Imagines by Jenny Ray

— Атака. Атака. Поворот. Прямая рука. Контратака. Плохо. Мальчик остановился, едва дыша. Рука, держащая шпагу, дрожала — он пытался это скрыть, быть увереннее, но мать заметила и покачала головой, разворачиваясь и направляясь к лавочке в саду, где проходила тренировка. — Прости, — мальчик сунул оружие за пояс и подошёл, но садиться не стал. — Я сделаю лучше. — Сделаешь, — женщина вынула из кармана белый платок и подала сыну. — Твои гены не позволят тебе ошибаться. Мальчик взял платок, вытер сначала мокрое от пота лицо, шею, затем руки, исподлобья наблюдая за матерью так, чтобы не пялиться в открытую. Т/И Т/Ф было от силы тридцать пять лет, но выглядела она очень парадоксально — можно было подумать, что она одновременно на десять лет младше своего возраста и на десять лет старше. Юное лицо, будто прошло всего-ничего от момента выпуска из кадетского корпуса, контрастировало с тяжёлым взглядом, отражающим какую-то непомерную её годам мудрость и усталость. Т/И молча встала, слегка опираясь на резную деревянную трость в своих руках, и направилась в глубь сада, к которому прилегало поместье. Мальчику ничего не оставалось, как пойти следом. Он знал, что трость была не просто побрякушкой, которую таскали с собой аристократы для большего шарма. Лишь семья и верные слуги понимали, как усердно госпожа скрывает гримасу боли, ступая на больную ногу, но делает она это так уверенно, что никто из светского общества ещё не догадался, что отказ подниматься с кресла до тех пор, пока ей не подадут трость, не просто причуда, а необходимость. Мальчику никто не объяснял, откуда эта травма, но друзья рассказывали то, что узнали от родителей — когда-то его мама служила в Разведке, но, по медицинским противопоказаниям, была вынуждена покинуть службу. Единственной отрадой стало воспитание ребёнка. — Отцу это не понравится, когда он вернётся, — вдруг бросила Т/И, и мальчик подпрыгнул, совершенно уйдя в размышления. Ах да, она снова про результаты его тренировок. — Особенно когда узнает, что с такими навыками ты хочешь пойти в Разведкорпус. Мальчик промолчал. Он даже не мог сказать, кто из родителей относился к нему строже — отец или мать, но был убеждён, что оба они — те ещё диктаторы, несмотря на то, что никогда не сомневался в их любви. Хотя, оба проявляли её специфически, что к сыну, что друг к другу. — Мам, а почему ты не носишь папину фамилию? — вдруг спросил мальчик через пару минут бесцельной прогулки. — Потому что мы с ним в разводе, — безразлично ответила госпожа Т/Ф. Мальчик нахмурился. — Но вы ведь всё ещё вместе. — Ты поймёшь, когда вырастешь, И/Р, — чуть смягчилась Т/И, вдруг потрепав сына по волосам. — Иногда бывают вещи, которые хоть и призваны скреплять людей, но только сильнее отдаляют их друг от друга. А сам ты можешь называть себя так, как захочешь. Более того, я буду гордиться, если ты решишь взять папины фамилию. Не успел И/Р задать ещё вопросы, которые так и крутились на языке, как они вышли из лабиринта сада, где их уже смиренно ждал дворецкий. — Леди Т/Ф, — мужчина учтиво склонил голову, — господин Аккерман вернулся из экспедиции. Ждёт в гостиной. — Только ждёт? — Т/И вскинула бровь. Дворецкий неловко кашлянул. — Нет, госпожа. Ещё он жалуется на пыль, следы от чашек на столе, рассыпанную золу из камина и говорит, что сожжёт это поместье. Женщина выдохнула. — Слава Богу. Значит, всё хорошо. А то я думала, что снова что-то случилось, — она повернулась к сыну. — Пойдём, дорогой. Отец будет рад увидеть тебя.