История про мальчика, который хотел счастья

Мерный стук колес о рельсы не раздражал, скорее наоборот, приносил в душу подобие спокойствия. Даже специфический железнодорожный запах, смешивающийся с ароматом копченой колбасы, жареной курицы и огурцов, нравился, заставляя желудок усиленно работать и чувствовать себя живым. Отчего-то, Янчик думал, что в купейном вагоне всё будет по другому, абсолютно не так, как в плацкарте, но ощущение было точно таким же: люди были те же, проводницы, разве что грязными носками не несло, и шума было меньше. Он отвел глаза от пролетающего за окном пейзажа и посмотрел на сидящего напротив отца, пытаясь в очередной раз найти в его лице и взгляде хоть намек на разочарование, брезгливость, или того хуже — ненависть. Но их не было, были только тревога, сожаление и отчаянная решительность. Всё тоже, что и в тот момент, когда отец вернулся домой и узнал, что произошло, ушли лишь растерянность и неуверенность, стоило только Александру решить, что делать и как действовать. А ещё, в Янкиной душе теплилась надежда, что отец ничего не поймёт. Глупо конечно, наивно, но как тут не понять, если всё однозначно — ни ошибиться, ни ввести в заблуждение. Он тогда и не подумал прятать запачканную одежду, скинув её в маленькой ванной, перед тем как вымыться в ледяной воде. А лёжа на своей узкой кровати, вперив взгляд в потолок, не подумал закутаться, укрыться, или как-то по-другому спрятать следы на искусанной шее. Тогда ему было так душно и жарко, просто невозможно от накатывающих волн стыда. Стыдно за то что произошло, стыдно, что он каким-то невиданным способом поощрил, и за то, что не возражал. Отец ворвавшись к нему в комнату, остановился возле койки, долго смотрел, молчал, то и дело потирая грубыми руками лицо, дышал шумно. И лишь спустя несколько минут, обхватил ладонями лицо сына, заставляя смотреть в глаза и не отворачиваться:  — Ты, ты как? Болит что-то, — сиплый голос с трудом покидал горло, проходясь наждачной бумагой по связкам.  — Нет, — Янка ответил одними губами, но Александ понял. Что бы он делал, если бы сыну было действительно больно? Ответить мужчина не мог — бежать с таким в больницу, в маленьком посёлке? Худшее, что можно было бы придумать в такой ситуации, и от того, что вроде бы всё обошлось, Александр облегчённо выдохнул, и позволил себе на секунду расслабиться.  — Кто? Почему?  — Гончаров. Я сам виноват, я на него смотрел! — Янку охватило отчаянное упрямство, и буквально выплюнув эти несколько слов, он резко дёрнул головой, уходя от прикосновений отца, и отвернулся к стене. Признание сына оглушило. Потому что смотрел! Александру казалось, что ему удалось убежать от настигнувшего его рока, но это было ошибкой. Все неправильные чувства и желания были загнаны в самые дальние глубины души, преданы забвению, накрыты толстым слоем из правильных, чётко выверенных мыслей. Укрыты годами не самой лучшей, но обыденной семейной жизни. И получается, всё это было зря, раз отыгрывается судьба на ни в чём не виноватом ребёнке, юном мальчике, который и жизни ещё толком не видел. И тот факт, что сотворившим с сыном гадость, был Генка Гончаров, вообще выбивал почву из-под ног. У них в посёлке не так много было обеспеченных, и в той, или иной мере влиятельных людей, и жители прекрасно знали, что представляет из себя каждый член «избранной семейки». Поэтому понять, что маленький, наглый, словно навозная муха Генка, так просто не отступится, если увидел слабину, для Александра было не сложно. Сложно было придумать, что делать дальше, и ещё сложнее, решиться.  — Ты ни в чём не виноват, запомни! Психолог из Захарченко старшего был никакой, он не представлял, что сказать Янке, как его поддержать. Какими словами можно утешить не знал. Однако, в том, что Ян ни в чём не виноват, он был уверен. Не сделали это пацаны по обоюдному желанию, как только донести это до своего ребёнка? О том, чтобы осмотреть сына как следует, и речи не шло. Одна мысль об этом вызывала панический ужас. Увидеть истерзанное тело было страшно, только от видимых на шее кровоподтёков начинало знобить. Оставалось лишь твердить себе — всё будет хорошо, и действовать. Янку нужно было увозить, для Александра было очевидным, что Генка Гончаров, избалованный родительскими деньгами и вниманием, так просто сына в покое не оставит. Вариант был только один, мужчина был твёрдо уверен, что его мать не откажет взять к себе внука, мало того, будет рада. Мелькнула мысль, уехать к родителям жены, тем более Марина с младшим сейчас там, но он быстро выбросил её из головы. Пусть и был Янчик их внуком, родниться старики с ним не спешили, и смысла обижаться не было, если старший сын был в тягость для собственной матери. До позднего вечера Александр мотался в делах и заботах: то к начальнику сбегал, подписал себе отгулы на несколько дней, то кормил живность, забытую и голодную с самого утра, то с соседями о присмотре договаривался. А вернувшись домой, собрал вещи для сына на первое время, приготовил еду в дорогу, и думал, что отключится сразу, едва коснётся головой подушки. Янчик ещё не спал, горевший в коридоре свет, падал неясными тенями на мальчишеское лицо, глаза, высматривающие на потолке неизвестно что, блестели, словно стеклянные. Александр тихо пришёл в комнату к сыну, и лёг рядом на кровать, пытаясь успокоить и ободрить своим присутствием. Они не говорили, но и не спали. Чтобы уснуть, Александру нужно было расслабиться, а натянутые нервы никак этого не хотели. Что творилось в голове у Янки было неясно, и мужчина не знал, хочется ли ему на самом деле знать, какие мысли бродят в голове у сына. Так и лежали рядом до самого утра, не сомкнув глаз. Куда они отправились рано утром, зачем ехали в город на самой ранней электричке, Ян не понимал, полностью погрузившись в круговерть из мрачных мыслей, очнулся уже в купе поезда. Осознал, что смотрит в окно на перон, наблюдает за суетящимися людьми. Удивился их с отцом местам, тому, что в купе они пока что одни. Любопытство понемногу просыпалось, заставляло оживать, на короткое время забывать о горестях и печалях. И всё равно, заговорить с отцом, Янчик заставил себя лишь спустя час после того, как поезд тронулся.  — Куда мы едем? — руки Александра, раскладывающего в этот момент нехитрую снедь, дрогнули. Отец медленно поднял голову, внимательно посмотрел на сына, и только потом ответил. Тихим голосом, спокойно, делая неловкие паузы между словами, будто Янка был болен:  — К бабушке. Я взял отгулы. Поживёшь пока у неё, — мужчина пожевал сухие губы, и на секунду отвёл взгляд. — Пока не утрясётся всё. Тебе у неё понравится. Давай есть. Мальчишка согласно кивнул, и принялся помогать отцу, разворачивая свёртки с едой. Запахи свежей, домашней еды заполнили пространство, уловив которые, желудки отца и сына синхронно проснулись, и даже стух колёс не смог заглушить голодное урчание. Александр усмехнулся краешком губ, раз аппетит у сына есть, значит не так уж всё и плохо. Подумать о том, что последний раз толком кушал сын почти два дня назад, мужчина не мог.  — Я хочу, чтобы ты меня внимательно послушал, сынок, — пользуясь тем, что Ян перестал выглядеть, как восковая мумия, Александр попытался сказать сыну важные на его взгляд вещи. — Я не могу представить, каково тебе сейчас. Просто поверь мне, ты не должен ни в чём себя винить. Мальчишка так и застыл, с открытым ртом, и не откушенным пупырчатым огурцом в руке.  — Па, ты же понял, что случилось? Понял почему?  — Да, — Александр откинулся к стенке купе, избегая смотреть сыну в глаза. — Это не справедливо, но так иногда… бывает. И знаешь, с этим можно бороться и пережить. Это пройдёт. Ты… — мужчина осторожно подбирал слова, — Ты ещё вырастешь, повзрослеешь. Эта неприятность, она забудется. Сможешь найти порядочную женщину, создашь семью…  — Порядочную? — Янчик не смог сдержать сарказма. — Такую как мать? Я скорее один всю жизнь буду! Я женщин не-на-ви-жу! Я их боюсь, боюсь их эти… — мальчишка схватился пальцами за футболку, оттягивая её острыми пиками в районе груди, не замечая, как огрызок огурца катится под стол. Александр подхватился со своей полки, пересаживаясь к сыну, крепко обнял, предполагая, что у парнишки начинается запоздалая истерика. На самом деле, к истерике этот взрыв эмоций не имел никакого отношения. Это была обида и злость, но не на себя, как раньше, а на единственного взрослого, находящегося в непосредственной близости, на того, кого можно было обвинить, переложить хоть немного вины, давящей на грудь.  — Ну тише ты, я понял, — мужчина покачал Яна в объятиях убаюкивая. — Я понял, понял тебя… Однако, в голосе отца было столько рассеянности, что Ян был уверен, не понял тот ничего. И к слову сказать, не всё сказанное Александром доходило до мальчишеского сознания в полной мере, а объясняться не хотелось. Он сдался, опять пришла апатия, и чёткое знание — за всё, что происходило, происходит, и ещё произойдёт в его жизни, нужно нести ответственность самому.  — Хочу спать, — Янка вывернулся из кольца рук. — Можно я лягу на верхнюю полку?  — Ложись, — отец вяло кивнул головой, уходя в свои мысли. — Даже если подсядут попутчики, вряд ли кто-то будет против нижней полки, — правда, говорил мужчина это скорее себе, чем сыну, тихо бормоча под нос. Больше они толком не общались, проснувшись перед прибытием поезда, изредка перекидывались ничего не значащими фразами. Точнее, Александр говорил, а Ян согласно кивал и невнятно поддакивал. Столица в день приезда не произвела на подростка никакого впечатления. В другой раз, его съедало бы любопытство, но не сегодня. К тому же, Яну казалось, что в любом случае родители не оставят его тут надолго, максимум до конца лета. И как понимать эту ссылку, он не знал. Очнулся мальчишка только тогда, когда до погрузившегося в отчаяние сознания докричался мерзкий голос, и он постарался вникнуть в происходящее. Вернее в то, что от них с отцом хочет надменного вида баба. Её крик разносился по огромному холлу парадного, уходил вверх по широкой нарядной лестнице, и возвращался эхом:  — Куда, куда? Вы к кому, я спрашиваю?! Александр, сжимая в одной руке сумку с вещами, в другой ладонь сына, переминался с ноги на ногу у подножия той самой лестницы.  — К Захарченко, — мужчина вновь развернулся лицом к ступеням, когда в спину опять понеслось возмущение неуёмной консьержки.  — Вы кто? Кто ей будете? Бродят тут всякие!  — Женщина! Я не обязан перед Вами отчитываться, но скажу — я сын, это внук Алевтины Адревны. И должен заметить, раньше консьержи себе такого поведения не позволяли. Интеллигентное воспитание взяло верх, проснулись повадки, достоинство, и Ян с удивлением посмотрел на отца, ещё вчера не подозревая, что этот человек так может себя вести с окружающими. Не задерживаясь больше ни на секунду, он потянул Яна за собой, не слыша, как не в меру активная блюстительница порядка прошептала:  — Появляться нужно чаще у матери, чтобы не отчитываться… Когда Ян понял, что они стоят возле нужной двери, тогда только его настигло осознание, что отец собирается оставить его на продолжительное время один на один с незнакомой женщиной, старухой, которая номинально является его бабушкой. По факту же, мальчишка её ни разу и в глаза-то не видел, и именно в этот момент он уверился в том, что раз родственники не общались, значит… Додумать не успел, двери открылись, и на пороге возникла Алевтина Андревна. Взрослые представительницы слабого пола, всегда делились для Яна на две категории: женщины и бабки-старушки. По всему выходило, что его бабушка, это старушка, но, назвать её так не повернулся бы язык. Стройная, одетая в домашнее платье, с заколотыми в небрежный пучок светло-русыми волосами, без намёка на седину, она выглядела лучше не только невестки, но и большинства знакомых Яну жительниц их посёлка. Очередное удивление окончательно выбило мальчишку из сил, и он совершенно перестал понимать происходящее, полностью отключившись от действительности. Будто со стороны наблюдал, как его затягивают в квартиру, обнимают тонкие руки, запихивают в ванную комнату, выдав до этого огромное пушистое полотенце, кормят, поят горячим чаем, укладывают спать на широкой кровати, укрывая тонким пледом. А в голове бьётся лишь одна чёткая мысль: это не на долго, просто нужно немного потерпеть, а потом отец заберёт и увезёт обратно домой, к матери и брату. Возвращаться к Марине не очень и хотелось, но по крайней мере, Янка знал чего от неё ожидать. Чего ждать от бабушки, он пока не знал, но уже заранее боялся. Сон не шёл, сколько пролежал Ян с закрытыми глазами, тщательно следя за тем, чтобы дыхание было ровным, он не знал. Правда, этого времени ему хватило чтобы немного успокоиться и прийти в себя. Может быть помогла нехитрая дыхательная гимнастика, может быть аура спокойствия царившая в незнакомом месте, но действительно стало легче. Само же путешествие, смена обстановки, новые впечатления, хоть и не на долго, но изгнали из головы мысли о том, что произошло дома, о том, что случилось между ним и Генкой. Открыв глаза, Янчик бегло осмотрел окружающую обстановку. Задёрнутое плотными шторами окно не давало доступа солнечному свету, но даже в полумраке комната казалась необычной, обставленной непривычно массивной мебелью. Для чего, к примеру, нужен такой большой, громоздкий письменный стол? Мальчишка прислушался, окружающая его тишина, показалась зловещей, и вместо того, чтобы как следует обследовать оказавшуюся в его распоряжении спальню, он тихонько открыл дверь и вышел в коридор. Решительности хватило ровно для этого, куда идти, и можно ли ему ходить по другим комнатам он не знал, а получать нагоняй лишний раз не хотелось. Когда же в противоположной от спальни стороне послышались тихие голоса, Янчик стараясь не шуметь пошел в их сторону.  — Собраться времени толком не было, — голос отца звучал глухо, но очень отчётливо, так что разобрать то, что он говорит, для не дошедшего какого-то метра до поворота в кухню сына, было не сложно. — Вернусь, соберу всё необходимое и отправлю. Может почтой, а может кто ехать будет машиной, отправлю передачей.  — Если у ребёнка все вещи такие же, как те, с которыми вы приехали, то ничего присылать не надо, — бабушка говорила ровно, спокойно, обманчиво мягко, но Янка был уверен, что отчётливо слышит недовольство, проступающее не то, что между строк, между букв. — Я в состоянии позаботиться о внуке, и обеспечить его всем необходимым.  — Хорошо, тогда только документы отправлю. И это, мам… Я уеду сегодня, мне на работу, да и хозяйство на соседей на долго оставлять нельзя. Взрослые молчали, а стоящий за стеной Янка леденел всё больше. Нет, он конечно знал, что отец поедет домой, но о том, что это случится так скоро, Александр сыну и словом не обмолвился.  — Демьян знает? — абсолютно чужое до сегодняшнего дня имя, произнесённое бабушкой мягко и с нежностью, неожиданно так сильно понравилось Янке, что он чуть было не пропустил мимо ушей ответ отца.  — Нет, я не говорил ему когда планирую возвращаться. Я теперь совсем не знаю, как с ним говорить.  — Ты не знаешь, как говорить со своим ребёнком, ты не знаешь как говорить с матерью, ты не знал, как говорить с отцом. Мы пытались вырастить честного и ответственного человека, а вырастили труса и подлеца. Надеюсь, как говорить со своей женой ты знаешь, хотя очень сильно в этом сомневаюсь. Пойду посмотрю, как там Дёма. Янка не стал бежать в спальню, не стал прятаться и делать вид, что ничего не слышал. Он так и стоял посреди коридора, когда туда вышла бабушка. Она остановилась лишь на секунду, увидев внука, подошла спокойно, обняла за плечи и увела в комнату. Янчик не сопротивляться, даже тогда, когда бабушка уложила его вновь на кровать, прилегла рядом обнимая, не выпусках из кольца ласковых рук, приговаривая какие-то глупости. От бабушки пахло непривычно, но приятно. Аромат был тонким, в нём угадывался запах трав, пудры, и ментоловых лекарств, выдающих, что эта стойкая женщина не так спокойно перенесла неожиданное появление на пороге своего дома сына и внука, как хотела показать. Это было так необычно, так отлично от того, как пахнут женщины, которых он встречал до сего дня. Совершенно не похоже на то, как пахла мать: потом, адреналином, агрессией и злостью, кислой кашей, которую варили, чтобы кормить хозяйство, и чем-то приторно-косметическим, как может пахнуть старая помада. Теперь же, впитывая бабушкин запах, и запах витавший в её квартире, Ян расслаблялся, и робкая надежда, что он может понравиться этой женщине, что может быть она сможет его хоть немного полюбить, что кто-то сможет полюбить его, Янку, просто так, несмотря на все глупости, которые он когда-либо делал, или ещё сделает в этой жизни. Не заметив, как заснул, проснулся он, когда его растормошил отец, чтобы попрощаться. Александр в который раз отводил глаза, бормотал сбивчивые объяснения, только у самой двери, прямо глянул на сына, держа его крепко за плечо одной рукой:  — Ты держись тут, не скучай. Это не на долго. Сам понимаешь.  — Да, понимаю. Это «не на долго» растянулось на года, и в следующий раз, Александра и Демьяна Захарченко жизнь свела после очередной случившейся в жизни Дёмы трагедии — на похоронах бабушки Али. Они стояли вдвоем перед закрытой дверью: мальчик и женщина, такие разные, и такие похожие в своём одиночестве, покинутые родным человеком.  — Ну что, пошли ужинать, — от уверенности в голосе Алевтины Андревны не осталось и следа, были лишь усталость, и боль разочарования. Именно в эту первую ночь, проведённую на новом месте, Янке первый раз приснился кошмар. Ладно, чего уж там, не кошмар, а воспоминания, разрозненными кусочками приходившие к нему каждую ночь: лютующая мать, выкрикивающая злые слова, с кривящимся в ненависти лицом, задира брат, безмолвный отец, и Генка, куда же без него. Он просыпался, тяжело дыша, широко открывал глаза, уже на яву переживая всё то, что случалось в его прошлом, и с исступлением гнал прочь доводящие до головокружения картинки, шептал, словно мантру:  — Это не я! Я не помню, не помню. Это не я. Я не помню. И пусть старался не шуметь, бабушка всегда чувствовала, приходила к нему, садилась рядом на кровать, брала за руку.  — Всё будет хорошо, Демьян. У тебя всё будет хорошо. И постепенно он стал верить, стал забывать, отгораживаться от прошлой жизни, наполняя новый период спокойными воспоминаниями, перестал ждать подвоха от бабушки, как наказания за случайно разбитую чашку. Спустя пол года, Дёме уже казалось, что он всю свою жизнь жил тут, в этой квартире, в этом городе, именно тут учился в школе. Мысль о том, что за ним вот-вот может вернуться отец, перестала пугать. Зачем Александру возвращаться за чужим мальчиком, ведь того Янки, забитого и глупого, уже нет. Назови парнишку сейчас этим именем, он и не поймёт сразу, к кому обращаются, потому что того, кому грязно шептали на ухо: «Янка, Ян, Яночка…», не существует больше. Потому что Янку бросили и забыли, забыли слабого и трусливого, наивного, нуждающегося в любви, не понимающего ничего в жизни и от этого невероятно жалкого. Потому что Демьяну никто не нужен, он никому не верит, и ни от кого ничего больше не ждёт, и ему всё равно, как он выглядит в глазах других людей. В мире Демьяна было место только для одного человека, для бабушки. Она стала той единственной женщиной, которая его искренне любила, не смотря на то, что знала, каким он был раньше, и которой он отвечал полной взаимностью. Чем дольше они жили вместе, тем больше Демьян удивлялся — почему, за что своих родителей вычеркнул из жизни отец? Бабушка была женщиной волевой, она редко меняла принятые ею решения, но стоило лишь мельком заметить признаки непонимания, или обиды на лице внука, всегда объясняла, говорила о том, почему поступает так или иначе, выслушивала мнение подростка, и готова была идти на компромисс. Она окружила его ненавязчивой заботой, не кричала, находила слова поддержки и утешения, хоть и была резка и категорична в некоторых суждениях. Единственное, что мучило Дёму, это незнание, а в курсе ли бабушка на самом деле почему его к ней привезли. Спросить смог об этом спустя год, он зашёл в её комнату пожелать спокойной ночи, краем глаза замечая, как она торопливо прячет в тумбочку сердечные капли, и вдруг с удивлением для самого себя выдал:  — Бабуль… Он тебе говорил, почему меня из посёлка к тебе увёз?  — Да, — Алевтина Андревна ответила не задумываясь, как будто ждала этого вопроса целый год.  — Почему тогда ты согласилась меня оставить?  — Демьян, то что я думаю о произошедшем, это одно. Поверь, я не стала бы любить тебя больше или меньше, если бы не знала. А вот то, что я не понимаю, как можно отказаться от своей плоти и крови, это совершенно другое. В этом ты должен быть уверен.  — Почему тогда папа от вас ушел? — сказал, и стало так стыдно, что жар смущения залил лицо и уши.  — Мы с дедом хотели его с девушкой познакомить. Хорошая она была, очень нам нравилась, и семья её. Чего греха таить, рассчитывали, что они поженятся. Но, отец твой боялся в открытую своё мнение сказать, он вообще нам не перечил. Просто молча взял и уехал.  — А где она сейчас? — Дёма переминаясь в дверях с ноги на ногу, проходить в комнату стеснялся, предпочитая задавать щекотливые вопросы на расстоянии.  — Кто? — бабуля откинулась на подушку, её лицо было безмятежным, и только теребящие край одеяла пальцы выдавали смятение.  — Та девушка.  — Где? Живёт себе спокойно. Замуж вышла, тоже двух деток родила. Похоже, что счастлива.  — И вы не пытались его вернуть?  — Пытались. Дём, это было давно. Давай спать, я устала.  — Лучше бы вы его силой вернули и женили!  — Почему? — тема семьи для Демьяна была не очень приятной, и Алевтина никогда не позволяла себе задавать лишних вопросов, поэтому и знала не так много, ловя по крупицам факты из жизни сына, невестки и внуков.  — Думаю, что самостоятельно с вопросом выбора жены он справился отвратительно.  — Тогда, возможно, тебя бы не было. Ты бы мог не родиться.  — Раньше я считал, что может быть, так было бы лучше.  — Это хорошо. Хорошо, что считал. «Считал», это прошедшее время. Иди поцелую. Демьян подошел к бабуле, наклонился, обнял, подставил под поцелуй лоб, изумляясь, насколько же теперь он счастлив. Но, к сожалению, счастье не длится вечно, очень часто оно не длится долго, пролетая, как один миг.

***

Ему девятнадцать. В девятнадцать он остался сиротой при живых родителях, когда умерла бабушка. Отец приехал на похороны один. Ни Марина, ни Колька сопровождать Александра не посчитали нужным. Демьян этому факту может и порадовался, если бы все его мысли не были заняты только одной — бабушка ушла, её больше нет, и не будет. Никогда. Никогда! От осознания хотелось выть. Отца ему видеть тоже не особо хотелось. Как бы там он сам себе не хорохорился, но то, что папа за все прошедшие с дня его переезда годы, ни разу не навестил — обижало. Эта обида не была острой, не была горькой, она была душной и хронической. Похороны Дёма справил хорошие, перед соседями и знакомыми бабули стыдно не было. Хотя, мнение совершенно чужих ему людей заботило его в последнюю очередь, но потраченных денег, почти всех бабушкиных сбережений, жалко не было. Руки-ноги у него есть, и себе на жизнь как-то заработает. Поминки организовал в столовой своей бывшей школы, людей пришло не много, но зато это были именно те, кто действительно любил и уважал его бабулю. Они подходили, соболезновали, обнимали, абсолютно не обращая внимания на стоящего немного поодаль Александра, лишь изредка удостаивая его любопытными взглядами. Демьян был так поглощен горем и хлопотами, что упустил тот момент, как отец оказался в их с бабушкой квартире. Он даже о том, как сообщал о её смерти не помнил. И уже вернувшись домой, очнулся и памятуя, как тот сбегал отсюда прошлый раз, спросил:  — Ночевать останешься?  — Конечно, сынок, — «сынок»! Обида нахлынула с новой силой.  — Ляжешь в моей комнате, я у бабушки посплю. Раздеваться сил не было, и Дёма рухнув на кровать, заснул сразу и спал до самого утра глубоким омутом сна без сновидений. Как ни странно, проснулся Дёма первым. Принял душ, вышел на кухню, приготовил нехитрый завтрак. Отец появился только тогда, когда парень уже накрыл на стол.  — Доброе утро.  — Доброе, давай завтракать. До чая ели молча, да и о чём им, собственно, было говорить? Можно было конечно поднапрячь мозги и придумать тему, но Демьяну было совершенно не до этого. Хотя, один вопрос его очень сильно волновал:  — Когда домой планируешь?  — Не знаю. Билет я не брал. Может тебе помощь какая нужна? С документами там, я не знаю…  — С документами?  — Ну, завещание, или право наследования. По инстанциям побегать, в очередях постоять. Может с деньгами помочь…  — Не нужно, квартира моя, и уже давно. Бабуля волокиту предвидела и всё оформила.  — Ясно… Ты прости нас, Ян, что так вышло, — очевидно отцу хотелось поговорить на неприятную для Дёмы тему, но неприятнее всего было резанувшее слух имя.  — Демьян.  — Что, прости?  — Демьян, меня так зовут и по паспорту, и в свидетельстве о рождении я так записан, если помнишь.  — Да, конечно помню. Ян, Демь-ян, — тут же исправился мужчина. — Пойми, я хотел. Я бы забрал. Но, так сложилось, что этот… Этот Гончаров, будь он не ладен, таскаться к нам начал. Приходил в общем пару раз, тебя искал. И Марина, она узнала, в общем. И ты понимаешь, у нас же посёлок маленький, и Колька растёт. Дёма смотрел на отца, не старого ещё мужчину, и не мог понять, не мог понять, как тот цветущий мальчишка, которого видел на фотографиях в старых альбомах, мог превратиться в эту побитую жизнью серую тень. Как человек, родитель, мог сейчас вот так просто намекать, что загнобленный матерью, изнасилованный мальчишка, мог оказаться педофилом, совращающим собственного маленького брата? Или он не правильно сейчас понял слова отца?  — А при чем тут Коля?  — Ну, — отец стушевался, — он мог брать с тебя пример. Влияние неосознанное.  — А-а-а, ну раз влияние, тогда конечно.  — Или, или это прошло у тебя?  — Нет, не прошло. Но, если пройдёт, ты узнаешь об этом первым. Александр согласно кивнул, и принялся рассказывать о том, что они с Мариной всё же купили дом. Как учится Колька, и сколько голов какой живности сейчас в хозяйстве. О цене на комбикорм, на газовые баллоны и уголь. Демьяна затошнило, так сильно, что он еле успел скрыться за дверью туалета. Когда стало легче, пошатываясь добрался до ванной, чтобы умыться, но вместо этого включил воду, сполз на пол, и слушал, заглушающий собственные мысли, шум воды.  — Я сегодня выеду, Марин, — выползший из ванной Демьян, застыв в дверях спальни, наблюдал, как отец упаковывает сумку. Значит успел разложиться вчера, собираясь остаться на какое-то время, а теперь передумал? Александр стоял к сыну спиной, придерживая телефон плечом, чтобы руки смогли быстрее сложить вещи. — Нет, нет никакого завещания. Квартира Янкина. Можно оспорить, наверное, но зная мою мать, думаю с документами там порядок. Да и на волокиту судебную у нас денег нет. Не кричи, Марин. Как Колюня? — Александр обернулся к двери, заметил Демьяна, побледнел, и подобие улыбки, кривившее губы, медленно сошло на нет. Только теперь Янка окончательно растворился, а стена в сознании окрепла, разделяя прошлое и настоящее. Вот так, стоя на пороге спальни, Демьян совершенно определенно остался в этом мире один.