D.S. all'infinito

Отабек сказал, что днем они будут на тренировке и вернутся в отель около пяти. Жан-Жак сходил поесть в китайскую забегаловку на углу, прикинул, не стоит ли прогуляться до каких-нибудь достопримечательностей — в Ванкувере он находился впервые, — но все они оказались чересчур далеко, а время уже близилось к четырем, и поэтому он просто прошелся по миниатюрному скверу за отелем, чинно разглядывая голые и оттого казавшиеся неестественно скрюченными деревья и похожие на огромные комки перепутавшихся черных ниток кусты. По периметру маленькой площадки в центре стояли клумбы, в которые Жан-Жак педантично заглянул, но увидел, вполне ожидаемо, только голую землю. На покрытой пожухлой травой лужайке справа пожилой мужчина играл с мохнатой золотисто-рыжей собакой, бросая ей фрисби, которое она раз за разом приносила и роняла ему под ноги с громким пыхтением, слышным, наверное, даже на другой стороне улицы. Жан-Жак немного постоял, наблюдая за ними и думая о том, что ему вовсе нет необходимости дожидаться Отабека — и вообще видеться с ним сегодня. Отабек не просил его ждать, и разумней было бы просто написать ему вечером, чтобы узнать всю логистику, а встретиться уже завтра. Проблема заключалась в том, что ждал он не только — и не столько — Отабека. Жан-Жак поднял подол парки и с трудом пролез рукой в карман джинсов. Указательный палец наткнулся на острый угол флэшки, за которой он все-таки сбегал в магазин утром, практически в последние пятнадцать минут перед тем, как уехать в аэропорт. Флэшка была темно-серого, стального цвета — почти как лезвие конька. Тогда это показалось ему уместным, но теперь он, скорее, надеялся, что Юра не обратит внимания. Мужчина в очередной раз подобрал фрисби, но бросать не стал, а вместо этого достал откуда-то поводок и нагнулся, чтобы прицепить его к ошейнику собаки, которая немедленно лизнула хозяина в подбородок. Начинало темнеть, и ее шерсть из золотистой медленно превращалась в грязно-коричневую. Жан-Жак вытащил руку из кармана, одернул парку, вздохнул и повернулся в другую сторону — туда, где между массивных коробок зданий желтым пятном виднелся кусочек оживленной улицы. Хорошо, черт с ними, с достопримечательностями, но он мог бы пройтись по магазинам, и вовсе не обязательно что-либо покупать — по крайней мере, дорогое. Он мог бы написать своему бывшему однокласснику Дэйви, с которым до сих пор неплохо общался и который осел в Ванкувере, спросить, не хочет ли он пересечься вечером. Он мог бы, на худой конец, подняться к себе в номер и посмотреть какой-нибудь фильм или просто лечь спать. Вместо этого он сел на диване в лобби отеля, расстегнул парку и достал телефон. И что люди раньше делали без смартфонов — сидели и пялились друг на друга? Жан-Жак окинул взглядом помещение и вынужден был признать, что не заскучал бы и без мобильного — самый разнообразный народ тусовался у стойки, на соседних диванах, возле магазинчика с сувенирами. Отабек упоминал, что отель почти под завязку выкуплен на время финала, причем не только организаторами — для спортсменов, — но и фанатами. Хотя в этом году не будет каких-то особых звезд, добавил он. Разве что кроме Юры. Подмигивающий стикер. Жан-Жак нахмурился, постучал ногтем по тачпаду, покусал нижнюю губу, но все-таки попросил подробностей — и Отабек рассказал ему про «Ангелов Юрия». Жан-Жак погулял по их Инстаграму и форуму, половину не понял, несмотря на помощь Гугла, но определенно почувствовал себя неловко. Он очень надеялся не столкнуться ни с кем из этих девочек (и мальчиков?) в отеле или на арене. Его внимание вдруг привлекли неожиданно громкие голоса, и он повернулся туда, откуда они доносились: к стеклянным дверям, которые раздвинулись, пропуская внутрь группу детей во главе с низенькой полной женщиной, одетой в ядовито-малиновое пальто. Рядом с ней шагал обвешанный сумками молодой человек, который был немногим выше нее и производил впечатление излишне обходительного слуги — настолько подобострастно он смотрел на свою спутницу, на ходу громко вещавшую что-то, кажется, по-русски. Приглядевшись, Жан-Жак понял, что детей с ними, на самом деле, всего трое — две девочки и мальчик, — просто они вели себя так шумно, что создавали ощущение толпы. Девочки — обе худенькие и совершенно белокожие блондинки — над чем-то смеялись, а мальчик, пользуясь тем, что они на него не смотрят, зашел справа и быстро вытащил из волос той, которая была повыше, длинную шпильку. Узел на ее макушке немедленно покосился — и совсем съехал набок, когда она резко развернулась и занесла руку над головой обидчика. Мальчик быстро нырнул за спину ее подруги, которая тут же попыталась схватить его за плечо. Все это сопровождалось недовольными возгласами, воплями и визгом. Жан-Жак усмехнулся и подумал: неужели тоже спортсмены? Какие-то совсем юные — хотя в расписании, которое он от нечего делать изучал в зале ожидания перед вылетом, были и юниоры. Да и на многодетную семью шумная компания смахивала еще меньше. Мальчик, увернувшись от обеих девочек, вырвался вперед и скрылся за поворотом к лифтам. Женщина отвлеклась от разговора, чтобы окликнуть его каким-то непонятным словом. Ну, каким — вероятно, именем. Жан-Жак провожал их взглядом, пока они все не исчезли из виду, а потом уткнулся в телефон и попытался чем-нибудь себя занять. Однако в ответ на любой новый звук голова все равно непроизвольно поднималась, а взгляд сам по себе устремлялся к дверям. Было почти пять. Может, стоит написать Отабеку и спросить, когда они придут? То есть, когда он придет. Или написать тогда Юре: пусть они друзья, но выступают все-таки за разные страны — кто сказал, что они должны ходить на тренировки или с тренировок вместе? Жан-Жак открыл Мессенджер, зашел в чат с Юрой, который, как сообщала строка мелким шрифтом под именем, не был активен уже три часа, вздохнул и отложил телефон. На улице меж тем сгустились сумерки, и наполненное мягким электрическим светом лобби вплывало в них, как корабль вплывает в ночное море. Несмотря на общее нервное состояние, Жан-Жак почувствовал себя уютней — и уверенней: ему нравилось быть частью теплого света, который непременно согреет любого, кто войдет внутрь с мороза. Он решил, что вполне может посидеть до шести — или даже дольше, — и завозился, устраиваясь поудобней. Снял парку, положил ее рядом с собой, подтянул рукава свитера до середины предплечий. Мама всегда ругалась, когда он это делал, — не надо, Джей-Джей, растянешь. Он так и не сказал ей, что летит в Ванкувер, — слишком многое пришлось бы объяснять. Лучше, наверное, лично, когда он приедет в Монреаль на Рождество. А до тех пор мучиться стыдом. Жан-Жак почти одернул рукава обратно, но его внимание отвлекла женщина, опустившаяся на диван напротив. Она была одета в темно-серую юбку, которая закрывала ее колени даже после того, как она села, горчичный свитер с высоким воротом, перехваченный на талии тонким черным поясом, и кожаные сапоги на небольшом каблуке. Ее черные волосы были стянуты в тугой пучок на затылке. Собственно, ничего такого уж особенного — кроме, может быть, исключительно гордой осанки, — однако, глядя на строгое немолодое, но все еще красивое лицо, Жан-Жак понял, что где-то ее уже видел. Женщина, наверное, почувствовав на себе взгляд, уставилась прямо на него, и он приветливо ей улыбнулся — но ее губы в ответ даже не дрогнули, а глаза сузились, превратившись в две темные щелки. Жан-Жак разорвал зрительный контакт первым, неловко перехватил телефон, открыл наугад какое-то приложение, оказавшееся списком контактов, которые он бездумно пролистал до самого конца — и только после этого осмелился снова украдкой посмотреть. Женщина достала откуда-то записную книжку и что-то в ней искала, одну за другой переворачивая страницы. Голова наклонилась немного влево, уголок рта недовольно поджался — и тут он вспомнил. Перед ним сидела хореограф Юры, балерина — он забыл фамилию, но ошибки быть не могло. Если она здесь, то и Юра, значит, тоже? Вернулись раньше? Пока он обедал? Отабек, сказал себе Жан-Жак. Не Юра, а Отабек. Сейчас я ему напишу. Диваны стояли на расстоянии около метра друг от друга, и разделял их только прямоугольный кофейный столик, иначе Жан-Жак бы не осмелился — встать, подойти, сесть рядом или стоять, переминаясь с ноги на ногу: он был не робкого десятка, но что-то в лице балерины подавляло его решимость. Однако просто заговорить казалось легче — если она не ответит, сделает вид, что не услышала, то сама и окажется невежливой хрюшкой. Жан-Жак тихонько прыснул, прочистил горло и — медленно и максимально отчетливо, на случай если она плохо понимает по-английски, — произнес: — Прошу прощения. Вы ведь хореограф Юрия Плисецкого? — И, сразу осознав, что оставил ей возможность ответить «нет, вы обознались», торопливо добавил: — Если что, я не фанат, я приехал с Отабеком… с Алтыном. Строго говоря, приехал он, конечно, не с Отабеком — и даже еще не успел с ним увидеться, — но эту незначительную деталь Жан-Жак решил опустить. Женщина закрыла записную книжку, положила ее себе на колени, нахмурилась и переспросила: — С Алтыном? — Меня зовут Жан-Жак Леруа, — сообщил Жан-Жак. — Отабек пригласил меня на финал, я написал ему музыку для произвольной программы… Очень приятно познакомиться! Он протянул руку, и женщина недоверчиво посмотрела на нее, помедлила до того момента, когда он уже почти стушевался и хотел притвориться, что просто поправляет рукав, но потом все-таки вложила в его ладонь свою — длинную и сухую — со словами: — Лилия. И мне тоже очень приятно. Жан-Жак легонько сжал ее пальцы и быстро отпустил. Тут его охватила паника — наверное, нельзя было сразу спрашивать, где Юра, но о чем тогда говорить? Лилия пристально разглядывала его лицо, словно пытаясь прочитать мысли, и от этого ему с каждой секундой становилось все более не по себе. — Для меня огромная честь познакомиться с вами, — выпалил он. — Я имею в виду, ваше имя покрыто славой… Боевой, добавил внутренний голос, — и Жан-Жак едва не захихикал. — Молодой человек, — сказала Лилия. — Мне кажется, я закончила выступать еще до того, как вы родились. — Ну и что же, — возразил Жан-Жак. — Это не значит, что я о вас не слышал. Вообще-то он действительно не слышал — и сейчас корил себя за то, что не удосужился за все это время хотя бы погулять по Википедии. Статью о Юре он, разумеется, прочитал, но вот ни про его хореографа, ни про тренера, ни про товарищей по катку не знал практически ничего. В каких, интересно, постановках эта Лилия участвовала? Если бы он сумел ввернуть что-нибудь очень конкретное про ее карьеру, это наверняка подняло бы его в ее глазах. — Я рада, что вы обо мне слышали, — безразлично произнесла Лилия. — Как, вы сказали, вас зовут? Жан-Жак..? — Леруа. — И вы написали песню, под которую катает Алтын? — В произвольной, — уточнил Жан-Жак, хотя заподозрить его в авторстве трека для короткой программы было бы сложно — там Отабек использовал что-то народное. — Так вы профессиональный музыкант? — спросила Лилия доброжелательно, но с каким-то напряженным интересом, который заставил Жан-Жака сперва насторожиться, а после прикинуть: кому еще подбирать музыку для программ, как не хореографу? — Вроде того, — уклончиво ответил он. — Вроде? — У меня есть группа, но… — Жан-Жак замешкался, не желая признаваться, что группа эта выступает, в основном, на свадьбах. — Но мы играем, по большей части, чужие песни, — нашелся он. — Да и, в целом, в последнее время не слишком активны. Можно сказать, что я в творческом поиске. Своего рода. — Своего рода? Полезное умение, подумал Жан-Жак, вытягивать из собеседника информацию, просто повторяя окончания его фраз. — Раньше я писал, что называется, песенки под гитару, — пояснил он. — Куплет-припев. То есть, я и сейчас не вижу в этом ничего плохого — только теперь мне кажется, что мои таланты лежат в другой области. — Как интересно, — сказала Лилия — то ли с сарказмом, то ли просто поддерживая разговор. — И какие же у вас планы? — Планы? — Жан-Жак помедлил, не зная, стоит ли упоминать Юру. Непонятно, какие у него отношения с хореографом — по возрасту она ему годится, пожалуй, в бабушки, а по сути? Будет ли она возмущена тем, что он за ее спиной… А собственно, что такого он сделал за ее спиной? — Продолжать писать, — сказал он, понимая вдруг, что действительно не собирается — нет, действительно не может останавливаться сейчас. — Как можно интенсивней, как можно больше. Потом — наверное, искать лейбл, который меня выпустит. Или выпускаться самому. — На это нужны деньги, — справедливо заметила Лилия. — Нужны, и, наверное, много. Но я что-нибудь придумаю. — Спонсоры? — Или кредит, — полушутя, полусерьезно добавил Жан-Жак. Лилия поморщилась и сказала: — Не стоит. Лучше уж спонсоры. Не думали написать музыку для кого-нибудь еще из фигуристов? — Думал. — Жан-Жак спрятал улыбку. Будет смешно, если Лилия сейчас предложит ему попробовать сочинить что-то для Юры. — Правда, мой лучший друг считает, что это плохая почва для раскрутки. — Может и так. — Лилия пожала плечами. — Но сотрудничество с топ-фигуристами — это прямая дорога, например, в ледовые шоу. А в спорте даже спортсмены не зарабатывают таких уж больших денег. — Мне не нужны большие деньги, — запротестовал Жан-Жак. — Мне нужно лишь достаточно для того, чтобы этот вопрос меня не отвлекал. — О, нам всем нужно именно столько — и ни в коем случае не больше. Просто со временем сумма увеличивается. Вы об этом задумаетесь, когда ваши друзья купят себе дома, а вы по-прежнему будете жить в съемной квартире. Или когда у вас появятся жена и дети. — Боюсь, что это будет нескоро, — пробормотал Жан-Жак. — Возможно, скорее, чем вы ожидаете, — отрезала Лилия, но, перехватив взгляд Жан-Жака, смягчилась: — Конечно, я не знаю всех обстоятельств. Однако мне не хотелось бы, чтобы вы считали деньги чем-то бессмысленным. — Да я вроде и не считаю. — Не обижайтесь. — Лилия неожиданно улыбнулась — коротко и не показывая зубов. — Может быть, я немного опасаюсь, что вы передумаете и понесете тот трек, который написали для Юрия, куда-то еще. — Что? — Жан-Жак выпрямился, передернул плечами, качнул головой. Наверное, он не так понял — Лилия говорила по-английски неплохо, но далеко не идеально — к тому же, с заметным акцентом. — Юра дал мне его послушать, — сказала она, склоняясь чуть ближе. — Не буду говорить, будто была поражена, восхищена — даже удивлена, пожалуй, не подойдет. Ничего гениального в том, что вы написали, господин Леруа, нет. Тем не менее, это хороший трек, сильный, смелый. Но самое прекрасное в нем то, что он нравится Юре. — Он не сказал мне, что уже кому-то давал его слушать, — растерянно произнес Жан-Жак, глядя вниз и параллельно размышляя, не следует ли обидеться на обвинение в отсутствии гениальности. Конечно, не то чтобы он питал какие-то иллюзии. — Он не сказал мне, как вас зовут, — сообщила Лилия. Жан-Жак поднял взгляд, и она откинулась на спинку — осторожно, словно ее позвоночник был сделан из хрусталя. — Как вы тогда поняли, что это я? — Помилуйте, я еще не разучилась складывать два и два. — Вы слышали то, что я написал для Отабека? — Разумеется. Только, ради бога, не спрашивайте меня, какой трек лучше. — Не буду. — Жан-Жак ухмыльнулся, сдвинулся на край дивана — так, что его колени уперлись в край кофейного столика. — Но… ему правда понравилось? — То есть, вам он в этом не признается? — усмехнулась Лилия. — Да нет, он как раз уверял меня, что понравилось. Я думал, может быть, это просто из вежливости. — Юра — не тот человек, который будет делать что-то просто из вежливости. — Ну, не знаю, — протянул Жан-Жак. — Со мной он ведет себя достаточно… мило. — Это потому что вы иностранец. Наверное, он не знает, как выразить свое недовольство на английском. Жан-Жак хотел было возразить, однако Лилия вдруг снова выпрямилась и тоже пересела поближе, как будто собираясь поделиться секретом, — и он прикусил язык. — Юрино отношение к программам изменилось, — негромко заговорила она. — Раньше он пропускал их через себя, жил ими, пытался разобраться в музыке, понять ее — я часто видела, как он самостоятельно слушает свои треки в плеере. И мы всегда подбирали их вместе. Однако в этом сезоне… Не знаю, возможно, это связано с проигрышем на Олимпиаде… но такое ощущение, что ему больше не интересно. Яков — Яков Фельцман, его тренер, — считает, что хороший контент будет выгодно смотреться под любую музыку, но я с ним не согласна. Мне бы хотелось, чтобы Юра выбрал то, что ему действительно по душе. — И мне, — отозвался Жан-Жак. — Хотелось бы. Но это ведь будет только в следующем сезоне? — Да, — сказала Лилия. — Конечно. Показалось — или она и впрямь помедлила, прежде чем ответить? Жан-Жак открыл рот, намереваясь рассказать, что он подогнал свою музыку под хронометраж программы и теперь ее не придется сильно резать, но что-то заставило его посмотреть левее, за плечо Лилии. Первым он увидел Отабека, который, держа в правой руке шапку, левой приглаживал растрепанные волосы — и слушал невысокого смуглого мужчину в синем пуховике, который что-то говорил ему быстро и резко, разрезая воздух ребром ладони, словно топором. Лилия, заметив, что он отвлекся, окликнула: — Господин Леруа? Жан-Жак посмотрел на нее и собрался уже сообщить, что вернулся Отабек и он, наверное, пойдет поздоровается, но взгляд, словно на магните, пополз обратно — и Юра шагнул в его поле, будто в пятно света, отбрасываемое софитом. Жан-Жак улыбнулся и встал, сунул руку в карман, опять нащупал угол флэшки. Лилия зашуршала юбкой, разворачиваясь. Юра перевел взгляд с него на нее, а затем обратно — и выражение удивления на его лице сменилось гримасой недоверчивого ужаса.