Горячее какао теряет пару положенных градусов, когда оказывается в чашке из толстого фарфора. Джерард тянется к ней, аккуратно подвигая ближе ребром ладони. Обводит пальцами гжелевый узор на матовой кромке.
— Отец будто знал, уехал, — сетует Донна, присаживаясь напротив.
— Может, так оно и было? — он лишь смешливо щурится. Женщина едва улыбается и качает головой, заполняя свою кружку.
Взгляд парня задерживается на темных трещинках внутри чашки, пока те не исчезают в какао. Миссис Уэй перехватывает этот взгляд. Отставляет кофейник в сторону, складывая руки на столе.
— Из сервиза осталось только четыре. А было…
— Двенадцать, — рассеянно отзывается Джерард. Донна кивает.
— Твой папа предложил продать их на Ebay. Сказал, что одним махом убьем трех зайцев. И себе пару лишних долларов выручим, и какого-нибудь коллекционера старья обрадуем, и место в шкафу освободим, — она сделала глоток. — Я же сказала, что он сделает это только через мой труп.
— Смотри, чтобы он это в качестве призыва не засчитал, — Уэй морщится, отпивая из своей кружки.
— Надеюсь, я ему не настолько надоела, — женщина усмехнулась, прежде чем добавить: — Да и… ты же знаешь, что папа никогда не питал особой привязанности к вещам.
— К людям, я бы сказал, тоже, — Джерард морщится.
— Не будь так строг, милый. Он любит вас. Даже если как-нибудь по-своему.
— Это просто очень хорошая отмазка. Да и не так много поводов любить меня. Если бы мой отец все знал, убил бы уже, — он откашливается. — Но другое дело — Майки.
— Джерард, детка, — Донна вздыхает. — Ты — его сын. Этого тоже порой достаточно.
— Сомнительно.
Она поднимается, качая головой. Вытаскивает из холодильника коробочку с эклерами, на ходу стягивая целлофановую пленку.
— Лучше расскажи мне что-нибудь хорошее. Как провел отпуск?
— Неплохо. Думал, Майки вам рассказал.
— Майки никогда не рассказывает больше чем надо, ты же знаешь.
Один из эклеров очутился на цветастом блюдечке в центре стола.
— Да и твое понимание «неплохо» немного размытое, милый.
— Если ты спрашиваешь, вылазил ли я из дома, чтобы насладиться всем великолепием промоченных кед, то ответ — нет, — Уэй иронично ведет бровью.
— А за сигаретами для тебя кто ходил?
— Какие сигареты, мам, — Джи фыркает. Ловит на себе скептичный взгляд. — Майки, значит? Убью засранца.
— Спасибо, что подтвердил, — Донна хмыкает. — Майки тут не замешан. Он-то хорошо врет.
— Хэ-эй, — тянет он с театральной обидой.
Женщина таинственно улыбается, комкая ненужную пленку в руках.
— А работа как?
— Такое. Ребята увольняются.
— Задержки?
— Не только, — Уэй крепче сжимает стакан, тупя взгляд. — А ты как?
— Скука смертная. Всю неделю одна была. Девчонки почти все в Европе. Одна только Антуанетта вернулась. Но мне с ней никогда особо и обсуждать ничего не приходилось. У этой женщины только один центр внимания — новости, — она усмехается. — Ее дочь получила пулю в спину. А Нетти все боится, что она ходить теперь не сможет. У Карли — ну, дочки — молодой человек есть. Предложение ей сделал. А эта старая карга только о внуках грезит.
Он на несколько секунд закрывает глаза, пытаясь выцепить общую мысль. Наконец задумчиво переспрашивает:
— Пулю?
— Пулю. Не слышал... — Донна допивает какао залпом, — …что случилось в посольстве Лондона? Или ты осуществил мечту выбросить телевизор?
— Нет, я… — парень хмурится. — У меня там друг.
— Друг? — переспрашивает она. Джи выдавливает из себя некоторое подобие «да».
— С ним порядок?
— Не очень. Но это явно не пуля в спину, так что… Идет на поправку.
— Не знала, что ты себе заводишь таких важных друзей, — ее лукавый прищур заставляет Джерарда поежиться.
— Мы с ним недавно позна… а-а, так, дело случая.
— В отпуске? — напирает она.
Парень сдается, смешливо пряча лицо в ладонях.
— Да, мам. В отпуске.
— Ну и отлично.
Он устало потирает глаза, взглядом скользнув по циферблату на микроволновке.
— Без тебя тут пустовато, — тоскливо заявляет Донна, вмиг преобразившись в лице.
— Не за кем порядки наводить? — Джерард тепло улыбается.
— Вроде того, милый…
— Да ладно тебе, — он поднимается, пересаживаясь ближе к женщине. — Эй, мам, ну. Мам!
Она прижимает ребро ладони к переносице, неловко усмехаясь.
— Только не плачь, — шутливо грозит Уэй. Донна смущенно опускает голову. — Мам, серьезно, даже не вздумай. А то я присоединюсь. И я ведь не на чертовой Аляске живу. Мы рядом. Всегда, помнишь?
— Это не так работает, милый, — она слабо улыбается. — Иногда кажется, будто переезд — это не что-то серьезное. Но это стена. Всегда. Отдаляешься от человека чуть-чуть, потом еще, а потом — проходите мимо друг дружки так, словно и не знали никогда. Дети забывают родителей. Друзья забывают друзей. Любимые — любимых. Слишком много разбитых сердец в остатке, — палец касается уголка глаз, смахивая едва заметную влагу.
— Ты не тот родитель, которого я забуду, — парень аккуратно отнимает чужую руку от лица, прижимаясь к внутренней стороне ладони губами. Внутри неприятно жжет от последнего в этом списке.
— Обещайте, Джерард Уэй, — она расцветает, заливаясь румянцем.
— Готов даже на мизинчиках клясться.
Печаль с лица Донны исчезает окончательно.
Он крутит телефон в руках, мельком считая пропущенные в журнале вызовов. На балконе холодно, но зажатая в пальцах другой руки сигарета метафорически согревает.
«Пойду помою посуду. Не буду смотреть, как ты травишь себя», — заявляет Донна, фыркая, и уходит, сгребая все со стола.
Уэй мелко затягивается, пытаясь решить для себя, стоит ли звонить Лин сейчас. Стоит ли вообще звонить.
Случай решает это за него: палец невольно нажимает на сенсорный значок. Джерард откашливается, затягиваясь еще раз, прежде чем потушить сигарету.
— Джерард? — Линдси тихо усмехается в трубку.
В горле першит от осознания, что эта девушка готова сбежать с важного совещания, чтобы украдкой поговорить с ним где-нибудь в туалетной кабинке, пока за круглым столом обсуждают глобальное потепление и прочие масштабные бедствия, а он… о, что он? За целый выходной времени не нашел на один несчастный звонок?
Вранье.
Пора перестать врать хотя бы себе.
— Привет, детка, — он откашливается.
— Снова куришь? — скептично уточняет она. В голове автоматизированно всплывает образ ее строго вскинутых бровей.
— Уже нет.
— Уэй, — грубо окликает Лин. — Чтобы я этого больше не видела.
— Не смотри, — хмыкает он, но ирония не передается по линии, и девушка снова настойчиво просит:
— Это губит, ты же знаешь? Так какого черта?
— Знаю, Лин, прости. Я стараюсь.
— Ладно, — Баллато смягчается за жалкие мгновения. — Тебе повезло: у меня хорошее настроение сегодня. Я же чего звонила все утро…
— Да? — парень чуть напрягается, вперив взгляд в маленькую пепельницу.
— Знаешь, я же рассказывала, что каждый год праздную Новый Год в Израиле. В этом году могу отмазаться, ну и… не знаю, — она таинственно понижает голос, — отпраздновать с тобой?
— О, — только и буркает Джерард.
— Ты же не будешь занят? — в голосе проскальзывают тоскливые нотки. — О, прости, я просто…
— Отличная идея, детка, правда, — выдавливает в ответ он.
— Оу, — Лин облегченно выдыхает. — Всегда мечтала о пафосной елке в гостиной. Как смотришь?
— Ну да, какое Рождество без елки, — следует тухлое согласие.
— Ты устал? — обеспокоенно уточняет она. — Ты вообще где? Дома?
Вопросы, темы, громкие интонации — все впивается в мозг, норовя его разорвать. Уэй встряхивает головой.
— Нет, я у родителей. У меня немного голова болит.
— Выпей таблетку, хорошо? — щебечет она. — Нельзя…
— Терпеть, я знаю, детка. Сейчас попрощаюсь с мамой, а потом в аптеку съезжу.
— А что, в твоей аптечке шаром покати?
— Я холостяк, забыла? — Джи усмехается. Лин недовольно фыркает, так что он спешит сделать уточнение: — Хотя бы в квартирном вопросе.
— Так-то лучше,
холостяк, — парирует Баллато. — Ладно, милый. Я попозже перезвоню, хорошо?
— Конечно.
— Целую.
— И я тебя.
Он даже не успевает оторвать экран от уха, как пальцы прошибает еще одна вибрация — новый входящий. Уэй чуть хмурит брови и не глядя принимает звонок боковой клавишей.
— Джерард! — визгливым возгласом счастья доносится из трубки. Парень облегченно выдыхает, нервно пройдясь кончиками пальцев по собственной ключице.
— Привет, Элли, — Джи пытается вслушаться в фоновую возню, но куски фраз слишком неразборчивы. Бербидж снова возвращается, так что ее голос становится единственным, что слышно в динамиках.
— Как ты? Ты сейчас на работе?
— Нет, — он усмехается, выгибая брови.
— А завтра?
— А завтра — на работе.
Элли вздыхает так выразительно, что у него сердце сжимается.
— Жалко, конечно. Фрэнк хотел пригласить тебя на выписку завтра. Ну, отметить. Или как там это называется у вас…
— У нас? — Уэй хмыкает.
— Ну да? — девчушка удивленно фыркает. — У вас — у взрослых.
— Обмыть! — громко подсказывает ей Айеро со стороны. На губах Джи расползается такая по-дурацки счастливая улыбка, что становится стыдно. Пальцы крепко впиваются в корпус мобильника. В голове появляется навязчивое желание прямо сейчас оказаться там: ближе к нему, рядом. Чтобы смотреть, как он улыбается и как показушно гримасничает Элли.
— Да-да, именно это позорное слово я и подразумевала, — Бербидж цокает языком, но тут же ее напускной пафос исчезает. — Так ты не придешь?
— Завтра точно не смогу, — он щипает себя за переносицу, будто это сможет прогнать образ, навеянный одной только брошенной фразой.
Половицы позади натужно скрипят. Уэй даже не вздрагивает, но вдоль позвонков пробегает табун мурашек. Он все так же стоит спиной к двери, но может видеть выражение лица Донны — пусть и слишком деформированное — в бока стеклянной пепельницы, которую ему выделили.
— Аэм, — некрасноречиво продолжает парень прежде, чем Элли успеет сказать что-нибудь еще. — Я тебе вечером перезвоню, хорошо? Привет любимому дяде.
— А лично никак? — недовольным выкриком с фона. Джерард закатывает глаза, но ничего не отвечает, молча сбрасывая вызов.
— Мам? — его усмешка даже со стороны кажется максимально неправдоподобной.
— Детка? — передразнивает его женщина. — Не хочешь мне ничего сказать?
— Рассказать, — задумчиво вторит Уэй. Она лишь выжидающе приподнимает брови. — Да, вообще… есть.
Тот рой несвязных предложений, из которых нужно соорудить нормальный рассказ о Линдси, мечется туда-сюда в голове мини-ураганом, и Артур даже толком не знает, с чего начать. «Хэй, мам, твой сын-неудачник отхапал себе красивую и богатенькую подружку»?
Или «я трахнулся с охрененной девчонкой, а теперь мы встречаемся»?
— Я… — начинает он. Донна приподнимает брови еще выше, хотя, казалось бы, куда уже выше, —
якажетсянашелдевушку, — выпаливает на одном дыхании. Женщина от удивления даже отступает назад.
— Девушку, — повторяет она бесцветно. Через пару мгновений, когда Джерард уже успевает осознать всю степень неловкости, а мать — смысл слов, между ними воцаряется тишина. — Я думала, ты…
— Типа да. Девушку. Настоящую вполне. И мы встречаемся. И мне кажется, что это даже серьезно, — парень прикусывает щеку изнутри, прежде чем, наконец, снова может формулировать хоть что-то.
— Я думала, что ты собираешься познакомить меня с… — старшая Уэй запинается, тупя взгляд. — Тот твой новый друг… Фрэнк. Фрэнк?
— Мам, я… — Джерард выдыхает, невольно скрещивая руки на груди. — Это немного старая история, и если ты не против, мы не будем ее… ворошить, — связки дают петуха.
Донна, должно быть, молчит добрые полминуты. И он тоже. Только играют в гляделки, попутно пытаясь собрать все пазлы в цельную картинку.
Женщина раскрывает рот, желая что-то сказать, но осекает себя еще до того, как издает хоть один звук. Просто шагает к нему ближе и обнимает.
— Мой мальчик, — шепчет она тихо, пока ее теплая ладонь, успокаивающе поглаживая, проходится вдоль лопаток.
Мать стоит возле плиты, дежурно протирая столешницу, пока Джи крутится по всей кухне, выискивая ключи и пачку сигарет.
— Не забывай мне хотя бы изредка звонить, — начинает Донна, хмурясь. Тут же сминает тряпку в руках. — И не переживай сильно из-за… — вздыхает, — …работы, да.
Уэй делает вид, что именно о переживаниях по поводу работы и подумал. Как и она делает вид, что именно это и хотела сказать.
Притворяться вообще здорово.
— И звони отцу. Он все-таки переживает. И скучает.
— Ага, — парень криво лыбится. Прячет найденное в карман, разворачиваясь к женщине. — Обязательно, мам.
Донна проводит ладонью по лбу и затем кладет скомканную тряпку на ободок раковины, подходя к сыну.
— Я буду скучать, детка. Только звони. Правда звони.
Она не отпускает его еще четверть часа.
###
В городе пахло Рождеством. И дело было даже не в сияющих витринах кондитерских и супермаркетов, или в людях, которые уже суетились в упаковочных и сувенирных с целью поиска подарков. Настроение было где-то в воздухе, в бликах первых зажженных фонарей и холодном ветре уходящего месяца.
Джерард вышагивал по тротуару быстро, уткнувшись носом в пушистый серый шарф, (который ему насильно впихнула Донна), почти не сводя взгляда с носков собственной обуви.
Ощущение того, что он все так же остается где-то вне праздника, вне этой счастливой жизни, не покидало.
Бронкс, в котором жили родители, был неизученным, незнакомым и чуждым. Уэй не знал, куда едут все эти автобусы, а пытаться вычитать что-то на ходу — тухлая затея.
Где-то в стороне сипло запели «I'll Be There For You», и перед глазами мгновенно пронеслась заставка из «Друзей», которых он никогда толком и не смотрел даже.
Усталость разливалась по телу туманом — вот ее не было, а тут уже нет ничего, кроме нее.
Парень ускоряется, выходя к «зебре». Для вечера здесь подозрительно мало людей. Он ждет, пока загорится заветный зеленый — хотя тоска от всеобщего оживления так и подмывает выбежать кому-нибудь под колеса, — и переходит наконец.
Руки в карманах штанов безбожно подмерзают. Вытаскивая их, несколько секунд прижимает к губам пальцы, чтобы хоть немного согреть. Еще одно дело, до которого он никак не дойдет: покупка перчаток. Давно пора. Майкс еще в том году напоминал.
Телефон звенит.
Он знает, кто звонит, и он не намерен отвечать.
И вдруг — посреди этой улицы-праздника, этой идиллии, этого сладкого духа Рождества — его накрывает волной удушающего одиночества и сожаления.
Вибрация в кармане прекращается. Теперь Уэй сам хочет позвонить. Только не той, что бросится ради него в крайности. Он хочет просто звонить, звонить, слышать длинные гудки и молчание. Но в том и парадокс — когда ждал ответа, его не было, а теперь — будет. Будет, как подтверждение тому, что надежда его была жалкой и пустой. Пустой как глаза манекенов на праздничных витринах, как американская мечта, как вся жизнь.
Нужно обсудить все это. Все то, что случилось и никогда не повторится, что разъедает изнутри по вечерам, когда напротив — чужие глаза.
И Джерард звонит. И слышит: «Прости… Джерард, верно? Фрэнк не хочет говорить с тобой сейчас».
###
— Иногда это накатывает волнами. Я не знаю, как объяснить. Я просто перестаю думать о том, о чем думал пару минут назад, и вот я уже где-нибудь в другой комнате, другом мире, другой Вселенной. Где-то наедине со своими кошмарами и ошибками. И сколько бы ни отгонял это, оно все равно остается со мной, — он переводит взгляд на кружку кофе, стоящую перед ним.
Девушка в серой юбке, бедром подпирающая его рабочий стол, лишь сочувственно качает головой и протягивает руку к чужому плечу, чуть сжимая.
— Разве то, что ты постоянно анализируешь себя, такая уж беда? Подумай хорошо: это и отличает нас от животных. Самосознание.
Уэй криво хмыкает и прикусывает губу.
— Если я постоянно копаюсь в прошлом, не значит ли это то, что там я и остаюсь? На одном месте.
— Это значит, что ты хочешь в следующий раз все сделать правильно. Я не знаю, насколько это хорошо или губительно для тебя. Для меня же это просто есть, — Сара едва улыбается и подталкивает к нему почти полную кружку.
— А ты?
Она качает головой и отлипает от стола, подтягивая ближайший стул, чтобы сесть нормально.
— Есть такие ошибки, с которыми ты уже не сможешь ничего поделать. Это как трещины на вазе. Когда-то ты был уверен, что эта трещина — предвестие того, что при первом же ударе она развалится. Но ваза падала, падала, собирая новые трещины, но оставалась целой. И ты свыкся с ними, больше не переживая напрасно.
— Все вазы у меня бились с первого раза, — парень невесело усмехается, пальцами зарываясь в волосы.
— Наверное, они не были крепкими. Это тоже важно, — девушка хмыкнула. — Но я сейчас о людях, а не о вазах. У каждого есть ген неуверенности в себе. Его нельзя искоренить, он передается с поколениями, он ломает судьбы. Важно научиться оставлять его внутри.
— Ты научилась?
— Да, — Сара берет карандаш, лежащий около ноутбука, рассеянно перекатывая его между пальцами. — Иногда он оказывается сильнее меня, но недостаточно часто, чтобы дать ему надежду на победу, — чуть помолчав, она спрашивает: — Как зовут твой ген?
— Фрэнк, — Уэй опускает голову.
— И почему же ты позволяешь ему ломать себя?
— Наверное, я делаю это ради него, а не из-за.
— Велика разница, — девушка фыркнула. — Так почему?
— В этом много моей вины.
— Ты уверен?
— Достаточно уверен, — голос ломается. Джерард откашливается и добавляет: — А что у тебя?
— Так, один парень. Жили вместе. Ну, дурацкая история, в общем. Не буду об этом, — она чуть отодвигается в сторону.
— Слишком личное?
— Не. Могу хоть сейчас пост в Facebook замутить.
— Хорошо, — он накрывает ее ладонь своей. Всего на пару секунд, прежде чем Сара переводит взгляд на него, неловко сглатывая.
— Тебе нужно домой. Выспись. Отдохни.
— Я и так набрал столько долгов из-за своих отгулов, что меня даже слушать не захотят. Еще стата висит, — Уэй потер переносицу. — Скучаю по тем временам, когда перевыполнял норму и валил домой раньше всех.
— Скажешь, что сделал. Отредачь дату, распечатай и отправь по факсу. Я поручусь, если что, — девушка коротко глядит в сторону кабинета начальства, словно думая, как бы провернуть аферу. — Окей? — смотрит на Джерарда. — Тебе правда нужно. А то еще заставят работать в праздник.
— Хуй с ним, я не против, — он хмыкает.
— Хотя бы с семьей побыть ты должен. Договорились? Иди.
Сара поднимается, аккуратно вынимая свою руку из-под его, и стоит рядом еще несколько секунд.
— Спасибо, эй, — Джи улыбается. Она — тоже, в ответ.
— Скажешь спасибо, когда отоспишься, — цокая языком, разворачивается, одергивая юбку вниз. И возвращается к себе.
###
Квартира встречает его невероятной духотой. Он шарит рукой в поисках выключателя, тут же понимая: сегодня впервые, должно быть, за всю жизнь он забыл поставить окна на проветривание, так что все тепло, исходящее от труб, скопилось в квартире.
Уэй даже удивляется тому, насколько хорошо работает отопление в их доме.
Сил хватает только на то, чтобы кое-как стянуть с себя свитер и кроссовки и наскоро помыть руки с лицом.
Джерард падает на кровать, зарываясь лицом в подушку. Не выключает свет, сразу чувствуя, как проваливается в сон. Тяжелый и давящий.
Телефон звонит из прихожей.
Стеная и ахая, он кое-как плетется обратно, по пути все же стягивая футболку. На экране высвечивается имя, которое хочется выскулить.
— Прости за вчерашнее, — Айеро дышит в трубку шумно. — Я не знал о том, что Джами была там.
Джерард приникает к стене, виском упираясь в холодный металлический ободок входной двери. Сглатывает.
— Мгм.
— Я хотел позвонить тебе утром, но у меня ни гроша на счету не было.
— Ясненько.
— Я тебя не отвлекаю? Черт, я… Джи?
— Нет, я дома. Все норм, чувак.
Фрэнк молчит.
— Я думал, что ты работаешь сегодня.
— Отработал уже, — отзывается Уэй.
— Давно дома?
Этот допрос уже начинает вызывать у сонного сознания раздражение. Джи откашливается и отлипает от стены, возвращаясь в комнату, в одной руке сжимая за ворот футболку, в другой — телефон.
— Я отпросился пораньше.
— Оу, я… ну ясно, — тихо отвечает собеседник.
— Ты уже дома? — за пассивную агрессию становится стыдно. Он ложится на кровать, откидывая футболку куда-то в ноги, и переворачивается на спину, разглядывая потолок и странные пятна на нем.
— Да, уже почти пару часов. Наводим с Элли порядок. Хотя тут все чудно. Она умница.
— Еще бы, — парень усмехается, облизывая пересохшие губы. — Когда на работу?
— Скоро. Не хочется… жуть. Мне понравился этот отпуск.
— То, что случилось, твоего «отпуска» не стоит, — Уэй хмурится. Фрэнк хихикает, заставляя невольно расслабиться.
— Стоит-стоит. По крайней мере, я даже жив и шучу.
— У тебя плохо получается, — коварно хмыкает Артур, искренне надеясь, что стер самодовольную ухмылку с чужого лица.
— Ой, много ты понимаешь.
— Много! — восклицает он довольно. — Но твои шутки — не показатель. Ты и на смертном одре будешь шутить. Вернее сказать, пытаться шутить.
Айеро оскорбленно ахает.
— Скажи спасибо, что вообще буду! Ты-то на своем будешь кряхтеть и ворчать.
— Ты никогда не узнаешь, — Джи выгибает брови, фыркая.
— Как это не узнаю? Приду к тебе напомнить об этом разговоре.
— Только если будешь держать меня за ручку, а потом, когда мой труп станет хладным, плакать, каким хорошим я был и как тебе жаль, что всех лучших Бог забирает так рано!
— Вторую часть я оставлю для твоих похорон, — Айеро хмыкает, тут же цокая языком. — Нууу, конечно, кривить душой нехорошо… но что поделать. Желание умершего — закон.
— Ах кривить душой! — Джерард возмущенно фыркает. — Значит, не попадешь ты на мои похороны.
— Мечтай.
От этих шутливых перепалок становится так тепло и спокойно, что хочется уснуть под этот трепетный бубнеж, бесконечно слушая чужой голос. Уэй поворачивается на бок и подкладывает одну руку под щеку, вздыхая.
— Я забегу на выходных?
— Спрашиваешь. Найду в любой точке мира, если не сделаешь этого.
— Какой грозный, — парень лишь умильно вздергивает уголки губ вверх.
— А то, — довольно мурчит Айеро. И, не услышав ответа, ворчливо бросает: — Ты там засыпаешь, что ли?
— А? А, да, немного, — Джерард улыбается. — Давай, позвоню как-нибудь еще. Не подохни там.
— Чья бы корова мычала, Уэй.
— Му-у-у, — и он, кажется, даже может увидеть, как Фрэнк закатывает глаза, морща нос.
— До завтра.
— До завтра? Ну, до завтра, уговорил, — наигранно снисходительно отзывается Уэй. И, чтобы предвосхитить еще одну остроту в свою сторону, кладет трубку.
Джерард расслабляет ремень на джинсах, ворочаясь в ленивых попытках стянуть их с себя. Но уже через пару минут непрекращающейся возни забивает на это дело, просто переворачиваясь на живот. Ему все еще нужно поставить будильник, выключить свет и нормально расправить кровать, но лень и перманентная усталость едко нашептывают, что все можно оставить и так.
Кое-как дотянувшись до отброшенного в сторону телефона, Уэй активирует пару сигналов на утро и проваливается в сон.
