прострация

«Я по привычке открыл книгу, но в ней не было ничего поучительного или напутствующего — я не понимал и половины. Я читал, потому что другого мне не оставалось. Не хотелось писать что-то без опоры. Мысли не сосредоточены и не проведены через призму вырезанных фраз из книг, повестей, рассказов; когда ты соединяешься в одно с мыслью автора и несешь ее в себе как крохотную маленькую жизнь, как женщина свое дитя. Видимо, я открыл не ту книгу. Не нужна вам такая книга и такая работа, но лучше я ничего не нашел. Пусть даже мне становится радостнее, но горло сжимает эта пустая и ненужная тень. Обрывок жизни. «Луна в венце. Мы с Юрием сидим на балконе и смотрим в звездный полог. Но нет облегчения. Через несколько часов погаснут звезды, и над нами вспыхнет огненный шар. И опять, как жуки на булавках, будем подыхать…»* И только здесь я. Можете выбросить эти записи, испугавшись, но я не буду писать вам то, чего нет. Книга в моей жизни не радость и не источник вдохновения. Это последний вздох, наполненный горечью чужих жизней и небом без звезд. И когда приходит рассвет, я тоже… Как все — сгораю…» Ричи Тозиер. Эссе по теме «Книга — вдохновение?» *** Подобравшаяся незаметно учеба, о которой Эдди благополучно забыл, сильно ударила его по голове уже на утро. Бег из аудитории в аудиторию, попытка ухватиться за знания и не сойти от этого с ума. Ноябрь предвещал лишь одну тяжелую работу, сутки за рефератами и кучу домашнего задания. Преподаватели неустанно напоминали о грядущей сессии, грозной тенью нависшей над студентами. Следующим же вечером в библиотеке Эдди уселся рядом с изнывающим Биллом, чтобы закончить наконец надоедливый реферат по экономике. На Билле от усталости не было лица — как в принципе у самого Эдди. Они молча сидели каждый в своей работе, пытаясь успеть закончить хотя бы до полуночи. Пусть даже было тяжело, Эдди неизмеримо радовался возможности переосмыслить все, что с ним произошло. Голова не вмещала бескрайнего количества эмоций, а сердце того и гляди замрет от переизбытка чувств. Эдди считал, что как только он проснется после той длинной ночи, то произошедшее станет тихим сном, теплым лоскутным одеялом воспоминаний, который лишь нежно окутает его. И, конечно же, он ошибся: неловкость, тревога и миллиард сомнений охватили его. Он изгрыз свою ручку, постоянно отвлекался, пытаясь успокоить себя хорошими воспоминаниями. Но с Ричи никогда и ничего не было так просто, и все, что ему оставалось — это течь по ходу жизни и смотреть, что будет дальше. Однажды он точно сойдет с ума. Может, зря он столько чувствовал? Может весь этот детский лепет, слетающий с его губ, был лишь пустым звуком в ночи, а он — глупый подросток, который абсолютно ничего не понимает в том, как именно нужно говорить о своих чувствах. Эдди больше не хотел их прятать, но не знал, что с ними делать. Библиотека постепенно пустела, а Билл умудрился уснуть прямо на своей тетради. Эдди не решился попробовать его разбудить — он как раз дописывал самый важный момент во второй главе реферата. А если отвлечется, то по-любому будет катастрофа. На столе завибрировал телефон, и Эдди выругался себе под нос. Ему даже не нужно было смотреть, чтобы понять, кто мог ему написать в такое время. «Нет, Каспбрак, сиди смирно и пиши.» Эдди отчаянно пытался уговорить себя, что в данный момент ничего важнее инфляции не существует. Он яростнее щелкает по клавишам, надеясь, что уставшие глаза не упустят ошибки. Телефон вибрирует снова. Эдди сжимает губы в попытке заставить себя не выбросить телефон в окно. Вся нервозность, собранная за день, переполнила края чаши и грозилась выплеснуться наружу. Когда телефон вибрирует в третий раз, Эдди фыркает так громко, что даже Билл просыпается. — Чт-что? Эдс, что с-случилось, — сонным голосом спрашивает он, тут же зевая. «3 новых сообщения от: Ричи Тозиер» — Ничего, Билл, — тихо отвечает ему Эдди, проводя пальцем по экрану, — иди уже спать. — А ты? — Я еще поработаю, — не отрываясь от экрана говорит Эдди. Билл пожимает плечами и, собрав все свои принадлежности, идет на выход. — Не з-засиживайся, — говорит он напоследок и скрывается за дверью, позволяя Эдди дышать спокойней. Ричи Тозиер: «Тебя нет в комнате.» Ричи Тозиер: «Где ты?» Ричи Тозиер: «Скажешь потом, обязательно» Эдди честно не знает, как ему на это реагировать. Его голова начинает взрываться, пока сердце пытается определиться — злиться ему или утонуть в смущении. Он бы лучше застрелился, чтобы не мучаться. Эдди тяжело вдыхает воздух, пытаясь унять дрожь. Он разглядывает сообщения, пытаясь понять, зачем Ричи посреди ночи приплелся к нему. Нет, это его радовало, но он снова застрял в паутине из собственных мыслей, откровенно мешающих ему спокойно жить. И к чему вообще это «обязательно»? Разве был бы Ричи столь настойчивым, если бы ничего не случилось? Эдди напрягся, не представляя, что теперь думать. Но он не должен оставлять Ричи без ответа. Он не хотел — не имел права — так грубо поступить с ним сейчас, пока тот наверняка беспокоится. Вы: «Я в библиотеке, работаю над рефератом» Эдди чуть не написал «что тебе нужно», но решил, что это будет уж слишком грубо. Черт, ему определенно стоит остыть, пока он своим взвинченным состоянием никому не навредил. Вы: «Что-то случилось?» Эдди отложил телефон, тяжело вздыхая. От усталости мысли смешались, и ему оставалось лишь вернуться к работе, чтобы окончательно не утонуть в глубине своих переживаний. В нем проснулась немыслимая горечь, маленьким изъяном, засевшим в его душе. Он медленно пишет, но ничего написать не может. Он недоволен каждым словом, каждой буквой. Пальцами, которые набирают эти бессмысленные строчки в бессмысленной работе. Эдди терпеливо ждет, как и всегда, и не может себе изменить — привязан наглухо к этому телефону, который все продолжает молчать. Ричи над ним определенно просто издевается. Эдди думает о том, чтобы уже пойти спать и просто отключиться от мира хотя бы на несколько часов. Но не успевает он даже закрыть реферат, как дверь в библиотеку открывается. Это снова Ричи. Кудри его слишком взлохмачены, побывав на осеннем ветре, а в глазах слишком много бодрости. Эдди тут же вспыхивает, чувствуя медленно растекающееся по венам спокойствие. Почему-то только когда сам Ричи появляется на горизонте, все глупые переживания Эдди — бессмысленные попытки что-то понять, прогнать или почувствовать снова — они исчезают быстрее света. Эдди провожает его взглядом, пока тот аккуратно приближается и садится рядом. — Ты не ответил мне, — сообщает Эдди, отворачиваясь к работе, чтобы не было заметно его покрасневших щек. Наверно ему нужно перестать так откровенно невинно реагировать на каждое появление Ричи, на каждый раз, когда он находится слишком близко, а Эдди может ощущать его тяжелое дыхание. От Ричи снова тянуло сигаретами и нервозностью, и Эдди всем телом мог чувствовать его прожигающий взгляд. Что-то было не так, что-то вновь беспокоило его, но Ричи упрямо не хотел говорить — сидел напротив и пялился на Эдди. И Эдди был уверен, что без его помощи он никогда не сознается. Прямые вопросы бессмысленны. С Ричи нужно говорить. — Почему тебе так не спится по ночам? — это первое, что пришло ему в голову. Немного глупый вопрос, но на большее Эдди не способен. — Ты постоянно активен только ночью, хотя ты и учишься, и наверняка устаешь. Эдди аккуратно поворачивает голову к Ричи, стараясь не наброситься на него в ту же секунду. Вид у него был действительно слишком изнуренным. Эдди хотел бы подарить ему всю нежность, на которую он только был способен. Но все, что ему оставалось делать — вслушиваться, лишь бы только не спугнуть. Ричи тревожно. И он пришел с этой тревогой к Эдди — разве может быть лучше? — Просто ночью все по-другому... — неуверенно начинает Ричи. Его голос низкий и сиплый, будто он вновь весь день молчал. Он медленно опускает взгляд на колени, сжимая их своими ладонями. — Почему по-другому? — спрашивает Эдди. Он отодвигает ноутбук и всем телом разворачивается к Ричи, а их колени сквозь джинсы слегка соприкасаются. Эдди пронизывает током, и он изо всех сил старается скрыть дрожь. — Ночью темно, а темнота — самое честное, что только есть в наших жизнях. День наполнен либо серыми облаками, дарующими уныние, либо ярким солнцем и голубым чистым небом. День играет с нашими чувствами, настроениями, словно непутевая сплетница, и мы покорно становимся пешками в ее неумелой игре. У Эдди голова взрывается, и он отчаянно пытается догнать ход его мыслей. Он не понимает, как так красиво можно излагать свои мысли на словах, и он просто ломается под натиском такой откровенности. — Ты хочешь сказать, — Эдди слегка хмурится, пытаясь подобрать верные слова, — мы видим все таким, какое оно есть только когда уходит солнце? Глаза Ричи вдруг загораются. Он быстро поднимает взгляд и удивленно смотрит на Эдди, пока тот все больше и больше краснеет. Эдди абсолютно ничего не понимает, но видимо он попал в точку. Напряженные плечи Ричи вдруг расслабляются, и сердце Эдди разрывается от понимания их такой важной для обоих близости. Эдди его понял. — Да, — шепчет Ричи. — Солнце делает небо голубым, создавая иллюзию нашей сохранности. А в темноте мы видим реальный мир за пределами атмосферы. И именно в это время каждый человек, находясь лишь сам с собой, может быть честен. — Нам незачем больше прятаться перед остальными людьми, — продолжает за него Эдди, слегка улыбаясь. — Притворяться и скрывать. Мы сталкиваемся с чувствами лицом к лицу. Но тогда это какой-то общемировой хаос. Хаос, у которого есть свое расписание когда и как ему появляться. — Истина вселенной — хаос в порядке. Противоположные биполярные вещи, неотрывно взаимодействующие друг с другом. И даже гравитация, возникшая лишь хаотичной случайностью — изгиб пространства-времени под массой — даже она является правилом и порядком, который позволяет нам поднять голову и посмотреть в глаза бесконечности. В комнате больше не было никакого воздуха. Они оба сидели друг напротив друга и говорили о чем-то безнадежно мимолётном. Эдди знал, что таким вещам свойственно выветриваться из головы. Но именно сейчас все эти слова иглой проскальзывали под кожу, привязывая их прочной нитью друг другу. — Но если сейчас ночь, может, тогда покажешь свой хаос? — осторожно спрашивает Эдди. Он больше не может с этим тянуть, это гложет его, бессовестно сжимая глотку. Ричи вновь опускает взгляд, но Эдди успевает прочесть в его глазах нервозность, и, главное — страх. — Я… Я не могу. Не думаю, что я готов говорить об этом, — тихо шепчет он, а через секунду тусклой тишины добавляет, — Прости. Эдди и сам опускает взгляд, а его сердце вдруг хочет убраться подальше. Убежать, чтобы не было видно его обиды. Он не имеет права обижаться, потому что Ричи старается. Но Эдди не может себя остановить, тяжело вбирая воздух. В комнате витает вдруг возникший тягучий шум из их дыхания, недосказанности. Он дёгтем прилипает к коже Эдди, проникает в легкие. Он совершенно не знает, что это такое, но ему становится до бессовестного жутко. Все мимолетное тепло от их разговора незаметно растворяется. Это странное новое чувство кажется Эдди неразрушимым, и он теряется. Пока Ричи аккуратно не берет его за руку. Каждая клеточка Эдди вспыхивает, как поролон от искры, и он слишком резко поднимает голову. Ричи осторожно, слишком для него трусливо, постепенно наклоняется все ближе к чужому лицу. Нос Эдди опаляет чужое дыхание, и он замирает, пристально разглядывая каждую веснушку на чужом носу. Дыхание прерывистое, сердце невозможно остановить или успокоить, и Эдди даже не хочет думать, как ему на это реагировать. Ричи и сам боится — Эдди знает это, видит в его глазах. Но у него больше нет ни малейшего желания заниматься тупыми рассуждениями в своей голове. Эдди так хочет этот поцелуй, что даже ладони запотевают. Чужие губы, нерешительные и подрагивающие, так близко к его, что это сводит с ума, и больше не остается ничего ни от самого Эдди, ни от его мыслей. Они все растворились в хаосе из чувств. Он моргает часто-часто, все выжидая, когда глаза закроются и можно будет увидеть звезды. Эдди осторожно проводит носом по чужому, не в силах больше терпеть это напряжение. Все его рецепторы вздрагивают, и только тогда он чувствует чужие губы на своих. Одни в библиотеке, окруженные тишиной и ближе чем когда-либо — весь мир Эдди заполняет лишь Ричи. Его шероховатые губы, медленно и аккуратно целующие его, жар его дыхания на щеке. И больше ничего не осталось; и только открывающиеся ворота на чужую бесконечно желанную территорию. Эдди не может удержать себя: льнет ближе так отчаянно, что вызывает у Ричи тихий стон. Он обхватывает чужие острые плечи, чувствуя аккуратное прикосновение пальцами к его щекам. Слишком много всего. У Эдди не хватает времени, чтобы осознать каждое чувство в его груди, и он позволяет им рекой течь вслед за ним. Больше контакта — лишь чтобы знать, что Ричи все еще тут. Вверх по мягкой шее, а затем в бешенные кудри — Эдди даже не видит, что он делает, но через пальцы чувствует как вздрагивает Ричи и льнет навстречу. У них ничего не получается — даже поцелуй выходит каким-то неровным. Но это именно они, и именно Ричи держит его в своих руках, когда Эдди его в своих. Пальцы, кожа, пылающие щеки — одно на двоих навсегда, пусть даже по-детски неидеально. Они отрываются слишком медленно. Эдди все еще учащенно дышит, а его сердце теряет контроль. Пульсация отдает в уши, и весь он переполнен счастьем. Ричи поцеловал его сам. Ричи, черт бы его подрал, сидел напротив, всматриваясь в глаза Эдди, пока тот еле сдерживал желание пустить слезы. Он осторожно провел пальцем по его щеке, а сам явно до боли закусил нижнюю губу. На худых скулах играла жизнь всеми цветами алого. Смущается, до боли в сердце Эдди. Весь момент застыл во времени. Эдди не хотел никуда идти, он даже не замечал секунды — время превратилось в тягучий бессмысленный поток. И этот поток не важен — он уносит за собой людей, города, цивилизации, но даже и не думает омыть их ступни. Темнота действительно самое честное, что у них есть. В притушенном свете в самом углу, где ничто во вселенной не может даже дотронуться до них. Среди тишины и дыхания друг друга — дальше только неизвестность. Почему же она должна пугать? *** Ночь и полупустые коридоры будто созданы для их тихих шагов. Приглушенный свет не успевал схватывать в свои объятия их медленно двигающиеся фигуры, играя тусклыми тенями на их лицах. Эдди нравилось это сладостное ощущение в груди. Тепло медом разливалось по телу, успокаивая и согревая. Тупое и красивое ощущение счастья, бесконечные переливы — как в кристалле под ясным лучом солнца. Он шагал медленно, бесшумно; может, у него по глупости отросли крылья? Ричи так же невесомо двигался рядом. Говорить ему что-то не хотелось, будто слово могло разрушить его необычно хорошее настроение. Необычно хорошее. Необычный энтузиазм, необычные рвения, излишняя нервозность. Необычные желания. Сам поцеловал… Сам. Эдди тряхнул головой в попытке изгнать навязчивые мысли. Все хорошо — так почему же он не может просто тупо держаться за счастье, а не искать в нем подвоха? Он слишком много думает, и эти мысли вихрем захватывают его, уносят за собой все дальше. В земли, где есть только хаос и разрушение, куда ни один человек не должен даже пробовать ступать — заблудится навсегда. Эдди чувствует себя идиотом. Он нарочно подвигается ближе к Ричи, до безумия желая почувствовать его руку — и, конечно, сталкивается с ним. Что-то глубоко в нем совсем другое, как будто нет больше в мире ни людей, ни жизни — остался только Ричи и это отчаянное желание чувствовать его тепло. И Ричи откликается. Темп шагов становится медленнее, позволяя им не биться плечами, а лишь соприкасаться, пока они двигаются вниз на выход. Отзывчивый Ричи… Ночь действительно странная. И все вокруг неземное, нереальное — Эдди провалился в сон, которому нет конца. И в этом сне все по другому, все пронизывает насквозь. Может, всего лишь до рассвета? Пока Нью-Йорк окутан ночью они сами по себе, а мир вокруг никогда их не коснется. До рассвета. Эдди сжимает чужие пальцы, поглаживая мягкую кожу рук перед тем как зайти к себе. Он по неизвестной причине чувствует страх, хотя губы все еще пульсируют от недавнего поцелуя. «Не отпускай мою руку, держи ее, прошу тебя, держи ее крепче», — Эдди не может держать свои мысли стройно. Что-то все равно не так. Он в раю: но и он иллюзия, как будто миг — и стены картонными плитами распадутся. Как декорация в школьном спектакле. Эдди поднимает взгляд и видит, что чужие глаза сами неотрывно следят за каждым его движением. — Ричи, — тихо начинает он, и пусть даже их никто не может услышать, он все равно говорит шепотом, — ты должен знать, что всегда можешь доверять мне. Что бы ни случилось, что бы тебе ни сказали, что бы тебе ни сделали. Я буду на твоей стороне. И Ричи, к его ужасу, выдыхает так тяжело и так устало, что сердце вдруг обволакивает морозным зимним холодом. — Есть вещи… О которых говорить невозможно, — он тоже шепчет, слегка отводя взгляд. — Не потому что я тебе не хочу доверять. А потому что они душат горло, стоит… Стоит только попробовать. И Эдди видит, что он будто задыхается, даже от простого упоминания — грудь вздымается все выше, как будто он отчаянно пытается ухватить последний в воздухе кислород. — Но это не значит, — продолжает он. — Что я… Нет, я скажу. Однажды. Эдди… Тон его вдруг сделался мягким, каким не был еще до этого. И речь — взволнованная, обрывистая, — нет в ней больше того самоуверенного лепета, ясного потока мыслей. — Я хочу быть больше, — продолжает Ричи, пока взгляд его все еще протирает их ботинки. — Ты заслуживаешь того, чтобы с тобой много говорили, были нормальным, а я… Эдди теряет воздух — то ли от возмущения, то ли от чувств. Он подвигается ближе, проводит ладонью по щеке, чтобы Ричи наконец посмотрел на него. — Не решай, пожалуйста, за меня, чего я заслуживаю, а чего нет. Я сам тебя выбрал, Ричи. Я не выбрал ни Стэна, ни Лолу, ни какого-нибудь Майкла с моего курса. Веселые ребята, ничего не скажешь. Не они мне нужны. Эдди глубоко дышит, словно медленно его отпускает вся навеянная туча над головой. И ему снова хочется поцеловать Ричи, чтобы он, наконец, смог понять его слова. — Я знаю, что тебе тяжело. Не понимаю еще, что именно движет тобой, но я, как помнишь, сам написал тебе на том чертовом листочке из книги. Ты волнуешь меня, однажды я тебя пойму, и я хочу сделать все, чтобы тебе со мной было легко дышать. Эдди растворяется в чужом румянце и в чужой растерянности во взгляде. Блеск в глазах Ричи сияет подобно звездам. Ночь окутывает их двоих, и Эдди не может перестать любоваться своим небом. И скоро придет рассвет. ____________________________________ *Михаил Булгаков «Записки на манжетах» — мой личный убийца, разрушитель мира и адекватного восприятия реальности. Булгаков гений и наверно единственный писатель, чьи работы я буду использовать в фанфике дважды.