Зверю в сердце. Костя

      Димас налетел всем весом и сбил с ног. В альтер-форме он почти не уступал Косте в массе и габаритах. Костя мгновенно поднялся и оскалился, но Димас перекинулся и вытянул руку:       — Не дури.       Костя прищурился и недовольно рыкнул — Димас вот прямо сейчас нахер был не нужен на пути. Обжигающе ледяная слепоглухонемая ярость клокотала в груди. Ее было так много, что по большому счету не имело значения, кто именно попадет под раздачу. Димас сейчас нехуево так рисковал огрести.       Костя сглотнул, давя искушение разнести своему бро ебальник.       «Сдриснул», — выдавил он из себя.       Но Димас скрестил руки на груди и глумливо склонил голову.       — Ты вкрай ебанулся, Кот. Ты кто такой, чтобы разборки с москвичами устраивать?       Костя вопросительно наклонил голову:       «Что?»       — Ты Тоше никто. Не родственник, не муж и даже не парень. Левый хрен с горы. Возможно, ты прорвешься в Москву. Возможно, тебе позволят добраться до этой падлы. — Сзади медленно подходила стая. Костя слышал приближение, но куда отчетливей гремела кровь в ушах. — Возможно, позволят его убить. А потом что? С тобой, с нами связываться не будут — ясен хрен. А Тоша? Они будут мстить и будут в своем праве. Потому что ты вмешаешься. Они убьют его. Чужими руками, но убьют. И потом пришлют тебе его хорошенькую головку в коробке. С порванным ртом.       Костя бросился на него без предупреждения. Не думал, не сомневался. Это… то, что было внутри, оказалось невозможно подавить, загасить. Но Димас знал его слишком хорошо. Специально растравливал. Он бы не справился в одиночку ни за что в жизни, но стая была на его стороне. Парни были злыми, дрались без скидок и поблажек, совершенно не боялись рвать его. Словом, делали так, как требовалось.       Измотанный, залитый кровью Костя устало опустился на мох и закрыл предплечьем глаза — солнце слепило.       — Что ты предлагаешь? — просипел он.       Димас густо сплюнул и проговорил:       — Прокуроров подключать.       — Это, блядь, время!       — Это, блядь, единственный твой сраный шанс спасти его!       — Спокойно, — задумчиво прервал их Саня, — время у нас есть. До конца сентября — точно. Димас прав: это единственный шанс все провернуть наверняка. Подключай родителей — дядя Мот сможет надавить, куда надо.       Кровь засыхала и противно стягивала кожу. Костя обернулся и встряхнулся.       «Справитесь без меня?»       — Иди уже, — отмахнулся Саня и перекинулся.       — Кот, — притормозил его Димас, — не кипишуй и собери информацию. Сдается мне, этот сучонок не так прост. Хер пойми, чего он выкинет.       Костя кивнул, легонько шлепнул Димаса по плечу лапой и оскалился, когда тот брезгливо отряхнулся.       «Спасибо, брат», — боднул он его в голову.       — Иди уже!       Все оказалось куда проще, чем он думал. Папу история привела в ярость, он рвал и метал, подгонял отца, хотя тот и без того зло щурился, отыскивая среди контактов нужный номер. К концу следующего дня все было улажено.       — Дней пять на все про все, — с довольством в голосе сообщил он и хлопнул Костю по плечу.       — А мальчик этот… — вроде как без особого интереса начал папа.       — Я разберусь, па. Дай мне время.       Папа еле заметно нахмурился, но согласно кивнул. А Костя быстро собрался, попрощался с родителями и начал собирать информацию об ублюдочной суке. Все оказалось хреновей, чем он рассчитывал.       — Чувак без тормозов, — недовольно ворчал в трубку Адам. — Ищи способы прикрыть своего омежку.       — Не понял.       — На твоем сладком зайке должен быть барьер. Ищи спеца по этим делам. Я не в курсе.       Тормознуть волка могла только метка сильного вожака. Теперь Костя вполне подходил под эти параметры. Вот только под Тошины параметры он уже ни хрена не подходил. И, учитывая все еще живую хитрожопую тварину, вряд ли когда-нибудь станет подходить. Не с волком за плечами.       Костя листал присланное досье, охреневал от того, как прокуроры могли прохлопать такое, отчаянно мечтал надраться и рвануть к Тоше. Все желания были неосуществимы, а вот угроза для Тоши была вполне реальна. Костя перерыл тонну литературы — истерзанные глаза болели, а башка гудела, но не нашел ровным счетом ничего. Даже приблизительного. Даже отдаленно напоминающего. Вариантов было два: сделать партнера своим окончательно и бесповоротно или положить болт.       Бесценная книга лупанулась о стену, а Костя откинулся в кресле и прикрыл глаза. Спать не хотелось — внутри тошнотно пузырилась нездоровая энергия. Вариант был один — идти на поклон к дяде, единственному доступному историку, которые среди волков были на вес золота.       — Ты же понимаешь, что я должен все рассказать Матвею? — напрямик спросил он, постукивая по губам дужками очков — нежно любимого аксессуара с нулевыми диоптриями.       — Нет. Я не понимаю, а ты не скажешь, — уверенно ответил Костя и закинул ногу на ногу. — Потому что мне тоже тогда будет что сказать.       — Иногда вот смотрю на тебя, такого сладкого ангелочка, и забываю, каким гондошей ты можешь быть, — поджав губы, сказал дядя.       — Равным тебе, — нагло ухмыльнулся Костя, понимая, что нужная инфа скоро будет. Если бы дядя не знал чего-то, он сразу бы послал. А так просто выеживается.       Все вроде бы складывалось удачно, но Костя бесился. Каждый пункт его плана сбоил, схемка оказалась кривовата. Но херовей всего было от осознания, что Тоша стал дальше, чем тогда, слякотной московской весной. Беспросветно далеко. Костя сбрасывал Санины звонки, прислушиваясь к ощущениям стаи. Все было ровно, а слышать про Тошу он был сейчас просто не в состоянии. Ну просто вот нет. Никак. Можно было, конечно, пофантазировать о том, что Ромашка все объяснит, убедит Тошу в его безопасности, в мягкости и пушистости волков и Кости в особенности. Но к реальности все эти фантазии даже на километр не приближались. А регенерация действует только на физические раны — дыры от разбившихся надежд в перечень не входят.       Костя психовал. Выходить из квартиры не хотелось, да и жара не способствовала прогулкам. Пересекаться с родителями тоже было палевно. Тимоха шарахался от Кости и крыл его хуями без всякой цензуры. Свои родные парни были далеко, а с жидкими знакомыми Костя встречаться не горел желанием. Ожидание выматывало. Костя открывал контакты, стопорился на первом в списке и отбрасывал трубку в сторону.       Адам перезвонил через четыре дня.       — Ну, Котик, дело сделано. Приговор вынесен, хуйло в ссылке, можно плясать и звенеть мохнатыми яичками — ты, красавелло и первый альфа-самец на селе, спас своего принца и можешь вкушать, так сказать, плоды усилий, — Адаша глумливо хмыкнул, как всегда намекая на всякую похабень.       — Что с ним?       Костя не думал отвлекаться. Игривый легкий тон явно маскировал очередное говнище.       — Мы не смогли его достать, — Адам сразу посерьезнел. — Родаки у парня ушлые оказались, просекли фишку и сплавили хлопчика в какие-то ебеня.       — А с Тошей что?       — Все то же, — без всяких смехуечков резко ответил Адам. — Безусловно, нам затирают, что все под контролем и человечку-зайчику ничего больше не угрожает, но, Кот… Ты читал досье. Он ебанутей ебанутого. Реально двинутый всем крышаком. Если есть хоть малейшая возможность как-то дополнительно обезопасить твоего омежку, то сделай это. Мы сможем следить за ним двадцать четыре на семь, но в условиях секретности руки у нас будут связаны. Подключать московскую стаю — не вариант.       Костя вздохнул и тихо застонал, откидываясь на подголовник.       — Бля-а-адь…       Адам хмыкнул и отключился. Нужно было возвращаться.       Отец предлагал машину с водителем, но Косте хотелось размяться. Волка угнетал город, пусть и родной. Выровненная дорога классно стелилась под лапами, особенно когда закончился асфальт. Периодически Костя нырял в лес, обматывался в золото, потом срывался к реке — она успокаивала растревоженные нервы.       Он, ясное дело, никого не предупреждал, но думал, что стая встретит его еще на подходах к деревне. Однако Костя добежал до дома, но никого не увидел. И только взглянув на спящего Саню, он понял причину. Тот был измотанным, замученным, совершенно опустошенным даже во сне. Бледный и нахмуренный, он беспокойно дергался, поджимал губы. Костя тихо хмыкнул, присел на край его кровати и приложил ладонь ко лбу, потихоньку накачивая силой. Лес был далековато, но теперь это не имело такого уж значения.       Саня проснулся рывком. Распахнул глаза — шальные, перепуганные, — уставился на Костю и жалобно, тихо заскулил.       — Эй, — прошептал Костя, — все хорошо. Я здесь. Все уладил.       Саня всхлипнул, в одно движение оказался у Кости на коленях и крепко обхватил его руками и ногами. Уткнулся носом в шею, забавно ссутуливаясь, и глубоко задышал.       — Все-все, маленькая обезьянка, папочка здесь.       — У-а-а, — ворчливо закривлялся Саня и куснул Костю за ключицу. Потом крепко ухватил его за затылок и прижался лбом ко лбу: — Больше никакой херни, вроде твоих ебаных отлучек.       Костя фыркнул и весомо покивал:       — Да, детка, почти весь твой.       — Бля-а-адь, — снова откидываясь на кровать, простонал Саня, — это был какой-то писос. Я спать. Возможно, на сутки. Если захочешь разбудить, иди на хуй и повертись там.       — Тебя поверчу, — проворчал Костя, улыбаясь во всю ширь.       — Почти согласен, — пробормотал Саня, вырубаясь.       Костя поворошил Санины волосы. Тот, явно в полусне, довольно заворчал, повернулся на бок и забросил руку Косте на бедро. Наверное, стоило прилечь рядом и тоже отоспаться — полноценно Костя не отдыхал уже неделю. Но он понимал состояние и порывы Сани. Не только потому, что соскучился по нему и стае — это было, конечно, но крышу рвало не оттого. Костя хотел к Тоше. Хотел усадить его к себе на колени и хотя бы просто погладить по спине, провести ладонями от лопаток вниз, а потом с нажимом большими пальцами по бокам. Костя был почти уверен: боящегося щекотки Тошу продерет от кайфа. Злость от всего нерешенного наслаивалась на эти фантазии, дурные мысли. Костя думал, как хорошо было бы рассказать все, сгустить красок, объяснить, что выхода нет, кроме одного. Ухватить Тошу крепко за загривок и заставить смотреть на себя, чтобы не отрывался, чтобы дышал наполовину тем, что Костя выдыхает. Как было бы здорово — просто охуительно! — привязать его к себе. Влезть под кожу, заполнить собой все язвы, оставленные страхом. Один-единственный раз уговорить. Посадить на узел, растянуть под себя. Во всех сраных, гребаных смыслах.       Костя задыхался от этих фантазий, хотелось больше и разъебать себе башку. Саня, уловив отголоски Костиного состояния, беспокойно заворочался, тихо застонал во сне, и Костя резко поднялся. Тряхнул головой и вышел из комнаты. Дедуля был на партсобрании сплетников, так что лишних вопросов не возникло. Душная муть все еще клубилась у Кости в груди, и выход был только один. Идиотский — потому что Тоша наверняка все еще боялся и дай бог если хотя бы выходил из дома, — но неотвратимый, как пиздец. Костя вышел в коридор и натянул кроссовки. Легко спрыгнул со ступенек и распахнул дверь.       Ничего не поменялось. Мычали коровы, где-то лаяла собака. Пахло сеном и цветами. Ромка собирал малину, даже не глядя в сторону их дома — видимо, знал, насколько Сане хреново, и был уверен, что тот спит. Костя подумывал окликнуть его, расспросить, но, блядь… Как же было стремно! Учитывая Ромкино не до конца остывшее желание ему поднасрать, рассказ мог быть куда жестче правды. Нахрен Косте такое не уперлось! Он незамеченным проскользнул мимо Ромки и медленно двинул в сторону леса, ощущая, как начинает осознавать его появление стая.       Парни буквально подмяли его. Они старались придвинуться ближе, спрашивали о чем-то, совершенно не интересуясь ответом, и жадно вглядывались в лицо. Серый притерся плечом, весь ссутулился и тихо рычал, стоило кому-то попытаться оттеснить его в сторону. Это было и забавно, и пробивало на жалость. Костя ловил почти забытое ощущение вписки, когда вокруг толпились омежки, тихонько касались и типа незаметно обнюхивали. Костя понимал, как нелегко дается все это парням, и вывозил бессмысленный разговор, не смеялся и не отстранялся, искренне улыбался каждому и заштопывал прорехи в золоте.       Но незавершенный гештальт тянул. Костя деликатно вывернулся из своего волчьего клубка и двинул к Тошиному дому. Волки умеют быть неслышными и невидимыми, если хотят.       Захотел, блядь. Перестал прислушиваться к звукам в доме, иначе Тошу бы услышал. Костя мог бы, наверное, увернуться, спрятаться, но по телу разлилось оцепенение — не двинуться. Тоша замер. Костя видел, как медленно расширяются его глаза, как округляется рот. Едва-едва. Он знал, что будет потом. Кошмар — не на двоих, а в квадрате. Паническая атака с разных сторон толстых стен, которые не преграда для оборотня, ну вот ни разу.       Костя вскинул руки, развернул кисти ладонями — «я не опасен, не бойся». Чисто человеческий жест, но должно же сработать хоть что-то. Только теперь стало понятно, насколько тупая, неебически идиотская идея — притащиться сейчас сюда. Напугать еще больше Тошу и добить себя. Когда же ты перестанешь думать задницей, Константин Матвеич?       И ориентация в пространстве — к чертям. Костя даже не понимал толком, где находится. Лицо Тоши — фокусом, а все остальное — нахрен. И вдруг мир кувыркнулся. Ощущение, знакомое только по тренировкам с отцом. Нежданное, совершенно не к месту. Костя и понять ничего не успел, как оказался в пересохшей канаве на заднице. Что вы, блядь, знаете о неудачах?       Пожалуй, ситуация была не так и плоха — можно было по-тихому свалить, возможно даже, на заднице. Просто отползти — вряд ли Тоша пойдет смотреть…       — Господи, как ты там?       Тоша смотрел испуганно, но не так… Не боясь Костю, а боясь за него. Переживал. Серьезно?       — Не бойся, пожалуйста, я ничего тебе не сделаю! — Костя выпалил это, стараясь выглядеть максимально неопасным, удержать Тошу в состоянии наседки. Может, голову разбить? Все равно без надобности.       Но Тоша заблестел глазами, на долю секунды пытаясь сдержаться, а потом рассмеялся. Не боится?       — Да не боюсь я. Вставай давай!       Не боялся. Костя вглядывался, вслушивался, жадно, не отвлекаясь, но не находил страха. Куда он делся, как такое вообще могло быть?! Как будто Тоше память подтерли. Но нет — Костя видел любопытство в его глазах, как Тоша осторожно высматривает в нем что-то новое, то, что раньше было закрыто. И так приятно было — ведь скрываться, прятаться больше не нужно, — что Костя не стал отнекиваться и признался в своей роли в улаживании Тошиной проблемы. Конечно, отмахнулся от благодарности, потому что сделал все это — ну надо же быть честным с самим собой! — куда больше из-за собственных порывов. Хрен знает, помчался бы Костя, сверкая пятками и грозя передушить нахрен стаю, если бы на месте Тоши был кто-то еще.       Тоша счастливо жмурился, был наконец-то таким расслабленным, без этих своих заячьих порывов оглядеться и найти страшного серого волка, скалящегося из кустов, что запугивать его снова не хотелось. Но Костя понимал, что раскрыть карты придется. Тоша не любил, когда играли за его спиной, и быть милой лялечкой с круглыми глазами — тоже.       — В общем, рано ты меня поблагодарил, — начал Костя, хмурясь оттого, что приходится это говорить, что сил не хватило. Не дотянул.       — В смысле? Но ведь родители…       — Официально все в порядке. Была комиссия, дело закрыли, виновных наказали.       Хотя наказать должны были давно. Еще до вмешательства людей. Да даже допустить не должны были всего этого пиздеца!       — И в чем же тогда…       — В твоем бывшем. Я сначала думал, что он просто тупая избалованная ублюдина, но он еще и конченый вконец. Тош, в данной ситуации я бы гроша ломаного за твою безопасность не дал.       Тоша побледнел, вздернул вверх брови и стал невыносимо несчастным.       «Просто останься со мной!» — хотелось заорать Косте. Но давить было нельзя. Навязываться, пользоваться Тошиной беспомощностью казалось неправильным. Тоша должен был прийти сам.       — Здесь я почувствую приближение чужака, да и зайти ему так далеко на наши земли не дадут, но у тебя дома…       Костя наступал себе на горло, пытался намекнуть, что вот он я — твоя меховая клыкастая стена, которая отгородит тебя ото всех, кто мешает, кто пугает и угрожает. Порву их и выпущу кишки. Сделай же хоть один шаг навстречу! Выпусти меня из френдзоны! Костя незаметно для себя стал слишком жадным…       Тоша не слышал этих завуалированных просьб. Он все сильнее боялся. И это было даже хуже реальной возможности его скорого отъезда.       — Эй, я что-нибудь обязательно придумаю. Точнее, даже не я — у меня мозгов не хватит. Но вот мой двоюродный брат или дядя — обязательно.       «Успокой его. Успокой!» — ненужно подталкивал волк. Костя даже не прислушивался к нему. Сжимал Тошину узенькую лапку и был благодарен каждому ухабу, на котором тот спотыкался.       На лесопилку Костя его привел, даже не надеясь что-то там продолжать и с чем-то бороться, потому что не было у него ни Саниного терпения, ни способности чувствовать окружающих настолько тонко. Он просто хотел понять, насколько сильно Тоша его боится.       Тоша не боялся. Тоша охереть насколько не боялся! Ну, ему, собственно, оставалось только расхлебянить Косте рот пошире и попытаться засунуть туда голову. Доверчивость овер дохуя, блядь! Косте было и хорошо, оттого что страха нет, и злость брала ровно оттого же. Волк внутри бился с требованием показать его, дать похвалиться густой черной шерстью и мощными лапищами. Костя окорачивал его и пытался ментально отпихнуть изнывающую стаю, которая держалась на расстоянии колоссальным усилием воли. И Тоша еще продолжал провоцировать. Даже не пытаясь включить уже инстинкт самосохранения. Глумился и подъебывал. А у Кости терпение никогда резиновым не было. И трогать Тошу хотелось до чертиков. Так что сдерживаться особо резона не было.       Тоша хохотал и извивался от щекотки, катаясь по опилкам, и это все совершенно не способствовало успокоению. Костя быстро прекратил, надеясь, что Тоша сделает выводы, но…       — Бедняженька, — глумливо протянул тот в ответ на искреннюю жалобу и, протянув руку, погладил по голове.       Это было не-вы-но-си-мо! Все барьеры, железобетонные решетки клетки, в которую Костя загонял себя, разваливались, как размокший, расквасившийся картон. Тело закаменело от удовольствия. Было так хорошо, что даже больно. До закатывающихся глаз и мелкой дрожи. Еще немного и…       — Пожалуйста, — еле выдавил из себя Костя.       Эмоции зашкаливали. Костя понимал, что оставаться рядом с Тошей в таком состоянии попросту небезопасно, так что он проводил его до дома и нырнул в объятия раздраконенной стаи. После глажки — хоть потоп, вот честно.       К вечеру он пришел в себя и смог наслаждаться видом искрящихся альф, приятно удивленных омег и совершенно расслабленного Тошеньки. Который довольно жмурился и подставлял шею прохладному ветерку с реки. Ужасно, слишком многозначительно. Саня ухмылялся, Серый незаметно неодобрительно качал головой, Гар неприкрыто скалился, потому что все видели потемневший Костин взгляд. Да он и сам понимал, что цепляется за примитивные, пустые, на самом деле, движения и жесты, но поделать с собой ничего не мог. Но был во всем этом несомненный плюс — Костю отпустило. Внутри перестало нарастать нетерпение, жажда изменений и решительных шагов. Костю устраивало вот это все. Тошино спокойствие, искренние улыбки и тепло бедра рядом с Костиным.       Идиллия не могла продолжаться вечно. Голос дяди в телефоне был задумчивым, он медленно цедил слова, шурша бумагой.       — Я нашел только один ритуал. — И это значило, что копать дальше бессмысленно. — Исключительно краткосрочная мера, если оформление полноценной связи почему-то невозможно. Альфа-вожак ставит временную метку, и омега приобретает своеобразный отталкивающий для других флер.       — Что значит «временную метку»? — недоуменно спросил Костя.       — О, это довольно интересно. Смысл в том, что клыки должны быть погружены наполовину или меньше, время удержания — пять секунд.       — Погоди-ка! — прервал его Костя. — То есть во время вязки я должен отмерять глубину погружения клыков и отсчитывать секунды?       — А ты думал, в сказку попал?       — Это невозможно!       — Тренируйся на яблоках!       — Пиздец…       — Не выражайся! После метки нужно собрать общую сперму и размазать по телу омеги. Ждать десять минут.       — До полной, блядь, готовности! — рявкнул Костя. — Что за дичь? В трусах из крапивы на муравейнике не сплясать?       — А тебе не помешало бы, — раздраженно ответил дядя. — Короче, я все сказал, дальше дело твое. Копии источников и полное изложение обряда целиком пришлю завтра. Встреть моего человека на другой стороне.       — Спасибо, — кисло поблагодарил Костя.       — Не обращайся, — в тон ему буркнул дядя и отключился.       Действительно прислал и копии древнющих страниц, и единое описание от себя, приписав снизу «неблагодарный сопляк!». Костя вглядывался в строчки до рези в глазах, вертел слова так и эдак, но смысл не менялся, ни одной лазейки он так и не нашел. Дядя был прав. Было еще кое-что. В трех словах умещались последствия обрывания обряда: медленное мучительное угасание. Костя сжег измятые листы — не хватало только Сане наткнуться на все это — и закупился яблоками.       Это было несложно — контролировать себя, вгрызаясь в рыхлую прохладную мякоть яблока, но Костя не стал тешить себя иллюзиями. И даже весьма уверенно прикусив шмат свежего мяса, он не спешил танцевать румбу. Все игрулечки с грызунками не имели ничего общего с ситуацией, когда придется ставить метку на шее Тоши. Это не ебаная геометрия на практике, это крышеснос. Костя был уверен, что не переживет такого. И он позвонил Адаму.       — А у тебя есть выбор? — едко вопросил Адам, выслушав Костино нытье. — Или ты думаешь, его бывший сейчас тоже на яблочках тренируется? Я уверяю, первое, что он сделает, как только выследит Тошу — а он это сделает, ты знаешь! — перегрызет его тоненькую шейку.       Костя зажмурился и сквозь зубы, со свистом, вздохнул, понимая, что выбора у него действительно нет. Не было с того момента, как он решил заговорить с незаметным пухлым москвичом.       — Я не буду спрашивать, почему ты так старательно ебешь себе мозг по поводу полноценной метки — наверняка это что-то архиважное и высокоморальное, — но даже если ты не сдержишься, это будет лучшим исходом для него.       Костя положил трубку и впервые задумался о том, что слукавь он — и все разрешится идеальным образом. Тоша сможет здраво оценить перспективы возвращения в Москву без защиты. Ведь лучше же рядом с любящим тебя альфой, будучи обласканным и живым, чем в канализации, пусть и трижды московской, но с порванным горлом. Костя ненавидел эти мысли, но они не оставляли, влезали под череп и захватывали воображение сладенькими картинками домашнего Тоши, ждущего Костю с тренировки. В передничке и с обедом из трех блюд. Но стоило Косте увидеть реального Тошу, смотрящего на него с симпатией, но без малейшей внутренней дрожи, и картинка шла трещинами, как лики святых на старинных иконах. Говорить с ним не было никаких сил, Костя оттягивал и оттягивал разговор, игнорируя Тошины вопросительные взгляды. А в один из дней увидел, как Тошин дед уходит к реке, явно в лес, очевидно надолго. Это был тот знак, который нельзя было игнорировать.       Костя до последнего надеялся, что что-то пойдет не так. Что Тоша не испугается перспективы быть помеченным, несомненно смутится, но захочет заняться с ним сексом. Что он, возможно, хоть как-то покажет заинтересованность в постоянной метке.       Но Тоша был явно напуган, от мыслей о предстоящем сексе впал в глухой ужас, а Костю даже не представлял в роли возможного партнера, пока тот не высказался напрямую.       Костя знал, что так будет. Ждал этого. Но было так опустошительно херово! Лес обласкал, опутал силой, но безуспешно. Будь Костя чуть прозорливее, он непременно понял бы, что это начало конца.