью, что нужен Тоша именно здесь. Ему нужен. В разы, в миллионы раз нужнее, чем этому бедняге, которому наверняка нужен свой Тоша, а не этот, не Костин.       — А ты? — снова заговорил Тоша. — Почему снова здесь? Опять сослали? Саня как муж декабриста с тобой отправился?       Костя вздернул брови и хмыкнул: в таком ключе шутить омеги с ним не рисковали. Но Тоша был не все. Во многих смыслах. Костя покачал головой:       — Мой личный выбор.       Тоша прищурился и вздернул бровь.       Лучшая ложь та, которая только чуть изменяет правду.       — Я повзрослел, а Саня выел бы мне мозг, если бы оказался далеко от Ромы.       — О! Теперь верю, — улыбнулся Тоша.       И как-то моментом сошло все напряжение. От воспоминаний, Тошиной тревоги, каких-то явных недомолвок, о которых — Костя понимал это — он не имел права спрашивать. Даже вернувшееся молчание не было таким натянутым, так что Костя принялся ненавязчиво рассказывать о всяких мелочах, пытаясь оставаться на поверхности, плавать в рамках деревенской жизни. Но Тоша снова, немудреными вроде бы вопросами, искренним интересом ко всем этим историйкам раз за разом спихивал Костю во что-то личное. Ощущение было странным. Костя давно сжился с мыслью, что Тоша его. Это было чем-то вроде фантазий омеги в пубертате, влюбленной в недостижимого кумира. С фоткой на заставке, обклеенной постерами комнатой, футболкой с улыбающимся лицом во всю грудь. С надеждой в глубине души, что в какой-то, пусть выдуманной, реальности можно быть вместе. Нельзя. Это ясно. По крайней мере, их отношения не смогли бы развиваться с чистого листа. Костя постоянно чувствовал какую-то настороженность в Тоше, списывал ее на себя и старался быть деликатнее. Как с полудиким зверьком — без резких движений. Он пытался его понять, хоть как-то разложить его характер на четкие составляющие. Но не выходило.       Тоша решительно отличался от всех знакомых Косте омег. На раз взрывал тихую деревенскую упорядоченность, втягивая во все это ужасно правильного Ромку.       На следующий день эти двое спиздили мотик Ромкиного брата. Ухитрились навернуться, ободрать локти и колени и сорвать голоса от хохота. Степа гонял их, все еще ржущих, по всей деревне, угрожая пытками инквизиции, но Тоше с Ромкой было плевать. Бледный Саня, шипя, обещал, что локти и колени у Ромки не заживут еще очень долго. А Костя жалел, что не может Тошу хотя бы отругать. Потому с удовольствием вслушивался в крик Серого. Но на тренировке все же вломил ему.       Пожалел на следующий день. Они стаей сидели на крыльце школы, отдыхали после тренировки, когда сияющий Тоша вырулил из-за угла. И Косте бы задуматься, но мозг, как всегда, не работал.       — Привет. — Какой же милый — просто невозможно! — Кость?       — М?       Костя очень старался выглядеть приветливо, чуть склонил голову и улыбнулся. Это был первый раз, когда Тоша обратился к нему первым, и оттого сердце заходилось и дышать было трудно. Так что да, все что угодно, детка.       — Лови!       Ну да, мозг не работал, а смотрел Костя Тоше в глаза, почти нестерпимо яркие на свету. Потому не обратил внимания, что тот все время прятал руки за спиной, не посмотрел, что же ему бросили. Надо поймать? Он поймал.       Тонкий маленький шарик, до упора заполненный колодезной водой, взорвался от одного прикосновения. Окатил распаренного Костю, зацепил охнувших от неожиданности Саню и Серого. А Тоша подорвался и чесанул прочь. Костя рыкнул и ринулся следом. Как всегда сдерживаясь, потому что убегающий Тоша будил самые зверские порывы, и не поймал. Схватил воздух в миллиметре от Тошиной футболки, когда тот влетел в распахнутую хохочущим Ромкой дверь.       Ввалиться без приглашения Костя, безусловно, не мог, так что просто проигрывал в голове планы мести, то и дело срываясь в неприличное. Рядом ворчал и пытался высушить футболку Саня, а два веселых поросенка в своем каменном домике продолжали смеяться, «незаметно» выглядывая из-за занавески.       — Не сохнет? — сочувственно поинтересовался Ромка в форточку.       — Нет, — огрызнулся Саня.       — Ну и не надо сушить, — мурлыкнул Ромка и запулил в него очередной шарик.       Серый, привыкший к заскокам этих двоих, отскочить успел, а вот Костя снова оказался облит, пусть и не напрямую. Саня взвыл, перекрывая взрыв хохота за окном.       — А ну-ка вышли оба! — заорал он.       В окне синхронно нарисовались удивленные мордашки. Похлопали глазами, широко улыбнулись и в один голос уверенно произнесли:       — Нет!       И тут же снова захихикали. Саня рыкнул и принялся ругаться, впустую обещая наказать обоих. Но Костя уже включил мозг.       — Серый, дуй за Степой.       Степан, все еще не простивший свой мотик, был бы рад помочь им выкурить омег. Хихиканье сразу прекратилось, сменившись шебуршением и топотом. Серый ухмыльнулся и припустил за Степой. Вот только когда тот впустил их в дом, омег там не оказалось.       — Через огороды смотались, — сочувственно похлопал Костю с Саней по плечам Степа. — Это, кажется, ваше — на окне нашел.       На клочке бумаги Ромкиной талантливой рукой были наскоро нацарапаны их карикатуры со свисающими с носа каплями. Саня аккуратно вытащил его из Костиных пальцев, сложил и убрал в карман мокрых шорт.       — Ладно, — жизнерадостно провозгласил он, улыбаясь, — я домой. Надо переодеться и выспаться. — И вот тут улыбка резко сошла с его лица. — Потому что этой ночью ни я, ни кое-кто еще спать не будем.       Костя вздохнул и пошел за ним.       Ромку Саня сцапал сразу перед клубом. Тот, увидев их, округлил глаза, ойкнул и попытался смыться, но был схвачен и утащен в неизвестном направлении. А Костя с предвкушающей улыбкой вошел в клуб.       Тоша сидел в самом темном углу и пытался слиться с креслом. Неплохо так, но не когда тебя ищет оборотень. Костя подошел к нему вплотную и присел на корточки, укладывая подбородок на скрещенных у Тоши на коленях предплечьях. Запрокинул голову и заглянул в настороженные глаза. Мотнул головой на выход. Тоша глубоко вдохнул, закусил губу и вцепился в подлокотники. Костя думал, что он откажется — должен был отказаться! — но Тоша медленно выдохнул и кивнул. Костя поднялся, взял его за руку и повел за собой. Пытался не думать, что вот оно, не вздрагивать внутренне от сбывшейся фантазии, но было слишком хорошо. Маленькая мягкая ладошка в руке и очередной взрыв, обострение тактильного голода.       — Куда мы идем? — тихо, показательно несчастным голосом — как будто Костя мог ему что-то сделать! — спросил Тоша.       Но ответить Костя не мог. Диалог рисковал окончательно доконать его, держащегося только на шуточной жажде мщения.       Тропинка, ведущая к реке, заканчивалась для Тоши слишком быстро и столь же очевидно. Он сначала напрягся, а потом принялся вырывать руку. Костя, не сбавляя шага, ухватил его за талию, прижимая к себе. И вот эти отчаянные попытки вырваться были сейчас очень нужны, потому что Костю коротило. И надо было бы выпустить Тошу, отправить его домой. Ну, отругать в крайнем случае. Но Костя прижимал его теснее и легко спускался уже по песку. Подошел к кромке воды и поставил на землю.       — Сам зайдешь или мне тебя закинуть? — доброжелательно спросил он.       Костя ждал, что Тоша попытается сбежать, но тот вдруг запрыгнул на него, обхватил руками-ногами, как маленькая обезьянка, и нежно проговорил:       — Только вместе с тобой, мой рыцарь.       Сбил искры плеснувшим весельем. Даже излишняя близость не сыграла роли. Костя хмыкнул и прошагал по прыгающим доскам на плот. Подошел к краю и еще раз вопросительно взглянул на Тошу. Тот довольно улыбался и в то, что разодетый Костя может плюхнуться в воду, явно не верил. Костя развернулся спиной к краю и вернул улыбку, глядя, как та сползает с Тошиного лица.       — Костя, — осторожно начал Тоша, — ты же не собираешься… Костя-а-а!       Вода сомкнулась над головой, остужая распаленное тело и обрывая крик. Костя поднялся на ноги, удерживая Тошу одной рукой, встряхнул головой и вытер лицо. Тоша кашлял, бил его кулачками в плечо и смахивал текущую по лицу воду.       — Ах ты засранец! — завопил он, прокашлявшись.       Костя присел и окунул его еще раз, правда, уже по шею. Вопль оборвался, и Костя потопал к берегу. Тоша молчал, и казалось, что, стоит ему ступить на песок, разразится буря. Костя даже был к ней готов. Потому что, наверное, все же переборщил. Но Тоша сделал шаг назад, прищурился, а потом широко улыбнулся.       — Ладно, квиты, — и протянул руку.       Костя опустил взгляд, слишком поздно понимая, что зря.       Если когда-нибудь альфа будет говорить, что может спокойно игнорировать торчащие через футболку соски омеги, надо харкнуть лжецу в лицо. Он может себя контролировать, но не замечать — нет. Никак. Особенно если омега любимый настолько, что крыша не просто едет — она вывернута наизнанку.       Тошина футболка была слишком тонкой и слишком мокрой. Это все на истерзанный воздержанием организм валилось непосильной ношей. Костя сглотнул, ожидая очередного приступа бесконтрольности, потому что вот же — самое время для него. Но возбуждение было привычным — человеческим. Со стоящим членом, жаркими волнами по телу, но ясной головой. Захоти Тоша, сделай хоть малейший намек, Костя не смог бы отказаться. Плевать уже даже, что без отношений, без долгих выматывающе-успокаивающих встречаний. Но без Тошиного согласия можно было дышать почти ровно, а глаза не заволакивало пеленой.       Костя протянул руку и пожал прохладную после купания ладонь.       — Квиты.