прострация

— Уродцы! Как так можно?! Эдди сидел за своим столом и делал поделку ко следующему дню в школе, когда услышал крик матери. Он подскочил на стульчике и задержал дыхание. Маленькие ручки крепко держали цветные листы картона, потому что ничто не может заставить Эдди испортить свой труд. Вчера мисс Эдмунд сказала ему, что он очень талантлив и у него отлично получается. Он не хотел ее разочаровать. Эдди испугался. Он на секунду подумал, может это его вина? Он попытался вспомнить, что за сегодняшний день он мог сделать не так. Нет, он выпил таблетки в положенное время, помыл руки перед едой и не выходил никуда гулять. Значит, все хорошо и ему не придется слушать холодный отчитывающий тон мамы. Аккуратно сложив картонки отдельно от незаконченной работы (и определенно подальше от клея), Эдди спрыгнул со стула и медленно направился к выходу из комнаты, а затем вниз по лестнице к гостиной. Мать как всегда сидела в своем кресле напротив телевизора. Ее широкое лицо было краснее обычного, пока сама она тяжело вздыхала от ярости. — Мама? — тихий детский голос, и женщина незамедлительно поворачивается. Ярость будто мгновенно слетает с ее лица, оставляя лишь привычную гримасу легкой неприязни. — Эддичка, солнышко, ты испугался? — спросила она у сына. Эдди стало неловко, руки сами собой начали теребить поясную сумку с лекарствами, а большие глаза с непониманием выглядывали исподлобья. — Иди к мамочке, — Эдди не смел перечить. Он медленно направился к оплоту его беспокойств. Он чувствовал себя Человеком Пауком, который сам ведет себя в капкан. Она вытянула свои руки навстречу, и Эдди обнял ее. Он мельком взглянул на телевизор, а в нем — очень ярко и красиво. Какая-то новость, которая искрилась всеми цветами радуги. — Мир катится в тартарары! Не дай Бог эта болезнь доберется и до нас! — вновь вскрикнула она, и Эдди стало вдруг страшно и грустно одновременно. Ему нравилось, как выглядели люди, как выглядели дома. Нравились крики, праздность и цвета радуги повсюду. Почему мама злилась? Она будто заметила его внезапную скованность и, кажется, успокоилась. Она опустила мясистую руку на его голову и начала медленно поглаживать его волосы — Ничего, Эддичка, я никогда никому не позволю заразить тебя подобными извращениями. Эдди поверил ей. Мама его спасет. Ведь он всегда помнил их главное правило. Чем больше что-то нравится, тем это вреднее. *** — И не забудьте, дедлайн — конец ноября, к этому времени все рефераты должны быть у меня, — с этими словами миссис Смит отпустила их. Она никогда не обращала внимание на звонок, а уж тем более, если ее пара была последней. Эдди со вздохом собрал учебники и тетради в рюкзак. Как он прожил эту пару, он понятия не имел. Глаза медленно закрывались, а голова то и дело падала в такт монотонному голосу профессора. Середина недели, и Эдди, по логике, не должен был даже пытаться отвлечь себя от учебы. «Меньше читай книжки по ночам», — едко заметило подсознание, и Эдди тактически проигнорировал его голос. Галлоны кофе по утрам и в обед явно не спасали, а наоборот, больше убаюкивали и раздражали мочеиспускательную систему. Так что к концу среды Эдди было очевидно херово. Все, о чем он мог думать — это мягкая кровать. И когда образ этого предмета интерьера маячил у него в мыслях, к нему подошла староста их группы Мелани. — Эдди, тут психолог попросила тебя зайти к ней, — она выглядела довольно устало, и явно хотела как можно быстрее покончить со всеми делами. Эдди встрепенулся и полностью проснулся. — А что случилось? — он накинул себе на плечо рюкзак и внимательно посмотрел на девушку. — Не тупи, Эдди, — она закатила глаза. — Она еще занимается распределением дополнительных курсов, и вызывает каждого по очереди. Больше слушай. И Мелани с недовольным видом удалилась. Эдди пожал плечами. Главное, чтобы вся эта беготня не заняла много времени, иначе он определенно не выдержит. За недели, проведенные в колледже, Эдди удалось, наконец, выучить учебный кампус, и путаниц практически не было. Где именно находится кабинет психолога, он в точности не знал, но примерное направление помнил. «На двери будет в любом случае написано», — заключил он, всматриваясь в таблички на кабинетах. Чувствовал себя он, конечно, как идиот, но что было поделать, когда от недосыпа голова уже шла кругом. Кабинет оказался прямо в конце коридора левого крыла. Он явно был небольшим, подходящим как раз для двоих-троих человек. Над дверью висели часы, которые кричали Эдди в лицо: «Эй, уже шесть часов! Пора бы вернуться к себе!» «Если надо пойти, значит надо», — парировал он, и только через секунду понял, что разговаривает с долбанными часами. Совсем тронулся головой. Эдди вздохнул и направился к двери, но тут она открылась сама, чуть не сломав ему пальцы вытянутой вперед руки. А выходивший человек буквально чуть не налетел на него. «Эх, судьба, бессердечная ты сука», — запел в голове Эдди, надеясь, что Ричи не умеет читать мысли. Тозиер сам вылупился на него, явно не ожидая такой встречи. Он застыл в проеме, все еще обхватывая пальцами ручку. Эдди не знал, как себя вести. Не знал, что сказать. Боялся — даже в мыслях — сказать что-то не то. Руки у него онемели, а рот пересох. Это, конечно, не в первый раз, когда они видятся после ссоры. Но встречи были в столовой среди их друзей, где оба молчали. Эдди так сильно боялся спугнуть его, что вел себя самым осторожным образом из всех — в открытую пялился. Все завернулось в еще большую путаницу в голове у Эдди, когда он вдруг понял, насколько близко они стоят друг к другу. Он мог видеть трещины на его пухлых губах и каждую веснушку, которых были сотни, как ночью звезд в пустыне. Он мог видеть каждую ресницу — темные и длинные, и крапинки желтого в зрачках. Эдди стало мутно от осознания того, что Ричи был привлекательным для него. Больше — красивым. — Привет, — тихо сказал Тозиер. Эдди прерывисто выдохнул, на секунду забыв о том, как дышать. Каждый сантиметр его кожи покрылся мурашками, и он никогда не был более благодарным себе за то, что надел толстовку, скрывающую гусиную кожу. — Привет, — сказал он так же тихо, стараясь скрыть дрожь в речи. — Ричи, все в порядке? — послышался высокий женский голос из кабинета. Тозиер даже не повернулся, также пристально смотря на Эдди. А у того весь мир буквально уходил из-под ног. — Да, миссис Лонг, — ответил он. — Сейчас. Он слегка навалил вперед, чтобы закрыть за собой дверь, заставив Эдди бессознательно сделать пару шагов назад. Он чувствовал себя под гипнозом горящих глаз Ричи, который так и не отвел взгляд. — Как тебе… Как тебе книга? — спросил он у Эдди, и тот был смущен еще больше, чем если бы они снова принялись перетирать старые кости. Ричи пытался с ним поговорить. Эдди словно стал обладателем лучшего приза в телелотерее, которые так часто смотрела его мать. — Мне понравилось, — Эдди захотел врезать себе, потому что это самый тупой ответ, который только можно было придумать. Эдди опустил взгляд в пол, пытаясь не выдать свои покрасневшие щеки. Как же было неловко. Неловко слушать собственное сердце, неловко отвечать на вопросы коротко и глупо, когда за душой — целая вселенная, состоящая из невысказанных мыслей. Эдди стало страшно, как и всегда — а особенно перед Ричи — говорить, что чувствуешь и знаешь. — Прости, пытаюсь вести нормальный разговор, — Ричи отвернулся, поджимая губы. Эдди стало не по себе; его лицо было каким-то пустым, и Эдди не мог понять на кого именно из них двоих он злится. — Но я уже давно не… — Ничего, Ричи, — Эдди рефлекторно потянул руку в успокаивающем жесте, а когда одумался, было уже поздно. Он коснулся его на половину спрятанных в кофту пальцев. И они были ледяными. По всему телу прошел ток, задевая каждое чувствительное место, и ударным толчком отскакивая от сердца. Оно пропустило три удара, а потом отдалось с такой силой, что у Эдди подкосились ноги. Это был первый раз, когда он его коснулся. Нет, — прикоснулся. Все те толчки, что были раньше: ни в одном не было столько смысла и столько чувств, как в этом легком поглаживании чужих пальцев. Эдди заметил, что Ричи хотел убрать руку, словно ошпарившись, но остановил себя. Он опустил взгляд и смотрел на их едва соприкасающиеся кончики пальцев, а Эдди наблюдал за ним. Эдди был готов стоять так часами и смотреть, как Ричи Тозиер — тот самый апатичный придурок, пытается скрыть свое смущение подобно восьмикласснице. Но шум хлопающей где-то в коридоре двери заставил их обоих вздрогнуть и опомниться. Тозиер убрал пальцы, засунув руки в карманы джинс. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. А когда вновь открыл взор — не было и следа тех эмоций, что искрились на его лице. Как ему это удается? — Зачем тебе к ней? — вновь спрашивает он. Эдди не понимает. Он тянет время или наоборот старается смыться куда подальше. Он не может его прочитать, и это абсолютно убивало его. — Да там по учебе, не важно, — он махнул рукой. — А ты… Ты что там делал? Ричи вновь отвел взгляд. Он поправил сползшую лямку рюкзака, в явных попытках скрыть нервозность. — Я должен быть здесь почти каждый день. Иначе они все-таки исключат меня. Он явно был не в настроении из-за этого, и Эдди не стал задавать лишних вопросов. Может однажды он созреет, чтобы рассказать ему все. Сейчас ему нужно было побыть одному. Эдди не возражал, потому что ему самому критически требовалось пространство для осознания произошедшего. Сейчас он будто был в состоянии шока, как котенок, которого запихнули в огромный и непонятный ему дом. Его нужно было исследовать, потому что на подсознательном уровне он понимает, насколько сильно теперь связана его жизнь с этим местом. И в первые же секунды он прячется в угол. — Мне пора идти, — сказал он. Ричи посмотрел на него с легкой благодарностью и ухмыльнулся. Он чувствовал абсолютно то же самое. — До встречи, Эдди, — тихо сказал Ричи. И на этот раз имя мягко слетело с его губ, пером осев на сердце Эдди. И Эдди был окрылен. *** Вечера среды — это всегда тихое время в каком-то смысле даже унылое. Все ноет, устает и теряется во времени, пока голову скручивают мысли. Эдди долгое время казалось, что все в порядке. Он учился, общался, читал, встречал новых людей — все это безумно хорошо втискивается в описание обычного девятнадцатилетнего парня, поступившего в колледж. Никто никогда не говорил ему, что жизнь любит изворачиваться так, что голова начинает болеть. Никто не говорил ему, что каждый день ему придется заново понимать себя, чтобы разобраться в своем собственном сердце. Он шел рядом с Биллом в какую-то рядом лежащую забегаловку. Эдди в любой другой момент был бы не против сложившейся ситуации, но он даже не помнил, как согласился. Он не помнил ни разговора с психологом, ни то, как Бен смеялся над тупыми шутками Билла, когда они сидели в комнате. Ни того, как они вместе собрались идти искать армянское заведение с жутким названием «Шаурма». Все это казалось в голове второстепенным явлением. Вторым планом истории, которую он кому-то рассказывает, когда как на первом плане тот маленький и тупой диалог. Эдди по-хорошему должен был в точности забыть о любых переживаниях, потому что ситуация прояснилась, Ричи был с ним другим. Но он не мог, и не понимал почему. Вопросы клином вдалбливались в его голову, и от каждого становилось только хуже. Он не понимал себя. Ему было некомфортно. На языке горечь как от темного шоколада, а в голове страх. Он запутался и ничего не понимал. Ему так приятно быть с другим человеком, парнем, как никогда не было рядом с любой другой девушкой в его скудной жизни. Даже Элли казалась теперь такой далекой от понимания «быть с кем-то счастливым». Эдди кусал губы и теребил пальцы, заламывая их назад до оглушительного хруста, пытаясь унять панику и нервозность. Внутри будто была война и буря, которые он пытался удержать в пределах собственного тела. Он, казалось, знал, с чем он борется и на чьей стороне он сам, но боялся всем своим естеством признавать это. Ведь стоит ему признать — его противник придет и займет место для новых порядков и уставов. Перемены. В нем, в мыслях, в мироощущении. Эдди ломался. В его сердце прикосновения пальцами затмевают тысячи прекрасных девушек, неловкие слова и взгляды затмевают тысячи бессмысленных поцелуев. Эдди хочется плакать, потому что перед ним снова радуга в телевизоре и крик о том, что это уродство. Билл замечает неладное только уже на обратном пути. — Эдди, у т-т-тебя все в пор-порядке? — спрашивает он осторожно, будто боится спугнуть. Эдди, кажется и не слышал его, смотря на мокрый асфальт и собственные кросовки. — Что ты чувствуешь? — вдруг спрашивает он. — К Беверли. Как ты понял, что она тебе… Нравится? Билл улыбается и слегка отводит взгляд. — Мне бы х-х-хотелось знать с-самому, — начинает он, и лицо его снова покрывается краской. — П-просто он-на другая, и я эт-т-то понял. Я н-начинал ч-ч-чувствовать привязанность, даже за-зав-зависимость. Желание с-сделать в-в-все, чтобы любая ее г-грусть исчезла, и она п-поняла, что не од-одна. Больше Эдди ничего не спрашивал. Он натянул капюшон на свою голову и старался изо всех сил, чтобы Биллу не было видно подступающих слез. Он болен. Он болеет по-настоящему, серьезно. Его тело охвачено огнем, органы не могут нормально функционировать, а мысли путаются. Он болен, и эта болезнь заставит его навсегда распрощаться с прошлым. Мать говорила ему, что эта болезнь «уродство», а он не смог устоять пред ее силой. *** Гудящий телефон разбудил Эдди посреди ночи. Пыхтя, он приподнялся с подушки и взял его в руки. Заспанные глаза неотчетливо показывали окружающую реальность, сколько бы усилий Эдди не прикладывал. Только спустя пару минут он смог открыть сообщения и прочитать: Неизвестный: «Проблема существования может быть разрешена каждым человеком только внутри самого себя, а не при помощи посредника.» В Эдди просыпается злость. Больше было похоже на то, что кто-то ошибся номером. Сонный и еле живой он медленно написал ответ, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не нагрубить. Вы: «Кто это?» Но, еще до того, как пришел ответ, Эдди почувствовал. Он почувствовал это всем своим нутром, и голова взорвалась от осознания. Никому другому, ни одному человеку на всей чертовой планете не придет подобное в голову — писать абстрактные цитаты в два часа ночи. Неизвестный: «Ричи Тозиер.» Эдди засмеялся и упал лицом в подушку, пытаясь остановить вырывающиеся через горло эмоции. Кажется, он резко забыл обо всем, что мучало. Ричи другой. По иному другой, но тоже отличается от каждого взятого человека. Разговаривая с Биллом, Эдди чувствовал себя чужим. Получая сообщения от Ричи, он почувствовал себя своим. Уродец? Тогда вместе с кем-то относиться к этой категории может не так уж и плохо?