Imagines by Jenny Ray

Её здесь называют Принцессой. Принцессой Топей. В каком ещё месте мира могли бы дать такое прозвище? Где бы ещё она могла стоять так высоко над людьми, что тем бы приходилось задирать головы дабы взглянуть на неё, а затем опускать до земли, падая ниц перед дочерью своего повелителя. Своего Хозяина. Т/И Алябьева была властолюбивой и гордой, но своих подданных оберегала и любила, как любят домашних питомцев. В целом, местных это устраивало — Т/И Витальевну можно было задобрить и попросить что-то дать или замолвить за них доброе слово перед отцом, и если он, Алябьев В.В, всё сущее, то его дочь — местного разлива Божество, как в легендах бродящее среди смертных и дарующее им своё благословение или наказание за подношения или пройденные испытания. Поэтому Т/И никогда не тянуло в Москву, и, в отличии от папы и старшего брата, девушка отстроила себе небольшой домик на берегу реки, где мнила себя болотницей — несмотря на название самой красивой из русалок и прочих водяных духов. Правила себе тихонько, эдакая десница короля, наместница в забытом Богом месте, больше походящем на Чистилище. Отец нагрянул внезапно, очевидно, как к себе домой. Т/И проснулась от шума во дворе, а выглянув в окно обнаружила, как родитель, надев какой-то старый поношенный камуфляжный дождевик, точил сидя на пне массивный топор, значение символа на котором девушка так и не поняла. — Случилось чего, па? — Т/И широко распахнула деревянные створки, высунувшись из окна. Алябьев медленно поднял голову, будто не хотел отвлекаться, но увидев дочь не смог не улыбнуться. Та повторила его мимику, отчасти искренно, но, скорее, потому что посчитала, что так будет правильно. — Случилось, принцесска, — Виталий натужно встал, откладывая топор на пень, и пошёл к Т/И, широко распахнув объятия. — Наконец-то к нам приедут гоооости. Последнее слово он добродушно протянул, уже предвкушая хорошую охоту, и подошёл к дочери. Та высунулась сильнее вперёд, чтобы обнять отца, но тот неожиданно кроме этого вытащил её наружу, стараясь не уронить. Так легко, будто Т/И всё ещё было восемь. Когда Алябьев отпустил её, девушка встала босыми ногами на утреннюю росу в траве, что нисколько её не смутило — она часто ходила босиком по округе, вживаясь в роль какой-нибудь волшебной древнеславянской сущности из языческого пантеона. — Гости? — переспросила Т/И, наклонив голову набок. — Гости, — повторил отец. — Москвичи, молодые, так ещё и больше, чем планировалось. Не сказать, что младшие Алябьевы разделяли папино увлечение — оба отпрыска просто игнорировали этот занимательный факт их семейной биографии, ведь «чем бы дитя не тешилось», но дочка всё-таки больше была заинтересована в происходящем — как-никак всё происходило на вверенных ей землях. — Сейчас как раз поеду за ними, — закончил Виталий, возвращаясь к пню. — С топором? — Т/И оценивающе приподняла бровь. — Как-то рановато ты решил начать гон. — Неееет, — протянул опять Алябьев. — На москвичей у меня другие планы. Топорик пусть полежит просто. На будущее. Не трудно было представить, какое будущее ожидало и оружие, и тех, кого оно догонит, но всё же стоило надеяться, что Хозяин оставит кого-то в живых. И тогда у Т/И будут и новая паства, и новые истории, которые можно послушать. Ох и любила она это. В Топях приходилось самой придумывать себе развлечения, ведь нельзя слишком часто беспокоить местных — Божество оно на то и Божество, чтобы являться смертным в особенное время. Да и старые истории Т/И уже наслушалась, и жизнями своих подданных не интересовалась, устав слушать одни и те же байки по тринадцатому кругу. — Слушай, па, — Алябьева подошла к отцу, когда тот уже садился в старенький опель. — А если один лишний, подаришь его мне? — Чёйта вдруг? — усмехнулся мужчина, сощурившись. — Я тебе в прошлый раз Игорька отдавал, ты куда его подевала? — Па, Игорь тогда через три месяца повесился, — с досадой, но явно не от чужой смерти объяснила Т/И, заламывая руки. — Так чего сразу не сказала? — строго бросил Виталий. — Я бы вернул, а то чё добру пропадать. — Игорька верни, но забери себе, я нового хочу. Этот скучный. Хозяин глубоко вздохнул, поглаживая потрескавшийся старый руль, и снисходительно посмотрел на дочь. — Ладно, посмотрим, принцесска. Гляну я ещё на этих москвичей для начала. Т/И подпрыгнула от радости, и вцепилась отцу в плечи, крепко обнимая и чмокая в висок. Тот, едва ли стараясь, попытался её отодвинуть, ведь уже опаздывал, но всё же с удовольствием принял нечастую дочкину нежность. Затем закрыл дверь легковушки, развернулся на полянке притоптанной травы перед домом и уехал; Т/И знала, что на железнодорожную остановку. До его возвращения с «гостями» было ещё много времени, но сама перспектива пообщаться с новыми людьми поддёрнула какие-то струны внутри, заставляя думать и думать о вариациях их встречи. Хотя, что скрывать, все вариации спотыкались о главный пункт: как их знакомство с Топями решит начать отец. Спокойно довезёт до окраины и уедет? Сломает машину и заставит толкать до слетевшего с катушек деревенского механика, который уже пятнадцать лет чинит несуществующую КГБшную Волгу? Каждый раз Виталий Вениаминович показывал чудо сценарного мастерства, придумывая что-то интересное под стать новоприбывшим. Шуму московские детишки навели знатного, когда въехали в Топи. Т/И, подсматривая за гостями из зарослей рогоза, обнаружила, что те прибыли на отцовском опеле, но без изначального водителя. Видимо, спектакль начался со стресса. Молодые люди метались по деревне в поисках чего-либо, что им поможет, и тогда на тропинку вышла баба Нюра. Т/И посмотрела на неё поблажливо, когда женщина проходила мимо неё, и поначалу вообще не хотела беспокоить, но всё же подала голос из высокой травы. — Смотрите, кто к вам пожаловал, — отстранённо бросила Алябьева. Анна Петровна резко замерла, как добыча, почуявшая хищника. — Явно не местные. Жилище ищут. Надеюсь, найдут. Объяснять больше было не нужно. Баба Нюра двинулась дальше по дорожке, подходя к своему дому, уже зная, что от неё требуется. Самой предлагать не пришлось — москвичи попросились пожить сразу, и для приличия женщина зашла в дом, якобы спрашивать разрешения у мужа, хотя, на самом деле, все разрешения и указания уже получила минутой ранее. Т/И тяжело вздохнула и кивнула своим мыслям, одобряя происходящее, затем развернулась и вяло направилась домой. Анна Петровна её совсем не помнила, воспринимая исключительно как власть. Было даже немного обидно, что бабушка забыла всю их семью, не воспринимая даже родного сына, но всё же хорошо, что, как и все здесь, она слушалась. Этого было достаточно. Титов, Кольцов, Громковская, Мусаева и Лебядкина. Эля понравилась Т/И сразу. Сильная, грозная, в глушь сразу со стволом, чтоб неповадно было. Перепугала, правда, отцовских вольных, устроив публичную казнь консервированным помидорам, но это даже позабавило. Интересно, как быстро сломается? Папка таких просто так не отпускает, хоть морду в кровь сотри. Софья же наоборот, бесила до невозможности своей святостью и покорностью, прямо ангел во плоти, того и гляди светиться в темноте будет. На Соню Алябьева смотрела зло, тем самым «плохим взглядом», в котором проявлялись зачатки их фамильной силы, той самой, с помощью которой отец держал в кулаке все эти земли. Куда пропала Катя Т/И сама понять не могла. То ли папа развлекается, то ли случилось чего другое, но девушка прекрасно знала, что без воли Виталия Вениаминовича Топи никто не покидает, поэтому быстро бросила затею разобраться. Не вернётся — значит отпустил, а если не отпустил — значит вернётся. Макс походил на шута горохового, так ещё и со скверным себялюбивым характером. Но гнильца… гнильца была. Хозяин найдёт, куда жадного до известности и денег доброго молодца пристроить, и какие испытания ему дать. Да и Аришка, Лолита бальзаковского возраста, вроде рада, что появился кто-то свежий и молодой в её поле зрения. Осталось только заземлить, а у неё уж это получится отлично. Все здесь в Топях мастера вырывать крылышки да пёрышки. На Дениса не получалось смотреть меньше двух минут. Пристальный взгляд из удалённой точки рассматривал лицо, волосы, тело, руки, оценивал, и Т/И удивлялась своей реакции на этого, в целом, просто человека. С самого начала он выглядел спокойнее остальных, хоть и тоже хотел по-скорее свалить, но всё равно пытался лениво, не сильно вникая в проблемы вокруг: кто пропал, кто сбежал, кто жив, кто мёртв — до лампочки, просто дайте сигарет. Т/И никогда не выходила к гостям первая, в основном это они заглядывали в её домик, а там уже находили радушную хозяйку, девушку, которая устала от столичной жизни и после смерти дедушки переехала смотреть за его жилищем. Они всегда думали, что Алябьева играет за них, но болотная принцесса — очередной старший аркан в колоде Хозяина. Т/И никогда не выходила первая, но наступило время что-то менять. И вот опять. Опять она весело делала вид, что играет за приезжих, помогая искать Катю, уговаривая Козлова дать делу ход (на самом деле отойдя в сторонку они в очередной раз обсудили невозможность поднять капитану зарплату), искала с Максом информацию про таинственного В.В, что держит в страхе округу. В этом году урожай самый сок — настырные, разношёрстные, интересные. Все они едва ли друг с другом были знакомы, поэтому наблюдать было ещё интереснее, хотелось продолжать партию до бесконечности, но Алябьева знала, что любая игра со временем наскучивает, поэтому изначально брала от неё всё. Ах, милая-милая Т/И, в Топях, забытой и заброшенной деревне, ты наш единственный лучик света. Как же бесило, что Денис почти не смотрел на неё. Соня, Сонечка, София — весь мир Титова вдруг стал крутиться вокруг Громковской, но вместе с тем неумолимо сжимался до размеров банки с белыми таблетками. Голова шла кругом, болела, черепная коробка сжималась вокруг мозга, как упаковочная бумага поверх новогоднего подарка. И тогда Т/И перешла в наступление. Давно доказано, что условный рефлекс Павлова работает на людях так же, как на собаках. Воспользовавшись этими знаниями и чужой болезнью, а также собственной силой, о которой за столом так любил говорить отец, Т/И глушила боли Дениса, пока он находился рядом. Стоило Алябьевой уйти, и всё возвращалось с двойной силой (к этому девушка была непричастна, кто знает, почему так происходило), но вот она снова приходит, а боль исчезает. Дэн привык быстро, даже быстрее, чем привыкали пресловутые собаки. То ли понял закономерность умом, то ли быстро адаптировался — кто знает, но теперь отсутствие страданий было важнее московской монахини. Сначала он просто старался стоять рядом, ходить рядом, даже домой к Т/И стал заглядывать просто чаю попить. Сидел и молчал часами, доливая из заварника, наслаждаясь спокойствием, а уходя на пороге сразу заранее выпивал по жмене таблеток. Потом стал слушать, спрашивать, узнавать, что из себя представляет девчонка, за которой он ходит, иногда сам того не замечая. Что-то из своей жизни Т/И придумывала, не раскрывая карты заранее, но в большей степени говорила правду: про сложный характер матери, про чудаковатого отца, про бабку в маразме, что не узнавала семью. Даже обмолвилась о том, как с папой первый раз была на охоте в пятнадцать лет, где подстрелила свою первую дичь, но оборвала себя на полуслове, едва не поведав, что ту звали Марина. — А в Москву почему не вернёшься? — поинтересовался Денис, и Т/И даже показалось, что искренне. — Да в задницу ту Москву, — она отхлебнула из чашки. — Там чтобы быть первым надо жопу рвать, а тут я, считай, уже. Что «уже» Дэн не стал уточнять, но мысль отдалённо понял. Допил чай, ополоснул чашку в самодельном умывальнике и засобирался, но Алябьева мягко потянула его за рукав свитера. — Может останешься? Парень долго смотрел своим пронзительным карим взглядом ей в глаза, позволяя всё так же держать себя, молчал, пока на лице не отражалась ни одна эмоция. Как застывший во времени мрамор, на котором умелые руки мастера бережно выбили лик молодого старца. Стоял, не издавая ни звука, затем, порывисто шагнув вперёд, обхватил лицо Т/И руками и притянул к себе. Поцелуй вышел рваным, вечно прерывающимся на снятие одежды и попытки вдохнуть больше воздуха; Титов оттеснил девушку назад, прислонив к столу, на который, приподняв за бёдра, усадил, став между стройных раздвинутых ног. Т/И запутала пальцы в его волосах, жёстких и пыльных, притянула к своей шее и резко вдохнула, не сумев сдержаться. Она всё ещё боялась кричать, боялась громко стонать, будто отец всегда был где-то неподалёку, будто каждое дерево в лесу — его глаза и уши, и стоит сделать что-то плохое, как он придёт и накажет. Т/И боялась, но Денис явно знал, что делает, и надолго её не хватило. — Громче, — тихо зарычал он ей в ухо, намотав длинные локоны на кулак. — Хочу слышать. На фразы длиннее парня уже просто не хватало. Сознание гудело, темнело в глазах, но причиной тому была не болезнь и слава Богу. Слишком долго он в Топях наедине с собой, а из-за вечного стресса и болей даже мысль подрочить не приходила в голову, и только теперь он понял, чего бы ему хотелось кроме чудесного излечения, которое по какой-то неясной причине наступало рядом с этой девушкой. Сначала Дэн хотел развернуть её, нагнуть над столом, но сразу понял, что ему нужно видеть её лицо, ловить эмоции вплоть до приоткрывшегося в исступлении рта. Ничерта это не было занятием любовью. Денис трахал её, трахал всю ночь, доводя их обоих до точки невозврата. Ни стол, ни диван, ни кровать, на удивление, не скрипели, и он слышал только Т/И и собственный стук сердца, отдающийся в висках. Под утро Денис ушёл. Взял сигареты, сказав, что выйдет покурить на порог, но Алябьева знала, что не вернётся. Уйдёт подумать, может быть опять будет бегать голым по лесу, но точно не захочет этих разговоров после секса, а ещё хуже — если молчания. Вот, только что они, избавившись от всех барьеров, касались друг друга везде, куда доставали руки, а теперь сидят и в тишине пьют чай. Лучше уйти сейчас, чем потом встать из-за стола с коротким «Ну, я пошёл». Т/И одобряла это решение. Встала с кровати, медленно собрала свою одежду, подождала пару минут, чтоб наверняка, и вышла на пустое подворье, сразу же направившись к реке. Девушка не ожидала от Титова ничего, никаких обещаний они друг другу не давали, поэтому была крайне удручена, когда тот вернулся на закате, с порога впиваясь в её губы. Несколько шагов вперёд и вот он уже закрывает за собой входную дверь, уже зная, где находится спальня. — Да ладно, пап, — с полуулыбкой хмыкнула Т/И, сидя на капоте отцовского гелендвагена. — Ты же видишь, крыша у него хоть и поехала, но дури ещё много. Да и весомый рычаг давления есть. Виталий, что-то положивший на заднее сидение, захлопнул дверь и повернулся к дочке. — Ох, солнышко, дуриков-то у нас и без него хватает. Одним больше, одним меньше. — Папуль, ты и так всех кто мне нравился оприходовал, — девушка спрыгнула на землю. — Катя исчезла, Элю зарубил, вольных и тех наказал. А делать-то мне теперь что? Сделав паузу, продолжила. — Оставил вон, эту святошу и борзописца, а я их быстрее в реке утоплю, чем ты. — И нужен тебе этот Денька, — вздохнул Алябьев, стирая пот с лица. Вздохнул обречённо, вздохнул, однозначно сдавшись. Т/И поняла это сразу. — Короче, если сможет своих в монастырь доставить, может и поживёт ещё. Так-то он пригодится для следующих. Подпрыгнув от радости, как делала это всегда, когда отец соглашался, Т/И снова повисла на его шее. — Ладно-ладно, хорош тебе, — улыбнулся Хозяин. — Залезай, поедем встречать. — А пострелять дашь? — А то. Т/И невольно схватила Макса за руку, оставив на предплечье гематомы, когда отцовский опель сиганул с обрыва в реку. Вода сомкнулась над машиной с пассажирами и тишина легла над лесом. Все ждали. Жар в груди стал зарождаться медленно, но потом всё быстрее и быстрее наполнял сосуды, будто жидкий огонь. Стало невыносимо больно. Т/И упала на колени, отпустив Кольцова, тут же отскочившего в сторону, закричала, пытаясь ногтями содрать с себя кожу. Как же больно. Невероятно больно. «Сила не приходит легко» — говорил отец, и только теперь девушка поняла, что он имел ввиду. На той стороне реки показалась выплывшая Громковская — Алябьева не увидела это — почувствовала. Вскинула голову, разозлившись на сам факт, что выжила только девчонка, но потом поняла — жизнь и смерть теперь только в её власти. — Не уйдёшь, — закряхтела Т/И, как сломанная кукла поднимаясь с земли. — Никуда не уйдёшь. Судьба Сони была предрешена. Хозяйка сама не знала, что сделала и как, но та точно никуда не денется, что бы с ней не случилось. Взгляд бросился к водной глади. Отца спасать было бессмысленно: если сила уже покинула его, то поздно пить боржоми. Да и кто в здравом уме захочет лишить себя того, что теперь горит внутри? Что равнит тебя с небесным судом, Богом и Дьяволом в одном лице? Сжав пальцы в кулаки Т/И зажмурилась, превращая своё единственное желание в действительность, хоть и с трудом пока понимала, как всем этим пользоваться. Будто впервые садишься в машину с механикой — рычажки, педальки, куча экранчиков, а как ехать — поди разберись. Но пузырьки на воде, что постепенно увеличивались в количестве, говорили о том, что всё получалось. Леопардовая шуба намокла, стала ещё тяжелее, поэтому её пришлось сбросить с плеч, чтобы выплыть. Титов попытался вздохнуть, едва оказавшись на поверхности, но набрал в лёгкие воды, забултыхался. — Чего стоите?! — рявкнула Т/И, от чего Козлов выронил изо рта сигарету. — Либо сейчас кто-то прыгает его вытаскивать, либо будете барахтаться втроём, как недоглушенная рыба! Голос её изменился, походил на аудиодорожку, в которую свели множество других голосов, мужских и женских, причём, таких разношёрстных, что кровь стыла в жилах. Спорить никто не стал: Хозяин умер, да здравствует Хозяйка! Молча поборовшись взглядом с Козловым Макс проиграл, принявшись снимать ботинки и верхнюю одежду. Уставший Денис уже едва держался на плаву, когда журналист совсем не профессионально сиганул в воду. — Зарплату-то поднимите, Т/И Витальевна? — попытался отшутиться капитан, сразу пожалев об этом. — Ты работать сначала нормально начни, — уже привычным голосом холодно произнесла Алябьева, — а потом денег проси. Из-за твоего бездействия мой отец дуба дал. Убедившись, что Макс вытащил Титова на берег, Т/И махнула рукой в сторону милицейского бобика. — Ладно, раз сказано, что гелик Кольцова, пусть так и будет. Довези меня до деревни. Хозяйка села в машину, захлопнула дверь. Козлов поднял с земли недокуренную сигарету, продул, поджёг заново, косо взглянув на новое начальство. — День прошёл, чисто сменилось — нихера не изменилось, — бросил негромко, направляясь к водительскому месту.