прострация

— Ричи? — Да? — Твое сочинение. — Что с ним не так? — Нет, все в порядке. Оно превосходно, но тебе не кажется… Ты слишком усердствуешь? — Профессор. Я здесь не для того, чтобы обсуждать личные мотивы. Мы обсуждаем сюжеты книг. Это все, на чем я хочу акцентировать внимание. — Ричи, я бесконечно рад твоему резкому порыву заняться изучением литературы. Но нельзя уходить в чужие истории. В них ты потеряешь себя. — Я уже. Поэтому это неважно. *** Две недели. Ровно столько времени Ричи игнорирует его. Эдди видит его в столовой, в коридорах, но тот даже не поворачивается в его сторону. Его глаза всегда опущены в пол. Эдди подмечает, что выглядит он еще более усталым, чем обычно. Он похудел, острые скулы выпирали сильнее обычного, губы были бледными и засохшими. Нестриженные кудри падали на глаза, закрывая его взор от всего остального мира. Но он все равно изящно вилял между студентами, избегая любого телесного контакта. Телефон Эдди не издавал звуков по ночам. Эдди был не против, потому что сам понятия не имел, что ему делать. В нем не было ни грамма решительности, лишь долгая ноющая боль, сжавшая его сердце. Он к ней привык. И, как ему казалось, смирился. Начало октября лишь нагнетало. Бушующий океан не гнал ничего, кроме проливных дождей и утреннего холодного тумана. Но стены душили Эдди, и он, в попытке сбежать от дискомфорта, выбирался наружу. Чтобы не видеть интерьеров, доводящих до тошноты. Ни библиотека, ни столовая, ни собственная комната не вызывали в нем ничего, кроме как удушения. Стараясь спастись от воспоминаний об астме и Ричи, он уходил на излюбленную лавочку на набережной. Здесь он чувствовал жизнь, а в суматохе терялся. И ему нравилось быть заблудшим среди огней Бруклинского моста, миллионов пешеходов и звуков скрипящих шин на асфальте. — Эдди, ты в порядке? — спросил как-то Билл. Эдди лишь качнул головой. — А что с Ричи? — следом спросила Беверли. Оба выглядели одинаково обеспокоенно, прижимаясь друг к другу плечами и переплетая пальцы. Эдди не должно это бесить, но он вскипал. — Понятия не имею, — он пожимал плечами и возвращался к обеду. Как он мог знать, если не понимал, что происходит с ним самим. Он стал заложником собственных излишних переживаний и надежд. Он бы хотел найти ключи от оков, потому что знал, что за этой неприступной башней есть все ответы. Но ему было страшно. Нелицеприятный страх до сводящих скул, до физической боли в легких, доводящий его до медленного самоуничтожения. У него осталась только учеба. Но раз за разом возвращаясь к реферату, он видел перед собой «О мышах и людях», и не мог больше думать ни о чем, кроме израненных запястий. Ему будто на глазах вырезали эти ярко-красные линии. Подступающие слезы убирали весь мир и в расплывчатой темноте оставляли только их. Вдох-выдох, темный вечер, и Эдди идет вдоль по улице, стараясь избежать собственной бессознательной осторожности. Ноги сами ведут его в сторону его магазина. Он останавливается на тротуаре напротив, в надежде, что тьма скроет его лицо. Он смотрит в пустые лица людей, о которых тут же забывает, и пытается понять, что он забыл в этом месте. Хочет ли он его видеть? Он не знает, но стоит до момента, пока пальцы в кармане куртки не коченеют, а волосы окончательно не промокают от капель моросящего дождя. Он не видит Ричи, не знает наверняка, находится ли он внутри. Он не чувствует больше на себе его взгляд, и это медленно убивает его. В воскресенье он пытается не захлебнуться от собственных слез в душе. Он скатывается по стенке, отделанной белой плиткой и надеется, что шум воды может заглушить его тихие всхлипы. В витринах магазинов появляются первые вывески, оповещающие о приближении Хэллоуина. Эдди перестает отвечать матери на сообщения. Он чувствует себя жалким и слишком нерешительным. Он устал видеть настороженный взгляд Стэна, он устал видеть переживающего Билла. Он устал, что не может ничего решить, и жизнь песком падает из рук в небытие, просачиваясь через пальцы. *** В понедельник вечером Эдди снова выходит из комнаты. Все задания у него сделаны, и он имеет полное право удалиться. На улице слишком холодно для октября, и Эдди натягивает капюшон толстовки. Пожелтевшая трава у края тротуара мокрая от прошедшего дождя. Края джинс намокают, но он игнорирует малейший дискомфорт. Облака отливали серо-сиреневым, нагнетая еще больше отвратительных эмоций. Эдди гнусно улыбнулся. Раньше он смахнул бы все на осеннюю депрессию, вполне нормальную для каждого человека. Но когда его жизнь вообще была нормальной? В какой-то момент она действительно перестала быть таковой. Эдди не замечает у ворот знакомую куртку и проходит мимо, но обладательница рыжих кудрей тут же окрикивает его: — Эдди! — Беверли сжимает в руках сигарету, но не улыбается. Эдди смотрит на нее с удивлением, пытаясь придумать отговорку, чтобы уйти, но мозг отказывался генерировать. Она махнула ладонью, чтобы он подошел, и Эдди не может противостоять. — Куда идешь? — спрашивает она, выдыхая дым. — Эм… Я просто гуляю, — Эдди старался не смотреть ей в глаза. — Где Билл? Беверли пожимает плечами. — Наверно, еще на парах. Я не заходила. Она говорила на удивление грустно, как будто ее что-то беспокоило. — У вас все в порядке? — спросил Эдди. — Да… Да, Эдди, — она вдруг улыбнулась, и стало понятно, что она не врет. — Билл замечательный. Но мне… Она резко поднесла сигарету к губам и затянулась, будто пыталась тянуть время, чтобы подобрать слова. — Мне тяжело быть счастливой, когда я вижу состояние Ричи. Я хотела у тебя спросить, может что-то случилось? Беверли с надеждой посмотрела на него, но Эдди не мог подобрать слов. Слёзы подступали к глазам, пока он боролся с вырывающимися наружу эмоциями. — Эдди, я давно не видела его таким. Да, он уже давно не в порядке, но долгое время он оставался в одной стадии. А сейчас… Он будто медленно катится вниз. Эдди не поднимает взгляда. — Ты общался с ним. Я уверена, что он вряд ли рассказывал многое, но… — Например то, что он режется, да? — вдруг вспыхивает Эдди. Он поднимает взгляд, но не видит ее сквозь собственные слезы. — Например то, что он склонен к суициду? Беверли замирает, уставившись на него. Эдди начинает дрожать. — Я просто… Я не знаю, что теперь делать. Я должен был знать раньше, прежде чем впутывался в это. Я просто случайно увидел эти порезы на руках и не понимаю, что теперь с ним делать! Почему все вы молчали?! Почему он молчал?! Беверли неожиданно подлетает к нему и толкает. Эдди будто отрезвляется и пошатывается, еле удерживаясь на ногах. — Даже не думай винить его! — Эдди удивленно смотрит на нее. Он никогда не видел ее такой взбешенной. Беверли на его памяти ни разу не была склонна к подобным эмоциям. Эдди восстанавливается за секунду, и ярость уже бушует внутри него. — Это он меня игнорирует! — кричит в ответ Эдди. — Он ничего не говорит, ничего не объясняет! Просто убегает каждый раз, когда я его вижу! — Хватит делать из себя жертву, Эдди! — Беверли злилась, и Эдди злился в ответ, смахивая слезы с щек рукавом куртки. — Ты просто представь, что сейчас чувствует он! Она вдруг закрыла лицо руками и отошла от него. — Представь, хоть на секунду, — она всхлипнула. — Я не уверена, что Ричи хочет вернуть себя, но я уверена, хочет общаться с тобой. И тут ты узнаешь, что с ним что-то не так. Естественно, он отдалится, Эдди! Он думает, что ты теперь тоже считаешь его психом, как и все остальные в этом чертовом колледже! Беверли дрожащими руками достает еще одну сигарету и зажигает ее. Начинается дождь, и Эдди, разозленный и еще более опустошенный, уходит. *** Куртка не спасает. Дождь превращается в ливень, и на набережной Эдди спрятаться негде. Он покупает целых шесть хот-доггов, которые наверняка сделаны из какой-нибудь районной собаки и убирает их в пакет. Голова у Эдди трещит, и он понятия не имеет почему. Он движется назад, не желая простудиться, но это единственная здоровая мысль, что возникла в голове. Эдди почему-то тошно еще больше. Он злится на Беверли, на себя, на Ричи — на весь чертов мир с его проблемами. В Эдди снова бурлят эмоции. Он дрожит и еле передвигает конечностями. Он осознает, все понимает еще не отходя от колледжа, и это бьет его по ребрам. Эдди стыдно, потому что Беверли была права. Он попросту жалел себя, когда нужно было бежать к Ричи, хватать его за обе руки и держать, не отпуская. Эдди знал, что тот будет упираться, потому что наверняка ничего не понимает. Но и в Эдди понимания не больше. Все, что в нем есть — это желание быть рядом. Разве он может ему сопротивляться? Чувства апофеозною волной обрушиваются на него, и Эдди вдруг начинает бежать. Вода заливается в кроссовки, ручка пакета неприятно режет кожу, но Эдди настолько наплевать, что он забывает о всех этих мелочах. Все, что важно — это успеть, пока было не поздно. У общежития он останавливается у порога и достает телефон. Вы: «У Ричи какая комната?» Сообщение приходит моментально. Стэн: «316. А зачем тебе?» Вы: «Потом.» Ему некогда отвечать на ненужные вопросы. В жизни и так их слишком много, и ему необходимо немедленно решить один. Он несется по общежитию, чуть не сбивает студентов на лестнице. Эдди игнорирует любые выкрики в его адрес. Он бежит как идиот вместе с этими чертовыми хот-доггами и пытается не отговорить себя. Сердце стучит невероятно быстро от бега и от эмоций. Голова готова взорваться, а волнение заставляет его истерически дрожать. Эдди не хочет ждать, он не может себе позволить. И поэтому он стучит в дверь. Три коротких стука, тридцать самых долгих секунд в его жизни, пока окружающие оглядываются с осторожным презрением и непониманием в глазах. Эдди все равно, потому что через эти тридцать секунд дверь открывается. Ричи стоит в проходе, держа одну руку на ручке двери. Его глаза расширяются от удивления, а пухлые губы, как всегда по привычке, приоткрываются. Эдди страшно всего на какую-то миллисекунду, а потом в нем просыпается все: и вина, и отчаяние, и боль, и стыд, и смущение. И злость. Он стоит перед ним, весь мокрый от дождя с идиотским пакетом в руках, и еле сдерживается, чтобы не обнять его. — Что ты… — тихо начинает Ричи, но Эдди не дает ему закончить. Он резко налегает вперед, заталкивает назад в комнату и захлопывает за ними дверь. И ему в принципе плевать, что подумают все оставшиеся позади. В комнате Ричи одна кровать и сплошной хаос, но Эдди не обращает ни малейшего внимания. Он хватает его за руку, подносит к себе и отдергивает край его кофты. Порезы яркие, совсем свежие, будто выведены буквально вчера, и Эдди захлебывается своим же неясным потоком бессмысленной каши из эмоций. Ричи не дергается, смотрит на него настороженно и выжидающе, будто давно сдавшись. Эдди поднимает на него взгляд, но тот смотрит на свои ноги. — Ричи, — тихо говорит Эдди. Тот осторожно поднимает голову и смотрит в ответ как-то невыносимо грузно, будто задает вопрос. — Мне это не важно, — начинает Эдди, понимая, что голос его дрожит. — Точнее, важно, но… Это не та причина, из-за которой я буду считать тебя долбанутым. Он не знает, как сказать ему все, как выразиться, не налегая на собственные щемящие чувства, чтобы Ричи хоть немного мог понять то, что он желает донести. — Ты… Ты правда один из самых умных людей, что я встречал в своей жизни. Ты даже не представляешь, насколько мне приятно, что ты говоришь со мной, помогаешь мне, потому что я абсолютно этого не заслужил. Эдди судорожно выдыхает и изо всех сил старается не отвести взгляд. Он видит, как меняется лицо Ричи, как появляется внезапный румянец на бледных впалых щеках. И Эдди хочется умереть прямо на месте, потому что Ричи прекрасен даже сейчас. — Но ты не имеешь никакого права считать, будто я уйду. И у тебя нет никакого права меня игнорировать! Понятно?! — Эдди наигранно раздражается, хотя на самом деле пытается сдержать свои слезы и желание его поцеловать. Ричи кивает. — Я не прощу тебе такого никогда и буду мстить, пока не изведу тебя до смерти, понятно? Ричи кивает вновь. — Идиот, — говорит Эдди, а затем обнимает его. Эдди перестает чувствовать мир. Только запах Ричи, только его теплая кофта и выпирающая ключица. Только его нерешительные руки на его спине. Эдди изо всех сил пытается не разреветься, как маленький. Сердце его стучит так сильно, что слышно его даже через все слои одежды. — Эдди, — тихо говорит Ричи куда-то ему в ухо. — Что? — Эдди не может сдержать неожиданно подкравшуюся улыбку. — Ты весь мокрый. Эдди усмехается, но обнимает его еще крепче. — Потерпишь.