D.S. all'infinito

Отабек сказал, что в четверг от него ничего не требуется и он может прийти, когда захочет, — а то и вовсе не приходить, — спокойно выбрать удобное место на гостевой трибуне и просто смотреть прокаты. Жан-Жак улыбнулся, кивнул, убрал глянцевый бэйдж со своей фамилией под салфетку и ткнул вилкой в кусок печеной картошки. Накануне первого соревновательного дня никто, похоже, решил не выходить из отеля, и в зале ресторана было не протолкнуться. Юру Жан-Жак не видел, но в глубине помещения, за рядом кадок с пальмами, мелькала рыжая шевелюра Милы Бабичевой. Тренер Отабека выбрал стол в самом углу, где было, пожалуй, уютно, но откуда плохо просматривался вход, к которому Жан-Жак, к тому же, случайно уселся спиной. В конце концов он уговорил себя не переживать — послушать трек Юра все равно бы пока не успел, а в остальном… а в остальном просто не очень красиво отвлекать его перед выступлениями. Все же он заметил, как они уходили: целая толпа людей, часть из которых он даже не узнал — наверное, к группе Якова Фельцмана присоединились еще какие-то спортсмены. Юра шел рядом с Лилией, и та, положив руку ему на плечо, говорила что-то, к чему он и не пытался прислушиваться, то и дело оглядываясь назад. Почему-то Жан-Жак подумал, что Юра ищет его, и хотел привлечь к себе внимание, но тут Отабек начал вслух вспоминать предыдущий финал Гран-при, попасть на который ему не удалось, и момент был упущен — когда Жан-Жак снова обернулся и бросил взгляд на стеклянную дверь, возле нее никого уже не было. Однако около девяти — он как раз только что вернулся в свой номер, который, в отличие от спортсменов, вынужденных ютиться по двое, занимал в гордом одиночестве, — Юра написал ему: «Я тебя видел в ресторане». «Извини, что не подошел, Фельцман перед соревнованиями иной раз как пиявка вцепится». Жан-Жак включил свет, приблизился к окну и немного постоял, пытаясь различить очертания деревьев в том самом сквере, который обошел днем, а затем задернул тяжелые темно-зеленые шторы, опустился в кресло, в котором могла бы с комфортом уместиться разве что Дюймовочка, и набрал: «Да ты чего, я понимаю». «Если утром не увидимся, хорошо тебе выступить завтра». «На тренировки приходи». «То есть, это не обязательно». «Но наша в десять начинается, если что». «Да, Отабек мне говорил», — ответил Жан-Жак, чувствуя, как в животе будто слипается желудок. — «Я приду». «Когда он тебя пригласил?» «Я имею в виду, в Ванкувер, не на тренировку». «После этапа в Китае». — Жан-Жак аккуратно положил телефон на ручку кресла, растер ладонями лицо, поворошил волосы, а потом дописал: — «Наверное, надо было тебе сказать». «Я почему-то решил, что ты обрадуешься, если я докручу трек и привезу тебе». «В смысле, если это будет неожиданно». «Типа сюрприз». «Сюрприз, конечно, ничего не скажешь))». Жан-Жак ощутил вдруг очень необычное для себя желание выбросить телефон в окно — или хотя бы швырнуть его в стену. Как он мог быть таким эгоистом: будто Юре — да хоть кому-либо — нужны эти дурацкие сюрпризы, когда голова и так полна забот. Но телефон коротко прожужжал, словно о чем-то взмолился, и Жан-Жак с трудом сосредоточил взгляд на экране. «Я рад, что ты его доделал, правда». «И что приехал, тоже». «Ты же приносишь мне удачу, забыл?)» Жан-Жак не хотел бы сейчас увидеть себя со стороны — улыбка, в которой мгновенно расплылось его лицо, наверняка выглядела ужасно глупо. «Ну, мы, кстати, так и не разобрались, приношу я тебе удачу или нет ))))». «Блин, полегче со скобками)». «А насчет удачи». «Завтра увидим». Жан-Жак думал, что завтра никогда не наступит, но, когда оно все-таки наступило, ему показалось, что это произошло слишком быстро. Он принял душ, заставляя себя не торопиться, тщательно высушил волосы, перед зеркалом зачем-то согнул в локте сначала правую, а после левую руку, напрягая мышцы, — скривился, помотал головой и отправился одеваться. Свитер остался на полке шкафа до завтра — вместо этого поверх майки Жан-Жак натянул уже изрядно поношенную красную толстовку. Сунул ноги в кроссовки, проверил телефон, запихнул в карман парки бэйдж и спустился вниз. В ресторане почти никого не было — очевидно, все уже уехали на арену. Жан-Жак немного надеялся с утра еще увидеть Юру — и, разумеется, Отабека. Волшебный бэйдж давал ему право прохода под трибуны, но он сомневался, что этим правом воспользуется — не хотел путаться под ногами и сбивать настрой. Однако ни Юры, ни Отабека он так и не встретил. Зато в зале арены, куда Жан-Жак, не возвращаясь в номер, отправился сразу после завтрака, оказалось далеко не пустынно, и это его удивило: он не рассчитывал, что кто-то явится смотреть тренировки в такую рань, да еще и в четверг. До вчерашнего дня он вообще-то и не задумывался, что зрителей пускают на тренировочные прокаты, и, если бы его спросили, сказал бы даже, что это не слишком разумно: надо ведь дать людям собраться с мыслями перед выступлением. По той же причине он сперва решил не идти — да и достопримечательности все еще требовали внимания, — но потом вроде как пообещал Юре... В качестве компромисса Жан-Жак планировал сесть на самой высокой трибуне и вести себя как можно незаметней. Все же он немного опоздал: первый участник — совсем юный кореец — прыгнул какой-то умопомрачительный каскад, как раз когда он заходил в зал. Жан-Жак, верный себе, поднялся наверх, однако оттуда оказалось слишком плохо видно, и он спустился на несколько рядов ниже. К тому времени, когда он наконец выбрал место, кореец уже покинул лед, и его сменил широкоплечий и высокий спортсмен, которого Жан-Жак если и встречал где-то раньше, то не запомнил. Тренировка у широкоплечего не задалась: он дважды упал с прыжков на руки, невыразительно повращался и покинул арену, растирая правое запястье. Зрители вяло ему похлопали, а потом зашевелились как-то шумней и беспокойней. Жан-Жак знал, что Юра выйдет на лед третьим, но старался по мере возможности жить моментом — иначе он бы ничего вокруг не видел, а только ждал. Группка девушек в разноцветных куртках на трибуне слева от него завозилась, выставляя вперед телефоны. Какая-то женщина с гигантской красной сумкой на противоположной стороне катка спустилась ближе ко льду и встала у перекладины, отделяющей сектора друг от друга. Юра описал небольшой круг, вернулся к бортику, немного поговорил с тренером, перевязывая волосы, а потом решительно развернулся и поехал в центр арены. Если бы он поднял голову, Жан-Жак бы, наверное, не удержался и помахал, но Юра смотрел исключительно перед собой. Вот так издалека, в черной тренировочной одежде он казался не сильно внушительней состоящего из прямых линий человечка, которого мог бы нарисовать ребенок. Однако когда он двинулся с места, ощущение схематичности рассыпалось, уступая под натиском пластики. Жан-Жак тихо вздохнул и каким-то уголком сознания пожалел о том, что сам в детстве не догадался заняться чем-нибудь столь же красивым — глядишь тоже стоял бы сейчас на льду. И знал бы Юру уже, наверное, несколько лет. Интересно, как бы изменилась тогда его жизнь? Юра довольно хорошо, на дилетантский взгляд Жан-Жака, исполнил каскад, но на следующем прыжке его повело куда-то вбок, и он чуть не упал — неловко ковырнул зубцом лед, нырнул корпусом, сгибаясь пополам. Жан-Жак едва не крикнул, однако Юра, быстро поймав равновесие, как ни в чем не бывало покатил дальше. И, наблюдая, как он кружится на льду, меняя позиции, Жан-Жак, в конце концов, признался себе в том, что желает победы на этих соревнованиях именно Юре, а вовсе не Отабеку. Может быть, потому что Отабек казался человеком, который просто пожмет плечами и перешагнет через проигрыш, а вот Юра и выглядел, и вел себя так, будто неудача способна его раздавить. Жан-Жак понимал, что это если не глупость, то очень большое преувеличение. Конечно, Юра будет расстроен — но ведь как-то же он соревновался все эти годы. И выход в финал — уже, пожалуй, заметное достижение. Но все равно, все равно… Юра разогнался, развернулся лицом вперед, прыгнул — однако что-то опять пошло не так: он выбросил далеко в сторону свободную ногу, и оборотов получилось, кажется, слишком мало. Тренер — Фельцман, да — хлопнул обеими ладонями по бортику так сильно, что было слышно на весь зал. Девушки в разноцветных куртках встревоженно зашушукались, а потом самая высокая из них сказала что-то резкое и рубанула воздух ладонью, прекращая все разговоры. Юра закончил программу очередным вращением, но в финальной позе не задержался, а, уперев руки в бока, сразу поехал к Фельцману. Лицо его было спокойно — впрочем, с такого расстояния Жан-Жак не мог быть уверен. На самом деле, из оставшихся участников хорошо не откатался никто — ни еще какой-то неизвестный ему рыжий парень, ни Отабек, ни японец, которого Жан-Жак помнил по российскому этапу. Японец, по крайней мере, не падал, хоть и еле выехал с одного из своих прыжков. Может, в этом и заключалась суть тренировки — последний раз попробовать что-то рискованное, окликнуть удачу и спросить ее, готова ли она встретиться сегодня или уже идет на свидание с кем-то другим. Вечером на выступлении все наверняка будут гораздо более собраны и осторожны. Из девушек, начавших тренировку сразу после мужчин, Жан-Жак, кроме Милы Бабичевой, узнал только мощную белобрысую американку, которая была ярко накрашена и улыбалась так, будто ей уже сейчас ставят оценки, причем высокие. Может, поэтому ее прокат и показался ему лучше других — хотя девушки, в целом, почти не падали. Милу серьезно шатнуло на одном из прыжков, но она устояла на ногах и больше заметных ошибок не допускала. Жан-Жан дождался, пока лед покинет последняя фигуристка — слишком маленькая для взрослого разряда азиатка, одетая, в отличие от остальных, не в черное, а в синее, проверил время на телефоне и задумался о том, что делать дальше. При всем уважении, он был не готов провести на арене целый день. После тренировки танцев и пар свою короткую программу должны были катать сначала все категории юниоров, а мужчины выступали хоть и первыми из взрослых, но почти в восемь вечера — аж через девять часов. Девушки в куртках, посовещавшись, всей толпой удалились, гордо повернувшись спинами к выехавшей на лед танцевальной паре. Интересно, пойдут ли Юра и Отабек обратно в отель? Хотя какая разница — он все равно твердо решил им сегодня не мешать. Связаться все-таки с Дэйви? Но утром в четверг он, скорее всего, работает. Жан-Жак вытащил телефон, собираясь наметить какой-нибудь прогулочный маршрут, и увидел, что ему написала Киара. «Привет!» «Как там Ванкувер?» «Соревнования уже начались?» Жан-Жак невольно улыбнулся. С Киарой он подружился как-то очень легко и очень быстро, буквально за пару дней — наверное, ему просто требовался кто-то, с кем он не был знаком, когда переживал разрыв с Изабеллой. В глазах Элис и Бенджи, даже в глазах Лорена он то и дело замечал подспудную жалость, но Киара смотрела на него иначе. В какой-то момент Жан-Жак даже поймал себя на мысли о том, что, возможно, когда-нибудь — не сейчас, конечно, потому что она тоже к этому еще не готова… положа руку на сердце, он пока не чувствовал к ней ничего особенного, но с Изабеллой он тоже учился вместе почти десять лет, прежде чем… ну да ладно. Жан-Жак разблокировал телефон и набрал: «Ванкувер ветрено». «И морозно». «Привет». «Соревнования да, сегодня, но вечером». «Я сходил на тренировки, они были с утра». «А что, на тренировки пускают?» «Или у тебя особые привилегии?» «У меня, конечно, особые, это же я!» «Но в плане тренировок это неважно, к сожалению, они открытые». «Ничего себе!» «И как там твои ребята?» «Да так себе». — Жан-Жак тихо вздохнул, отвечая. — «Падают». «Блин». «Может, на тренировке это нормально?» «Я тоже так подумал». «С другой стороны, они рискуют». «Недолго и сломать что-нибудь». «Эй, не накаркай!» Жан-Жак криво усмехнулся, но не успел придумать, что написать в ответ, — движение справа заставило его резко развернуться. Юра стоял перед ним, скрестив руки на груди и согнув одну ногу в колене, и смотрел так, будто ему что-то очень сильно не нравилось. — Юра, — произнес Жан-Жак, машинально выключая экран. — Привет. Ты как? Выражение Юриного лица еще несколько секунд оставалось смутно недовольным, но потом черты разгладились, пытавшиеся сойтись на переносице брови вернулись на свои привычные места, линия челюсти расслабилась и сразу стала неуловимо мягче. Юра рассеяно пнул носком кроссовка кресло переднего ряда и сказал: — Да как. Ты сам видел. — Остальные тоже выступили не очень удачно, — утешил Жан-Жак. — Мне надо не сравнивать себя с остальными, а просто откататься нормально! — огрызнулся Юра. — Я понимаю, — заверил его Жан-Жак и попробовал сдвинуться в сторону, но сиденье было чуть вогнутым и вдобавок пластмассовым, так что он просто скатился по нему обратно в центр. Юра, однако, понял его правильно и со вздохом опустился рядом. Покрутил плечом, а потом наклонился вперед и упер локти в бедра, схватил подбородок ладонями. Он по-прежнему был в своей тренировочной футболке, и голую кожу его рук покрывали мурашки. Белесые и едва заметные даже на таком близком расстоянии волоски стояли дыбом. Жан-Жак открыл рот, чтобы предложить ему свою куртку, но тут Юра заговорил сам: — Извини, ладно? Я не хотел орать. — Ты и не орал. — Просто это, наверное, первый раз, когда я даже немного не фаворит. — Он вдруг выпрямился, как-то неловко всплеснул руками, уронил их и, сдвинув ноги, зажал ладони между колен. — Еле пролез в финал. — Тут девушки были, — сообщил Жан-Жак. — Явно твои фанатки. Они… — Ой, не надо, — скривившись, перебил его Юра. — Фанатство это же вообще не про то. Ну, или не всегда про то. Просто есть спортсмены, которые вообще ничего не добились, с гигантскими фан-клубами. — Я знаю, — кивнул Жан-Жак. — То есть, на самом деле, не знаю, но могу понять. Это больше про твое… лицо, чем про спорт. — Лицо опять сложилось в гневную гримасу, и Жан-Жак поспешил добавить: — С другой стороны, они тебя не оставят после первого же проигрыша. — Это будет уже не первый проигрыш. — С чего ты взял, что проиграешь? — С того, что я заебался. У меня вообще нет желания выходить на лед. — Из-за Олимпиады? — осторожно уточнил Жан-Жак. — Нет. — Юра, высвободив руки, принялся растирать ладонями бедра. — Не знаю. Может быть. — Я не хочу сказать, что надо оставить ее позади и жить дальше, — начал Жан-Жак. — Я в курсе, что это не так-то легко. Но… Что «но», он, к сожалению, не придумал. Но просто сделай это? Но хотя бы постарайся? Но если тебе хочется поговорить, то я рядом? Юра покосился на него, а потом устремил взгляд на лед. Жан-Жак тоже посмотрел на арену, где катала свою программу очередная пара. Какая по счету? Он и сам не заметил, как перестал следить. — Но тебе это удалось, — произнес Юра, не поворачиваясь. — Я имею в виду… — Да, — быстро согласился Жан-Жак. — Кажется, удалось. — Кто-то тебе пишет. Жан-Жак взглянул на свой телефон, на экране которого светилось уже несколько сообщений от Киары — она сменила тему и рассказывала, насколько он успел понять, какую-то забавную историю, приключившуюся с ней утром в магазине, — а потом снова поднял голову. Юра все так же смотрел вперед, хотя парники уже закончили и, тихо переговариваясь, ехали в сторону дверцы. Его тело было заметно напряжено, словно на глазах превращаясь в камень. — Это Киара, — сказал Жан-Жак, и Юра одними губами зачем-то повторил: «Киара». — Мы тут познакомились на днях в том баре, где я раньше работал. Она встречалась с моим напарником, но он ее бросил. — Ах, вот как, — без всякого выражения отозвался Юра. У Жан-Жака вдруг что-то болезненно перехватило в груди. Хотелось взять его за плечи и хорошенько потрясти, сжать подбородок, посмотреть в глаза и каким-нибудь образом вдохнуть в них жизнь — или хотя бы желание жизни. — Но насчет… Изабеллы, — продолжил Жан-Жак. Все-таки произносить ее имя было еще несколько трудно. — Наверное, с этим и правда покончено. Я продал ее кольцо. — Кольцо? — Слово пустило по Юриной руке слабую дрожь, которая, впрочем, тут же улеглась. — Она вернула мне кольцо, — пояснил Жан-Жак. — Когда уходила. Я его хранил, потому что надеялся на ее возвращение, но теперь… в общем, я его продал. — Из-за Киары? — спросил Юра, и Жан-Жак, рассмеявшись, замотал головой. — Нет, из-за… — Тут он осекся и даже закусил нижнюю губу. Он хотел сказать «из-за тебя», но в контексте это прозвучало бы довольно двусмысленно. Кроме того, он понятия не имел, как Юра относится к суевериям. — Короче, я его продал до того, как с ней познакомился, — неловко закончил он фразу. — В тот день, когда был китайский этап, кстати. Юра сглотнул так тяжело, что в его горле даже что-то щелкнуло, пару секунд помолчал и сказал: — В общем, хорошо, что ты это сделал. В смысле, символично. Значит, ты правда оставил ее в прошлом. — Мы, наверное, все равно будем общаться, — зачем-то добавил Жан-Жак. — Но да, в целом… да. — И потом, тебе ведь нужны деньги. Жан-Жак замялся. Следовало просто согласиться, это не было бы ложью — деньги и впрямь не помешали бы, — однако он не хотел, чтобы тема всплыла когда-нибудь позже. К тому же, он боялся, что Юра сочтет его меркантильным. — Я их отдал, — сообщил он. — На благотворительность. Тут Юра наконец к нему повернулся. В его глазах плескалось недоверчивое возмущение. — Серьезно? — спросил он. Жан-Жак тряхнул головой и широко улыбнулся. Юра улыбаться не стал, а вместо этого поднял руку и постучал себя костяшками пальцев по виску. — Ты дебил? Не надо мне только рассказывать, как эти деньги отягощены воспоминаниями или что-то такое. Деньги — это просто деньги! — Он несколько раз шумно вдохнул, опустил взгляд и добавил: — Лучше б новую кофту себе купил. В этой я тебя уже дважды видел. — Я и не думал такого, — ошарашено возразил Жан-Жак — и тоже машинально посмотрел на свою толстовку. — Я вообще-то собирался на эти деньги полететь в Ванкувер — до того, как Отабек меня пригласил. — Ты собирался полететь в Ванкувер? — удивленно повторил Юра, и тут Жан-Жак, для которого эта мысль давно стала привычной, осознал, что с его точки зрения она действительно должна звучать странно. Однако взять сказанные слова назад было уже невозможно. — Ну да, — неловко подтвердил он и, черпнув последние силы, снова посмотрел в Юрины глаза, которые несколько раз часто моргнули. — Почему? — Не знаю. — Жан-Жак развел руками. — Увлекся фигурным катанием невзначай. Тебе передать трек. За Отабеком хотел присмотреть. Все-таки Канада, почему не съездить. — Я что, должен сам выбрать из этих причин? — огрызнулся Юра. — Не должен, — ответил Жан-Жак, после чего почел за лучшее замолчать. — Но Отабек тебя пригласил, — сказал Юра, так больше ничего и не дождавшись. Его взгляд бегал от катка по трибунам и обратно. — Купил тебе билет. — Верно. — Тогда почему ты не оставил деньги у себя? Вопрос был резонный и, отвечая на него, вышло бы очень удобно соврать что-нибудь в духе — ну, раз не я, а воля случая, удача, судьба освободила эти деньги, я просто не мог не подарить их ей. — Я уже пообещал их отдать, — сказал Жан-Жак. — До того, как мне написал Отабек. — На благотворительность? — На нее. — Господи, зачем? И кому пообещал? Тебя что, в какую-то секту затянули? Юра перестал моргать и уставился на него с таким неприкрытым страхом, что Жан-Жак не выдержал и признался: — Это из-за тебя. То есть, не из-за тебя, а… Понимаешь, я хотел, чтобы ты попал в финал, потому что… потому что, мне кажется, ты этого достоин. Больше, чем другие. И я сказал себе, что если так случится, то я отдам все деньги за кольцо на благотворительность. — И отдал, — невыразительным тоном произнес Юра. Впрочем, Жан-Жак не знал, какой еще реакции он добивался. — Отдал, — подтвердил он. Юра вдруг выпрямил спину в струну, напомнив ему о Лилии, снова напряг челюсть и, четко выговаривая слова, спросил: — Тебе меня жалко? — Жалко? — Ты хотел, чтобы я прошел в финал, — потому что тебе меня жалко? Потому что я постоянно ною? — Ты не ноешь, — возразил Жан-Жак. — А если ты жалуешься на какие-то проблемы, это вовсе не нытье. Это нормально между друзьями. — А мы друзья? — Казалось, что невозможно сесть еще прямее, но Юра каким-то образом сумел. Жан-Жак, чувствуя себя в совершенно незнакомых водах, пробормотал: — Не знаю. А ты хочешь со мной дружить? Юра помял друг о друга губы, потер ребром ладони нос, опустил голову и сказал: — Не знаю. Жан-Жак проглотил ком воздуха, который собирался вдохнуть, и закашлялся. Юра дернулся и повернулся вполоборота, двинул рукой, будто собираясь похлопать его по спине, но потом нерешительно замер. Жан-Жак размял пальцами горло, не выдержал и кашлянул еще раз, собрался с силами, робко улыбнулся и подмигнул, хотя в груди до сих пор нещадно ломило. — Хочешь, я дам тебе время подумать? — Юра! — вдруг окликнул кто-то за его спиной. Жан-Жак оглянулся. В проходе, держа в руке полупустую бутылку с водой, стояла Мила Бабичева. Юра коротко и резко бросил ей что-то по-русски. Мила в ответ разразилась длинной и явно недовольной речью, размахивая бутылкой и хлопая ладонью свободной руки по перилам. Юра, выслушав ее, вздохнул и перешел обратно на английский: — Мне надо идти, — сказал он. — Фельцман наорал на Милу и желает наорать на меня. — Может, лучше не ходить? — предложил Жан-Жак. — Да нет, он будет волноваться. — Юра качнул головой. — Он просто переживает, у Милы тоже не все гладко. Если бы хоть один из нас был… ну ладно. Пропусти меня. Жан-Жак поджал ноги, но места было очень мало, и Юра едва протиснулся мимо него, а потом все так же боком двинулся к выходу. Миновав несколько кресел он, однако, остановился и повернул голову назад. — Ах да, кстати, — произнес он с таким деланым равнодушием, что Жан-Жак сразу понял: сейчас он услышит то, что Юра собирался ему сказать, когда шел на трибуны — то, зачем он и шел на трибуны, может быть. — Я послушал трек. — Так ты все-таки с компом? — Не я. Неважно. — Юра раздраженно дернул плечом. Выбившаяся справа прядь волос прилипла к его виску — и когда он успел вспотеть? — Ты все классно сделал. Это охуенно крутой трек. Я уже тебе говорил, наверное. Но мне правда очень нравится. Что бы там я ни… в общем, я… спасибо, ладно? — Ладно. — Жан-Жак почувствовал, как губы сами собой складываются в улыбку. А Юра опять не улыбнулся — только кивнул и снова пошел в сторону Милы, протянувшей ему навстречу руку, которая легла на его плечо, как только он оказался достаточно близко. Жан-Жак смотрел, но Юра больше не оглядывался — а вот Мила зацепила его долгим взглядом, и, прежде чем отвернуться и уйти, коротко кивнула. Жан-Жак не стал миндальничать и в ответ радостно помахал. Твои друзья — мои друзья. «Не знаю» — это ведь не значит «нет».