10,5 недель

Чимин проносится мимо, словно ошпаренный, и Хосок вообще не понимает, что происходит; натыкаясь на застывшие лица старших, понимает еще меньше и просто садится рядом за стол. Сзади хлопает дверь – родственники ушли, оставив Кимов и Чона в звенящей тишине. - Вы чего как из морозилки? – ворчит младший, толкая Намджуна, и тот, вроде как, просыпается, чуть не сваливаясь со стула. Смущенная улыбка на чужом лице смотрится глупо и пластмассово. – Эй, что вы с ним сделали? Я ему хен, вообще-то! - Спросил его об отношениях с Тэ, - как ни в чем не бывало звонко лопочет Сокджин. Мир для Хосока замирает и сотрясается пару раз, прежде чем до него доходит смысл сказанного. На парня смотреть жутко – глаза большие и злые, брови нахмурены, и все лицо и вид его выражают такую дикую враждебность, что младший из Кимов теряется и не знает, нужно ли держать сейчас Хоби, или до этого не дойдет (он очень надеялся на благоразумность Хосока и наличие мозгов у Джина). Чон отодвигает чашку с недопитым Чимином чаем и смотрит в нее, будто хочет доглядеться до дна. - Ну ты и мелочный, - выплевывает он, прежде чем встать с огорченным видом и подхватить свои вещи, которые Намджун заботливо упаковал обратно в рюкзак. В движениях младшего сейчас столько презрения, столько какой-то… обиды, будто он все осознал и исправился, а взрослые, такие глупые и непонимающие, все еще сидят в своем болоте. В общем-то, Хосок прав. Ким говорит последнее старшему, прежде чем оставить его со своими призраками прошлого одного, убегая вслед Чону. -- До дома они идут в абсолютной тишине, прерываемой лишь слишком громкими мыслями Пака. Тэ осматривает его всю дорогу и никак не может понять, что произошло с его солнечным мальчиком, куда делось его живое мировосприятие и почему обычно открытый для разговоров Чимин вдруг ушел в себя, но тот лишь сильнее наклоняет к земле голову и чуть притормаживает посреди прихожей, застывая, будто был сделан из камня. - Что такое, Чимин? – строго, но как можно мягче спрашивает Тэхен, сильно недовольный подобными переменами. Ему нравился прежний Чимин, а не вздрагивающий от каждого звука и уходящий в себя каждые пять секунд. Племянник сглатывает и хмурится, как хмурятся дети, у которых не получается собрать башенку из кубиков. Внутри него что-то происходит, кто-то вытаскивает кубик из-под основания башни медленно, пока она, наконец, не рушится. - Сокджин спросил меня, вместе ли мы, - обиженно выдает Чим, сжимая лямку своего рюкзака. – И как далеко у нас все зашло. И говорил что-то про поводки и… эти… кник… кен… - Кинки, - выдыхает Тэхен и проводит рукой по лицу, силясь собрать в кулак свои нервы и не вернуться в чужой дом, чтобы раздать пару пощечин сейчас. Если Джин до сих пор не может забыть, это никак не должно было влиять на Чимина, но теперь было поздно что-то скрывать и мягко подводить к новым фактам. Зря он понадеялся на Намджуна, и теперь мальчик стоит в паре метров, снова уйдя в размышления и даже не смотря в сторону дяди. Тэ ждет, пока младший бросит все и скажет, что завтра же уезжает из этого места ото всех сумасшедших, но тот только кивает и, успев для себя что-то решить, начинает подниматься наверх, не объясняясь. - Подожди, - вздыхает Ким и направляется следом за никак не реагирующим Паком, который даже не ускоряется, когда старший подходит совсем близко и берет его за руку. – Подожди, - уже громче и жестче говорит он, разворачивая парня к себе уже на полу второго этажа. Чим хмурится сильнее и сбрасывает с себя его руки, показывая, что не хочет ни говорить, ни видеться. Что ж, говорить в стенку Тэхен научился. Он перехватывает чужой рюкзак и вцепляется в смуглое предплечье, начиная тащить слабо сопротивляющегося племянника в одну из ванных комнат. Им все равно нужно смыть с себя воду из озера, так что это будет хорошая экономия времени и нервов. Внутри у Кима пылает маленький озорной огонек, мерзко хихикая и спрашивая скрипучим голоском, насколько далеко можно будет зайти сейчас, прежде чем младший наконец среагирует по-человечески. Порог оказывается переступлен, когда Тэ задирает на младшем футболку в порыве ее снять. - Ты что делаешь, блять?! – взрывается Пак, отпихивая его от себя с такой силой, что старший чуть не влетает в гладкий сверкающий кафель с совершенно сумасшедшей улыбкой. Почему-то осознание того, что Чимин теперь знает немножечко больше, давало смелости показать и сделать больше, быть может, добить и посмотреть, что будет дальше. – Я тебе себя трогать не разрешал, отвали уже, я тебя не звал!.. - А чего ты орешь-то? – напротив, спокойно спрашивает Тэхен, прислоняясь к стене и складывая на груди подрагивающие руки. Он не любит использовать такой тон, тем более на своем мальчике, но сейчас успокоить истерику по-другому нельзя. - А как не орать, если скоро вся страна будет знать о том, что мы друг другу дрочим? – рычит Чим и становится меньше, сдувшись, словно воздушный шарик. Маленький и нежно-розовый, не надутый даже до конца и дико смущенный тем, что только что так легко сорвалось с его покрасневших от постоянного сжатия в тонкую линию губ. Вот оно что. - Ты считаешь меня настолько болтливым, чтобы рассказывать своему бывшему о своем настоящем? – спрашивает Ким, подходя к мальчику медленно, но уверенно и не меняя курса, когда тот отходит немного назад. Лицо мальчика передергивает от только что полученной информации. Не каждый же день он узнает, что стал свидетелем чуть ли не семейного скандала. – Или, может, достаточно открытым для того, чтобы я отчитывался ему о том, где, сколько и как тебя трогал? Не знал, что ты думаешь обо мне настолько плохо, Чимин. - Он знает о тебе слишком много, - обиженно бурчит тот, больше не пытаясь отстраниться, когда между ними оказывается расстояние в маленький шаг. – И ты мне ни о чем не рассказывал, мне никто ни о чем не рассказывал. Я задолбался чувствовать себя лишним отростком среди вашей семьи. Стадия вхождения в группу провалена, Пак Чимин, - думает Тэ, и ему кажется, что он слышит то же самое в чужой голове. Младший думает слишком громко, да и говорит не особо загадочно. Они обязательно поговорят об этом потом, когда мальчик будет способен осознать все с наименьшими для себя потерями и не реагировать резко, но точно не сейчас, когда он кажется расшатанным и дезориентированным. - А как ты думаешь, сколько лет мы прожили вместе и сколько гадости пережили, прежде чем у нас появился круг секретов, которыми мы не хотим делиться? – длинные пальцы ложатся на хорошенький подбородок и нежно поглаживают, давая немного спокойствия. Ким в любом случае хочет касаться племянника, будь то постель или ссора, и сейчас он не видит ничего дурного в своем жесте. – В любом случае, это не то, что должен знать хотя бы кто-то помимо тех, кто был в этом замешан, - Чим хочет возразить и уже раскрывает рот, но он оказывается запечатан узкой ладонью. – Шшш. Давай просто примем ванну. В барабанные перепонки бьет бульканье и громкие неразборчивые звуки – Тэ периодически перестает понимать, где он, из-за ощущения ледяной воды у себя на шее, лице, в волосах – везде, куда достают струи из душа, которым его окатывает Сокджин. Вода попадает в рот, и приходится отплевываться, ощущая сильную боль на зубах и ощущение безграничной беспомощности от стояния на коленях, перегнувшись через бортик старой ванны. - Пх… пфх… п-пожалуйста, Джин, - дурным голосом умоляет Тэхен, руки соскальзывают по гладкому материалу, заставляя биться в панике и сильнее захлебываться в стекающем по щекам льду. Ему кажется, он умрет сразу же, как отключится вода, если не прямо сейчас, бессильно упав и перестав, наконец, сопротивляться удерживающей его за затылок ладони. - Ты заслужил это, Тэ, - спокойным и ровным голосом отвечает Сокджин. Таким тоном обычно сообщают, что собираются отрезать пальцы. Тэ жаль свои пальцы, он плачет громче и, кажется, умоляет прекратить это делать, все еще не привыкнув к ужасному холоду. – Ничего бы не случилось, сдерживай ты свои порывы в отношении других. Но ты не умеешь ценить то, как я оберегаю тебя от них, поэтому мне приходится делать подобное. Ты ведь понимаешь меня, да, Тэтэ? – мягко и нежно спрашивает Сокджин, переключая воду на теплую и расчесывая пальцами мокрые волосы. Он кивает, правда, этого никто не видит – Джин слишком поглощен новым процессом. -- Чимин позволяет себя раздеть до белья безропотно, но отстраняется, когда Тэ касается резинки трусов. - Я сам, мм… не надо, - бормочет он, и Ким отнимает руки, чтобы взять в них чиминовы и направить к своей одежде, улыбаясь в ответ на вспыхнувшую в чужом лице неуверенность. - Тогда помоги мне, - предлагает он и прижимает к своей груди мягкие ладошки. – А то я сам не справлюсь. Рубашка на нем расстегивается осторожно, каждая пуговица идет с таким внутренним зажимом, будто Пак открывает завесу неизведанного ранее секрета. Хотя, если подумать, он видел старшего без верха только тогда, на кухне, несколько недель назад, потому что они не снимали одежду, пока трогали друг друга по вечерам. Но одно дело – увидеть то, что уже было открыто, и совсем другое – открывать это самому, чувствуя на себе ответственность, быть может, за то, что тебе позволена эта самостоятельность. Чуть раздвигая полы свободной одежды, Чим держит ткань пальцами, будто она – единственное, что не дает ему упасть. - Смелее, - шепчет Тэхен и кладет свои руки на кисти Чимина, плавно отводя их в сторону в намерении стянуть с себя рубашку. Легкая ткань течет с плеч, прежде чем задержаться на кимовых запястьях. Он откладывает одежду на стул и сам стягивает штаны, отправляя их к остальной одежде, и теперь они оба остаются друг перед другом почти полностью открытыми. – Давай продолжим там, если хочешь. «Там» - это у наполненной теплой водой ванны, в которую Тэ не стал бросать порошок пены, потому что сейчас они здесь вдвоем. Походка у Чимина меняется, когда он стесняется чего-то, становится неувереннее и немного вразвалочку, отчего он смотрится еще более молодым. Ким борется с желанием зажать мальчика прямо у стенки и искусать все его молодое и сочное тело, и вместо этого просто подводит его к воде и просовывает ладони под чужое белье, оглаживая поясницу и чуть касаясь пальцами мышц. Когда мальчик дергается, приходится чуть его удержать, но вскоре паковы ручки обвиваются вокруг тэхеновой талии, а в грудь утыкается мягкий нос. Племянник не возражает, когда ткань медленно едет вниз. -- Их тела мягко обнимает теплая вода, а Чимина целенаправленно – руки Тэхена, прижимающего его спиной к своей груди. В первое время мальчик боялся, что попросту уйдет под воду, но вскоре они нашли удобное положение и лежали теперь так с десять минут, освещаемые лишь с правого бока желтовато-красным светом из окна – день клонился к вечеру. Чим осматривал комнату, пока они лежали в тишине, не руша немного таинственной атмосферы отдыха от тяжелого дня; вся она, пусть и отделанная кремовым, черным и золотым, казалась темной и будто слегка запыленной, быть может, виной тому была общая атмосфера дома. Это успокаивало и заставляло зарываться затылком в чужое плечо, улыбаясь путешествующим по своему телу рукам. Ким любил долгие ласки, и порой они тратили с целый час, просто лежа и проводя друг по другу ладонями, прежде чем переходили к главному; в такие моменты Чимин чувствовал себя невероятно красивым, раз его хотелось обнимать так долго и осматривать со всей тщательностью, как критик осматривает картину. Кожа за ушком чувствует влажное касание – Тэ перешел к поцелуям, удобно расположив ладони на внутренней стороне паковых бедер. Они никогда еще не делали этого так, в воде, открытыми друг для друга полностью и с возможностью чувствовать друг друга, а не слои одежды, и если раньше Чимин чувствовал, что еще не готов к такому и не хочет раздеваться перед кем-то, то теперь, благодаря инициативе старшего, понял, что это был просто глупый страх. До ужаса приятно ощущать на обнаженной коже мягкие касания и чувствовать все ярче и сильнее, будто прозрел или вынул наушники. Пак выгибается, когда настойчивые руки заставляют его раздвинуть ноги, плавно отводя их в стороны, насколько позволяет ширина ванны. Старший не зря положил его именно так – теперь Чим может чувствовать, что Тэхену уже не терпится, своей поясницей, и он ерзает вверх и вниз, заставляя укусить себя в шею за такие проделки. Высокий смех отскакивает от стен и срывается в удивленный стон, когда Пак чувствует крепкую ладонь на своей плоти, без особых прелюдий начинающую быстрые движения – так бывало только когда они оба горели до ощущения адского пламени и хотели побыстрее избавиться от нахлынувшего желания, и Чим думал, что достигнет разрядки уже через пару минут; однако этого не происходило, он был уже на грани, но что-то мешало это сделать. Разочарованное хныканье вырывалось из его груди каждый раз, когда он чувствовал, что уже вот-вот, и не получал желаемого, и Пак начал двигаться беспорядочно в надежде наконец кончить. - В воде сложнее, - успокаивал его Тэ, подхватывая под бедро и раскрывая сильнее, из-за чего мальчик чувствовал себя таким открытым и беззащитным, когда вода оглаживала его нежную кожу, и это стало той самой последней каплей, после которой он крупно задрожал и захлебнулся стоном, посылая по воде маленькие волны. Вода рядом с тэхеновой рукой стала мутновато-белесой, и это было немножечко стыдно, даже несмотря на то, что Чим видел это множество раз. Он обессилено откинул голову в попытке отдышаться (дыхание сбилось из-за стараний) и благодарно принимал нежные касания губ к своей челюсти, но вдруг вспомнил, что не позаботился о старшем, потому что его поясница все еще чувствовала. Пак замычал, привлекая внимание к тому, что он хочет перевернуться, и заботливые руки помогли его ослабевшему и расслабленному телу не упасть; парой секунд спустя мальчик мог удерживать себя сам, упираясь в тэхеновы плечи и крепко сжимая бедрами его торс. Он не был уверен, что это сработает хорошо, но он видел подобное в паре видео, что решил посмотреть в последние несколько недель, поэтому решил, что попробовать стоит. Поэтому, когда он начал двигать бедрами и тереться о твердую чужую плоть, и Тэхен застонал, Чимин улыбнулся, понимая, что не только старший может его удивлять. Тот сжал ладони на его бедрах сильнее и вжал в себя, заставляя притираться плотнее и быстрее, задавая собственный ритм, чтобы было легче. Паку снова стало сложно дышать, он почти что упал вперед и наткнулся шеей на чужое лицо; Ким тут же принялся мягко кусать его и проводить широкие горячие дорожки своим языком, и через пару минут Чим почувствовал, что он немного хочет еще раз, но пока попытался отбросить мысли об этом, полностью сосредотачиваясь на том, чтобы сначала позаботиться о Тэхене. К тому моменту, когда тот уже подходил к разрядке, вся шея Чимина буквально горела, потому что Тэ не умел быть спокойным и всегда выражал то, что чувствует, тактильно, и часто из-за этого губы младшего были сильно искусанными и припухшими после их вечеров. В какой-то момент его прижимают невероятно сильно и заставляют двигаться с совсем маленькой амплитудой, вовсе останавливая, когда тело под ним подается наверх, мелко подрагивая. Тэхен заглушает стон в чиминовом плече и громко-загнанно дышит, отходя от ощущений. Его ладони слабеют и ведут вверх, почти невесомо оглаживая пакову спину и обнимая. Так они лежат несколько минут, прежде чем Тэ предлагает им все же помыться. -- - Хосок, Хосок! Хоби! – зовет Ким, догоняя уходящего быстрым и ровным шагом подростка. Чон не оборачивается и руку чужую со своей скидывает, продолжая свой путь. – Черт, Хосок, подожди, - приходится схватить его за плечи и развернуть к себе одним рывком, из-за чего парень падает в грудь Намджуну и тут же отскакивает, как резиновый мяч, однако больше не убегает. – Послушай, не надо на него обижаться, хорошо? Ты знаешь, что у него… проблемы, и он так защищается, это вообще серьезно воспринимать нельзя… - Можно, - неожиданно твердо выдает Чон и смотрит в глаза прямо и жестко. – То, что у него с башкой не лады, не дает ему права делать другим больно. - Ты из-за Чимина, что ли, так взъелся? – ошарашено спрашивает Намджун и удерживает Хосока, порывающегося уйти. Тот отвечать, видно, не хочет, но понимает, что иначе никак не избавится от настырного взрослого. - Не знаю, - с трудом выдает он и осматривается в поисках чего-нибудь, где можно присесть. В итоге они оказываются у младшего дома, где его тетя тепло приветствует Кима, ведомого рукой подростка наверх. Старший предпочитает отложить лекцию об уважении к родственникам на потом – остановить прущего по своему пути Чона не представляется возможным. За ними захлопывается дверь, и Намджун понимает, что впервые за несколько лет его подпустили так близко. Комната у младшего не представляет собой чего-то особенного, в ней будто и не живут – сиренево-голубые стены, пара плакатов, приклеенных, похоже, несколько лет назад, кровать и ноутбук на прикроватной тумбе – то, что бросается первым в глаза. Он как-то упоминал, что для работы над танцами в доме выделена отдельная комната, более подходящая по размеру и форме, и, наверное, там парень и обитает большую часть времени. Он тянет старшего на кровать и собирается с мыслями, сжимая кулаки на своих острых коленках. Ким отчаянно сопротивляется желанию положить на тощее бедро ладонь. - Не нужно говорить с ними о том, что у них происходит, - смотря в пол, изрекает Хосок. – Я с ними обоими говорил, и это не то, что можно понять со стороны. Ладно я фигню раньше нес, я Тэ ревновал раньше, а Джин, вообще-то, старше всех нас, от него вообще такое слышать… Просто оставьте их в покое, им… тяжело. - А тебе? – неожиданно даже для самого себя зло спрашивает Намджун, поворачиваясь к собеседнику. – Только не говори мне, что после разговора с Тэхеном ты вдруг встал на путь истинный, я тебе не поверю. - Ну и не верь. Теперь Чон отворачивается совсем к окну, так, что не видно даже его острого профиля – лишь ухо, не скрытое волосами. Хосок говорит о чем-то отвлеченном, никак не связанном с тем, что он хочет на самом деле сказать, и очень злится, похоже, что его не понимают. Маленький, обиженный ребенок, никем не принятый и не понятый. - Так зачем я здесь? – решает подвести младшего к разговору Намджун, опираясь локтями о бедра. Сидеть на кровати – немного не самое удобное, что можно на ней делать. Еще более неудобно – наблюдать в замедленной съемке, как мальчик неожиданно разворачивается и опрокидывает его на покрывало, вжимая своим весом в матрас, и смотрит горящим взглядом, прежде чем вжаться своими губами в чужие. В первые пару секунд Ким лишь чувствует тепло и тяжесть подростка на себе, в первые полминуты понимает, что полулежать на кровати со спущенными ногами – совсем не комфортно; по прошествии шока чувствует, как его лицо в плен захватывают цепкие пальцы и не дают даже двинуть головой, чтобы он – не дай бог! – не сбежал. Все это отличается от прошлого раза, когда Чон целовал его от отчаяния, с тех пор что-то неуловимо поменялось; тогда Хосок был ни в чем не уверен и искал утешение на ощупь, теперь же в нем было столько внутренней силы, что Намджуну подумалось, будто подросток целует целенаправленно его. Сомнения рассеиваются после того, как младший отрывается на пару секунд и вглядывается в чужое лицо, а после касается губами едва-едва, с полным осознанием дела. Намджуну бы его оттолкнуть, поговорить, разобраться – он старше и не должен идти на поводу у желаний, его ум должен быть холодным и трезвым, но ему всего двадцать семь, в его руках человек, которого он желает на протяжении столького времени, и впервые тот обнимает его, потому что, кажется, хочет, а не потому, что не получается обнимать другого. И Ким поддается, отбрасывая все сдерживавшие его барьеры, когда опрокидывает мальчика на кровать, подминая под себя и целуя сильнее, наверняка пугая совсем еще ничего не умеющего Хосока своим опытом и напором. Но тот не сопротивляется и пытается вести наравне – смотри, я не хуже тебя. В ответ Намджун улыбается ему прямо в рот, прежде чем скользнуть в него языком. Тело под ним подбрасывает, парень явно не ожидает такой подлянки от человека, которого раньше считал тем-парнем-который-как-мама. И это даже нормально, потому что теперь старший может чувствовать вкус победы, вылизывая чужой рот с усердием, которое держал в себе несколько лет. Он отпускает подростка только через пару минут, когда тот уже устает реагировать и просто принимает чужие действия – тогда, наконец, кажется, что достаточно, и что и так слишком много уже было сделано для первого раза. Возможно, это даже оттолкнет мальчика, но тот сам напросился, решает Намджун, прежде чем уткнуться носом в покрывало рядом с его шеей. - Вау, - выдыхает Хосок, и Ким вздыхает внутренне с облегчением, понимая, что все в порядке. В кармане у младшего идет вибрация, и тот ерзает, доставая телефон. Его глаза расширяются до невероятного, когда он улыбается ярко и смотрит на Кима. – Мой друг приедет через пару дней. Чонгук, ты его помнишь.