D.S. all'infinito

Бенджи очень символично познакомился с Элис на свадьбе бывшего однокашника. Элис пришла со стороны невесты, была с дичайшего похмелья и оделась, чтобы убивать: в облегающее короткое платье с открытой спиной и туфли на высоком каблуке. Один из этих каблуков она сломала, пробираясь перед началом церемонии на самое дальнее место в последнем ряду. Бенджи был бы не очень против, если бы она упала к нему на колени, но она отчаянно замахала руками, съездила правой ему по уху, схватилась левой за его плечо, восстановила равновесие и грациозно опустилась на раскладной пластиковый стул. У вас каблук сломался, завел разговор Бенджи, как жалко, такие красивые туфли. Да, купила утром в одной дешевой дыре, ответила Элис, самые красивые всегда за гроши. Я Бенджамин, представился Бенджи. Элис, сказала Элис, и мысли Бенджи хаотично забегали — имя “Элис” таило слишком много возможностей. Началась церемония, и он принялся вспоминать песни, в которых упоминались Элис, но каждая из них оказывалась про наркоту, секс или отвращение к жизни. Пока он это делал, бракосочетающиеся сочетались, пошел дождь, а Элис заснула у него на плече. Группа в тот день играла из рук вон плохо — по крайней мере, так казалось Бенджи, ибо остальные гости танцевали без всякой задней мысли. Элис не танцевала из-за каблука и общего болезненного состояния, а Бенджи держался возле нее и думал, по его собственным словам, которым Жан-Жак не очень верил, вовсе не о том, чтобы с ней замутить, а о том, что он тоже так мог бы. Гитара у него имелась, и играл он на ней сносно, поиск музыкантов не должен был составить труда, а поиск заказов — на удачу, через два месяца у Бенджи выходила замуж двоюродная сестра, и если он успеет провернуть все до ее свадьбы… У того, кто слушал эту историю, могло сложиться впечатление, что Бенджи был предприимчивым авантюристом и романтиком, но на самом деле Бенджи закончил колледж, работал бухгалтером и по воскресеньям обедал у родителей. Тут, конечно, любой возразит, что одно далеко не всегда мешает другому, но, скорее всего, если бы Бенджи не встретил Элис, он бы так и не претворил свою идею в жизнь. Однако, пытаясь показать способность создавать перспективные проекты из воздуха, он все ей выложил с необычайным для него вдохновением. Элис выслушала, сняла вторую туфлю и потащила его танцевать. Танцевать Бенджи не любил, так как был, мягко говоря, толстоват, но Элис не желала слушать возражений, и они станцевали под “Love Shack”, “Girls Just Want to Have Fun” и даже медленную “Truly Madly Deeply”. Они… — Они поженились? — спросила Люси. — Для начала, — ответил Жан-Жак, подмигивая, — они начали выступать на чужих свадьбах. — А потом? — не отставала Люси. — Зачем ты перебиваешь? — упрекнула ее подруга в зеленом, имени которой Жан-Жак не запомнил. — Мне просто кажется, что эта история плохо заканчивается, — сказала Люси. — Они расстались, да? — Джей-Джей! — крикнула Элис. — Тащи сюда свою… себя! — Продолжение в другой раз! — Жан-Жак прижал ладонь к груди и поклонился. — А следующая композиция для вас, прекрасные дамы, не пропустите! Люси улыбнулась, и Жан-Жак, развернувшись, зашагал обратно к сцене. — Не знаю, по-моему этот парень не такой уж и толстый, — произнесла за его спиной девушка в зеленом, но ответ Люси, если и последовал, то потонул в шуме других голосов. А Бенджи, разумеется, был не толстый — если пару лет назад он и имел некоторые проблемы с весом, то теперь успешно взял их под контроль. Впрочем, это невинное вранье его бы не обидело — по крайней мере, уж никак не больше, чем намек на то, что он тогда влюбился в Элис. Потому что Жан-Жак, как водится, немного приукрасил реальность. Свадьба состоялась, Бенджи и Элис были среди гостей, Элис действительно сломала каблук, Бенджи стойко терпел до конца церемонии, чтобы спихнуть ее голову со своего плеча, а после поторопился затеряться в толпе. Элис настигла его возле пунша и вцепилась мертвой хваткой — уже тогда она успела где-то скинуть обе туфли. Бенджи, может, и казался добродушным увальнем, но вполне неплохо понимал, что обогатит его жизнь, а что лишь отравит, и поэтому приготовился навязчивую девицу вежливо, но твердо отшивать. Девица взяла половник, поморщилась и пожаловалась, что солистка фальшивит. Солистка действительно порой подпускала петуха, но Бенджи считал, что к свадебной группе следовало относиться несколько лояльней. С какой стати? — спросила Элис, — берешься петь, так пой нормально. Я чувствую фальшь, как принцесса — горошину. У меня идеальный слух, а от ее пения болит голова. Тут уж Бенджи не стерпел и сказал ей, чтобы она шла выебываться в другое место. Так они поссорились, толком не познакомившись. Элис могла похвастаться очень киношной судьбой. Ей прочили академическую карьеру, работу в лучших оперных театрах и мировое признание, но все это она презрела. Вы просто не знаете, что это такое, вещала она. Адский труд, годы мучений, хуже, чем у спортсменов, а я даже не люблю петь. Ее мама, наяву грезившая об успехах дочери на большой сцене, до сих пор почти с ней не общалась. На свадьбах они с Бенджи стали выступать практически на слабо. Мне не слабо — ну, и мне не слабо. Бенджи продолжал работать бухгалтером, которым он на самом деле работал, играл на гитаре и пел, Элис в то время при помощи подруги шила на продажу какие-то тряпки собственного дизайна и играла на барабанах, однако, несмотря на то, что получились почти The White Stripes, нанимать их особенно никто не спешил. Другие музыканты рядом с ними не приживались, и они совсем было решили забросить свою дурацкую затею, — но тут Элис случайно попала на концерт группы Жан-Жака, который, кстати, для той группы был последним, хотя сам Жан-Жак об этом еще не знал. Лорен протянул ему руку, но Жан-Жак оперся об обитый металлом край маленькой сцены и легко запрыгнул, подтянувшись сам. Отряхнул ладони, брюки — похоже, сцену давно не мыли — выпрямился и сверкнул улыбкой в сторону Элис, сидящей за установкой. — Я смотрю, ты воспрял духом, — кисло сказала Элис. — Что ты им там заливал? — Бессмертную историю вашей с Бенджи великой любви, что же еще. — Сука. — Элис скривилась и нажала на педаль — гулко отозвался бас. — Эй! — прикрикнул Лорен. — У нас еще три минуты, придержи коней. — Это последний сет? — спросил Жан-Жак, устраивая ремень гитары поудобнее на плече. — С чего начнем? Как насчет “Sugar”? — Фу, блять, — прокомментировала Элис. — Я “за”, — тут же сообщил Бенджи. — Мне похер, — сказал Лорен. — Итак, три “за” и один воздержался, — резюмировал Жан-Жак. — Чего это три “за”? — Я посчитал тебя “за”, Элли. Надо четче формулировать свои мысли. — Я не Элли, сколько раз просить? — Ладно. — Жан-Жак подавил желание ударить по струнам. — Мы что-то еще не сыграли из того, что они хотели? — “The Luckiest”, — сказал Бенджи. — Это от жениха. И она просила закончить “We’ve Only Just Begun”. — Слышишь, Лорен? Не зря вспоминали ее на прошлой неделе. — Чего там вспоминать, ее каждый второй просит, — проворчал Бенджи. — Давай-ка набросаем сетлист. “The Luckiest” лучше поближе к началу, она тоже медленная. Сетлист, который они набросали, Элис яростно раскритиковала, несмотря на то, что примерно эти же самые песни они всегда и исполняли. Вообще, Элис вела себя так, будто ей что-то попало под хвост, хотя с утра все было нормально — проблемы начались уже во время свадьбы. Но проблемы Элис могли возникнуть откуда угодно и нести за собой какие угодно последствия, поэтому Жан-Жак предпочитал в них не влезать и оставаться в сторонке со своими собственными. Наконец, Элис прекратила бухтеть, отстучала ритм, и они все-таки начали “Sugar”. Люси в одиночестве присела за стол чуть левее сцены с бокалом белого вина, которое пила мелкими глотками, внимательно глядя на Жан-Жака и покачивая ногой в такт музыке. Жан-Жак старался не слишком рьяно глядеть в ответ и пел, что хочет погрузиться в ее любовь; то есть, конечно, не в ее любовь — а с другой стороны, почему бы и нет? Он многое успел обдумать за эти четыре месяца и особенно за последнюю неделю — с тех пор, как Лорен похвалил трек, который он написал для Отабека. Если Отабек возьмет какую-нибудь медаль или окажется на верхних строчках, он сможет превратить это достижение в успех и деньги для себя — по крайней мере, попытается. И, может, тогда Изабелла к нему вернется — а если нет, что ж, он хотя бы будет богатым, знаменитым и, по мнению большинства, привлекательным холостяком. От этих мыслей ему становилось не по себе: Изабелла выходила в них холодной, расчетливой и меркантильной. Но ведь и он в свое время полюбил ее не только за глубокие серые глаза, фарфоровую кожу и безупречное чувство стиля, а еще и за то, что она ставила перед собой цели и упорно их добивалась, всегда знала, чего хочет, умела отрезать лишнее и сосредоточиться на главном. Иронична судьба: вот она и отрезала — меня. Но я уже работаю над этим: скоро я перестану быть лишним, Белла, и ты снова меня полюбишь. Они сыграли еще две быстрые песни, и Жан-Жаку, который во время перерыва немного остыл, опять стало жарко в пиджаке. Наверное, следовало меньше двигаться, но любая, даже самая бесхитростная и незамысловатая мелодия неизменно влекла его за собой и не позволяла стоять столбом. Харизма, сказала ему Элис в день их первой встречи, у тебя есть харизма, чертово обаяние, Джей-Джей, и не знаю, как тебе удается плясать на сцене под свой говнорок и выглядеть при этом круто, но у меня к тебе деловое предложение. Подруга в зеленом попыталась вытащить Люси на танцпол — та решительно отказалась, продолжая безмолвно разговаривать взглядом и лукавой улыбкой. Она выглядела потрясающе — от стройных щиколоток до изящного изгиба шеи, однако мысль об Изабелле вернула Жан-Жака с небес на землю. Бессмысленный флирт был у него в крови, но что он станет делать, когда они окажутся один на один, когда ему придется перестать молоть языком и пустить в ход другие органы? Вероятнее всего вспоминать, сравнивать и испытывать стыд — ничем хорошим это не закончится. Извини, Люси. — Гвендолин, — пробормотал Бенджи возле его уха под финальные аккорды, хотя такое имя Жан-Жак за час бы не забыл. — Только не Гвен. И Дэниел. — А следующую композицию, — произнес Жан-Жак в микрофон, — Дэниел посвящает прекрасной Гвендолин, которая сегодня стала его женой — надеюсь, вы еще об этом помните, а? Раздалось несколько смешков, и жениха с невестой, о которых все действительно успели немного забыть, пропустили в центр. Гвендолин и Дэниел выглядели, как символизирующие их фигурки на торте — она малышка в сияющем белом, с кукольным личиком и тугими локонами, он невысокий, но, по сравнению с ней, внушительный мужчина в элегантном черном, с узорчатым галстуком-бабочкой в качестве жеста оригинальности. Жан-Жак спел им про то, как у него многое не получается с первого раза, хотя теперь-то он знает, что каждый неверный поворот и каждая ошибка вели его к этой самой секунде, машинально посмотрел на Люси, поскольку за последние полчаса уже привык на нее смотреть, поспешно отвел взгляд, даже развернулся всем корпусом в другую сторону — и едва не запнулся на словах про милое лицо, которое он увидел в один прекрасный день. В один прекрасный день много лет назад — и сегодня. Изабелла стояла у одного из дальних столов вполоборота к сцене, и волосы, которые она часто убирала за уши, сейчас падали вперед, почти полностью скрывая ее лицо, но по ним-то Жан-Жак ее и узнал — по ним, по линии плеча, по манере держать руку, чуть согнув в локте, даже по выбору бледно-розового платья самого простого кроя. Он не видел ее почти четыре месяца, с тех самых пор. Он не мог понять, одна ли она. Он жалобно повторял, что счастлив, и почти чувствовал, как барабанная палочка Элис летит ему в затылок. Но палочка так и не прилетела, и он допел до конца, уже не понимая, насколько хорошо (насколько ужасно?) у него выходит. Слова были глупыми, образы затасканными, однако в глазах Гвендолин стояли самые настоящие слезы, и под конец песни, когда Дэниел прижал ее голову к своей груди, она все-таки расплакалась. Гости захлопали, какие-то тетушки закудахтали, Элис отбила ритм, а Жан-Жак не в силах был пошевелиться. — “Wonderwall”! — прошипел Бенджи. — Чего? — Жан-Жак обернулся к нему. — Вступай, чего! Мы же договаривались! Никто в зале пока не заметил заминки — все бросились в очередной раз поздравлять и обнимать новобрачных. Жан-Жак снова посмотрел туда, где видел Изабеллу, до последнего уповая на морок, но она по-прежнему находилась там, только теперь повернулась к сцене спиной и явно не желала быть замеченной, однако Жан-Жак уже не мог отделаться от мысли о том, что она пришла сюда ради него, и мысль эта заставляла его сердце биться гулче, чем басовый барабан. Он заставил себя доиграть сет, думая лишь о ней и надеясь, что Гвендолин ввиду своей недавней истерики откажется от последнего танца, но Гвендолин успокоилась, вытерла слезы, с помощью тетушек обновила макияж и вернулась во всей красе. Конечно, это был, прежде всего, ее праздник — ее и Дэниела, и Жан-Жак не простил бы себе, если бы его испортил. Ведь они только начали. Он наскоро собрал гитару и педали, сунул в карман чехла провода, стащил надоевший пиджак и бросил его на стул, стоявший в углу сцены. Многие гости еще сидели, но некоторые начали недвусмысленно копаться в телефонах, бродить по зале и озираться в поисках спутников. Лорен заговорил с Бенджи, и Жан-Жак, воровато оглянувшись, положил гитару в чехле на пол и сделал шаг к краю сцены, но тут чья-то рука схватила его за локоть. — Ты куда? — угрожающе спросила Элис. Жан-Жак повернулся к ней с заискивающей улыбкой. — Выпить. И, возможно, поесть. Пока нас не выгнали. Тебе принести что-нибудь? — Не морочь мне голову, — отрезала Элис. Ее карие глаза метали файерболы. — Она уже ушла. — Кто ушла? — Сам знаешь кто. — Дураком меня считаешь, Элли, — ласково произнес Жан-Жак. — За глупца принимаешь. Стала бы ты меня удерживать, если бы точно знала, что она ушла. — Я бы на ее месте ушла. — Отпусти. — Жан-Жак дернул руку — Элис крепче вцепилась в ткань рубашки и сказала неожиданно мягко: — Я желаю тебе добра. — Я знаю. Просто мне нужно разобраться самому, ладно? — Ничего хорошего из этого не выйдет, — пообещала Элис, но разжала пальцы. Скорее всего, она была права, и Жан-Жак пытался убедить самого себя в том, что ничего и не ждет — как хорошего, так и плохого, а хочет лишь еще раз услышать голос Изабеллы, посмотреть в ее глаза, спросить, как ее новый учебный год, спросить, получила ли она ту стажировку, о которой мечтала, спросить, не заберет ли она обратно свое кольцо. Он спрыгнул со сцены и, больше не оглядываясь на Элис — Лорен и Бенджи тоже, наверное, уже заметили его побег, — пробрался к столу, возле которого видел Изабеллу. Там ее не было, но он все-таки обошел стол вокруг, чтобы заглянуть в угол, закрытый кадкой с растением, совершенно бесцеремонно протиснувшись мимо пары, прощавшейся с женихом и невестой. Изабелла — королева приличий — не ушла бы, не попрощавшись, и вряд ли успела сделать это раньше всех, так что, вероятно, где-то отсиживалась, пока не схлынет толпа. Жан-Жак, чувствуя себя выслеживающим дичь охотничьим псом, обошел всю залу, едва удерживаясь от того, чтобы приподнимать скатерти и заглядывать под столы, но Изабеллы, кажется, и след простыл. Когда он в нерешительности зависал у выхода, раздумывая, могла ли она выйти на улицу, Элис за его спиной произнесла: — Джей-Джей. Жан-Жак вздохнул. Разумеется, он всех задерживает, Элис пора собираться на какую-нибудь тусовку, Лорену надо допилить обзор, Бенджи просто хочет оказаться, наконец, в тишине. Да и сам Жан-Жак, в общем, готов был ехать — если бы Элис не попыталась его удержать, он бы уже решил, что ему и впрямь почудилось. Разворачиваясь к ней, он сделал усилие, чтобы сложить губы в привычную широкую улыбку, но его оказалось недостаточно: он увидел пальцы Элис, сжимающие бледную кожу чуть выше локтя, почти впиваясь в нее длинными черными ногтями, розовую ткань, плотно обтянувшую узкую талию, вышивку, которую он не разглядел со сцены, — только детали. — Вот, — бросила Элис, отпуская руку Изабеллы. — Я возьму твою гитару и примочки. Через десять минут уезжаем, не успеешь — пойдешь пешком. — Через пятнадцать, — отозвался Жан-Жак. — Я его подвезу, — пообещала Изабелла. Жан-Жак, наконец, посмотрел ей в лицо, и ему показалось, что она осунулась и стала еще бледнее с момента их последней встречи. — Через десять, — повторила Элис, а затем отступила и скрылась за чьей-то спиной. Изабелла улыбнулась грустно и расслаблено. — Привет, — сказал ей Жан-Жак. — Привет, Джей-Джей. Я старалась не попасться тебе на глаза. Прости, что так получилось. — Изабелла повела плечом, и Жан-Жак едва не склонился его поцеловать, как часто делал раньше. — То есть? — спросил он. — Тебе, наверное, тяжело меня видеть. — Видеть тебя — неземное удовольствие. — Джей-Джей. Как ты? — Лучше всех. Написал тут один трек, который понравился даже Лорену. Скоро мое имя прогремит. — Правда? — Изабелла оглянулась. — Это здорово. Что за трек? — Тебе интересно? — Конечно. — Куда ты все время смотришь? — Никуда. — Бархатно-серые глаза снова воззрились на него. — Так что за трек? — Да просто. — Жан-Жак внезапно стушевался, чувствуя себя жалкой пародией на человека, который в один погожий весенний денек после занятий догнал гордо шествующую домой в одиночестве Изабеллу Янг, сдернул с ее плеча рюкзак и предложил ей встречаться. — Я тебе скину. — Обязательно. — Изабелла вдруг протянула руку и погладила его по плечу. — Обязательно скинь. Ты по-прежнему прекрасно поешь. На месте Гвендолин я бы тоже расплакалась. — Ты ее знаешь? — Нет. Я немного знаю Дэниела, мы работаем в одном бюро. Он приглашал чуть ли не всех коллег, а я пока пытаюсь влиться в коллектив и не стала отказываться. Если бы он сказал мне, что они наняли вас… — Не пошла бы? — Не знаю. По крайней мере, предупредила бы тебя, это было бы честно. — Подожди, бюро? Ты устроилась на работу? — На стажировку. У Карлайла — помнишь, я говорила, что хочу туда? — Помню. — Жан-Жак сглотнул и помотал головой. — Эй, поздравляю! Нравится? — Да, конечно! — Изабелла вдруг широко улыбнулась, показывая зубы. — И мне, кажется, намекнули, что предложат работу, когда я получу диплом! — Это… здорово. Я очень за тебя рад. — Подожди, расскажи мне про трек. Нет, стой. — Изабелла раскрыла сумочку и достала оттуда телефон. — Я обещала подвезти пару человек, но место в машине еще есть. Может, выпьем где-нибудь кофе? — Я… — Сердце Жан-Жака подскочило к самому горлу, пару раз там трепыхнулось, но потом ухнуло вниз. — Ты же слышала, Элис дала мне десять минут. — Джей-Джей. — Ты ведь знаешь Элис. Она слов на ветер не бросает. Изабелла опять потянулась ладонью — ее пальцы станцевали нечто быстрое и легкое на рукаве его рубашки, почти не касаясь кожи под тканью, а затем исчезли. Жан-Жак подмигнул, стараясь не скривиться. — Хотя бы пиши мне, — сказала Изабелла. — Скинь мне свой трек. Ты много лет был моим лучшим другом, Джей-Джей, я не хочу это потерять. — Я был твоим парнем. И женихом. — Поверь мне, я никогда этого не забуду. Но все меняется. Я изменилась, ты изменился. В том-то и дело, что я не изменился, хотя, наверное, должен был. Жан-Жак еще две минуты откланивался и отшучивался, стараясь не показать, как черно, как пусто стало у него внутри, и осознавая, что до сих пор наивно, по-детски надеялся, что Изабелла, расставшись с ним, будет страдать и поймет свою ошибку, в то время как Изабелла продолжала жить, и это, видимо, говорило о том, что никакой ошибки на самом деле не было. Люси с подругой маячили у сцены, где на стуле по-прежнему лежал его пиджак, который Элис то ли не заметила, то ли оставила специально. Что ж, придется ему полежать там еще какое-то время, а Жан-Жаку — вернуться за ним в другой день, ибо сейчас он не смог бы даже вежливо избавиться от Люси. Он обогнул девушек по длинной дуге, юркнул в дверь, преодолел коридор почти бегом и вышел на улицу. На крыльце уходящие гости разговаривали, курили и ждали такси. Некоторые, когда Жан-Жак пробирался мимо них, останавливали его и благодарили, жали руку — одна пожилая дама попросила визитку, но визитки остались в пиджаке, и Жан-Жак просто продиктовал ей номер, который она записала на квитанции из химчистки. Наверное, таков был его удел: до скончания жизни — или, что вероятней, до скончания молодости — играть на чужих свадьбах чужие песни. И, что самое ужасное, здесь даже не было никакого трагизма: ему, в целом, нравилось это делать. Вот только это никуда не вело. Заметив его, Элис, которая стояла, оперевшись задницей о капот, выпрямилась и открыла водительскую дверцу. Жан-Жак забрался на заднее сиденье к Лорену, и тот убрал свой рюкзак на колени, давая ему больше места. Элис завела мотор, тронулась, вырулила на шоссе и сказала, глядя на дорогу: — Тебе надо от нее избавиться, Джей-Джей. В смысле, выгнать ее из своей головы. Она отрезанный ломоть, забудь ее. — Ты бы не лезла не в свое дело, — бросил Бенджи. — По-твоему, это так легко? — Нет, Элис права, — отозвался Жан-Жак. — Но, да, это не очень легко, Бенджи. Поэтому я подумываю уехать. — Уехать? — переспросил Лорен. — Куда? — Пока не знаю. Может, в Америку. — Надолго? — Ну, как тебе сказать. Навсегда? Претворять в жизнь романтические истории о талантливых музыкантах из маленьких забытых богом городков? — Ебнулся? — ласково спросила Элис. — И когда ты это хочешь сделать? — осторожно осведомился Лорен. — Как можно скорее? — Ты не забудь, что твой фигурист приедет выступать. — И у нас еще одна свадьба через две недели, — добавил Бенджи. — Сезон-то заканчивается, между прочим — тебе что, деньги не нужны? — Нужны, — согласился Жан-Жак, но все-таки не оставил мысль о том, чтобы уехать прямо завтра. Выступление Отабека он посмотрит на Ютубе, а на свадьбе его место займут Бенджи или Лорен. — И я как бы не готов, — сказал Лорен. — Ни в моральном плане, ни в финансовом. Мне ведь одному за квартиру платить, пока нового соседа не найду. Жан-Жак понимал, что они ему не верят — и, пожалуй, обоснованно: если он и впрямь дернет с места завтра, то просто помотается по округе и вскоре вернется. Чтобы действительно перевернуть страницу и подняться на новую ступень, следовало подойти к вопросу обстоятельно. Дождаться конца свадебного сезона, накопить денег, составить план. По крайней мере, у него появилась некая цель, и, хотя он не отказался от мысли рано или поздно вернуть Изабеллу, эта цель была ближе и реальней. Он улыбнулся Лорену и принялся смотреть в окно на черные в темноте коробки домов и подсвеченное огнями города серо-синее небо за ними.