D.S. all'infinito

Спускаясь на ресепшен, Юра собирался взять бухла, однако на первом этаже передумал: боялся выпить слишком мало и струсить — либо выпить слишком много и все испортить. Он просто сказал девушке, которую, судя по бэйджику, звали Максин, что ему надо срочно связаться с постояльцем по имени Жан-Жак Леруа, а тот не берет мобильный, но есть вероятность, что он у себя в номере, так что не могли бы вы позвонить? Уже начав говорить, он осознал, что не следовало ничего объяснять — надо было только попросить, даже потребовать, чтобы она позвонила, — но остановиться на середине фразы тоже было бы глупо. Максин выслушала с любезной полуулыбкой, по которой совсем нельзя было понять, узнала ли она его, а потом сказала «да, конечно, минуточку» и повернулась к телефону. Одной рукой подняла трубку, а другой пару раз щелкнула кнопкой мыши, что-то набрала на клавиатуре и, глядя в экран, потянулась к панели телефона. Юра, притворяясь, что рассматривает свои ногти, скосил взгляд так сильно, что заболела переносица. Девять, шесть. Последняя цифра была из ряда, который закрывала верхняя часть стойки, но это могла быть только единица, четверка или семерка — невеликий выбор. Максин немного помолчала в трубку, легонько вздохнула, выгнула подведенные брови и сочувственно сообщила: — Никто не отвечает. Вы уверены, что он у себя? — Нет-нет, — замотал головой Юра, который буквально пять минут назад закончил смотреть пресску. — Спасибо. Наверное, он пока не вернулся с… с арены. Еще одна бессмысленная улыбка. Она не могла не знать, что ее отель полон спортсменов, — видимо, ей просто было все равно. Когда ходишь на тренировки почти каждый день и мало с кем общаешься вне катка, начинаешь забывать о том, что далеко не всем это интересно. Юра шел до лифта, озираясь на каждом шагу. Проще всего было с Фельцманом и Барановской — они вполне самостоятельно решили, что после ожидаемого, но оттого не менее сокрушительного проигрыша он хочет побыть один. Миле предстояло выступать завтра, однако она оторвала полчаса от своего сна, чтобы Юра мог поплакаться ей в жилетку, — жест Юра оценил, но не очень знал, что с этим делать. Когда Мила, а с ней и Гошка, у которого завтра тоже катала произвольную Сонька, ушли, он сразу же бросился к телефону искать трансляцию пресски. Та подходила к концу: америкос, сумевший по проебам других выбраться на третье место, рассказывал о том, как упорно работал, как доверял своему тренеру, как пытался ни о чем не думать перед прокатом. Трепло. Хотя нельзя было не признать, что он сделал все возможное: откатался без серьезных ошибок и не нервничал почем зря. Юра вздохнул и, зажав телефон в левой руке, правой осторожно потрогал синяк на бедре. Синяк болел. Камера показала общий план: Джей-Джей сидел справа, рядом с постановщиком Отабека, и глупо улыбался. Должно быть, его уже обо всем спросили: Отабека и его штаб наверняка облизали самыми первыми. Юре не было обидно, что он это пропустил: то, о чем спрашивают на прессках, обычно вызывает только испанский стыд. Впрочем, следующий вопрос опять адресовали Отабеку — что-то типа как вас поддерживают родственники. Исподволь начинали ныть зубы. Отабек мог бы хоть раз плюнуть и ответить, например, что они вызывают древних демонов и приносят жертвы в надежде помочь ему победить, но, конечно, не стал и рассказал вместо этого, как мама и сестры звонят ему каждый день и смотрят через интернет все, до чего могут дотянуться. Милейшее семейство. Журналисты поохали, поусмехались, все, включая Джей-Джея, пофотались, и на этом пресска завершилась. Юра вытер вспотевшие ладони о штаны, открыл Мессенджер и быстро набрал пару сообщений. Тех самых, которые не дошли. Тогда он и решил спуститься на ресепшен, рискуя встретиться с кем-нибудь из тех, кого клятвенно заверял в своем намерении просто лечь и отрубиться. И, разумеется, никого не встретил — была уже половина первого. Зайдя в лифт, он пару секунд помедлил, но, когда двери начали закрываться, все-таки выбрал девятый этаж: теперь Джей-Джею оставаться на арене было незачем, а если он поедет на шаттле, то будет в отеле довольно скоро. И тогда Юра наконец… Черт, он не знал, что будет делать. Для начала, по крайней мере, говорить. Про музыкальное будущее Джей-Джея — или про свой проигрыш, если это потребуется. Про Отабека или про то, что он планирует завтра съесть на обед. Про то, что в какой-то момент становится просто невозможно молчать. Однако, когда Джей-Джей в конце концов появился — гораздо позже, чем Юра ожидал, — он даже толком не запомнил, о чем именно они говорили. И лишь когда за его спиной щелкнула, закрываясь, дверь, понял, что общими словами уже не отделается. Джей-Джей повесил парку на крючок, снял кроссовки и, сев на кровать, наклонился вперед и помял пальцами ступни. — Жутко холодно, — сказал он. — У меня все напрочь замерзло. — Ты что, шел пешком? — спросил Юра. — Шаттлов не было. — Джей-Джей выпрямился, одновременно пожимая плечами, чем напомнил застигнутую врасплох черепаху. — Или я не туда вышел. Заходи, чего ты там стоишь. Юра двинулся вперед, немного жалея, что на нем нет куртки, которую тоже можно было бы снять — и чем-то занять руки. Номер Джей-Джея как две капли воды походил на тот, который занимали они с Артемом, — с тем только исключением, что цветовая гамма была зелено-, а не красно-коричневой. А так, даже кресло стояло на том же самом месте — и ровно под таким же углом к письменному столу и зеркалу над ним. Юра прошел мимо Джей-Джея, умудрившись его не задеть, опустился на краешек кресла и с опаской посмотрел на свое отражение: выглядел он неважно — как будто некое гигантское чудовище его основательно пожевало и, сочтя в итоге невкусным, выплюнуло. Он попытался осторожно пригладить волосы, но получилось еще хуже. Джей-Джей поднялся на ноги, взял со стола чайник, с улыбкой потряс им и отправился в ванную. Зашумела вода. Юра снова растрепал прическу, помотал головой, похлопал себя по щекам. Джей-Джей вернулся и поставил полный чайник на подставку, включил его и сказал, будто оправдываясь: — Надо все же как-то согреться. Юра кивнул и попытался устроиться на кресле поудобней и при этом не развалившись. Это оказалось сложно, потому что обычно он как раз предпочитал развалиться. Джей-Джей, посмотрев на его мучения, вдруг сделал несколько резких шагов вперед и сел — на кровать, которая стояла почти вплотную к креслу. Точнее, правильней было бы сказать, что кресло стояло вплотную к кровати — и Юра еще успел об этом подумать, прежде чем Джей-Джей положил руку ему на колено. Рука, впрочем, тут же исчезла — не более чем жест поддержки от человека, привыкшего к тактильности, — однако оставила в Юриной голове шум, жар и четкое ощущение того, что что-то может случиться прямо сейчас. Что что-то уже случилось. — Ты как? — спросил Джей-Джей. — Я имею в виду после проката и… и всего такого. — После того, как я все просрал, — поправил его Юра. — Ну, я уже говорил, — сказал Джей-Джей. — Я по-прежнему ни в чем не разбираюсь, но мне до сих пор кажется, что выход в финал — это достойно. — Достойно для тех, кто ни разу его не выигрывал. Джей-Джей в ответ неуверенно хмыкнул. Он действительно не разбирался, но Юра мог бы привести все аргументы за него: карьера фигуриста коротка, а в топе для большинства и того короче, всегда появляется кто-то со стабильным старшим квадом, кто-то без проблем с суставами, кто-то, кого жизнь еще не убедила в том, что невозможно всегда побеждать, и чего ты хотел, Юра, все в таком же положении, как и ты, надо просто работать и не тратить время на пустые разговоры. — Как там Отабек? — спросил Юра. — То есть, это, наверное, тупой вопрос. — Отабек, ну, показывает больше эмоций, чем обычно. Юра хихикнул. Чайник на столе зашумел громко, словно ветер, запутавшийся в роще, и выключился. Джей-Джей встал, и Юра почувствовал себя так, будто наконец разжались все это время сжимавшие его горло пальцы. Ух. Глупо было надеяться сегодня что-либо изменить. — Чай или кофе? — окликнул Джей-Джей. — Все в пакетиках, имей в виду. — Чай, — просипел Юра — откашлялся и повторил более или менее нормальным голосом. — Чай. Зеленый, если есть. Джей-Джей зашуршал бумагой. Юра заметил, что в свою чашку он насыпал кофе — и наверняка декаф. И чего ему может быть надо от человека, который по вечерам пьет декаф? — Так о чем ты хотел поговорить? — произнес Джей-Джей, разливая воду. Юра изо всех сил постарался на него разозлиться: было совершенно не по-канадски спрашивать вот так в лоб. — Это насчет моего трека? Джей-Джей взял обе чашки за верхний ободок и снова сел на кровать, медленно протянул одну из них Юре. Юра перекинул правую ногу через левую, поставил чашку на колено и тут же намотал нитку пакетика на ручку. От едва желтоватой жидкости поднимался горячий пар. Нет, следовало все-таки озаботиться каким-нибудь бухлом. — Если надо еще что-то переделать, не стесняйся, говори, — сказал Джей-Джей. — Или если ты решил, что он вообще тебе не нравится. Это абсолютно… — Мне все нравится, — перебил его Юра, подаваясь вперед. На ногу плеснуло горячим. — Это вообще никакого отношения к треку не имеет. — А к чему имеет? Юра раздраженно передернул плечами. Джей-Джей шумно отхлебнул свой кофе, а потом спросил, глядя в пол: — Я что-то сделал не так? — Блин, да нет! С чего ты взял? — У меня такое ощущение, что ты на меня злишься. — На себя скорее, — буркнул Юра, тоже поднося ко рту чашку. Пар ударил в глаза, и он вернул ее на колено, так и не отпив. Джей-Джей сидел буквально в нескольких сантиметрах от него — ноги в синем, руки в зеленом. — Все-таки у тебя есть еще одна толстовка. — А. — Джей-Джей неестественно громко засмеялся. — Это я с утра купил. Подумал, что ты прав, знаешь ли, хватит ходить как бомж. — Я такого не говорил! — возмутился Юра. — Я знаю, я додумал, — согласился Джей-Джей. — Но все равно ты прав. Как, кстати, нормально? В ответ на это Юре пришлось таки поднять голову. Толстовка была абсолютно ничем не примечательна — зеленая, как газон на футбольном поле, с карманом посередине, белым шнурком, протянутым через капюшон. Юра остановил взгляд, готовый перекинуться на лицо Джей-Джея, в качестве компромисса на подбородке и сказал: — Да вполне. Подбородок закрыла чашка, и Юра еще раз попробовал отпить из своей. Было горячо, но уже терпимо. Джей-Джей сделал долгий глоток, а потом повернулся, поставил чашку на стол со стуком, который показался Юре оглушительно громким, потер ладони друг о друга и спросил: — Девушки ведь сегодня не выступали? — Нет. — Юра снова опустил взгляд. — Завтра. — Переживаешь за Милу? — Немного. — И за Марину? — За Марину? — Юра дернулся, и чай опять плеснул через край на штаны. Джей-Джей любезно уточнил: — Марину Мозес. — С чего бы мне за нее переживать? — В Торонто ты говорил, что она тебе нравится. Юра так удивился, что выпрямил спину и невольно посмотрел ему в глаза. Глаза были усталыми и тусклыми. Сумеречный цикорий. Юра вдохнул, выдохнул — встал и тоже поставил чашку. — Я, наверное, пойду, — сказал он. Джей-Джей не отреагировал сразу, и Юра почти успел дойти до двери, когда сзади послышались быстрые шаги. Он притормозил, откровенно ненавидя себя за это, и Джей-Джей поймал его за локоть. — Мне не стоило… — забормотал он. — То есть, мне жаль, если это что-то личное… Я не хотел… Не уходи, ладно? Юра несколько раз глотнул воздух, который никак не хотел двигаться дальше, в легкие, и медленно повернулся. Джей-Джей выпустил его руку, отступил на шаг назад и с заискивающей улыбкой пояснил: — Ты же все-таки хотел о чем-то поговорить. — Это может подождать до завтра, — сказал Юра. Однако Джей-Джей покачал головой. — Завтра я уезжаю. Юра раскрыл рот, чувствуя себя так, будто его ударили по голове чем-то тяжелым. Он не сомневался, что у него есть время, — он собирался как-нибудь исподволь спросить совета у Милы, но теперь выходило, что решать надо прямо здесь и если не прямо сейчас, то в самое ближайшее время. — Почему? — глухо произнес он. — Соревнования у мужчин закончились. — Джей-Джей, видимо, придя к выводу, что он больше не собирается убегать, вернулся в комнату и снова включил чайник. — Держать меня здесь еще два дня вместе со всеми было бы слишком жирно. — Мне кажется, ты имеешь право на банкет. — Юра сел на ближайшую к двери кровать. После уборки невозможно было понять, на какой из кроватей спит Джей-Джей, — обе тумбочки были пусты. Юра бы, наверное, выбрал ту, что стояла ближе к окну, если бы у него был выбор. Если бы у него был выбор, он бы, пожалуй, предпочел вернуть время на пару часов назад и просто лечь спать. — Не уверен, — усмехнулся Джей-Джей. — Насколько большой вклад в победу Отабека я внес? — Да блин, возможно, решающий, — отозвался Юра, и Джей-Джей недоверчиво хмыкнул. — А что? Вот буду катать под твое музло в следующем сезоне, посмотрим на мои результаты. — Так нельзя оценивать, — серьезным тоном возразил Джей-Джей. — Это будет уже в других условиях и с другим техническим набором… — Я шучу, — мрачно перебил Юра. — Я знаю, — сказал Джей-Джей, и они оба замолчали. Из коридора — или, может быть, из других номеров — слышался отдаленный бубнеж. Захлебнувшись кипятком, щелкнул чайник. Юра выпрямил ноги и постучал кроссовками друг о друга, затянул нижнюю губу в рот, прикрыл глаза. Он уже почти совсем решился на еще одну попытку уйти, когда Джей-Джей вдруг спросил: — Это связано с Отабеком, да? — С Отабеком? — не понял Юра. — То, о чем ты хотел поговорить. Юра воинственно вскинул голову и даже открыл рот, намереваясь заверить его в том, что Отабека это никоим образом не касается, однако Джей-Джей торопливо продолжил: — Я не знаю, могу ли чем-то быть полезен. Но тебе, наверное, не к кому обратиться в своем окружении… я имею в виду, в России… к такому относятся иначе. А мы с тобой вроде как подружились, и потом, у меня есть Лорен… хотя я не уверен, что рассказывал тебе про Лорена. Я рассказывал тебе про Лорена? — Хер знает, — ошарашено пробормотал Юра. — В общем, это мой друг, мы вместе снимаем квартиру. Его бойфренда зовут Клод. Правда, может быть, некорректно приводить его в пример — просто он совсем не похож на Отабека… — Кто? Клод или… м-м, Лорен? — слабым голосом уточнил Юра — больше от отчаяния, чем из реального интереса. Джей-Джей честно подумал и ответил: — Да оба. Жаль, что ты не сказал мне раньше, я бы тебя познакомил с Лореном. Он бы точно сумел тебе помочь. — Бля. — Юра упал спиной на кровать, закинул руки за голову, нашел пальцами подушку, вцепился, поднял ее вверх и уронил на собственное лицо. — В любом случае, это совершенно нормально, — жалобно произнес Джей-Джей. В ответ на его слова Юра разразился визгливым истерическим смехом. Джей-Джею, видимо, сказать было больше нечего — он молчал, и в тишине этот смех звучал особенно неприятно, однако остановиться Юра не мог. Пытаясь хоть как-то спасти положение, он перехватил подушку с обеих сторон и прижал ее к себе максимально плотно. Стало трудно дышать — и смеяться тоже. Юра натужно втянул остатки воздуха, начал давиться ими — и тут подушку резко вырвали из его рук. Свет ударил в глаза, и он, с трудом сдерживая мгновенно подступивший к горлу кашель, сощурился — Джей-Джей нависал над ним, словно недовольный жизнью жираф. В зеленой толстовке. — Господи, что ты делаешь, — сказал Джей-Джей и бросил подушку за спину, на вторую кровать. Юра все-таки пару раз кашлянул, прикрыв рот рукой. Смеяться, слава богу, расхотелось, и он спросил: — Кто это придумал? — Кто придумал что? — Что мне нравится Отабек. Об этом же была речь? Или я опять все неправильно понял? — Опять? — Ответь на вопрос. Джей-Джей пожевал губы, окинул долгим взглядом комнату, вздохнул и сказал: — Элис. То есть, это было предположение… — Я мог бы догадаться. — … потому что ты видел, как они с Отабеком, ну, ты понимаешь, она подумала, раз ты так злишься, то, может быть, ревнуешь. — Когда, в ресторане? — Юра очень хотел бы вернуть подушку обратно, но та была слишком далеко, и он вместо этого закрыл лицо руками. — Черт, я злился, потому что считал, что это Элис — твоя невеста. Что ты с ней едва расстался, и теперь она флиртует с Отабеком, чтобы тебя позлить. И что Отабек в курсе, и все равно… В общем, я решил, что это мудацкое поведение по отношению к тебе. Да это и было бы мудацкое поведение, если бы она и правда… Короче! Юра резко сел как раз в тот момент, когда Джей-Джей решил опуститься на кровать рядом с ним, и они чуть не столкнулись лбами. Джей-Джей, видимо, по инерции схватил его за плечо. Все Юрино тело против его воли напряглось и натянулось, оказываясь на пороге дрожи. Джей-Джей сжал пальцы сильнее и глухо произнес: — Значит, тебе не нравится Отабек? — Нет, — сказал Юра и облизнул губы. Из-за плохого освещения — или из-за чего-то еще — глаза Джей-Джея были темны, словно чернильные капли. — А Марина? — спросил он. — Дурак, — прошептал Юра. Он не смог бы потом ответить, кто из них начал первым. Наверное, он сам — он ведь за чем-то таким сюда и пришел, — однако в тот момент ему определенно показалось иначе. Губы у Джей-Джея были сухие и жесткие, а целовался он торопливо и неаккуратно, будто это у него, а не у Юры не было вообще никакого опыта. И Юра не сказал бы, что это оказалось как-то особенно приятно — чужой язык заставлял его непрерывно следить за тем, чтобы держать рот открытым, было неясно, куда девать свой собственный, нос мешался, как ни поворачивай лицо, — и все равно сладкая дрожь постепенно прокрадывалась в его тело. Сперва прострелила плечо, которое продолжали сжимать пальцы Джей-Джея, а оттуда через лопатку перепрыгнула в позвоночник и тут же прыснула в обе стороны: в затылок, где сгустилась и горячо запульсировала, в поясницу, где пережала мышцы, немедленно отказавшиеся держать вес — Юра начал заваливаться назад, и Джей-Джей подхватил его под спину другой рукой, однако не стал удерживать, а мягко опустил вниз. Юра обвил руками его шею — почти машинально, как будто делал это всю жизнь. Их губы едва размыкались, только чтобы столкнуться снова, и Юра не знал, что произойдет, если они перестанут целоваться — он вполне ожидал бы от себя еще одной попытки бегства, если бы его тело не ослабло уже настолько, что вряд ли сумело бы даже уползти. По той же причине он боялся оказаться бесполезным, когда дело дойдет до… до какой-то точки, в которой он не сможет просто лежать и трястись. Поднимаясь на девятый этаж, он твердо намеревался идти до конца, не вполне понимая, какой именно смысл в это вкладывает, но теперь не в силах был и предположить, что случится в следующую секунду. В следующую секунду Джей-Джей перестал терзать его рот, но поцелуи на этом не закончились — нос толкнул его голову назад, и губы прижались с нижней стороны правой скулы. От страха Юре хотелось вопить — вместо этого он жалобно захныкал, а потом прикусил язык, испугавшись, что Джей-Джей прекратит. Однако Джей-Джей будто не слышал: спустился вниз по его шее, вернулся и ужалил языком подбородок, а затем нырнул головой между ключиц, поцеловал там, задев косточку зубами. Юра, дыша шумно и с каким-то подвыванием, которое никак не получалось сдержать, нашел в себе силы разомкнуть пальцы, положить одну ладонь на его затылок и слегка поворошить волосы, что должно было означать: все в порядке, не останавливайся. Однако этот жест возымел противоположный эффект: Джей-Джей уперся лбом ему в плечо, выдохнул мокрый и горячий воздух, который Юра почувствовал даже через ткань футболки, и тихо произнес его имя. Юра замотал головой и схватил его в районе ушей, потянул, не открывая глаз, ткнулся наугад губами — попал, кажется, в районе брови. Он был не настолько глуп, чтобы не понимать: если они начнут разговаривать сейчас, то все пойдет прахом, а любые разговоры все равно бессмысленны — как будто действия недостаточно очевидны. Джей-Джей больно укусил его за подбородок, который сразу же яростно зализал горячим языком. Юра рискнул посмотреть сквозь полуприкрытые веки — перед ним маячила прядь черных волос, прикрывающая лоб, усыпанный бисеринками пота. Он снова погладил затылок, повернул голову чуть назад и влево, подставил губы. В этот раз получилось лучше: он немного перетянул на себя инициативу, которая теперь заскакала между ними, словно теннисный мячик, — и в какой-то момент забыл и про нос, и вообще про все на свете, потому что мир сузился до этих однообразных, но неповторимых движений, которые на вкус были как кофе, вязкая нуга, как что-то, чего он никогда не пробовал и вряд ли попробует где-то еще. А ведь раньше он и не подозревал, что у движений может быть вкус. Джей-Джей вспорол тонкую ткань равновесия, в которое погрузился было его мозг, когда опустил руки ниже, одновременно заставляя его перекатиться на правый бок, а потом надавил всем телом, отодвигая его дальше по кровати в сторону изголовья. Юра ойкнул и полностью распахнул глаза — а Джей-Джей прижал его к себе крепче и дохнул жаром в шею, посылая вниз по спине батальон мурашек. Юра проглотил последнее трусливое «не надо» — ему было страшно, но страшно так, как бывает на американских горках, — и схватился за капюшон его толстовки. Джей-Джей, однако, больше ничего не делал, продолжая лишь тяжело и шумно дышать, и тогда Юра, собравшись с духом, решительно закинул ему на бедро левую ногу, понадежней зацепился пяткой и толкнулся вперед. Получилось довольно сильно — зато он сразу понял, что для Джей-Джея это не просто эксперимент. Джей-Джей, судя по звуку, подавился воздухом, однако, когда Юра попытался немного отстраниться, удержал его на месте, переместив руки еще ниже, под ягодицы. Юра напряг бедра, и если до этого возбуждение просто курсировало мощной волной по всему его телу, не зная, куда приткнуться, то теперь оно всем потоком схлынуло в низ живота, болезненно стягивая мошонку. Руки Джей-Джея подняли его на несколько сантиметров выше — и отпустили, снова подняли — и снова отпустили. Юра завозился, пытаясь этому помешать — иначе все могло закончиться слишком быстро, — но его возня создавала только большее трение. Джей-Джей крепче сжал его задницу и вдобавок прихватил шею зубами. Юра, стиснув челюсть, выпустил его капюшон, перебрался пальцами ниже по спине, хватаясь за ткань толстовки, словно обезьяна, а потом, с трудом просунув руки между их телами, нащупал и вывернул из дырки пуговицу джинсов, дернул вниз молнию. Джей-Джей разомкнул зубы и прошептал обжигающей влагой по коже: — Юра, детка. Это прозвучало очень глупо и очень пошло, и это было едва ли не самое потрясное, что Юра слышал в своей жизни. Он раскрыл рот широко, будто рыба, и, глотая воздух, нырнул правой рукой под резинку. Член был тяжелый и теплый, немного какой-то неровный, но гладкий. Необрезанный. Юра очень хотел посмотреть, однако был не готов останавливаться ради этого. Джей-Джей довольно промычал, когда он передвинул ладонь ближе к головке, и потянул вниз его спортивные штаны вместе с трусами. Юра выпрямил ноги, поерзал, спихивая все это ближе к коленям, и даже не вздрогнул, когда пальцы сдавили его голые ягодицы. Одну руку Джей-Джей, впрочем, тут же переместил вперед, и Юра, запретив себе долее размышлять и сомневаться, с силой в нее толкнулся. Джей-Джей дышал ему между плечом и шеей, спохватывался и начинал беспорядочно целовать возле ключиц и кадыка, а потом сдавался и дышал уже в другое плечо. Юра двигал ладонью как мог равномерно, но, когда под собственным желудком закрутило слишком тяжело и туго, почти полностью остановился. Джей-Джей последний раз провел пальцами от основания до конца, а потом трогал уже только кожу вокруг головки, и Юра хотел его отпихнуть, когда ему внезапно стало стыдно увидеть свою сперму на чужих пальцах, однако не успел даже додумать эту мысль. Свою сперму он, правда, так и не увидел — потому что не позволил Джей-Джею отстраниться, используя остатки сил и рассудка, чтобы напрячь обе руки. Джей-Джей не настаивал. Юра, не открывая глаз, почувствовал, как он сдвигает ниже собственные джинсы и белье, чтобы ему было удобней. Неясно было, сколько прошло времени. Юра успел прикинуть, что станет делать, если у него ничего не получится, и решить, что, черт с ним, тогда он попробует ртом — только придется как-то исхитриться и выключить свет, потому что, ну, невозможно же так, — однако тут Джей-Джей схватил его запястье, вынуждая замереть, и через пару секунд в центр ладони мягко ударило горячим и вязким. После этого Юра наконец сдался и расслабил все, что только смог. Джей-Джей провел носом по его щеке, сказал что-то очень тихо, и он подумал: ну, теперь все равно, будь что будет. Я все-таки это сделал.