Страшненьким тоже хочется любви

Ночью Слава несколько раз просыпался от холода градусника под мышкой. Неугомонный Кипренский мерил ему температуру, дал сироп «Нурофен», потом заставил выпить морс, отчего омега тут же пропотел. Видимо, на это и было рассчитано, потому что сразу же, сопровождаемое ласковым шепотом и нежными прикосновениями, последовало переодевание в сухую пижаму. Сопротивляться и спорить у Славы сил не было, поэтому он только вяло крутился в теплых руках. После чего мгновенно уснул. Весь следующий день температура не спадала. Юрий красивым призраком окружал Славу своей заботой. Омега в полусознательном бреду был уверен, что его глючит или сон снится, но больно долгий сон, хотя Слава молился, чтобы тот не прекращался. На второй день жар спал и сознание прояснилось. Кипренский оказался не примерещившейся мечтой, а вполне реальным объектом, нагло обосновавшимся на частной территории Славиных владений и уходить не собиравшимся. Это омега понял, когда слегка потрепанный Юрий принес три огромных пакета из «Азбуки вкуса». Желание послать его далеко и надолго мгновенно пропало, как только Слава увидел следы еще не засохшей крови на затылке. — Ты с кем подрался? Почему у тебя кровь на голове? — зачастил взволнованный омега, тут же убегая искать аптечку. — Кровь? — не сильно удивился Кипренский. — Не волнуйся, это я ударился о дверцу. Сейчас смою. Внимательно приглядевшись, Слава увидел и другие признаки явно недавно состоявшегося сражения. — С кем подрался? — не удовлетворился он предложенной версией. — Садись, я тебя обработаю. — Гопота пристала, но им досталось больше, не переживай, мой хороший. Ласковое прозвище царапнуло когтями неприятных воспоминаний. Но вид кровоточащей раны не на шутку испугал беременного омегу, раздувая масштабы бедствия до необходимости везти любимого в реанимацию. — Чем тебя так? — аккуратно обрабатывая антисептиком повреждения и накладывая повязку, спросил Слава. — Как след от бутылки. Хорошо, что неглубокий. Но вдруг грязь или что-то еще попадет. У тебя есть прививка от столбняка? — зачастил он. — Бутылка была водкой проспиртована, нет там бактерий, все хорошо. И прививки у меня все сделаны. Выгнать Юрия после такого ранения Слава просто не мог. Но и лежать с ним всю ночь на одном диване — а спальное место было в квартире только одно (не считая детской кроватки, которая еще и не собрана) — тоже не хотел. Проблему решил сам Кипренский, который, попрощавшись с распереживавшимся Славой, ушел. Альфа очевидно хотел этим уменьшить градус волнения беременного омеги, но вышло наоборот. Не рискнув уговаривать остаться, Слава сильно пожалел об этом, так как не находил себе места весь вечер, представляя ужасные картины избиения Юрия поджидающими у подъезда мстительными гопниками. Потратив последние нервные клетки на то, чтобы решиться, Слава набрал номер Юрия. Трубку сняли мгновенно. — Что случилось? Тебе хуже? Что-то с ребенком? — раздался любимый теплый баритон. — Нет, все в порядке, я узнать, как ты добрался. — Ну еще не хватало, чтобы ты за меня волновался, — раздался низкий бархатный смех, — что со мной будет? — Я боялся, что те ребята вернутся, чтобы тебе… тебя, — Слава смутился и замялся. — Им самим нужна помощь, маленький мой, не волнуйся. Им очень хорошо досталось. А меня один трус сзади вскользь бутылкой ранил, я вовремя успел увернуться, так что лишь чиркнуло, я даже не заметил, пока ты не сказал, — убаюкивал ласковый голос. — Как твоя температура? Мерил? — Нет пока. — Что же ты? Мне вернуться? Ты кушал? — в бархатных интонациях послышались ноты упрека и волнения. — Не надо приезжать. Я поел и чувствую себя хорошо. Температуры нет, но я померяю. — Ладно, но, если что, сразу звони, — попытался скрыть разочарование от отменившегося визита Юрий. — Хорошо. Я пойду спать, а то устал. Пока. — Пока, мое счастье. Слава сел на диван и закрыл ладошками глаза. Что же происходит? То обвинения, оскорбления, беспричинная ревность. То опять нежность и забота. Выходит, за косяк с контрактом Кипренский его простил. И про измену понял, что погорячился, и что ребенок его, поэтому и пытается все вернуть. Хотя предложения продлить отношения не поступало. Тогда, может, альфе нужен наследник, и он годится на роль папы для продолжателя дела Кипренских? Надо спросить. Но сил не было никаких. Грипп забрал много энергии, и Слава временно утратил способность связно мыслить, хотя и раньше ею не обладал в полной мере. Но если все так, как он предполагает, то как вести себя дальше? Способен ли он простить все оскорбления, нанесенные ему в тот злополучный день. И терпеть приступы ревности, которым альфа явно подвержен. Единственное, где Слава чувствовал за собой вину, это контракт. Было очень стыдно, что тут он подвел шефа. Может, по этой самой причине он и не искал работу в должности экономиста в Питере, а решил посвятить себя музыке, которая его ни разу не подводила, и которую ни разу не подводил он сам. Желание не думать, а просто позволить альфе быть рядом до следующего взрыва, купаться в его заботе и любить самому без остатка было очень сильным. Какой же счастливой была предыдущая ночь. Несмотря на жар, на головную боль, он хотел, чтобы она никогда не заканчивалась. Но отрезвляющий свет серого дня привел в чувство. Никто не отменял сказанных злых слов. Он страшный, никчемный урод, и на это ему будут все время указывать при малейших ссорах. Слава не простил, мелочная омежья сущность не может простить подобных слов. Если он разрешит себе опять сблизиться с Кипренским, то, несмотря на всю любовь, деготь произнесенных оскорблений будет омрачать все хорошее, что между ними произойдет. А может, он и зря размечтался, и у Юрия нет никакого желания вернуть то, что было. От этих мыслей стало еще хуже. Слава пролежал еще один день с невысокой температурой, потом еще два дня с ужасной слабостью. Кипренский постоянно звонил и выражал желание прийти навестить, купить продукты, хотя тех, что он принес прошлый раз, хватит на месяц. Но Слава категорически отказывался. А потом он вышел на работу. И за столиком рядом со сценой его внимательно слушал Кипренский. Слава сразу же после исполнения намеченного на вечер репертуара ретировался через черный ход, пытаясь незаметно скрыться, но у дороги рядом с ним затормозила машина, и разгневанный начальник приказным тоном велел садиться в нее. — Я дойду спокойно сам, — уперся Слава. — Ты только после болезни. Подумай о ребенке, если о себе не хочешь. Быстро садись, — зло прорычал Кипренский. — Сейчас тепло и идти мне недалеко. Я прогуляюсь. Глухо выругавшись, Юрий залетел в машину и, взвизгнув тормозами, агрессивно припарковал ее в неположенном месте. Громко хлопнув дверью, он вылез из ни в чем не повинного «лексуса» и беззвучной тенью последовал за растерянным омегой. — Ну чего ты упрямишься? — вкрадчиво начал он диалог. — Ты же еще слабенький совсем. Я вот даже машину для тебя в аренду взял. — К чему тратить столько сил ради омеги, что страшнее атомной войны? — ехидно задал мучивший его вопрос Слава. — Боже мой, — простонал Кипренский, — ну неужели не ясно, что плевать мне, как ты выглядишь. Точнее, даже не так, — поправился он, — мне нравится, как ты выглядишь, я люблю тебя. Любого. Я хочу быть с тобой и стать твоим мужем. И ребенка вырастить как своего. Я никогда не вспомню, что он от другого. Никогда этим тебя не попрекну. Только будь со мной. — Какая между нами может быть любовь после всех твоих слов, после твоего недоверия? Говоришь, что любишь меня любым, а за кого ты меня принимаешь? — остановился Слава и с вызовом посмотрел в глаза Юрию. — Как тебе не стыдно? — растерянно произнес Кипренский. — Ты меня обманывал. Ты с конкурентами продвинул мне контракт, который чуть мое дело не загубил. Ты спал с другим альфой. А злишься на меня за то, что я тебе не доверяю и как-то обозвал. Да я даже слов тех не помню, они не мои, Кирилл накануне нашептал, а я в тот момент так зол был, так хотел твое равнодушие сбить, что лепил все, что в голову пришло. — Погоди, о чем ты? Столько бреда, что даже не знаю, с чего начать спрашивать! Какие конкуренты? Какой альфа? Ты, Кипренский, придурок непроходимый. Если я что-то и не так перевел, то это моя вина, мне за это очень стыдно, но не может быть, чтобы ошибки перевода так сильно дело испортили, — про альфу Слава решил даже не говорить, все равно бесполезно. — Какие ошибки перевода? — начал злиться Юрий. — Там цифры другие и условия. Тут не в переводе дело. В русском варианте договора прописано, что при расхождении русской и французской версий контракта приоритетным является французский вариант. Такое было условие, по которому лягушатники шли нам на уступки с теми пунктами, о которых мы еще на корпоративе договаривались. Так вот французская версия была тобой сильно изменена. — Я ничего не менял, а только перевел русскую версию, как умел. И думал, что сделал это хорошо, — возмущенно воскликнул Слава. Сердце заполошно стучало в груди от творящейся несправедливости. Он резко повернулся и быстро пошел в сторону уже виднеющегося дома.