D.S. all'infinito

Когда Юра ушел, Элис моментально вернулась к столу и устроила Жан-Жаку допрос с пристрастием. Бог знает, в чем она его подозревала, но налетела она словно коршун, а зудела при этом, как комар. Почему ты привел его сюда? Ты надеялся не встретить никого из знакомых? Ты правда не помнишь, что я переехала? Пиздец, Джей-Джей, я же десять раз говорила, чем ты слушаешь? Он действительно чемпион Европы? А мира? А где Отабек? Ты что, не мог подцепить какую-нибудь девчонку? Ой, ладно, уже и пошутить нельзя? Но ты ведь за него платил? Все-все, уже прекратила. Он тоже хочет от тебя трек? Ему хотя бы восемнадцать есть? — Я видел его паспорт, — ответил на последнее Жан-Жак, умалчивая о том, что видел и впрямь только паспорт, но не дату в нем. — И вообще, какое отношение его возраст имеет к треку? — Так он все-таки хочет трек? — воскликнула Элис. — Давай же скорей за это выпьем! — Он не хочет трек, — пробормотал Жан-Жак, хотя Элис уже подняла свой наполненный чем-то малиновым высокий бокал и стукнула основанием ножки об ободок его уже почти пустого стакана, в котором медленно плавился лед. — Мы об этом даже не говорили. Элис разжала зубы, выпуская изо рта желтую пластмассовую трубочку, сглотнула и задала резонный вопрос: — Откуда ты тогда знаешь, что он не хочет? — Оттуда. Да если б и хотел. Их программы готовятся заранее и на весь сезон, сейчас уже поздно. Отабек написал в июне, — услужливо напомнил внутренний голос, — а до июня осталось всего ничего, чуть больше полугода. Сущие пустяки. — Жаль, — сказала Элис. И, вторя его мыслям, предположила: — Может, в следующем году? Жан-Жак ничего не ответил. На самом деле, идея написать песню для Юры не казалась ему ни отталкивающей, ни дикой. В теории, это была очень даже неплохая идея. Может, как раз подошло бы то, что он начал сочинять несколько дней назад — и не находил в себе сил продолжить с тех пор, как Амелия выгнала его с работы, а Лорен рассказал ему про своего бойфренда. Таинственный шорох под ногами, влажный, пахнущий мокрой хвоей лес, мягкая разреженная темнота, пока еще робкий ветер поминутно прячется за широкими листьями не распустившихся цветов — могло ли это быть про него, для него? Сочинение — или, вернее, его зачатки — не слишком походило на «Лунный свет» и, к тому же, дало бы резкий контраст Рахманинову в Юриной короткой программе, а два трека явно должны были перекликаться. Интересно, Юра сам их выбирал? И, выходит, в следующем году ему тоже понадобятся оба? С другой стороны, насколько он успел заметить, у многих фигуристов — да у того же Отабека — композиции были абсолютно разными, а значит, требования такого нет. — Ты можешь сам ему предложить, — произнесла Элис, нарушая воцарившееся молчание. — Вдруг он стесняется. — Стесняется? — По крайней мере, он так выглядит. И ведет себя. Как будто стесняется. — Как будто? — Ты собираешься повторять все, что я говорю? Жан-Жак поболтал лед в стакане, пожал плечами и допил то, что оставалось, одним глотком. — А что? — сказала Элис. — Может, это твой шанс? Новая аудитория. — Какая еще аудитория? — Жан-Жак резко опустил стакан на стол. Элис скривила губы то ли в улыбке, то ли в недовольной гримасе. — Ну, спортивные фанаты. У тебя просмотров на Ютубе не прибавилось? Жан-Жак опять пожал плечами и подумал, что начинает повторяться. — Спортивные фанаты в музыку вникают по верхам, — ответил он. — А ты что, Филипп Гласс? — усмехнулась Элис. — Ты же хотел стать популярным. — А Филипп Гласс не популярный? — Прекрати, ты понимаешь, о чем я, — отмахнулась Элис. — Просто, ну, твоя музыка звучит по ТВ, это же круто. И погоди еще, сейчас только этапы гран-при, а потом будет, например, чемпионат мира. Гораздо больше людей посмотрит. — Я смотрю, ты шаришь. — Господи, пять минут в Гугле. А ты, я смотрю, злишься. Элис привычным движением собрала волосы, подняла и отпустила, заставив тяжелые медные пряди рассыпаться по плечам. Жан-Жак побарабанил пальцами по столу, размышляя, не следует ли ему просто встать и уйти от этого разговора. В конце концов, с Элис он мог не церемониться. — Что случилось? — с неожиданно искренним участием спросила Элис. — Они что, порезали твой трек? Звук был хуевый? Жан-Жак качнул головой. На самом деле, видеть вживую, как Отабек катается под его песню, оказалось далеко не так волнующе, как он надеялся. Звук действительно оставлял желать лучшего, мелодию постоянно заглушали аплодисменты — причем зачастую в стратегически важных с музыкальной точки зрения местах, — да и сам он к моменту выступления Отабека уже устал удивляться — и просто устал. — А что? — не отстала Элис. — Опять экзистенциальная тоска? — Почти, — сдался Жан-Жак. — Понимаешь, мне позвонила Изабелла… — О господи. — Это не то, что ты думаешь. — Откуда ты знаешь, что я думаю? — Элис скрестила руки на животе и скептически прищурилась. — Ну ладно. — Жан-Жак сфокусировал взгляд на ее темно-рыжем кулоне. — Скажи мне. — Она хочет попробовать еще раз? — Она хочет забрать у меня какую-то старую одежду, чтобы отдать сиротам. Но суть не в этом. — А в чем? Жан-Жак провел пальцем по ободку стакана, уже жалея, что там ничего не осталось. Элис молча пододвинула к нему свое малиновое пойло. Жан-Жак, пару секунд помедлив, попробовал: коктейль оказался сладким и замешан был на чем-то безвкусном — видимо, на водке, — но все равно приятно обжег горло. — В том, — сказал он, глядя на собственные пальцы, сжимающие ножку, — что она ко мне не вернется. Он не удержался и все-таки посмотрел на Элис. Та свела брови к переносице, наморщила лоб, отчего ее лицо приобрело отвратительно жалостливое выражение, и протянула: — Джей-Джей… — Потому что это было так легко, — перебил он ее. — Понимаешь? Ты бы слышала, как она говорила. Словно между нами никогда ничего не существовало. Как будто мы все эти годы были друзьями — и не более того. И, что самое страшное, я ее не виню. Не могу винить — я знаю, что она не хотела сделать мне больно. Просто для нее это уже стало естественным. Она даже не задумалась. — Джей-Джей… — Я сразу этого не понял, — снова не дал ей заговорить Жан-Жак. — Чуть ли не летал в эйфории, когда она позвонила, представлял, как она завтра придет, как мы поговорим — и между нами начнется что-то новое. Мне и в голову не пришло, что она-то, в сущности, меня не избегает. Мы ведь переписываемся, знаешь? Не очень активно, иногда. Она намекает, что неплохо бы встретиться и выпить кофе. И перестала предлагать прямым текстом только потому, что щадит мои чувства. Это же так очевидно, почему я раньше… Ему перестало хватать дыхания, и он замолчал. Элис болезненно скривилась и открыла рот. — Наверное, я должен радоваться, — быстро, едва переведя дух, вставил Жан-Жак. — В смысле, если она хочет оставаться моим другом даже после… даже теперь. Видимо, меня можно любить за что-то повесомей красивых глаз, а? Он сделал над собой усилие и подмигнул. Элис кашлянула, отобрала у него свой коктейль и сухо произнесла: — У кого красивые глаза, у тебя? Что за чушь? Ни цвета, ни размера. Жан-Жак улыбнулся, отсалютовал ей стаканом, на дне которого теперь плескалось немного талой воды, и мысленно поблагодарил. Верно, Элис, не надо сочувствия. И вроде бы стало чуточку легче. — Юра, кстати, говорил мне об этом, — добавил он. — То есть, он просто сказал, что Изабелла не вернется. Что мне надо перестать надеяться и жить дальше. — Устами младенца, — хмыкнула Элис. — Не такой уж он и младенец, — вступился Жан-Жак. — Ты не смотрела, как он выступал, там все было серьезно. К тому же, я… — Да-да, ты видел его паспорт, — отмахнулась Элис. — С какой стати он вообще это сказал? Он что, знает Изабеллу? — Да нет… Я ему признался, что мы с ней взяли перерыв — просто об этом зашел разговор. Он считает, что перерывы ничем хорошим не заканчиваются. — Ну, это как-то все под одну гребенку, — оценила Элис. — Но в твоем случае он, конечно, прав. Я давно говорю тебе о том же. Жан-Жак опрокинул воду в себя, поймал зубами и разгрыз недотаявший кусочек льда. — Я куплю тебе еще, — заявила Элис. — Какую отраву пьешь? — Олд фэшнд. Только мне реально надо домой. — Один. — Тогда лучше просто вискаря, — решил Жан-Жак. Элис усмехнулась, спрыгнула со стула, юркнула за спину какого-то мощного парня в зеленом свитере и исчезла. Жан-Жак поискал ее в толпе, нашел, наконец, возле барной стойки и, пользуясь минутным уединением, достал телефон. В Мессенджер пришло сообщение от Лорена о том, что ночевать он не придет. Собственно, вчера его тоже не было. Он забегал утром, как раз когда Жан-Жак собирался на арену, переоделся, схватил ноутбук и снова пропал — в последнюю неделю он совсем перестал бывать дома. Жан-Жак написал ему, что все с ним ясно, приложил подмигивающий стикер, а потом вспомнил о своем обещании и перешел в Фейсбук. Открыл профиль Отабека, выбрал раздел «Друзья» и прокатил страницу вниз, выцепляя взглядом имена. Лео де ла Иглесиа, кажется, выступал сегодня. Вот он сам, Жан-Жак Леруа. Виктор Никифоров — видимо, какой-то известный фигурист, знакомое имя. Или, может, это хоккеист. Ага, наконец, Юрий Плисецкий. Жан-Жак почесал ухо, пощипал себя за губу, пока загружалось. Последний пост у Юры в профиле был про то, как он готовится к российскому этапу гран-при. За пару недель до этого — что-то рекламное с кроссовками. Ничего хоть сколько-нибудь личного. Жан-Жак вернулся наверх, нажал «Добавить», а потом зачем-то открыл кроссовки. Фотографии были постановочные и вконец отфотошопленные, так что Юра на них из симпатичного парня превратился в идеально красивую куклу. Зато он улыбался — почти на каждой фотке, которых всего было тринадцать. Рука Элис, звякнув браслетами, поставила перед ним стакан, и Жан-Жак, не успев даже подумать, моментально щелкнул кнопкой — инстинктивно, как будто делал что-то постыдное. Элис, впрочем, не обратила на это внимания. Забравшись на стул, она перехватила свой бокал и сказала: — Слушай. Во сколько она собирается прийти? — Кто? — спросил Жан-Жак, хотя прекрасно понял, о ком идет речь. Элис сгримасничала, но пояснила: — Изабелла. Жан-Жак поднес стакан ко рту и пригубил, поболтал виски от щеки к щеке, наслаждаясь горьким жжением, проглотил и только после этого ответил: — Она не уточнила. Но в первой половине дня. — Напиши ей, — потребовала Элис. — Напиши сейчас, еще не поздно. — Написать — и сказать что? — Попроси ее прийти пораньше. Ну, часов в десять. — Зачем? — Затем, — Элис подняла вверх указательный палец, — что потом мы с тобой позвоним Отабеку и примем его предложение встретиться. Точнее, позвонишь ты, но я, разумеется, тоже пойду. Господи, сто лет не видела Отабека. Даже как-то странно. — Ты так говоришь, будто вы были лучшими друзьями, — заметил Жан-Жак, но Элис лишь пожала плечами, и он добавил: — Для этого не обязательно звать ее так рано. Завтра еще показательные выступления, Юра сказал, что они начинаются в два. — В два? — переспросила Элис. — Прекрасно. Значит, мы можем на них сходить. Я посмотрю билеты. Жан-Жак не понял, откуда она достала телефон, но в следующее мгновение ее пальцы уже мелькали над экраном, набирая запрос. Превозмогая внезапное бессилие, он сообщил ей: — Не надо билетов. Юра может нас провести. Вообще-то, Юра обещал провести только его, но, в конце концов, какая ему разница? Сегодня даже на платных трибунах были свободные места, значит, и завтра будут. Элис немедленно отложила мобильный и сказала: — Ну, тем лучше. Тогда я зайду за тобой… во сколько, в двенадцать? — Да, пожалуй, — легко согласился Жан-Жак. И подумал: я же не собирался на гала, зачем я это делаю, кто тянет меня за язык? — Напиши Изабелле, — напомнила Элис. Жан-Жак взял телефон и, надеясь, что ей ничего не видно, проверил, не добавил ли его Юра в друзья. Писать Изабелле он не хотел: не знал, как сформулировать, не был уверен, что это не выльется в очередной бессмысленный диалог. Элис, словно забыв о нем, шарила взглядом по толпе, облепившей стойку. Рано сегодня не разойдутся — все-таки выходные. Жан-Жак с коротким вздохом закрыл Фейсбук: заявка пока висела. Ладно, подумаем об этом завтра. И потом, есть ведь еще Отабек. Он бросил телефон на стол, улыбнулся и кивнул. Элис, обернувшись на звук, ответила ему торжествующей ухмылкой. На следующий день Изабелла пришла без четверти одиннадцать. Жан-Жак поднялся в девять, чтобы найти и собрать вещи, о которых она говорила, но дело шло ни шатко ни валко: сначала он пил кофе, потом долго стоял у окна и смотрел на улицу, где внезапно распогодилось и по-осеннему тусклое, но достаточно уверенное солнце воссияло в серо-голубом небе, потом терзал гитару, наигрывая одно за другим свои старые сочинения и с ужасом понимая, что они далеко не так хороши, как ему казалось раньше. Изабелла, будто специально, позвонила в домофон как раз в тот момент, когда он добрался до песни, посвященной ей. Жан-Жак, отбросив трусливую идею притвориться, что его нет дома, впустил ее в подъезд, открыл входную дверь и дождался, пока она поднимется, стоя на пороге. Изабелла выглядела, как и всегда, элегантно. На ней были темно-синие немного расклешенные к низу джинсы, перехваченное поясом бежевое пальто до середины бедра; кончики недавно, похоже, подстриженных волос с аккуратной небрежностью лежали среди складок светло-розового шарфа. Жан-Жак, пропуская ее в квартиру, поинтересовался: — На улице тепло? Ты легко одета. — Довольно тепло, да. — Изабелла улыбнулась, развязывая пояс. — Правда, я на машине. Если собираешься долго гулять, лучше одеться потеплее. — Я собираюсь на фигурное катание, — сообщил Жан-Жак, который буквально секунду назад решил, что действительно туда собирается. — Помнишь, я тебе говорил про Отабека Алтына? — Блин. — Изабелла замерла, и ее пальто, повиснув на одной руке, подмело подолом паркет. Жан-Жак помог ей избавиться от него, осторожно повесил на вешалку. Под пальто обнаружилась розовая, в тон шарфу, блузка. — Это что, сегодня? Я совсем забыла. — Ну, вообще-то, это было вчера, — с некоторой даже мстительностью признался Жан-Жак. — То есть, вчера он катался под мой трек, в произвольной программе. А сегодня гала, показательные выступления. — Блин, — повторила Изабелла, с улыбкой качая головой. — Жаль, что ты мне не напомнил, я бы посмотрела по телеку. Хотя тебе, наверное, было не до того. Жан-Жак не стал обращать ее внимание на то, что удобный момент напомнить вчера как раз был — когда она сама позвонила. Вместо этого он приглашающим жестом махнул рукой в направлении собственной комнаты и сказал: — Да ничего, всегда можно посмотреть в записи, если хочешь. И будут еще другие соревнования. Пойдем? Изабелла сделала несколько шагов до двери, взялась за ручку, потянула на себя — и сразу же спросила: — О, ты играл? Жан-Жак бросился к кровати, схватил за гриф гитару, которую неосмотрительно оставил прямо по центру впопыхах наброшенного на разобранную постель покрывала, и убрал за спинку со словами: — Да, немного. Может, кофе? — Вообще, у меня мало времени, я еще обещала родителям… — начала Изабелла, однако, когда Жан-Жак повернулся к ней, закусила губу и повела плечом. — Но кофе и правда очень хочется. Жан-Жак кивнул и двинулся обратно в коридор — проходя мимо, случайно задел пальцами ее запястье и хотел бы сказать, что это не разбудило в нем никаких чувств, но, к сожалению, не мог. Изабелла, чуть помедлив, пошла следом за ним, и Жан-Жак мельком порадовался, что вчера вымыл таки накопившуюся за три дня посуду — которой, впрочем, было меньше, чем обычно, потому что в последнее время он ел один. Изабелла опустилась на табуретку, Жан-Жак отвернулся к машине, заменил старый фильтр, засыпал кофе и включил нагрев. Молчание затягивалось. — А где Лорен? — наконец заговорила Изабелла. — Или он еще спит? — Нет. — Жан-Жак поковырял ногтем столешницу. — Лорен ушел… к приятелю. — К приятелю, — непонятным тоном повторила Изабелла. Жан-Жак согласно промычал и нажал загоревшуюся зеленым кнопку. Машина зашумела, кофе неспешно закапал в стеклянную емкость, и он достал из висящего на стене шкафчика две белые чашки. Изабелла, дождавшись, пока шум стихнет, спросила: — Это ведь не из-за меня? — Из-за тебя? — Жан-Жак оглянулся — она смотрела куда-то в пол и терла лоб двумя пальцами. — В смысле? — Ну, он ушел не из-за меня? Чтобы не встречаться со мной? — Что за глупости? Лорен очень хорошо к тебе относится. — А ты? — Изабелла сложила руки на коленях и подняла взгляд. Жан-Жак отвернулся и выхватил из держателя кувшин, хотя кофе еще продолжал вяло капать, разлил дымящуюся жидкость по чашкам и только после этого тихо произнес: — Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. — Знаю. — Изабелла, как только он поставил перед ней чашку, тут же обхватила ее ладонями. — Возможно, нам надо об этом поговорить. — Возможно. — Жан-Жак сел по другую сторону стола, попытался глотнуть кофе, облизнул обожженную губу. Изабелла молчала, видимо, предоставив ему право первой реплики, и он, сдавшись, пробормотал: — Я понимаю, конечно, что ты здесь не за этим. — Может, отчасти и за этим, — отозвалась Изабелла. Жан-Жак вздохнул, собрался с силами и сказал: — Я сначала был уверен, что ты ко мне вернешься. Что это блажь максимум на пару недель. Потом я надеялся, что ты вернешься. Потом я провалился в какую-то черную дыру. Потом я из этой дыры выбрался и провалился, кажется, в другую. Я твердо решил уехать отсюда — я и сейчас не отказался от этой идеи, хотя все намекают мне, что она на редкость идиотская. Ну, все, кто в курсе. — Я тоже думаю, что это… странно, — заметила Изабелла. — Хотя, если ты имеешь в виду вернуться в Монреаль к родителям… — Мне все казалось, что это я виноват, — перебил ее Жан-Жак. Начав говорить, остановиться он уже не мог. — Что я чего-то не сделал, как-то тебя разочаровал. Мне только теперь пришло в голову: какого черта? В чем моя вина? — Ни в чем, Джей-Джей. — Изабелла отставила чашку и села прямо. — Ни в чем. Разве я тебя обвиняю? Знаешь, с тобой все время так. Ты настолько положительный, что и мысли допустить не можешь, будто виноват кто-то, кроме тебя. Мне из-за этого всегда было очень сложно перед тобой извиняться. Тебе говоришь «прости», а в ответ получаешь «нет, это ты меня прости». Очевидно ведь, что это было мое решение, а значит, ну, моя вина, за неимением лучшего слова. И мне очень больно от того, как ты изводишься, пытаясь взять все на себя. Наверное, мне следовало быть резче. — Наверное. — Жан-Жак прикрыл нос и рот ладонью, растер, зажмурившись, открыл глаза и снова посмотрел на Изабеллу. Та глядела в чашку, за которую опять ухватилась. На гладкой щеке проступил нежно-розовый, как ее блузка, румянец. Жан-Жак смотрел на эту щеку, на эту блузку — круглый атласный воротничок, верхняя пуговица застегнута — и вдруг подумал: я не знаю. Не знаю. Изабелла всегда так аккуратно одевалась и хорошо училась. Еще в девятом классе размышляла о том, как поступить в университет. А он вываливался из кровати за двадцать минут до начала уроков, натягивал первые попавшиеся шмотки и бежал в школу, делал домашку через раз, выезжал только благодаря обаянию и природной сообразительности и мечтал пополнить ряды известных музыкантов, многие из которых, кстати, плавали в морях алкоголя и веществ. Это, конечно, было совсем не обязательно, но наверняка смущало Изабеллу, не могло не смущать — если только она не ожидала, что он со временем перегорит. Но я ведь и перегорел, я не хочу быть рок-звездой. Я просто хочу сочинять музыку. Однако работать, как Изабелла, в маркетинговом бюро, с утра до вечера в офисе, за столом, рядом какой-нибудь фикус в кадке, — и я понимаю, каждому свое, но я бы сдох. — Мне было бы легче, если бы ты на меня наорал. — Изабелла вздохнула. Жан-Жак в ответ на это качнул головой. — Я не умею орать. Тем более на тебя. — Еще есть шанс научиться. Потому что я сейчас скажу тебе гадость. — Изабелла поднесла чашку ко рту, сделала торопливый глоток, стукнувшись зубами, поставила обратно едва заметно дрожащей рукой. — Я, наверное, никогда тебя не любила — в твоем понимании. Я тебя очень любила — и по-прежнему люблю — в своем. Но вряд ли ты хотел от меня именно этого. — Откуда ты знаешь, чего я хотел? — Я имею в виду, — поспешно добавила Изабелла, — что у меня так и не случилось никакой… искры. Я себе говорила, что ее придумали поэты, что любовь — это гораздо сложнее, чем раз, и влюбилась, но при этом не могла отделаться от мысли: что будет, если я вдруг раз-и-влюблюсь в кого-нибудь другого. У меня никогда не получалось думать только о тебе. — Если тебя это утешит, — усмехнулся Жан-Жак, — я и не помышлял думать только о тебе. Я смотрел порно и обсуждал с друзьями, с какой актрисой было бы неплохо замутить. — Это не то же самое. У меня не было ощущения, что мое сердце… несвободно. Господи, как пафосно звучит. — Изабелла нервно хихикнула и все-таки расстегнула верхнюю пуговицу блузки. — Это очень сложно объяснить так, чтобы не преуменьшить мои чувства к тебе, Джей-Джей. Потому что они существовали и существуют. Жан-Жак кивнул и взял чашку, втянул носом слабый аромат. Он ощутил вдруг кристальное спокойствие — которое могло, разумеется, быть затишьем перед бурей. — Я все жду, когда ты скажешь, что у меня голова забита ванильной чепухой, — произнесла Изабелла. — Вот этого я точно не скажу. В конце концов, кто из нас автор кучи бессмысленных романтических баллад? — Они не бессмысленные, Джей-Джей. — Все, все, — отмахнулся Жан-Жак. — Я не пытался нарваться на комплимент. Примерно с минуту они молчали. Жан-Жак пил кофе и думал, что сейчас было бы уместно закурить — или выйти в окно, — но в действительности ни того, ни другого ему не хотелось. Интересно, хочется ли курить Изабелле — хоть иногда? Он видел ее разной, в том числе и злой, и отчаявшейся, — но никогда, пожалуй, пославшей все на хуй. Изабелла вдруг решительно поднялась на ноги, поправила блузку и, не глядя на него, спросила: — Можно я соберу вещи? Они в твоем шкафу? — Да, — чересчур резко отозвался вырванный из размышлений Жан-Жак. — Да, конечно, можно. Дать тебе пакет? — У меня есть, спасибо. Изабелла развернулась и исчезла в коридоре. Теперь, наверное, быстренько все соберет и сбежит. Или не сбежит. Она ведь ждет, понял Жан-Жак. Ждет, пока я это скажу, ей кажется, что так положение вещей будет более окончательным. Более окончательным — не говорят. Либо окончательным, либо нет. И я могу хотя бы поставить ее перед выбором. Тем не менее, он сидел над чашкой до тех пор, пока Изабелла не вернулась на кухню. Он видел, как она осторожно опустила на пол в коридоре возле полки с обувью тяжелую хозяйственную сумку и немного постояла — может, посмотрела в зеркало, — прежде чем выйти на свет. Жан-Жак улыбнулся ей как мог приветливо, она в ответ только дернула губой. Ну, сейчас. — Я думаю, что мы все, — неловко выговорил Жан-Жак. — То есть, если перерыв еще в силе, я его отменяю. Нам надо расстаться. Извини. Дело не во мне, дело в тебе. В смысле, наоборот. — Наоборот. — Изабелла шмыгнула носом, и Жан-Жак мысленно взмолился, чтобы она не заплакала. Не плачь, иначе я возьму свои слова назад, а мне ведь надо просто оторвать, одним движением, как пластырь. Домофон запищал очень громко и очень вовремя. Или невовремя? Изабелла вздрогнула — Жан-Жак подорвался с места, выбежал к двери, снял трубку, нажал кнопку и щелкнул замком. Изабелла вышла в прихожую вслед за ним и теперь смотрела вожделенным взглядом на свое пальто. Слез в ее глазах не было. — Это Элис, — пояснил Жан-Жак. — Мы идем с ней вместе на гала, она тоже знает Отабека. — Правда? — довольно равнодушно переспросила Изабелла. — Откуда? — Я познакомился с ним в клубе, где она тогда работала. Собственно, она его знала даже раньше меня. — Ах, ясно. — Изабелла наконец пробралась к вешалке, сняла с нее пальто и застыла с ним в руках. — Если хотите, я вас подброшу? Жан-Жак открыл рот, чтобы вежливо отказаться, но тут дверь, скрипнув, распахнулась, и Элис прямо с порога провозгласила: — Отличная идея! Как жизнь, Белла?