***
Несколько часов спустя в передней дома Челл состоялись печальные мрачные похороны. Свет, из уважения к покойнику, был потушен, на подоконнике медленно горели ароматические свечи, наполняя комнату траурными тенями. Уитли, Роми, близнецы и Граф сгрудились вокруг стола, наблюдая за ходом аутопсии. Сталь острого рифлёного ножа блеснула в свете свечи, когда Челл безуспешно попыталась вонзить его в чёрный панцирь лежащего перед ней… впрочем, слова тут были бессильны. Назвать это нечто батоном означало бы подвести причастных под внушительный штраф за циничное нарушение Закона об описании товара. Челл попыталась отпилить кусок. Безрезультатно. Насупившись, она примерилась к бегущей по чёрной поверхности предмета трещине — и нанесла удар. Нож с громким лязгом отскочил. Уитли страдальчески сморщился. — Оно как метеорит! — с благоговением протянул Макс, пока Челл, морщась, массировала локоть. Джейсон закивал. — Ага, Нечто из космоса. — Должна сказать, это… в своём роде впечатляет, — сказала Роми. Четвёрка Хэтфилдов частенько наведывалась к Челл после школы — традиция, возникшая из желания Роми держать подругу в курсе творящихся в городе событий, и горячей любви близнецов к свежеиспечённому хлебу — но сегодня они задержались по той же причине, которая вызывает у людей неудержимое желание глазеть на автокатастрофы. Роми не ошиблась. Батон Уитли в каком-то смысле представлял собой шедевр мрачного сюрреализма — бугристый там, где должен быть плоским, плоский там, где должен быть округлым, непонятный и таинственный с точки зрения геометрии, как головоломки Эшера. Из духовки его достали не менее часа назад, но неприятные химические реакции в его нутре не желали прекращаться, и он упрямо продолжал дымиться (посему открытое окно и ароматические свечи были необходимостью, по крайней мере для тех, кто нуждался в кислороде). Его поведение в духовке тоже не отличалось примерностью — он продемонстрировал тревожные каннибальские наклонности, выбравшись из своего подноса и сожрав не меньше половины хлеба Челл. Поверхность у него была, как наждак, он каким-то непостижимым образом умудрился набрать лишних два фунта, весил как шар для боулинга — и был столь же съедобен. Колли Граф долго кружил вокруг стола, в полном изумлении принюхиваясь к непонятному предмету, но его собачий нос точно так же не распознавал в нём пищу, как не мог распознать в Уитли человека. Челл почти полчаса пыталась оторвать нечто от подноса. В итоге она сдалась и прибегла к помощи стамески — по бокам батона поблёскивал приварившийся алюминий. — Я не знаю, как так вышло, — признался сидящий за столом Уитли, тоскливо разглядывая содеянное и подпирая подбородок уже вымазанными в саже руками. Челл запретила ему прибегать к «прокаливанию», если в радиусе двадцати ярдов находилось что-нибудь живое или воспламеняемое. Челл тоже не понимала, что произошло — она, конечно, была готова к неудаче, но нечто на столе находилось далеко за пределами любых категорий. Она подумала, что ей в жизни не повторить такого, даже если она возьмёт те же ингредиенты и будет работать над задачей целыми днями. — Ты уверена, что не поставила духовку в режим «надругательство над наукой и природой»? — жалобно спросил Уитли. — Это бы очень многое объяснило. Граф, решив, что из двух загадочных неизвестных Уитли представляет наименьшую опасность, сочувственно лизнул его. Тот вздохнул. — Честно говоря, видеть больше эту мерзость не могу. Давайте её куда-нибудь забросим, что ли… Челл подняла кулинарное фиаско обеими руками, взвешивая. — Хорошая идея.***
Утреннее солнце медленно согревало серебристое от росы пастбище, протянувшееся от заднего двора Аарона до далёкой южной лесополосы. По пастбищу невозмутимо бродили несколько косматых овец, не обращая ни малейшего внимания на вторгшихся к ним людей. Они были привычны к этим нелепым двуногим созданиям, которые иногда приходили на поле, зачем-то сильно шумели, мусорили, затем вежливо прибирались и уходили, как ни в чём не бывало. Челл упёрла приклад старого дробовика в плечо, прижалась щекой к прохладной деревянной поверхности — и стала ждать. Рядом высился обеспокоенно-зачарованный Уитли, вцепившийся в защитные наушники. В наушниках не было необходимости, поскольку его аудио-рецепторы располагались не совсем в ушах, но так ему было спокойнее. — Давай. Стоящий позади Гаррет ухмыльнулся и нажал на спуск. Самодельная машинка, подающая глиняные тарелочки для стрельбы — загадочный механизм, состоящий главным образом из отпиленного от старого трактора куска стали, пружины, проводов и лебёдки — со звуком, будто кто-то врезался в полый фонарный столб, метнул ввысь ломоть, болгаркой отрезанный от батона Уитли. Челл спокойно проследила траекторию ломтя, дождалась, когда он достигнет той точки своего полёта, где инерция и гравитация на одно-единственное мгновение уравновесят друг друга… Сразу за звуком выстрела последовал разнёсшийся над кронами деревьев сухой треск. На фоне неба расплылось чёрное облачко — словно капля чернил в стакане воды. Овцы и ухом не повели, ягнята испуганно подскочили, а ликующий Уитли издал торжествующий клич чуть ли не в ухо перезаряжающей дробовик Челл: — ООООООО ДА!!! Ха-ха-ха, в яблочко! Нет, ты видела, оно просто испарилось! Бум — и в пыль! О, это было восхити… стой, чего, зачем ты мне его даёшь? — Твоя очередь, — объяснила Челл, вручая ему ружьё — предварительно позаботившись, чтобы дуло смотрело в траву — и приподнимая его длинные непослушные руки в нужную позицию. Для этого ей пришлось встать на цыпочки. Сама она провела на этом пастбище несметное количество часов, взяв за правило хотя бы раз в неделю упражняться в стрельбе — ещё одна предосторожность против Того Места. Как ни странно, эти тренировки её успокаивали. Ей нравились эти потрёпанные, пережившие уже несколько поколений ружья и дробовики, используемые горожанами; нравилось, что они ни капли не похожи на портальную пушку, чья гладкая на ощупь поверхность, острая отдача и шипящие звуки разрывающих реальность выстрелов снились в кошмарах. Правда, последние несколько недель её тренировки вынужденно прекратились. Эмили Кент — хрупкая чудаковатая женщина лет пятидесяти пяти, живущая в противоположном конце Эдема — была лучшим гончаром в городе. Её посуда украшала полки и столы каждого дома. Более того, с её прозорливостью по части спроса на побочные товары, она так же изготовляла глиняные тарелочки-мишени, идеально подходящие Челл и ей подобным, желающим пострелять на досуге по чему-нибудь неживому. Но пару недель назад Эмили, работая, потянула спину, доктор Диллон прописала ей строжайший постельный режим, а город испытал острый дефицит неодушевлённых мишеней. Теперь же выход нашёлся: хлеб Уитли, абсолютно непригодный для употребления в пищу, идеально годился для учебной стрельбы. Толика её уверенности передалась Уитли, и он расслабился настолько, чтобы позволить ей поставить себя (при посредстве лёгких тычков и пинков) в более-менее устойчивую позу, но ошеломлённое выражение с лица так и не сошло. — Ух ты. Вот это да. Ты знаешь, по какой-то причине — или по многим, не связанным причинам, главной из которых, наверно, было отсутствие у меня конечностей — никто никогда не доверял мне смертоносного оружия. — С чего бы это, — хмыкнул Гаррет, обращаясь к ближайшей овце. Та скучающе согласилась, жуя траву. Челл, встав сзади и прижавшись к его спине, потянулась и положила руку на дробовик, чтобы ствол не уклонился в сторону. Уитли немного ошибся — оружие она ему не доверяла. В конце концов, однажды она добровольно поручила ему управление тем, что, в принципе, можно охарактеризовать как смертоносное оружие — неимоверно огромное и невероятно смертоносное — и это, по его собственным словам, плохо кончилось. Но она хотела, чтобы он понял то, что она не до конца могла облечь в слова — аудитория не имеет значения. Главное — заниматься каким-то делом просто потому, что тебе хочется. А не потому, что кто-то подумает, будто ты дурак, если не будешь им заниматься. Страх может быть эффективной движущей силой, когда больше ничего не остаётся, но он — плохая замена уверенности в себе. Вот уж чего в упрямой, отчаянной браваде Уитли никогда не было. — Плотней к плечу, — проинструктировала она. — К плечу, хорошо… Уитли обнаружил, что не может сосредоточиться. От его расслабленности не осталось и следа, и он слегка вздрагивал, когда её рука, нырнувшая под его локоть, поправляла норовящее соскользнуть ружьё. Жаль, никто не додумался снабдить его аватар каким-нибудь сложным, автоматически распределяющим внимание и приоритеты программным обеспечением для расчёта траектории. Но вместо всего этого аватар обладал зрением, осязанием и прочими высококачественными сенсорами, которые и не думали помочь ему отвлечься от факта её… непосредственной близости. Он словно стоял рядом с гранатой, которая может рванет, а может и нет. Разница в том, что обычная граната полна скучной банальной взрывчатки, в то время как эта граната скрывает в себе грандиозный фейерверк. Он ослепит тебя, окажись ты в эпицентре, но ты даже не подумаешь об этом сожалеть. Челл объясняла что-то насчёт наведения, мишеней и поля зрения, направляя его руки вверх, следом за воображаемой целью. То есть, Уитли смутно понимал, что она произносит какие-то слова, но вот смысл упорно продолжал ускользать. Серьёзная и сосредоточенная, она стояла рядом на цыпочках, ближе, чем его собственная тень, прижимаясь щекой к его руке, и его периферийное зрение отказывалось фиксировать что-то кроме её тонких скул и развевающихся на ветру тёмных волос. Если она и заметила его замешательство — и чрезвычайно обострившиеся чувства — то не подала виду. Взгляд её зорких серых глаз был сосредоточен исключительно на голубом пятне неба за кронами деревьев. Уитли не знал, зачем она всё это делает. Зачем заставляет участвовать его в делах, с которыми она и её друзья-люди прекрасно справятся и без него. Его внутренний неврастеник, только и ждущий очередного уведомления о профнепригодности, боялся что именно в этом всё и дело, что она пытается доказать ему — он ни на что не способен. Что всё, сказанное Ею — правда, он запрограммирован продуцировать плохие идеи, и это единственное, что ему удаётся хорошо. Пока Челл была очень добра к нему — но он никак не мог взять в толк причину. Он знал, какой безжалостной она может быть — и как здорово ей удаются всяческие разрушения… Но нет, всё не может быть настолько плохо — напротив, всё прекрасно. Он, конечно, здорово волнуется в её присутствии — но это ведь естественно, только идиот не станет волноваться, когда она рядом — такая замечательная, сумасшедшая, неумолимая, как заряженное ружьё (очень в тему!) и столь же смертоносная. Да, он нервничает — но это как раз не слишком много значит, ведь нервозность — его нормальное состояние. Просто с Челл даже нервничать приятно: уютная напряжённость, волнение без страха… Уитли с удивлением понял, что здесь и сейчас он, ощущая прикосновение её руки к своему локтю и слушая её тихий, низкий, так редко используемый голос, впервые приблизился к состоянию внутренней безмятежности. Челл смотрела на него. После мгновения обоюдного замешательства, Уитли не без труда спустился с небес на землю, смутно припомнив, что в её последнюю фразу вроде как прокрались вопросительные интонации. — О, да, да, правильно. Угу. Так и сделаем. Она кивнула и слегка надавила на его пальцы, подведя их к предохранителю. Тот клацнул, и до Уитли вдруг слишком поздно дошло, что, возможно, он только что добровольно впутался в очередную неприятность. — Ой. Погоди. Секундочку, секундочку, я тут слегка засомневался. Я спросить хочу. А это больно? Потому что, когда ты стреляла, со стороны казалось, что оно немного… Всё случилось очень быстро. Гаррет, в ответ на кивок Челл, освободил пружину. В небеса взмыл кусок, отпиленный от камнеподобного монстра Франкенуитли. Примерно туда же взмыли испуганные ягнята. И Уитли, застигнутый врасплох и целящийся совершенно не в том направлении, вскрикнул и спустил курок. Выстрел лишил небольшое деревце, растущее метрах в пятидесяти, практически всех ветвей, мишень спокойно полетела дальше и рухнула где-то на пастбище, а отдача отправила Уитли в нокаут мощным ударом в челюсть. Тот грохнулся в траву, будто мешок с булыжниками. Вовремя отпрянувшая Челл машинально поймала наушники, описавшие в воздухе радужную арку. — Господи! — Гаррет кинулся на помощь, покинув свой пост у машинки. — Как он?! — О-ой… Ай, — застонал Уитли. Он обессиленно растянулся на земле, для полноты картины оставалось только обвести его меловым контуром. — Ох, святые угодники, до чего же… Стойте, я… Я попал?! Нет, не попал. Совсем не попал, правда? Промахнулся, конечно. В своё оправдание скажу — я немного опешил. Эта штуковина — она ж как мул лягается. Мул меня, правда, никогда не лягал, как-то не доводилось… Я даже ни разу не видел настоящего мула, если уж на то пошло. Но я уверен, что употребил верное выражение, описывая, как эта вещь лягается. Ужасно неприятно. Гаррет застыл на полпути, и тревога на его веснушчатом лице быстро сменилась весёлым благоговением. — Боже правый. Да он пуленепробиваемый. — Ну, справедливости ради, это была не совсем пуля, это было громадное здоровущее ружьё, врезавшее мне в зубы. Так что, тоже не сахар, — возразил Уитли, принимая сидячее положение. Поймав взгляд Челл, он смущённо отвернулся и попытался стряхнуть с себя прилипшие травинки. — Я прошу прощения, наш план немного не сработал. Наверно, потому, что я немного отвлёкся — ума не приложу, почему. Но этого больше не повторится, обещаю. То есть, не повторится, если ты планировала позволить мне ещё разок попробовать. Вон, ещё больше половины батона осталось, и если ты хотела, чтоб я его весь израсходовал, то его ещё надолго хватит. Как скажешь — так и будет. На лице его застыло занятное выражение — смесь ужаса и надежды, нечто, балансирующее на тонкой грани между «пожалуйста, не заставляйте меня снова это делать!» и «пожалуйста, дайте мне ещё один шанс!» Гаррет глянул в небо. — Мне в магазин ещё нескоро, — весело сказал он. — Что скажете, народ? Вреда не будет, если мы ещё потренируемся, правда? Челл как-то не разделяла его уверенности. Равно как и Уитли, если судить по его лицу. Тем не менее, она протянула ему руку и помогла подняться на ноги. — Хорошо. Только теперь слушай.***
— На вот, — сказал Гаррет, выныривая из морозного нутра старого холодильного шкафа, битком набитого заиндевевшими коробками и пакетами. — По-моему, он там с прошлого года лежит. Челл молча взяла пакет замороженного ревеня и передала его Уитли, эдакой тряпичной куклой распластавшемуся на мешках с картошкой. Он с благодарностью принял пакет и прижал его к плечу; все его предубеждения против воды и её агрегатных состояний, видимо, улетучились. Челл терзали лёгкие угрызения совести. Поранить Уитли или переломать ему кости, за неимением оных, было, разумеется, невозможно. Однако у твёрдо-светового тела, с его прекрасно развитой восприимчивостью к боли, видимо, существовало своё мнение относительно производимых по нему многократных ударов тяжёлым предметом. Не требовалось особой проницательности, чтобы понять, что Уитли совсем худо. — О-о, так намного лучше, спасибо большое. Подождите минутку, время технических процедур. Я попробую перезагрузить нервную систему, а то она зависла на параметре «мучительная физическая боль», а мне это как-то совсем не нравится. — Болевой порог это, — подсказал Гаррет, запрыгивая на высокий стул за прилавком и открывая какой-то потрёпанный компьютерный журнал. Сегодня Аарон уехал на громыхающем ветхом грузовичке на дальний Склад за каким-то заказом — ночь пути по бесконечным асфальтовым дорогам — и, получается, оставил его за главного. — Тебе надо его превозмочь. — А я и превозмогаю! — отозвался Уитли, нежно прижимая начинающий оттаивать ревень к челюсти и зажмуриваясь. — Га-а-а-ах, нет, ничего не происходит. Не могу сбить настройки. Паролем он что ли защищён, этот болевой порог… Не-а, всё ещё больно. Челл, шарящая в коробке со старыми лазерными дисками, виновато поморщилась. Сколько она ни пыталась научить его противостоять отдаче, ему лишь дважды удалось удержаться на ногах — и трижды увлечь её за собой на землю (её рана всё ещё протестовала по этому поводу). Раз за разом, спуская курок, он получал удар прикладом в челюсть или плечо — и, вопреки здравому смыслу и постулатам про терпение и труд, никакого улучшения навыков так и не продемонстрировал. Скорее наоборот. Он обрёл обескураживающую привычку выпускать дробовик из рук на середине выстрела, жестоко убил парочку саженцев и деревянный столб, и в довершение всего прострелил дыру в огораживающей пастбище сетке. После этого им пришлось прервать учения: Гаррет принялся за срочную починку забора, а Челл — за предотвращение массового овечьего побега. Уитли честно пытался быть полезным, но только наглядно показал, что овцы до истерики боятся, когда на них несётся нечто долговязое, человекообразное и размахивающее руками, как чокнутая ветряная мельница, и в итоге ей пришлось мягко отказаться от его помощи. — Ну, я хотя бы могу что-то сделать с этой болью… приложить лёд… или вот, замороженный овощ… это несомненный плюс! Вы себе не представляете, как это всё-таки здорово — иметь физическую возможность облегчить себе дискомфорт. Ведь раньше, ну что у меня было? Оптические пластинки, парочка рукояток — и если что-то вдруг доставляет неудобство — куда деваться? Да некуда, вот в чём загвоздка! Однажды со мной такое приключилось. У меня жутчайшим образом зудел левый порт. Полгода! Шесть окаянных месяцев я ничего не мог поделать! Как я с ума не сошёл — не знаю! Но в итоге я придумал. Замечательная была идея. Я заметил острый штырь, торчащий из стены, мимо которой как раз проходил один из направляющих рельсов. Так вот, я хорошенько разогнался… Сидящий за прилавком Гаррет воззрился на Уитли поверх журнала, а тот на секунду отнял от лица пакет. По его шее струилась талая вода, и он озадаченно хмурился. — Вот странно. Я совершенно не помню, что случилось потом. Всё как-то… туманно. Но зуд исчез, это факт. Челл, сама с некоторым ужасом глядящая на Уитли, вздрогнула, когда Гаррет склонился над столом и легонько хлопнул её сложенным журналом по плечу: — Кстати, — негромко сообщил он. — Я кое-что для тебя подыскал. Там, на складе. — Постойте, не уходите, я с вами! — Уитли попытался вскочить следом за удаляющейся к дверям склада Челл, но немедленно передумал и, покрепче прижав к шее ревень, повалился обратно на мешки. — Ой-ой-ой, нет, я не с вами. Это я погорячился. Вы идите, а мы с этим холодным пакетом тут полежим, ладно? Если никто не возражает. — Как скажешь! — согласился Гаррет. — Подмени нас, дружище. Мы скоро. — Э… Да! Конечно! Не вопрос. Я вас прикрою, можете на меня рассчитывать… Захлопнувшаяся дверь лязгнула, как ему показалось, чуть громче положенного. — …единокрог тебе дружище. Тоже мне, выбрал словечко. Мистер Я-и-мой-ящик-с-инструментами! — проворчал Уитли, пытаясь сесть и страдальчески морщась. Гаррета он невзлюбил инстинктивно — почти так же, как Аарона. Это была непроизвольная, необъяснимая, нелогичная, но от этого не менее горькая антипатия. Гаррет был умён, уверен в себе и знал Челл на четыре года дольше Уитли. Все эти четыре года Гаррет был с нею в этом мирном симпатичном городке, а Уитли тем же временем болтался на лунной орбите, и ничего с этим прискорбным фактом не поделать. Нечто похожее он почувствовал, когда понял что все эти люди — те, которые словно из-под земли выскочили, когда он принёс её в Эдем, те, которые осторожно пытались привести её в чувство, те, которые засыпали его вопросами, на которые он не знал, как ответить, и те, которые унесли её к доктору — все они знали её имя. Это служило печальным напоминанием, что, как не крути, но ни время, ни близость, ни дружба его с нею не связывают. А раз так — никаких особых прав он на неё не имеет. Кроме того, ему совершенно не нравилось находиться вне пределов видимости Челл. Всё, как правило, улетало в тартарары, когда она надолго отлучалась. Он уже привык воспринимать её как талисман, помогающий без происшествий просуществовать очередной день в страшном чуждом мире. Ну, без катастрофических происшествий, если быть точнее. Тут он припомнил, что ему поручили присматривать за магазином, а он разлёгся на куче картошки и держится за голову, словно боясь, что она ненароком отвинтится. В идеале ответственные заместители такими не бывают. Как-то подобные позы не способствуют созданию ауры ответственности и решительности. — Не то, что бы местечко отличалось бойкостью — сейчас тут всё спокойно, как в могиле… но ведь дело в атмосфере, верно? Это вопрос профессионализма. Разве магазин, чей хозяин лежит пластом на корнеплодах, может внушать уважение? О нет, от такого имидж может серьёзно пострадать. Что Уитли нравилось в этом магазине — отсутствие тишины. Здесь всегда что-нибудь да шумело. Старый холодильник в дальнем углу издавал густой монотонный звук — мало напоминающий шум, по которому скучал Уитли, шум Комплекса — но, тем не менее, довольно умиротворяющий. На прилавке потрескивало радио. В круглом стеклянном шаре с водой описывали ленивые круги две какие-то мокрые оранжевые… рыбы, это рыбы — всплыло откуда-то из глубин памяти, хотя ему казалось, что рыба — это что-то крупнее и посъедобнее на вид. Шар с водой и рыбами стоял между банками варенья и ящиком с гаечными ключами, и на боку у него потихоньку жужжал какой-то механизм, задувающий в воду мелкие пузырьки. Уитли с величайшей осторожностью встал, всё ещё не в силах расстаться с ревенем, и вознамерился занять место за прилавком. Это оказалось не так-то просто — Гаррет, уходя, не удосужился оставить створку открытой — но Уитли вышел из положения, поднырнув под неё. По ту сторону прилавка обнаружилось множество интригующих вещей — склянки, журналы, папки, кипы бумаг, книги — не те книги, которые можно читать, а другие, битком набитые колоннами записанных от руки цифр — видимо, чрезвычайно нужных, для чего бы они не предназначались. — Я всё ещё здесь, кстати! — оповестил он. — Все под контро-аааа!***
— Проблема? — спросил Гаррет. Челл мотнула головой. Уитли не скупился на крики, и к этому времени она уже довольно сносно отличала вопль «я только что обнаружил источник страшной опасности» от вопля «произошло что-то неожиданное, и я просто удивлён». Донёсшийся до них крик определённо принадлежал ко второй категории. Гаррет пожал плечами и продолжал поиски по ящикам и захламленным столам. — О чём я говорил? А, да. Я не был уверен, что найду то, что ты просила — уж очень штуковина специфичная. Тем не менее, я тут ночью пошарил, заодно рассортировал кучу хлама, до которого у нас со стариком руки не доходили… и, вуаля. Он ухмыльнулся и передал ей запечатанный пластиковый пакетик. Челл подняла его, разглядывая на свет. В пакетике лежали два предмета: аккуратно свёрнутый кольцом чёрно-белый трёхштырьковый провод к Аппарату Инкарнационного Очеловечивания и рядышком — другой, тёмный, куда более громоздкий, из тусклой выцветшей стали. Челл вытряхнула оба предмета на ладонь. Найдёныш Гаррета представлял собой короткий чёрный провод с трёхштырьковой розеткой с одной стороны и старым, потрёпанным USB-разъёмом с другой. Она аккуратно воткнула штепсель в розетку — пришлось приложить усилия, части не желали соединяться, что неудивительно — провод Уитли, прямиком из «Эперчур Сайенс», был новёхоньким, ни разу не использовавшимся, а коннектор, который Гаррет бог знает откуда выкопал, выглядел так, словно пережил парочку пожаров. Но стыковка всё-таки состоялась, увенчавшись лёгким обнадеживающим щелчком. — Отлично! — сказала Челл. — Буду должна. — С процентами, — ухмыльнулся он и был шутливо стукнут пакетом в ответ. — Знаешь, всё было бы куда проще, если бы ты сказала, что именно тебе нужно, — продолжал он, устанавливая на столе небольшой серый ноутбук. — Я ж предлагал — тащи это твоё таинственное устройство сюда, я сам всё посмотрю… Челл покачала головой. — …но, в любом случае, я настроил эту крошку — и если не сработает с первого раза, то даже не знаю, что ещё можно сделать. Я нафаршировал её буквально всеми кодеками, которые у меня были, плюс парочкой собственного изготовления. Ну, из тех, которые я писал для Дигиталис, чтобы связать её со здешними системами… Я установил автопоиск, так что не беспокойся. — Как она, кстати? Гаррет со вздохом опустил плечи и потёр лицо широкими ладонями. В эту минуту он выглядел моложе своих двадцати с лишним лет, уставшим и несчастным. — Спроси чего попроще, а? Челл почувствовала укол вины. Легко было забыть, что на свете помимо её собственных проблем существуют и другие. Равно как и люди, которые, подобно ей, просто не могут сдаться даже в безнадёжных ситуациях. Гаррет работал над Дигиталис уже три года. Три года назад всё началось с волны воодушевления и всеобщего оптимизма. Практически каждый житель Эдема внёс свою лепту в строительство на краю поля Оттенов. В те дни Гаррету помогали по двое, трое, четверо и более горожан — пилили, стучали молотками, сваривали, сновали по лестницам, собирались вокруг Гаррета и его чертежей, внимали, когда он делился планами и жестикулировал, точно регулируя посадку эскадрильи воображаемых самолётов. Люди делились временем, инструментами и деталями. Челл сама помогала, когда выдавалась свободная минутка. И дальновидный и практичный Аарон — пусть ему и не слишком нравилось, что его склад периодически подвергается внезапным набегам, облавам, обшариванию и вообще используется, как инженерная мастерская. Но месяцы перетекали в годы, и количество помощников постепенно сократилось, когда Дигиталис была почти закончена. Почти законченной она и осталась и пребывала в этом состоянии уже добрых два года. Теперь, случись вам проходить краем оттеновского поля, в девяти из десяти случаев вы увидели бы Гаррета, работающего в одиночестве. Эдем жил за счёт своего медленного, но верного развития, так что все прекрасно понимали — если ты отважился на скачок в неизвестное, шанс на неудачу всегда высок. Никто не винил Гаррета за то, что радужные обещания так и остались обещаниями, но Челл видела, что утрата веры и интереса ранила его сильнее, чем он показывал. Город жил, радио давились помехами, локальные сети работали через пень-колоду, а телевизионный сигнал, пойманный из Нью-Детройта при помощи швабры, вешалки и печной трубы, состоял наполовину из новостей и наполовину из «белого шума». И хотя надпись на основании коммуникационной вышки гласила «Дигиталис», горожане в шутку начали называть её «архитектурным излишеством Гаррета». Челл всем сердцем сочувствовала ему, своему умному, весёлому названному младшему братцу. От него она почерпнула некоторые практические знания по части металлоконструкции и плотничества — у неё вообще был талант к ломанию одних вещей и превращению их в совершенно другие. Но её сноровки не хватало, когда дело доходило до компоновки схем, программирования, доморощенного цифрового шаманства, необходимого, чтобы оживить Дигиталис, превратить её из инертного экспоната современного искусства в нечто работающее. Челл облокотилась о его плечо и ткнула пальцем в тусклый обшарпанный дисплей ноутбука. Всё, чем она сейчас могла помочь Гаррету — отвлечь его от печальных раздумий, а для этого можно было сыграть на его любви к доскональным объяснениям всего и вся. К тому же, ей в любом случае будет полезно послушать. — Так что именно мне с этим делать?***
— …ааааа это ты, коротышка в сапожках. Привет! Элли Оттен не ответила. От страха она лишилась дара речи. Это была задумчивая девочка, очень сообразительная для своего возраста, очень застенчивая и очень наблюдательная. Она замечала вещи, которые от взрослых, как правило, ускользали. И, как часто случается с маленькими детьми, она многого из этих вещей боялась, несмотря на увещевания родителей. Её пугал огонь — вроде того, что сожрал старую мельницу прошлым летом. И огромная дренажная труба на другом конце города, похожая на чёрную бездонную голодную пасть. Её пугали чудовища. Чудовища, о которых осторожно говорил учитель на уроке — и особенно чудовища, которых ей однажды показывала Линдси Рэндалл, стащившая картинки своего дедушки. Существа, вроде насекомых или животных, но какие-то не такие. И, что ещё хуже, были существа, выглядевшие людьми — которые на самом деле не люди. Её родители пытались убедить её, что те чудища давно сгинули, что люди прогнали их ещё до того, как она появилась на свет, и она верила ровно до того ужасного момента, когда, играя с Линнеллом у ворот фермы «Зелёный Пруд», подняла голову и заметила его. Чудище. Оно было высоченное, и было в нём что-то неправильное — Элли не знала, что именно, но она почувствовала в ту же секунду, как увидела, что он стоит посреди дороги и разглядывает старый знак. А потом она увидела, что у чудища — Челл… Та самая Челл, молчаливая, храбрая и классная, она однажды спасла Линнелла, которого Макс Хэтфилд случайно уронил в дренажную трубу. Она свисала с плеч чудища, словно мёртвая, и руки её были в крови, и лицо — бледное, безжизненное… «Беги и кричи, Элли!» — сказал ей Линнелл. — «Сейчас твои лучшие друзья — ноги и лёгкие». Что, конечно, было неправдой — её лучшим другом был Линнелл, и Линдси Рэндалл на втором месте — но Элли послушалась и побежала. Позже папа объяснил, что с Челл всё в порядке, и что чудище никакое не чудище, а просто человек из другого города, но насчёт второго пункта Элли ему не поверила. Уж она-то вмиг различит чудище при встрече — и встречаться с этим ей больше не хотелось никогда в жизни. Увы, именно с ним она только что столкнулась и замерла, как вкопанная посреди магазина мистера Галифакса, сжимая в ручке написанный папой список покупок. Чудище стояло за прилавком. Элли не могла бы объяснить, почему она знает, что оно — не человек, но, вероятно, дело было в глазах. Слишком синие, слишком яркие — как нарисованное синим карандашом озеро, в котором нет ни дна, ни глубины. — Извини, что закричал, — заговорило чудище, смущённо рассмеявшись, и перегнулось через прилавок, чтобы получше рассмотреть её. — Хотя, справедливости ради, ты тогда ещё громче верещала, помнишь? Я думал, у тебя голова лопнет. Вовсе это было необязательно, хотя ситуация, конечно, была чрезвычайная. Но, всё равно, я прошу прощения. Ты меня напугала — подкралась в своих бесшумных маленьких сапожках. Погоди, я сейчас. Он уронил на прилавок что-то красное, упавшее на металлическую поверхность с сочным хлюпаньем — и нырнул под перегородку. Элли вцепилась в Линнелла, так отчаянно, что её пальчики практически исчезли в потёртом зелёном плюше. Она и рада была убежать, да только ноги отказались слушаться. Она оцепенела. Уитли, выскользнувший из-за прилавка, выпрямился и поглядел на неё, озадаченно моргая. У него был огромный опыт по части боязни всего и вся, но вот распознавать страх в других он ещё не научился. Дело было в отсутствии даже не эмпатии, а банального опыта — ведь его ещё никто никогда (за исключением очень короткого и печального промежутка времени) не боялся. Он просто не распознал симптомы. — Слушай, хорошо бы ты прекратила… таращиться на меня. Это невежливо. Особенно, если учесть, что вы этим вдвоём занимаетесь, ты и эта твоя зелёная штука… У неё, правда, только один глаз, уже легче… — …не штука, — еле слышно возразила Элли. — Вртигнт. — Да, и я ни единого слова не понял из того, что ты сказала. Громкость. У тебя что-то с регулятором громкости не то. Ты проверь, на всякий случай, вдруг он сломался. Потому что, мы уже второй раз встречаемся, и ты либо вопишь, как банши, либо чирикаешь, как… как птица. Как птенец. Или это какой-то код? Потому что, если… О! О, быть может, ты по-английски не говоришь? Я об этом не подумал. Ну, ничего страшного, у меня тут, по-моему, где-то переводческий софт установлен. Давай попробуем… Э-э… Ола! Абла… у…стед… э-э… инглиш**? Элли продолжала во все глаза смотреть на него. Ничего подобного ей слышать не доводилось, и она с трудом разбирала его быструю, бойкую речь со странно мелодичным акцентом и мягко округляемыми гласными. Она всё ещё боялась, но не могла не признать, что для чудища ничего особо чудовищного он не делал. Он просто… стоял и растерянно ждал, как она себя поведёт. — Нет? Нет. Ну… ладно. О, а угадай, кто здесь сейчас за главного? Тишина. — Ты… не будешь угадывать, да? Не будешь. Я и так скажу — я за главного! Весь этот магазин на мне, представляешь? Официально. И… о, о, я только понял — раз так, то ты, технически, являешься моим первым клиентом! Здорово! Чем могу служить? Тишина. Элли упорно не отвечала, и воодушевлённая физиономия Уитли несколько поскучнела. Он затосковал по Челл, которая о чём-то шушукалась с этим умником Гарретом Рики. Он начал подозревать, что совершенно не владеет развёртывающейся ситуацией, и без неё — человека, который точно знает, что и как творится вокруг — всё может закончиться очередным катаклизмом. — Ничем. Это уже тенденция. Слушай, ну хоть какую-нибудь малюсенькую подсказку дай? Давай рассуждать логично — традиционно, магазин — это место, где люди приобретают вещи, так? Принимая во внимание данный факт, я предположу, что ты сюда не просто так пришла. Он безнадёжно уставился на ближайший шкаф. Полки тянулись почти до потолка и были забиты разнообразными предметами, большинство которых он никогда в жизни не видел и понятия не имел, для чего они. Он предположил, что люди узнают их по названиям на этикетках, но в этом случае им пришлось бы держать в памяти миллионов пятнадцать различных наименований, чтобы случаем не купить моющую жидкость вместо сока. Если так всё и есть, можно только поражаться, как у этих хлипких приматов ещё хватает объёма памяти на всякие остроумные изобретения. — Я бы предложил тебе самой взять всё, что нужно, но ты ведь в жизни не достанешь до верхних секций. Извини, если я тебя обидел, но ты действительно мелкая. А что если, да, что если мы применим метод исключения, как тебе такая идея? Рано или поздно мы найдём то, за чем ты пришла. Ну, приступим? Вот банка с чем-то, на ней написано, что это какой-то спрей, и нарисована очень грустная пчела. М-м, странно, но, тем не менее — это оно? Он с надеждой обернулся к Элли, которая нашла в себе силы покачать головой. — Не оно. Ладно, чувствую, это надолго, но я не возражаю. А это? Это я даже знаю, что такое, это лампочка. В коробке. Здесь их целая куча, почти вся полка ими забита. По-моему, они все одинаковые, но, в общем, если тебе нужна… лампочка в шестьдесят ватт, то сегодня твой счастливый день — у нас их тут тьма-тьмущая. Элли снова помотала головой. Её испуг постепенно сменялся любопытством; она решила показать ему список немножко попозже, уж слишком интересно было посмотреть, чего ещё он натворит. Уитли, погрузив руку по самое плечо в пыльные глубины полки, шарил между лампочками и аэрозольными баллончиками. — Вот, здесь что-то ещё, я что-то нащупал, это… Хм, не поддаётся. Застряло. Наверно, нужна ручная перезагрузка. Он упёрся в полку свободной рукой, схватился покрепче и потянул. — Ха, нет, оно не хочет вылезать. Ну и ладно, я его всё равно вытащу! Раз оно так надёжно спрятано — значит, это что-то важное! Значит, на это стоит посмотреть! Насчёт три, начинаю ручную перезагрузку! Ты встань в сторонку. Элли послушно отпрыгнула. — Один. Два… Три! пааааааамммммммммБАЦ Глазам зачарованной Элли предстало захватывающее зрелище. Все предметы на этой полке — и на полке над этой полкой — и ещё выше — и так до самого потолка! — дрогнули и подпрыгнули, зазвенев, затрещав и залязгав. Дрогнуло и чудище. Его огромные глаза расширились, длинное тело напружинилось, и оно, распластав локти и слегка согнув колени, навалилось на полку. — А. Э-э, не хочу тебя тревожить, ты не волнуйся, ни-никаких причин паниковать. Я просто полюбопытствую. Как правильно удерживать падающий груз?***
— ‘звините, — вежливо сказала Элли, просовывая головку в дверь склада. Гаррет созерцал монитор, а Челл аккуратно сматывала соединительный кабель, и оба подняли глаза на девочку. — А, Элли. Привет. Что стряслось? — Он говорит, чтоб я вам сказала, что у него, — она сосредоточенно нахмурила лобик и посмотрела на Линнелла, пытаясь пересказать послание слово в слово. — Через. Вы. Чайная ситуация. Гаррет посмотрел на Челл. — Проблема? Но она уже мчалась на помощь.