Winnie the Pooh

Дни одновременно тянулись невыносимо медленно и проносились с ошеломляющей скоростью мимо меня. А я все так же существовала в своей комнате, не зная, зачем и почему. Каждое утро к нам приходила Элли, и они с Гарри что-то обсуждали — сидели у него в комнате и тихо разговаривали, уставившись в телефоны, ноутбуки и любые другие гаджеты. Наверное, меня бы даже включили в разговор, если бы я пыталась принять участие. Из комнаты я выходила, чтобы выпить воды или сходить в туалет. Стайлс каждый раз одаривал меня взглядом, полным жалости (да пошел он к черту со своей жалостью, он понятия не имел, как паршиво я себя чувствовала), но заговорить не пытался. Может, оно и к лучшему. Мне кусок в горло не лез, и Гарри его туда засунуть не пытался, потому что понимал — у каждого свой способ горевать. Все вокруг перестало существовать. Ну, конечно, оно никуда не исчезало. Мир двигался все так же, с той же скоростью (хоть и казалось все каким-то другим), но у меня не было ни сил, ни желания двигаться вместе с ним. Я осталась на том моменте, когда мне сказали, что родители погибли. В ту секунду меня поставили на паузу, и никто не торопился меня с нее снимать. Прошла уже неделя. Неделя, как моих родителей больше не было на этой планете. Раньше меня согревала мысль, что они где-то там, дома, в Америке работают, скучают по мне. Теперь они там не были. Их нигде не было. По мне никто не скучал и не ждал домой. У меня никого не было. За это время я поняла, насколько ужасными были слова «никто» и «никогда». За этими буквами стояла такая бесконечная тоска, одиночество и тьма, что их было страшно произносить. Зачем такие слова нужны в языке? От них ведь физически больно. Мне звонил Лиам. На следующий день после их гибели. Говорил, как ему жаль, как они сделали все, что могли, и как мои родители погибли настоящими героями. Они меня очень любили, и я могла ими гордиться. Всю эту речь я сидела, прижав мобильник к уху, и смотрела пустым взглядом в стену. В тот день я уже выплакала дневную норму слез, положенную человеку, так что на разговор с мистером Пейном у меня уже ничего не осталось. — Я могу приехать на похороны? — тихо спросила я тогда. — Я хочу попрощаться. — Винни… — он выдержал очень долгую паузу, которая говорила больше, чем слова. — Нет, к сожалению, нет. Сейчас важно, чтобы ты оставалась там, где ты есть. Для твоей и нашей безопасности. Я даже не стала отвечать. Я просто повесила трубку. На занятия я больше не ходила. Элли сказала, что это слишком опасно, потому что они точно не знали, установили ли за мной слежку. Им нужно было сначала удостовериться в том, что мне никто не угрожал. Все было опасно. Сидеть дома опасно. Ходить на пары опасно. Ехать в Америку опасно. Оставаться в Британии опасно. А что не опасно? Мне было уже все равно — я и так не собиралась ходить на пары. Мне не хотелось учиться. Кому вообще нужна профессия? В мире есть куда более важные вещи и проблемы, чем чертова работа. Элли постоянно пыталась поговорить со мной или хотя бы покормить — я настолько ушла в себя, что, кажется, скинула несколько килограммов, которые еще совсем недавно казались мне лишними. Какая же я была идиотка. В тот день я все так же лежала в своей кровати и абсолютно ничего не делала, когда в дверь моей комнаты постучались. Я знала, что в квартире снова была Элли — я слышала, как она звонила в дверь, и как Гарри с ней разговаривал в кухне, пока готовился кофе. Мне надо было сказать «заходите», но разговаривать не хотелось, так что я просто молча перевернулась на другой бок. Дверь открылась (кажется, в какой-то момент я перестала запираться), в комнату зашли Элли и Гарри. — Винни? — окликнула меня Элли. — Винни, нам нужно поговорить. Я вздохнула и села. Я была уверена, что выглядела просто ужасно, но мне, повторюсь, было все равно. Тем не менее, видеть жалость в глазах моих телохранителей было противно. — Да? — хрипло спросила я. — Я знаю, что ты хочешь, чтобы тебя оставили в покое, — Элли села на кровать рядом со мной и осторожно положила свою руку на мою. Стайлс стоял, прислонившись к дверному косяку, и пристально меня разглядывал. — Хочу, — кивнула я. Я знала, что вела себя неправильно и невежливо, но остановить себя не могла. — Да, — кивнула Элли еще раз. — Но нам нужно поговорить. Я рассматривала свои руки, потому что не хотела видеть то, как меня жалели, считали маленькой депрессивной девчонкой, которая никак не могла прийти в себя. Которой я и в самом деле была. — Тебе больше нет смысла оставаться в Лондоне, — продолжила девушка. — Нам нужно вернуть тебя домой. Я печально усмехнулась. Понятие «дом» потеряло весь смысл. — Мы не можем вывезти тебя из Лодона, потому что за аэропортами наверняка следят, — продолжила девушка. — Нам пришлось составить план. — План? — переспросила я. — Мы забронировали билеты на твое и мое имя во всех аэропортах Лондона, — влез в разговор Гарри. — А еще в Кардиффе и Белфасте. — О, — только и смогла протянуть я. — Но полетите вы из Дублина, — продолжила Элли. — Куда поедете на машине. Вам придется останавливаться несколько раз в домах и квартирах доверенных людей. План звучал сложно, и мне совсем не хотелось принимать в нем участие. Потому что это значило постоянное включение в жизнь, необходимость общения со Стайлсом и нахождение с ним наедине в машине на протяжении длинных отрезков времени. Мне просто хотелось лежать в кровати и никого не видеть. — Когда? — только и смогла выдавить я. — В понедельник, — ответила Элли. Я кивнула. У меня есть пять дней. Пять дней на то, чтобы подумать о том, какие вещи мне понадобятся в дороге. Пять дней, чтобы решить, как я вообще хочу и готова себя вести. Пять дней, чтобы снова стать человеком. Мои телохранители снова ушли из комнаты, но дверь закрывать не стали. Я могла видеть, что они расположились в кухне с ноутбуком Элли и снова что-то обсуждали. Я не была уверена, что хотела уезжать. Мне казалось, что Америка спровоцирует развитие моей депрессии только сильнее, потому что она будет ассоциироваться с семьей, которой у меня теперь не было. Я бы лучше оставалась в любой части Британии, притворяясь, что со мной ничего плохого не происходило. Когда за окном стемнело, я услышала, как хлопнула входная дверь. Я поднялась с кровати и пошла на кухню, чтобы перекусить. Открыв холодильник, я поняла, что все еще не хотела ничего есть. Вся еда на полках казалась чужой, ненужной и невкусной, так что я просто отдала предпочтение горячему шоколаду. Я включила телевизор — там шел какой-то комедийный сериал. Я решила, что он вполне сойдет в качестве фона, села на диван и принялась за свой ужин. Я не была уверена, на сколько я отключилась, но я подскочила, когда дверь снова хлопнула. — Винни, хорошо, что ты еще не спишь! — воскликнула Элли. Гарри молча прошел на кухню с огромным пакетом еды — неужели они уже начинали закупаться на период нашей поездки?.. — Нам нужно кое-что сделать. — Что? — я поставила чашку на столик и посмотрела на свою телохранительницу. — Думаю, ты понимаешь, — она быстрыми шагами пересекла комнату и села рядом со мной. — Что у тебя весьма примечательная внешность. Я знала. И у меня в голове уже промелькнула мысль, как скоро со мной начнут этот разговор. — Я купила краску, — она поставила на столик рядом с моей чашкой пачку краски для волос. Русый оттенок, такой же, как у меня был в обычной жизни. — И считаю, что надо немного подрезать тебе волосы. Просто чтобы запутать людей, которые будут возможно за вами следить. Я косо посмотрела на девушку. Кажется, вопрос читался у меня на лице: — Я в колледже стригла своих соседок по квартире, — усмехнулась она. — Так что не переживай, сделаю тебе стрижку лучше, чем в салоне. Гарри фыркнул, Элли закатила глаза. В этом жесте было столько привычного, что у меня защемило сердце. Я в очередной раз отметила, как же странно все было — моя жизнь остановилась, но для остальных практически ничего не поменялось. Смогу ли я когда-нибудь стать такой, как прежде? Я махнула головой, отгоняя от себя эти мысли. — Приступим? — я натянула на лицо что-то, отдаленно напоминавшее слабую улыбку. Элли с готовностью кивнула, хватая коробку с краской, а Гарри сообщил, что приготовит ужин. Элли усадила меня в ванной, обернула полотенцем и приступила к работе, о чем-то разговаривая сама с собой. Кажется, она называла города, в которых нам с Гарри предстояло остановиться, но мое сознание не зацепилось ни за одно название. Она рассказывала, что все время нашей поездки за нами будут следить определенные агенты, чтобы удостовериться, что все в порядке, и проследить, нет ли за нами слежки. Я завороженно смотрела на то, как мои розовые локоны падали на пол ванной, и даже не думала о том, какой длиной меня решила одарить Элли. Было все равно. Затем девушка развела краску, от которой у меня начало жечь глаза (впервые не от слез за последние несколько дней), продолжая рассказывать, как весь план нашего отъезда был продуман до мелочей, и что мне не стоило волноваться. Все меры, которые предпринимались, были лишь на всякий случай. Я подумала, что вряд ли у ФБР на всякий случай было принято задействовать столько своих кадров, но сказать это вслух не решилась. Гарри зашел в ванную в тот же момент, что Элли выключила фен, которым сушила мои волосы, и сказала: — Можешь посмотреться в зеркало! Я подняла взгляд и не сразу себя узнала. Передо мной сидела девушка с измученным бледным лицом и синяками под глазами — результат постоянного недосыпа и стресса. У этой девушки было короткое русое каре, длиной еле-еле достигавшее ее челюсти. Выбритых висков больше не было видно. — Ну, не красотка ли? — хлопнула в ладоши Элли, которая изо всех сил пыталась повысить мое настроение. Мне стоило быть благодарной. — Еще какая, — произнес Гарри, криво ухмыльнувшись. Наши взгляды встретились в отражении зеркала, и мое сердце пропустило несколько ударов, самым привычным образом. Но что-то в том, как Гарри снова вел себя, разговаривал, ходил, напрягало меня. Он словно снова закрывался от меня. А нам предстояло совершить очень сложное путешествие вдвоем.