прострация

— Ты сам знаешь, я никогда не смогу доверить им тебя. — Почему? — Просто поверь. Я перестал им доверять еще с маминой смерти. Они вдвоем уже десять лет терроризируют и меня, и отца. Заставили его отвернуться от меня, когда я им признался в своей ориентации. — С ними нужно просто поговорить. Я думаю, что хотя бы миссис Тозиер будет рациональной. — Ты ее не знаешь. — У нас в законе прописано, что она не имеет права унижать тебя. — Думаешь, воспитав такого сына придурка, который только и делает, что увиливает от тюрьмы за хулиганство, она сама будет соблюдать законы? — Но они твои близкие. — Нет, Уилл, уже давно нет. Теперь только ты моя семья. *** — Вот если бы пришел ко мне раньше, я бы успела придумать тебе костюм, — причитала Беверли, пока наносила белую краску ему на лицо. Эдди лишь тяжело вздыхает, стараясь не смотреть на нее. Он поймал Беверли на пути к общежитию, чтобы спросить, пускают ли на вечеринку без костюма. — Пускают, конечно, — она пожала плечами, а потом хитро улыбнулась. — Но это не значит, что ты обойдешься без него. Пути назад уже не было, и поэтому Эдди томно вздыхал в ее комнате, пока она сжимала в руках баночки с гримом. Выглядела Беверли максимально сосредоточенной, будто выполняла самую главную миссию в ее жизни. Эдди пытался не дышать, чтобы снова не получить удар в плечо. Не шевелясь, он с завидным упорством выдержал зачесы его челки, тонны лака, а теперь еще и краску на лице. Он сжимал край футболки в ладони, пока сам был в полной растерянности. Внезапное желание пойти на этот чертов Хэллоуин не поддавалось в его голове никакому объяснению. Наверное, он просто хотел напиться до беспамятства, чтобы скорее забыть и себя, и мир, и колледж. И Ричи. Учеба ему не помогала. На следующий день после ссоры он только и делал, что не вылезал из конспектов, учебников и стучащего по мозгам реферата. Но каждый раз, стоило ему пытаться вникнуть в тему, все мысли сменялись протяжной, ноющей болью в груди. Он чувствовал себя до крайности усталым, жизнь будто с удовольствием избила его и выбросила на помойку. И Эдди оставалось только смириться. Захлебнуться в собственной вине и мучать себя знанием, что он первопричина своих собственных несчастий. — Мне не очень понятна причина, почему ты так резко сменил свое мнение, — сказала Беверли, заставив Эдди вернуться из собственных мыслей. — Но я очень рада, что ты пойдешь с нами. — Да? — вдруг спрашивает он, словно поверить в ее слова было чем-то запредельным. — Конечно, Эдди, — она вновь улыбнулась ему. — Ты же наш друг, мы все беспокоимся о тебе. Эдди с трудом сдерживает улыбку и кусает намазанную белым гримом губу, отчего на языке тут же появляется горьковатый вкус. Беверли замечает это и снова шлепает его по плечу. — Еще раз, и будешь красить себя сам! Я тебе не мать Тереза, — цокает она и закрашивает смазанный участок. — Прости, — тут же отвечает он, отчего она смягчается, и на лицо возвращается улыбка. — Кстати, я думала, может ты и Ричи за собой сможешь притащить, — Беверли отворачивается, чтобы поменять баночки, и Эдди рад, что она не видит его скривившееся на секунду от боли лицо. Его сердце болезненно сжалось, а свежая рана вновь открылась. — Нет, — тихо отвечает он, и на ее лице тут же возникает легкое недоумение. — Что-то случилось? — тихо спросила она. Эдди хотел сказать ей, что все в порядке, что он справится со всем сам, но слова застряли поперек горла, и даже дыхание из-за этого сбилось. А Беверли в ту же секунду — в одно мгновение — все поняла и без его слов. Отложила все краски и кисточки и легко взяла его за руку, чтобы вернуть его к реальности. — Расскажи мне, — голос у нее был твердый и уверенный, будто она действительно хотела разобраться. Все волнение и страхи, переживания от того, что может сделать с собой Ричи из-за его поступка — все эти эмоции и мысли, которые он третий день подряд пытался спрятать — они вновь вырвались. Как птицы из клетки; они заполнили все пространство внутри его сердца. — Я снова виноват, — тихо начал он, пытаясь унять дрожь. — Я вновь как трус начал оправдываться, пытался скрыть чувства от него, а он учуял обман. Он судорожно вздохнул, отведя глаза от Беверли. Та молчала, не осмеливаясь перебивать его. — Я сказал, что мне противны слухи о нас, — дыхание резко участилось. — Но я имел в виду, что мне противен сам факт того, что обо мне говорят, а не контекст. — И из-за этого он обиделся? — спросила Беверли. — Не только, — Эдди покачал головой. — Я начал вилять, лишь бы он не понял… — Что он нравится тебе? — тихо спросила Беверли, пока улыбка расцветала на ее лице. Эдди вдруг испугался, потому что он не говорил никому, только Билл знал о его дурацком секрете. — Не волнуйся, мне никто не говорил. Просто я не слепая. Улыбка не сползала с ее лица, и Эдди совершенно не понимал ее реакции на его слова. Прошлый раз за ошибки она чуть ли не избила его, а теперь стоит как ни в чем не бывало — радостная. Беверли взяла какую-то коробочку, явно для макияжа, и кисточку. Она одним пальцем подняла голову Эдди за подбородок и продолжила что-то рисовать под его глазами. — Послушай, Эдди, — она слегка вздохнула. — Вся эта канитель с общественным мнением всегда доставала Ричи. В школе до двенадцатого класса* было все более менее. Потом появился… Она на секунду запнулась, и Эдди заметил пробежавшую печаль в ее глазах. — Появился Уилл. Унижали обоих, но если с Ричи еще считались, то на Уилле отыгрывались как могли, — сердце Эдди на секунду сжалось. Он старался не представлять их вместе в своей голове, но мысли об этом раз за разом возвращались к нему. — Слухи дошли до его семьи, — продолжила Беверли, — и его стерва мачеха настроила против него его же отца. Одна из причин, почему он не живет дома. Эдди вдруг замер, поняв, что никогда об этом не задумывался. Он знал, что Ричи из Нью-Йорка, но никогда не спрашивал, почему он живет в общежитии. Почему платит за комнату, вместо того, чтобы просто жить в квартире? — Но он выстоял, — Беверли вздохнула. — Он боролся с грязью против себя, против Уилла, против меня. Однажды он прямо в столовой заявил о том, что Уилл — это его парень, и если у кого-то есть претензии, они могут встретиться с его кулаками лично. Беверли улыбнулась, явно предаваясь воспоминаниям, пока Эдди старался не поддаться панике от ее рассказа. — Я знаю, слухи — это отвратительно, — как можно мягче сказал она, переходя к другому глазу. — И Ричи естественно в штыки принимает эту тему, с его-то умением выслушивать. Она фыркает и продолжает: — Но ему обидно, что ты обманываешь его под влиянием мнения толпы. — Я не хотел повторения того, что было в школе, — Эдди вздыхает. — Я повел себя, как дурак. — Вы оба хороши, — Беверли ухмыляется, но как-то по доброму. — Тебе нужно поговорить с ним. — Он не станет меня слушать. — Ошибаешься, — она закрывает коробочку и убирает кисть из руки. — Я долго думала, почему он повелся на тебя. Но теперь знаю точно — ты очень искренен в своих действиях, Эдди. Это сильное качество, потому что скрывать что-то намного легче, чем говорить правду. Ричи это нужно, поэтому он обязательно поймет тебя и простит. Тебе просто нужно быть искренним с ним до конца. Эдди хочется взорваться, потому что страх и паника окутывают его. Он не может просто так прийти и сказать все Ричи в лицо. Он не может просто наплевательски заявить о своих чувствах. Это могло разрушить все, что он выстраивал все эти недели, все эти два месяца. — Тогда он узнает, что я… — Ты боишься признаться ему? — Беверли закатила глаза. — Не надо, Эдди. Рискуй, потому что это твоя жизнь. И даже если Ричи отвергнет твои чувства, в чем я… Она вдруг замялась и слегка покачала головой. — Я не думаю, что он сможет отпустить тебя теперь, Эдди. Ты должен сходить и поговорить с ним. — Ладно, — Эдди закатывает глаза, пытаясь не улыбнуться ей в ответ. С него будто сняли пару грамм груза — все еще было тяжело, все еще было до остроты больно, но что-то новое развеяло эту пугающую темноту. — Теперь покажи мне, что ты тут сделала, — Эдди начал озираться в поисках зеркала, и Беверли протянула ему свое. Все его лицо было абсолютно белым и отдавало непонятным блеском на свету. Все веснушки и неровности будто испарились, а скулы казались намного острее. Под глазами были темные тени, как будто он не спал трое суток, но он не выглядел из-за этого хуже. Волосы были подняты в прическу а-ля две тысячи седьмой, из-за чего Эдди почувствовал себя слегка неудобно. — Так, теперь иди надевай какой-нибудь костюм, желательно черный и желательно с рубашкой, — Беверли забрала зеркало и отвернулась. — Потом приходи и я доделаю открытые участки кожи. — Господи, Бев, кого ты из меня сделала? — он действительно не особо вникал в свой собственный образ. — Ну… Эдди… — она слегка замялась, пытаясь сдержать смех. — Это же как Эдвард. — Не говори мне… — Ага, Эдвард Каллен, тот, который из «Сумерек», — Эдди возмущенно стонет, из-за чего она начинает смеяться. — Ты обрекла меня на погибель! Понимаешь, что теперь мне никогда не избавиться от этого позора! — он театрально закатил глаза, изображая максимальное страдание. — Да ладно, очень даже сексуально, — она подняла его за руку и повела к двери. — Так, давай иди переодевайся, а я пока найду зубы. — Сегодня день моей смерти. У Билла будет приступ. — Хватит утрировать, Эдди, — она цокнула и открыла дверь. Благо в коридорах еще было пусто, и никто не увидит его личного позора. Он уже собирается уходить, как Беверли вдруг берет его за руку и останавливает. Он оборачивается и читает в ее глазах почти мольбу. — Эдди, — она слегка улыбается, — поговори с ним. Не будь настолько неуверенным в своих силах. Ричи послушает тебя… Всегда будет. *** Эдди не привыкать быть одиночкой на всякого рода вечеринках. Пока весь зал, украшенный подстать Хэллоуину тыквами, самодельными черепами и летучими мышами, содрогался от музыки и толпы скачущих ног, он сидел на кресле и держал в руке стакан. Грим его уже давно смазался, мешающие разговаривать вставные зубы лежали в кармане, а пиджак лежал на коленях. Он то и дело потягивал сладкое вязкое пойло, пока его мысли невпопад возникали в голове и били по ней с какой-то особенной силой. Он не мог сосредоточиться ни на чем: ни на жмущихся друг к другу Беверли и Билле, ни на отжигающем в стороне пьяном Стэне. Сначала он был внутри этой толпы, пытался отвлечься от всех своих проблем. Смеялся над споткнувшимся о свои ботинки Беном, танцевал в шутку медляк с Биллом — но все это казалось ему до крайнего неправильным. Потому что Ричи так и не появился. Он ушел, понимая, как сильно его сердце сжимается от осознания, что он не видел его уже два дня. Что тот снова мог сделать с собой нечто ужасное, сгенерировать тысячи неправильных мыслей — и все по вине Эдди, который не пришел вовремя. Последнее его сообщение было в воскресенье, и с того момента телефон молча лежал рядом с Эдди, внимая его боли и давя на его сознание. В его голове все плыло, и он бы хотел оставить позади — так действительно было бы легче. Отпустить и веселиться вместе с друзьями. Но Эдди не мог. Стоило образу Ричи появиться перед его глазами, весь он снова возгорался от собственных ярких и тяжелых чувств. Тягучее, вязкое, но такое правильное — как он может его игнорировать? Он должен держать себя в руках, должен попытаться остановить собственное тело, но он вспоминает с какой нежностью соприкасались их руки, с каким отчаянием Ричи льнул к нему, когда плакал, и не может остановить разливающийся по телу яд. Да, он отравлен — собственными чувствами, алкоголем; все в его голове смешивается, горит. Он не остановим. Эдди вскакивает с места слишком быстро. Слишком быстро допивает уже десятый по счету стаканчик и слишком быстро несется к выходу. Не обращает внимание на пристальный взгляд Беверли — да и вообще в принципе ни на что. Не обращает внимание на колотящий холод на улице, на десятки расталкивающих его пьяных студентов. В его голове лишь один ориентир — номер комнаты Ричи, и он идет за ним, словно потерянный в шторме корабль за маяком. Он знает, что это наверняка неправильно, что прийти к Ричи пьяным будет ошибкой, но разве он может удержать себя? Сердце Эдди несет его за собой, пока мозг находится в забвении. Он несется вверх по ступенькам и ухмыляется возникшему в голове «дежавю». Ему снова страшно, снова он боится своих собственных действий, но все это перекрывает его желание не потерять Ричи. Успеть все исправить. Он тяжело дышит, и сердце стучит слишком быстро, хотя он даже не бежал. Дверь снова возникает перед ним, и он понимает, что не смеет задерживаться ни на секунду. Кулак как-то слишком сильно бьет по двери — Эдди совсем не может рассчитать свои силы, и костяшки начинают неприятно ныть. За дверью тишина. Паника охватывает Эдди, и он буквально начинает ломиться: дергает за ручку, бьет дверь, но та не поддается. — Ричи! Открой, черт возьми! — кричит он, чувствуя, как слезы отчаяния скапливаются в глазах. — Мне все равно, что ты там себе придумал! Ты выслушаешь меня. Ответом ему служила тишина. Дверь соседней комнаты открылась, и оттуда выглянула какая-то девушка, явно пытаясь понять, что происходит. Заметив Эдди, она окинула его возмущенным взглядом, вызвав у того праведный гнев: — Что-то интересное?! — Эдди прекрасно знал, что вел себя по-свински, но все внутри у него кипело и бурлило с такой силой — он не мог это остановить. Девушка фыркнула и закрыла за собой дверь. Эдди устало вздохнул и облокотился лбом на дверь в попытках хоть немного привести себя в порядок. — Я знаю, что наговорил много лишнего, и мне жаль, — он уже не ведал, с кем говорит. Но где-то глубоко внутри он почему-то ощущал, что Ричи слышит его. — Нам нужно поговорить, я это так не оставлю. Это все было ошибкой — все, что я говорил было бесполезным дерьмом. И мне хочется убиться от того, какой я идиот. Но ты должен выслушать меня. Он судорожно выдохнул, пытаясь удержать подступивший к горлу ком. — Я самый настоящий трус, но у меня есть причина, почему я боюсь и недоговариваю. Я уверен, что и у тебя есть причина, почему ты не дослушиваешь. Нужно побороть это и выслушать друг друга. Поэтому, черт возьми, впусти меня. Он снова начал пытаться вломиться, но голос позади осек его: — Хватит ломать мою ручку. Конечно, никто другой. Ричи стоит позади него, опираясь на стену и скрестив руки на груди. Эдди хотелось бы знать, сколько он тут простоял и сколько услышал. И в этот самый момент, как их взгляды вновь пересеклись, Эдди охватил страх. Острый взгляд Ричи проходил сквозь его тело и беспощадно разрушал его, наполняя пустоты щемящим волнением. Эдди замер, в надежде хотя бы как-то понять, что ему делать дальше. Весь его дурацкий грим наверняка смазался, а аккуратно подведённые глаза расплылись лишь в большие серые пятна под веками. Он выглядел глупее, чем когда-либо, и абсолютно лишился всякой способности мыслить хоть немного прямолинейно. Но Ричи решает все за него. Он отрывается от стены и подходит как-то слишком непозволительно близко. Щеки Эдди обдувает его теплым дыханием, и сам он весь вспыхивает вместе с ними. Непонятное, тягучее чувство вновь коснуться его — даже случайно, столкнувшись локтями, — оно возникает в нем, кричит отчаянием. Эдди буквально взрывается. Ричи не отрывает взгляда, открывает каким-то чудесным образом дверь и кивает ему. Эдди делает шаг назад, тут же оказываясь в ловушке. Он сам себя в нее вогнал, и он бы с удовольствием навсегда в ней остался. Ричи отворачивается, закрывает за собой дверь. Эдди слышит его тяжелый вздох, пока сам не дышит. Боится спугнуть. Словно секунда, одно лишнее движение — и все распадется, развалится. А Эдди вновь окажется у себя в кровати, чувствуя сжимающее его внутренности одиночество. — Ричи, — почти шепчет он. Тот осторожно разворачивается и смотрит с выпытывающей ясностью. — Прости меня, — продолжает он. — Я не должен был врать тебе из-за глупых страхов… — Нет, Эдди… — вдруг подает голос Ричи, но тот не дает ему закончить. — Нет, выслушай меня, — он чувствует дрожь, а сердце бьется с болью о грудную клетку. Страх, и он окутывает его. — Да, я знаю, что это было глупо, и тебе хочется, чтобы я был сильнее. Но это… Он почти всхлипывает и отводит взгляд, пытаясь не выдать свои разрывающие чувства. — Я был опален этим. Буквально как в аду, я был там. Все началось еще с начальной школы, с ингалятора, со всех этих дурацких слухов. С матери, которая из-за каждого синяка бегала в школу. Он даже не замечает, как Ричи подходит ближе. Он тяжело дышит, чувствуя скапливающиеся слезы в уголках глаз. Эдди никогда, никому — даже Биллу — не говорил этого. Молчал и терпел, пытался убежать, чтобы никогда больше не чувствовать себя униженным. — И ты не смеешь меня винить за это, — продолжает он. — Это может казаться полной херней, но это уничтожает меня. И мне жаль, что я повелся на этот страх и обидел тебя. Что соврал, будто мне… Эдди пытается смахнуть слезы, заносит грим в глаза, и все его состояние рушится. Ему однозначно нет больше смысла держаться — рухнуть на пол и раствориться под кислотой своих чувств. Он почти летит, и тут чужие руки резко удерживают его. Ричи слишком резко и слишком отчаянно притягивает его к себе, и Эдди льнет к его плечу. Его толстовка пачкается от белой краски, но Эдди не смеет оторваться. Он чувствует его дрожь — свою дрожь. Он сжимает пальцами ткань, и пытается растворится в его тепле. Чужой запах сигарет и какого-то порошка уже кажется безумно родным, и Эдди растворяется в нем. И весь мир закрывается, пока Ричи — его бесконечность. — Мне не противно, что они говорят, — продолжает он. — Мне приятно. — Правда? — его голос сиплый, и Эдди не может понять, что он испытывает. — Да. Но я не хочу, чтобы их слова что-то определяли. Только мы сами. Ричи вдруг сжимает его сильнее, будто цепляясь за него. И Эдди взлетает. — Прости меня, Эдди. И ему кажется, что его шепот — это самое прекрасное, что он слышал в своей жизни. *** (Little Auk — Wooly clouds) Когда Эдди просыпается, вокруг все еще темно. Он понятия не имеет, который сейчас час, но чувствует острую нехватку воды. От незнакомой обстановки он сначала пугается, но когда воспоминания возвращаются к нему, он улыбается. Эдди проводит рукой по лицу, пытаясь понять, не снится ли ему происходящее. Он лежит один в чужой кровати — его волосы все еще влажные, а подпорченная рубашка лежит в ногах. Грим уже давно смыт в чужой ванной, а волосы все еще неприятно торчат в разные стороны. Эдди не знает, как себя чувствовать — он слишком смущен, явно не спокоен и полностью обезоружен. Он не может понять тягучую тяжесть, засевшую где-то под сердцем — но он улыбается ей. Эдди поворачивает голову и тут же встречается взглядом с Ричи. Он сидит на стуле у стола, сжимая в руках гитару, а глаза волнительно глядят на него через линзы очков. Сердце Эдди пропускает удар, и чувства вновь сбивают дыхание. — Я разбудил тебя? — тихо спрашивает Ричи. Эдди неловко поправляет майку в ничтожных попытках хоть немного остановить тепло в своей груди. — Нет, — он слегка улыбается. — Так ты умеешь играть? Ричи ухмыляется и поправляет очки. — Нет, она просто так стоит у меня в углу. Он что, съязвил? Эдди хочется притвориться обиженным, но он не может удержать свой смех. Он опускает голову вниз, а потом слегка поднимает взгляд. Ричи отчаянно пытается удержать улыбку, но она вырывается сквозь все его старания. Он поднимается и идет к кровати. Эдди тут же садится и подвигает свои ноги, чтобы он смог сесть рядом. Ричи так и делает, кладя гитару себе на ноги, а потом продолжительно смотрит на него. Эдди ожидает от него все что угодно. Ожидает, что тот может начнет играть, может что-нибудь скажет снова невпопад — о книгах, которые прочел. Но он совсем не ждет, что он потянется к нему и аккуратно проведет пальцами по его волосам. Эдди задержал дыхание, пока его сердце пропустило удар. Нежность охватила его — он покрылся мурашками, и весь он отдался этому прикосновению. — Беверли? — спросил он, возвращая Эдди к реальности. — Да, — тихо отвечает он. — Нельзя больше давать ей делать этого, — продолжает он, пока Эдди тонет в своем непонимании. — Мне они нравятся мягкими. Эдди бы хотел осознать, что происходит, но Ричи не дал ему ни секунды — убрал руки и взял удобнее гитару. — Сыграешь? — спросил Эдди, чувствуя ускоряющийся пульс. — Я уже ничего не помню, — пожимает плечами Ричи, отворачиваясь. Эдди закатывает глаза и подвигается ближе. — Ричи, наверняка есть что-то, — он упорно смотрит ему в глаза, пока тот отчаянно пытается спрятать их. Он поправляет очки и кашляет. — Ну, есть кое-что… Я уже давно не играл. — Я не музыкальный критик, — цокает Эдди, вызвав у Ричи ухмылку. Он смотрит на него исподлобья и тяжело вздыхает. Раз — и его пальцы обхватывают гриф. Два — и он осторожно проводит по струнам. Играет вступление. Три — и он начинает петь. — We paint the skies. Bright as blue. With a wooly darts of clouds. Его голос сиплый, неразработанный — но Эдди уносит в его собственный рай. Все вокруг голубое — он в облаках. — You take my hand We play around In the greenest grass. Ричи сосредоточен, его длинные ресницы трепещут. Эдди даже не вслушивается — весь он, даже не касаясь, — окружает его. Эдди весь в нем, растворяется и не может остановить свое бушующее сердцебиение. — Today you crown me your Prince With your blinking eyes. Ричи поднимает на него глаза. Эдди полностью уверен, что его принцем навсегда останется он. Его красота, томная, наполненная сигаретным дымом и унынием становится всем. Упавшие на лоб кудри, медленно двигающиеся пухлые губы — Эдди влюблен. Наверное, он все еще пьян — упился Ричи или алкоголем, но он взрывается в момент. Он захлебывается в накатившей волне из собственных чувств. И с последними аккордами он не может остановить себя. В одну секунду — и губы, такие сухие от теплого дыхания, опускаются на чужие. Отчаянно пестря желанием, искрящиеся — и звезды взрываются, когда носы упираются в чужие щеки. Ричи открывается навстречу, будто даже не думая, — а вся вселенная прямо за ним. Весь мир за закрытыми веками, а из реальности лишь руки Эдди на его плечах, съехавшие очки и упирающаяся в бедро гитара. Эдди не может спешить, от неуверенности и от пылающих чувств дрожит. Но он цепляется в Ричи — губы движутся, и каждый раз они снова разбивают стену за стеной. Эдди мотыльком льнет к свету за ними. Легкие горят от недостатка воздуха, но Эдди до последнего не хочется отпускать. Он чувствует чужую руку на своем лице и выдыхает прямо в поцелуй. Ричи везде — он окутывает его, а Эдди в ответ впускает его в свою вселенную. Они отрываются друг от друга в один момент, когда забыли о дыхании. Эдди видит его смущение, его алые щеки в темноте, и улыбается. Наверное, он должен бояться. Страха того, что он все испортил, что может быть отвергнут, что может никогда не увидеть Ричи — его не было в его горящей груди. — Это неправильно? — тихо спрашивает он. — Только тебе решать. И Эдди вновь целует его.