прострация

«Самое худшее, что может быть в человеке — стадное чувство. Оно безоговорочно покоряет себе, сбивает тебя с толку, затмевая здравый смысл. Если поставить перед людьми черный и белый кубик и сказать им, что оба черные, то каждый повторит эти слова. Мышление будто соединяется в единое целое, и крошечная часть, будучи уникальным светлым пятнышком, никогда больше не будет отдельным, самостоятельным. Когда-то это помогало научиться человечеству сосуществовать. Ничтожное ощущение, когда инструмент по выживанию становится твоим главным врагом.» Ричи Тозиер. Эссе по социологии. *** За все время общения с Беверли Эдди понял три вещи: нельзя называть кого-то некрасивым («не поддавайся общественным стереотипам, Эдди»), всегда быть готовым к ее ошеломляющей искренности и ни за что не отказываться от ее вечеринок. Новая неделя принесла целую волну юношеского предвкушения. Как говорил Стэн, наступает главный студенческий праздник — Хэллоуин. Когда весь колледж никуда не разъезжается, когда все надевают сумасшедшие костюмы и напиваются до полусмерти. У Эдди не было никакого желания посещать подобные мероприятия. Уже давно он не наряжается в костюмчики и не ходит к дверям чужих домов, чтобы выпытать любимые конфеты. На школьные вечеринки ни его, ни Билла не приглашали, и они оба давно привыкли проводить эту ночь за каким-нибудь ужастиком. — Ну уж нет, Эдди! Вы оба идете, даже слушать ничего не хочу, — она демонстративно засунула спагетти себе в рот. Сидящий рядом с ней Билл лишь жалобно посмотрел ему в глаза. — Да, будет классно, — Стэн кивнул. — И вы обязаны будете заценить мой костюм. — Вот, у вас они хотя бы есть, — резко вставил Эдди, разводя руками, — а у меня нет. Следовательно, я никуда не иду. — Нужно будет, голым потащим, — Беверли лучезарно улыбается, и Билл прыскает в кулак. Эдди даже думать не хотелось, что он себе представил. — Но у меня есть вариант получше, — продолжает она, наматывая макаронины на вилку. — Почему бы тебе не сделать парный? Когда до Эдди дошел смысл ее слов, красные пятна ярко вспыхнули на его щеках, и он опустил взгляд вниз, сжав губы. Он не знает, почему ведет себя так — от смущения или злости. Ему вдруг становится невыносимо душно, потому что неразбериха в голове взвинтила совершенно дурацкие мысли. Намек кажется ему грязным, прилипая к нему, как мед. Он каждый день пытается спасти Ричи не потому что хочет ответа. Он репетировал с ним не потому что просто хотел близости. Он с Ричи, потому что больше никого нет. А если не так? Вдруг все его переживания — это лишь гнилое желание иметь отношения? Стыд ножом проходит по его груди, и ему ничего не остается, кроме как ковырять вилкой в своем салате и пытаться унять болезненное кровоизлияние. — С кем это он должен делать парный костюм? — недоуменно спрашивает Стэн. Беверли одаривает его взглядом, полным смеси непонимания и легкого возмущения. — Ты вроде умный парень, Стэн, но иногда я поражаюсь твоей близорукости. Тот обиженно фыркает. — Да ну, скажи нам, если ты такая умная, — он скрещивает руки на груди, и Эдди вдруг становится легче от его вида. Он даже хмыкает себе под нос, когда его ноздри начинают яростно раздуваться. Беверли, кажется, ни капельки не обижается, лишь улыбается ярче. — До твоих ушей вообще ничего не доходило? — она слегка приподняла брови, пытаясь выразить удивление. — Ну, знаешь, я обычно не обращаю внимание на всякие слухи, — заявляет Стэн, возвращаясь к еде. Но теперь уже была очередь Эдди непонимающе нахмуриться. — Какие еще слухи? — вилка застыла в где-то на пол пути к его рту, пока он изучающе разглядывал Стэна. — Ну, знаешь, всякое, — тот намеренно растягивал слова и пытался смотреть на все что угодно, только не на Эдди. — Ну что-то о том, как ты часто контактируешь с Тозиером… Ходишь в его комнату и прочее. Весь воздух будто наполнили углекислым газом, потому что Эдди забыл как дышать. Ладони вдруг вспотели из-за сжавшегося от волнения сердца. Время вдруг превратилось в кисель. Он видел, как улыбка сошла с губ Бев, как Билл внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, что ему делать. Но Эдди не мог сосредоточиться ни на одном из них. Он вдруг резко прямо на своей коже почувствовал, как весь мир смотрит на него, и взглядами прожигает его кожу. Он слегка отвернулся и сразу же поймал чей-то незнакомый взгляд. И еще один, и еще один — до бесконечности. Он будто абсолютно голый стоял посреди толпы и чувствовал как медленно нарастает давление. Будто они все из последних сил держатся, чтобы не показать на него пальцем. — Ты в порядке, Эдс? — осторожно спрашивает Билл. — Чувак, мне бы тоже не особо понравилось, если бы про меня за спиной говорили такое, — пожал плечами Стэн и тут же получил шлепок по плечу от Беверли. — Ай, за что?! — Ты такой идиот, Урис, — шипит девушка. Эдди хочется накричать на обоих. Хочется заткнуть их, а потом сдуться до таких размеров, чтобы его больше никогда никто не увидел. Конечно, как он не мог подумать раньше? Как мог не понять, что влетая в чужую комнату, снося всех на пути, он привлечет внимание? Все его внимание было сосредоточенно только на Ричи, и он забыл, что вокруг него все еще люди. И они видят все. Он ненавидит быть в центре внимания. Он был там только когда какому-нибудь придурку приходило в голову поиздеваться над ним. Вечный ингалятор в кармане, лекарства в сумочке и будильник. Он сторонился, но подступающие приступы нельзя было остановить, и каждый считал своим долгом унизить его. Пнуть, отнять ингалятор — смотреть на его слезящиеся глаза. И сейчас будто все повторяется. И он будто чувствует, как давно забытая болезнь сжимает его легкие, как он сам сжимается под натиском своего страха — превращается в какого-то идиота. Он бежал к тому, что было ему дорого, бежал спасти человека, а для них всех он просто какой-нибудь влюбленный придурок. — Я лучше пойду, — стул отодвигается слишком громко, и его кожа снова горит — слишком много взглядов, слишком много внимания. Ему кажется, что даже сейчас они все смеются за его спиной. Эдди идет убрать поднос, но колени вздрагивают от каждого шага. Он знает и видит, что все заняты своим делом — разговаривают, едят. Но вокруг него одна тишина — и каждый оборачивается, чтобы посмотреть на него. Он сжимает губы, мечтая лишь поскорее убежать, спрятаться за своей партой в аудитории и забыть все слова Стэна. Продолжить жить, как было, не думать о том, что крутится во всех этих головах. Его ладони все еще мокрые, а дыхание слишком частое, и Эдди благодарит всех святых, что ему позволено покинуть это помещение. Но судьба была бы к нему слишком благосклонна — она не дает ему уйти просто так. Ричи хочет пройти вперед, и они, не замечая друг друга, сталкиваются. Плечо у Эдди болезненно выворачивается, из-за чего он начинает шипеть. — Все нормально? — спрашивает Ричи, и только тогда он поднимает на него взгляд. Тот выглядит обеспокоенным, брови сведены к переносице — а Эдди до отчаяния хочется вытолкнуть его из столовой и убежать. Проходящие мимо студенты вопросительно оглядываются, и Эдди готов провалиться под землю. Его щеки пылают, а сердце не может решить, что ему испытывать. Каждый их взгляд прикован к ним, и даже Билл смотрит — с удивлением и упреком, и весь мир Эдди размывается в страхе. Вдох, выдох — и он уже теряет контроль над собственным телом. Ричи смотрит на него сквозь линзы своих очков, будто бы внимает каждому движению Эдди. И Эдди начинает чувствовать вину. Ричи был в его жизни уже практически всем, но эта липкая грязь, которую Эдди теперь тащил за собой, могла испачкать и его. Отвратительные слухи — будто и до этого он не страдал из-за этих людей, которые только и могли, что вести бессмысленные разговоры. Эдди опускает глаза в пол. — Порядок, — его шепот еле ощутимый, но Эдди не беспокоится. — Мне нужно идти. Он стремится к выходу, но чужая рука, которая с невероятной легкостью и силой обхватывает его запястье, не дает ему сделать шаг. — Эдди, — голос у Ричи такой твердый и проницательный, что Эдди не может не вздрогнуть. Он будто все понимает — без косвенных намеков. Неужели Эдди настолько открытый? — Что случилось? — спрашивает Ричи. Но Эдди так и не решается посмотреть на него. Ему страшно, потому что на его руке чужая рука — и каждый человек, абсолютно каждый смотрит, не отрываясь. Эдди сжимает губы, и подсознание кричит, что он делает что-то очень страшное и неправильное. То, что может испортить абсолютно все достигнутое. Но он не может остановить себя. Он сжимает кулаки, и его рука с силой вырывается из чужой хватки. *** Эдди сидел на своей кровати, скрестив ноги, и теребил рукава своего свитера, уже заранее представляя их отвратительный вид после такого. Он бы хотел себя остановить, но чувство миллиарда терзающих его изнутри кошек измучило его до степени потери самоконтроля. Он несся куда-то на поезде, который так и грозился перевернуться, а Эдди и не пытался найти причину его поломки, встречая свою смерть с распростертыми объятиями. Ричи уже по привычке сидел на другом краю его кровати и тихо зачитывал свои реплики. Эдди не мог оторвать взгляд от его вдумчивого лица, будто там пытался найти все ответы. Эдди впустил его по какой-то уже давно приевшейся привычке. Чрезмерно удивившись его приходу, поначалу он даже остолбенел. Но Ричи вел себя как всегда, будто ничего не произошло. Будто Эдди вовсе не отталкивал его от себя. И сейчас он все пытался понять, что творилось у Ричи внутри. Спросить — страшно, начать этот разговор — как вбегать в горящий дом. Эдди уже чувствует жар на своей коже. — Это просто отвратительно, — тихо комментирует Ричи, и Эдди вздрагивает. На секунду он принимает все на себя, подставляя для следующего удара щеки. Но Ричи говорит о пьесе, сжимая в руках последний листок. — Что отвратительно? — тихо спрашивает Эдди у него. — Мой персонаж, Лопахин. Он отвратительный. Ричи тяжело вздыхает и собирает все листы в одну стопку. На протяжении всей недели он постепенно шел по пьесе, разбирая ее по кусочкам, чтобы добраться до истины в каждой реплике персонажей. Для этого им пришлось даже искать историю России, и Эдди даже в некотором роде гордился приобретёнными знаниями. — Он же пытался помочь, — Эдди слегка хмурится. Персонажа Ричи он бы никогда не назвал хорошим или положительным — там таких в принципе не было. Но его привлекала сама мысль о том, что тот пытался хоть как-то исправить ситуацию. — Он купил поместье, — Ричи явно разозлен. Он тяжело дышит, устало поднимает очки, открывая лоб, и потирает переносицу. — И вместо того, чтобы помочь Раневским, он собирается распродать земли, как и предлагал. Эдди вдруг замирает, не понимая его слов. — А мотивация? Почему он это сделал? — почти шепотом спрашивает он у него. — Вся его семья работала на эту землю, будучи крепостными у Раневских, и сейчас он может почувствовать себя помещиком. Швыряться землей, как ему вздумается, и срубить сад. — Разве это не логично? Они столько лет были угнетенным классом, — Эдди все еще разглядывает чужое чуть отстраненное лицо. — Да, все вроде бы должно быть так до простого логично, — он наконец смотрит ему в глаза, и Эдди не перестает чувствовать смущение от его проницательного взгляда. — Но никогда нельзя отыгрываться на непричастных. — А они разве делали что-нибудь, чтобы изменить положение дел и постараться предотвратить конфликт двух сторон? — Эдди пожимает плечами. — Новые правила диктуют новую жизнь, а они игнорировали этот стук. И теперь они совершенно не готовы вступать в нее. Замалчивали и не обращали внимание, а проблемы из-за этого лишь разрастались. Ричи вдруг отодвигает листы и пододвигается к нему еще ближе. Сердце снова пропускает удар, будто он так и не сошел с этих американских горок и чувствует чужое тепло как в первый раз. — Ты прав, — в его словах слишком много серьезности, которую Эдди не может воспринять в полной мере. — Замалчивание — это худшее, что может быть в межличностных отношениях. И теперь он понимает его намек. И говорит он далеко не пьесе — о их жизни, где Эдди уперся в тупик и был на грани того, чтобы сдаться. — Ты просил меня не молчать, — продолжает Ричи. — Теперь я прошу этого в ответ. Эдди прерывисто выдыхает, опускает взгляд на свои ноги, понимая, насколько он влип. Он не знал, как вести себя, что сказать — не выдать себя и свои столь сильные и яркие чувства. — Стэн сказал, что про нас говорят всякое… — Эдди отчаянно пытается не начать паниковать. — В колледже. Из-за того, что мы часто встречаемся, ходим друг к другу. Щеки Эдди начинают краснеть. — Я ненавижу это, — шепчет он. — Когда шепчутся за моей спиной. Я так не могу. — И эти слухи… — Ричи сам запинается, и Эдди тут же смотрит на него. — Что ты думаешь? Эдди перестает дышать, не имея ни грамма понятия в своей голове, что ему нужно ответить. Его будто напрямую спрашивают о его чувствах, и он теряется в собственном волнении. — Я не знаю, — он вновь опускает глаза. — Но я знаю, что должен игнорировать всю эту грязь из их ртов. Эдди чувствует всем телом, как Ричи вдруг резко напрягается. Он отстраняется как-то слишком резко, но продолжает сидеть на его кровати. — Ну да, — Эдди поднимает взгляд и тут же видит ту самую отстраненную улыбку на чужих губах. — Кому понравится, когда про него распускают пидорские слухи. И тут он резко понимает, что натворил. Это ударяет по нему сильнее, чем любой страх или волнение. Он заставил Ричи думать, что ему противна сама идея о том, что Эдди может любить парня. — Нет, Ричи, все не так… — тут же вспыхивает он. — Не нужно, Эдди, — он весь дрожит, и Эдди не может не начать умирать вместе с ним. — Тебе нужно было сказать мне сразу. Он собирается уходить, но Эдди резко хватает его за руку, чтобы удержать на месте. — Нет, я абсолютно точно не имел это в виду! — чуть ли не кричит он. — Но это сбивает меня с толку — все эти слухи. Мне становится страшно, будто я снова в Дерри. — И ты обманул меня, чтобы только спрятаться от проблем и от себя? — Ричи почти злостно шипит. Он вырывает свою руку, как Эдди днем, и молча уходит. Эдди не пытается его догнать. Он падает на подушку, пока тихие слезы сбегают по его вискам, заливаются в уши, мочат ткань наволочки. Эдди кажется, что он еще никогда не ненавидел себя сильнее.