D.S. all'infinito

Как только в разговоре повисла пауза, рука Жан-Жака сама собой потянулась к карману, в котором лежал телефон. Жан-Жак остановил ее на полпути и вернул на коленку, слегка сжал пальцами собственную ногу через джинсы. Ничего нового там не появилось, сказал он себе. И вообще, какая тебе разница? Это теперь совершенно не твое дело. — Да, это все хорошо, но самая интересная игра в сезоне у нас была с Портлендом, — снова заговорила Анна. Жан-Жак украдкой вздохнул — ее выдержки едва хватало на тридцать секунд. — Пять минут с начала матча, и выносят нашу Ронни — она форвард. Защитница Портленда ей заехала со всей дури головой в лоб, у нее кровь, на носилках уносят — в общем, замена. А той-то ничего, игра в мяч. Ну ладно, выходит Ди, и у девчонок с ней вообще не клеится — не настроились, не готовы были. Ди их тащит на себе, но куда там. В наши ворота просто сыпется, как град, Вэл безумствует, но не пропускает. Восемь в створ за двадцать минут. И тут, значит, я отбираю мяч, Ди внезапно свободна, пасую ей — она обгоняет ту самую с-с… ту самую девицу, которая уебала Ронни, хуячит через все поле, и, ну, блин, там, конечно, и вратарь тупанула, отрицать не буду. Но Ди так здорово мяч положила, прямо рядом с ней, она только глазами похлопала. В общем, один-ноль, мы ведем, все в шоколаде. А оказалось, что это было только начало… На этом месте Жан-Жак перестал заниматься гимнастикой для лица, поскольку Анна все равно смотрела на дорогу — хотя жестикулировала при этом так активно, что впору было усомниться, помнит ли она вообще, что находится за рулем. Жан-Жак нашел ее через сервис райдшэринга и выбрал, потому что она казалась вменяемой и при этом просила небольшую сумму, сообщая в комментарии, что ей просто нужен попутчик, иначе ехать из Торонто в Монреаль слишком долго и слишком скучно. На поверку оказалось, что ее попутчиком вполне мог бы быть диктофон, на который она наговорила бы все свои истории. Жан-Жак пока открывал рот только затем, чтобы представиться и сказать, что едет к родителям на Рождество. Анна играла в футбол за команду американского штата Юта на позиции защитника, и ее память бережно хранила подробности каждого матча, в котором ей довелось поучаствовать. Хорошо, что матчей было не так много — команда присоединилась к национальной лиге всего один сезон назад. Жан-Жак почти не разбирался в футболе и быстро терял нить в рассказах о том, кто кому уебал и кто куда похуячил, но отрывистая и резкая манера Анны напоминала ему о Юре, и поэтому он слушал с почти религиозным благоговением, не слишком вдумываясь в смысл ее слов и воспринимая это как кару за то, что между ним и Юрой произошло. А сам Юра был в Саранске. Рано утром, когда Жан-Жак стоял у подъезда в ожидании Анны, Инстаграм прислал ему уведомление о том, что он впервые за долгое время выложил какое-то фото. Сперва Жан-Жак не хотел смотреть — он за последний месяц и сам подзабил на социальные сети, — но Анны все не было, а от утреннего, даже еще ночного холода хотелось как-то отвлечься, и он все-таки зашел в приложение, чтобы взглянуть на этот пост. А уже через пять минут знал, где находится Саранск и зачем Юра туда приехал. На фото Юра был вместе со своими одногруппниками — Арсением Лобой, Иваном, которого Жан-Жак помнил по этапу в Торонто, и Милой. Они стояли почти вплотную друг к другу на фоне беседки, увенчанной позолоченным куполом, а на заднем плане видны были очертания многоквартирных домов, которые безуспешно старались спрятаться за голыми лиственными деревьями и редкими елями. Светило солнце, и в его лучах купол беседки ярко сиял, а Юрины волосы казались почти белыми. Юра не улыбался — из них вообще не улыбался никто, кроме Милы. Сразу понятно, что приехали побеждать. Фотография была подписана по-русски и по-английски: в Саранске, на чемпионате России. Жан-Жак ее, конечно, не лайкнул — побоялся. Однако теперь его рука постоянно тянулась в карман — хотелось то ли еще раз взглянуть, то ли проверить, не появилось ли чего-то нового. Как будто они с Юрой оказались связаны нитью настолько прочной, что разрубить ее оказалось немыслимо — по крайней мере, со стороны Жан-Жака. Со своей стороны Юра, возможно, все давно уже разрубил. И хорошо если так — для него это определенно было важнее. Тем не менее, когда они заехали на заправку и Анна ушла расплачиваться на кассу, Жан-Жак все-таки открыл Инстаграм еще раз. Юрин пост успел уехать довольно далеко — с утра пораньше как будто активизировались все подписки. Киара сидела на полу в обнимку с огромной лохматой собакой, где-то катался на сноуборде гитарист, который раньше иногда выступал с Жан-Жаком и Лореном, бывшая одноклассница, зажмурившись, целовала радостного краснощекого младенца. Нет, от Юры ничего нового. Жан-Жак снова изучил фото — теперь заметил и грязную плитку, и островки серого снега, и понурого мужика в коричневой куртке, куда-то бредущего на самой границе фотографии. Юра бы, наверное, хорошо прижился в Торонто — там тоже холодно и тоже довольно уныло. Нет, правда, вот таких куполов. Жан-Жак вздохнул, расстегнул ремень безопасности и выбрался из машины глотнуть свежего воздуха. Заправка была посреди ничего: справа и слева под снегом лежали поля, а в глубине за полями начинался еловый лес. На самом деле, лесная полоса была относительно узкой — за ней, всего в паре километров отсюда, протекала река Святого Лаврентия, которая будет незримо следовать за ними до самого Монреаля, — однако с заправки она казалась накатывающей волной голодного темно-зеленого цунами, которая ползет очень медленно, но рано или поздно доползет и пережует, перемелет их всех, не поморщившись, — даже суровую Анну, даже грозную немецкую овчарку, выглянувшую из окна веселенького голубого минивэна у соседней колонки. Жан-Жак помахал овчарке, и из-за ее головы тут же показался выпуклый маленький лоб, два торчащих в разные стороны куцых хвостика, пара любопытных глянцево-черных глаз и пухлая ручка, которая неуверенно помахала ему в ответ. Овчарка повернулась и, судя по звукам, от души лизнула обладательницу пухлой ручки в лицо. Жан-Жак прыснул, огляделся и побрел за угол магазина. Встал вполоборота к белой стене из гофрированного железа, постарался смотреть только вперед. На расстоянии около ста метров от него из снега торчало корявое дерево, которое будто решило в какой-то момент расти не вверх, а вбок: кренилось в сторону, нижними ветвями почти касаясь снежного покрова. Жан-Жак включил в телефоне камеру, поймал дерево в видоискатель, подвигал руками, пытаясь найти самый простой, самый голый ракурс. Из десятка сделанных снимков выбрал один практически наугад — и опять открыл Инстаграм. Алгоритмы снова подсунули ему якобы новые фотки, и он послушно все пролистал, пока не дошел до Саранска, и только потом добавил свою. #безфильтров, #минимализм. Придет ли Юре сообщение о том, что jjleroy!15 выложил пост впервые за долгое время? Как это работает? А пусть, наверное, лучше не приходит. — Вот ты где! — воскликнула за его спиной Анна. — Слушай, мы там с тобой колонку занимаем. В туалет бы лучше сходил, а то ехать еще долго. Фото сразу же лайкнула Киара. Жан-Жак убрал телефон и обернулся с улыбкой, которая сама вдруг нашла его лицо и прилепилась к нему как будто намертво. — Я тебе кофе взяла, — сказала Анна, поднимая повыше картонку с двумя стаканами. — С молоком. Давай, иди, если надо отлить. Я пока машину вон, на парковку перегоню. Жан-Жак и сам не понял отчего, но у него внезапно поднялось настроение. Когда они тронулись, он перехватил у Анны инициативу и рассказал ей, как ходил на этап гран-при в Торонто, — с некоторой даже злой иронией рассказал, пытаясь заранее защититься от ее ответного сарказма: фигурное катание — это, безусловно, не футбол. Однако Анна отреагировала без какого-либо пренебрежения. Она задавала логичные вопросы и недовольно хмыкала в нужных местах. Оказалось, что она умеет не только говорить, но и слушать, и Жан-Жак как-то незаметно для себя рассказал ей обо всем: о том, как сначала ничего не понимал, о том, как ему было страшно смотреть на прыжки, о том, как под сводами арены звучала его музыка. Он не сказал ни слова про Юру, зато вспомнил, как постановщик Отабека Антон выпытывал подробности его музыкальной жизни, вроде бы собираясь пропихнуть его в какие-то мюзиклы. Анна посмеялась, но потом заметила: — Хотя что-то мне не верится в это. Люди столько учатся и работают, чтобы даже на вторых ролях на сцене петь, а он вдруг возьмет и куда-то тебя пропихнет? — Думаешь, он просто прихвастнуть хотел? — Думаю, он хотел с тобой переспать, — будничным тоном заявила Анна. — Ну, может, и дали бы тебе потом какую-нибудь роль. Но это как бесплатный сыр. Добиться чего-то, что ты не потеряешь на первом же крутом повороте, можно только вкалывая до седьмого пота. Уж поверь человеку, которого мама чуть ли не до выпускного класса таскала на балет. Жан-Жак покосился на мощные плечи Анны, и та, быстро стрельнув глазами в ответ, отрывисто хохотнула и добавила: — Прикинь? Я там самая бесталанная была, на балете этом, мне уже даже ничего править не пытались, я просто изображала бурную деятельность. А потом на футбол гнала, домой возвращалась по темноте всегда. Но вот, добилась кое-чего. В сборную меня берут в следующем году, на скамейке запасных пока правда посидеть, в основном. — Ого, поздравляю! — Жан-Жак легонько ткнул ее кулаком чуть выше локтя. Анна махнула на него рукой, взяла очередную паузу в тридцать секунд, а затем произнесла: — В общем, въебывать надо, Джей-Джей. Не ждать, что тебе само в руки упадет. Если хочешь стать крутым музыкантом — заниматься каждый день, сочинять как можно больше, рассылать треки свои повсюду, да? Ничего, что я тебя тут жизни учу? — Да нет, ты права. — Жан-Жак вздохнул и потер двумя пальцами переносицу. — У меня просто сложный период. — Девчонка какая-нибудь что ли? — Ну, отчасти. — Так заверни это дерьмо в музыку, и получится конфетка! — воскликнула Анна, а после паузы добавила уже мягче: — Извини. Но только с нытьем ты никому не нужен, зато песни про страдания, по-моему, популярны дико. — И незаслуженно. — Да не всегда. Адель знаешь? — Кто не знает Адель. — Ну, я в музыке не очень разбираюсь. — Анна перестроилась в правый ряд и сбросила скорость. — Очень мне одна песня у нее нравится, сейчас. Жан-Жак на всякий случай следил за дорогой, пока она, вынув телефон из держателя на стекле, подключалась по блютусу к магнитоле и искала трек. Заиграла, конечно, «Rolling in the Deep», и Жан-Жак быстро понял, что ему тяжело это слушать. Удары ложились слишком близко к критическим точкам. В тот момент, если бы ему предложили выбор — полностью забыть о существовании Изабеллы, думать, что ее никогда и не было, или продолжать вздыхать о ней до самой смерти, — он бы точно выбрал первое. Ведь он имел в виду Изабеллу, когда ответил Анне: «Отчасти». Конечно, только ее. Все остальное — пыль, морок и самообман. — Теперь ты что-нибудь включи, — заговорила Анна, когда бесконечная песня наконец закончилась. — Правда, интернет тут хреново ловит, но у меня там скачано что-то, посмотри. Жан-Жак включил Red Hot Chili Peppers — самое нейтральное, что смог найти в ее библиотеке. Анна немного подергалась под музыку, покивала, барабаня пальцами по рулю, а потом сделала потише и сказала: — Короче, песней навеяло — сейчас будет история о том, как мы напились после проеба Северной Каролине и Ди пыталась снять стриптизера. Только никому не пересказывай. Анна довезла его до самого дома, на южный берег, хотя ей туда было не надо, и велела сообщить, когда он соберется обратно в Торонто: «Может, и я как раз поеду, я курсирую периодически, пока в клубе игр нет, у меня здесь мама, а там папа, они в разводе». Жан-Жак помахал ей вслед, поддернул лямку гитарного чехла на плече и повернулся к дому, на двери которого уже висел гигантский еловый венок с шишками, колокольчиками и красными лентами. Но не успел он сделать и шага, как окно на втором этаже распахнулось и наружу до самого пояса высунулась Мадлен, которая радостно взвизгнула, а потом завопила внутрь дома: — Мам, Джей-Джей здесь! — А ну залезь обратно! — крикнул Джей-Джей, задрав голову. — Сейчас вывалишься прямо в сугроб! Мэдди смерила его недовольным взглядом, но подалась назад, а через несколько секунд дверь открылась, и на пороге появилась мама. В полупижамных штанах и теплой кофте, застегнутой на все пуговицы, она вдруг показалась Жан-Жаку такой уютной, что сердце захолонуло от внезапной боли. Однако он справился с собой и не побежал. Донес сумку до крыльца, поставил на пол и только после этого обхватил ее за плечи, крепко стиснул, прижался губами к теплой щеке. Ноги Мэдди отбили по лестнице легкую дробь, а затем и она сама выскочила на порог и тут же попыталась обнять их обоих разом. — Сейчас холода напустим! — спохватилась мама. Вывернулась из объятий Жан-Жака, но замерла на мгновение, чтобы рукой отвести в сторону упавшие ему на лоб волосы, искательно всмотреться в лицо. — Оброс-то как. Мэдди, немедленно вернись в дом! Джей-Джей, давай, давай, заходи. Папы еще нет, мы думали, ты будешь попозже. — Я рано выехал. — Жан-Жак подхватил сумку и ступил внутрь. Мама закрыла за ним дверь, и тепло, которое до этого пугливо пряталось по углам, немедленно набросилось, пробежало по коже, сорвало с него шапку, стянуло парку, размотало шарф. Мама, которая терпеливо ждала, пока он разденется, опять шагнула ближе, взялась за его плечи, а потом пальцами зацепила подбородок и повернула его голову в одну, а затем в другую сторону. — Что? — спросил Жан-Жак, улыбаясь. — Да вот думаю, ты ли это, — проворчала мама, хотя губы ее тоже уже начали дергаться. — Слишком давно тебя не видела. В этот момент раздался резкий немелодичный звук — Мэдди, успевшая открыть чехол с гитарой, который Джей-Джей поставил в углу под вешалкой, со всей дури рванула струны. Мама и Жан-Жак синхронно поморщились, взглянули друг на друга и так же одновременно рассмеялись. — Ладно, иди мой руки, — сказала мама. — У меня мясной пирог в духовке томится. Артур! Ты слышишь? Джей-Джей приехал! — А ты меня научишь играть? — спросила Мэдди, тыкая Жан-Жака в плечо. — Слышу, конечно, вы орете так, что стекла трясутся! — донеслось со второго этажа. — Так спускайся, сейчас будем есть! — Джей-Джей, научишь? — Я занят! Через десять минут спущусь! — Привет, Арт! — крикнул Жан-Жак. — Ну Джей-Джей! — Мадлен, отстань от брата, он устал. — Научу. — Жан-Жак быстро развернулся и легонько щелкнул сестру по носу. Та взмахнула рукой, чтобы ему помешать, — однако опоздала. — Только не сегодня, хорошо? — Но до Рождества? — До Рождества, — пообещал Жан-Жак. Мама снова растрепала ему волосы, улыбнулась и удалилась в сторону кухни. В ванной Жан-Жак, вытерев руки полотенцем, еще раз проверил Инстаграм. Его фото лайкнул Лорен. Лайкнула Изабелла. Элис написала: опа, какие люди. Даже кто-то вроде бы незнакомый хаотично наставил в комментарии смайлов. Юрин аккаунт не обновлялся. Жан-Жак зашел и к Изабелле — у нее последний пост был две недели назад: белые и розовые пионы, на темно-коричневом столе ее собственные руки, к которым склоняются тяжелые пухлые цветы. Обе руки, да. Интересно, кто делал фотографию? И должно ли ему быть дело до этого? Или ему должно быть все равно? Жан-Жак вздохнул и посмотрел на себя в зеркало. Попробовал скорчить несчастную гримасу, но получилось карикатурно, гротескно. Его лицо было создано для улыбок, он прекрасно это знал, ему не шли и никогда не будут идти страдания. Разве что действительно выплеснуть их в песни, как сказала Анна. Жаль, право, что он не Адель. Хотя само по себе это ему не мешало — мешало то, что он не мог нащупать ниточку, с которой разматывался клубок. Жан-Жак снова разблокировал телефон и целую, наверное, минуту неотрывно смотрел на экран, однако руки Изабеллы, увы, так и не шевельнулись, чтобы эту ниточку ему вручить. Ужинать они сели без отца. Жан-Жак был не против подождать, но Мэдди и Артур очевидно проголодались: Арт спустился к ним на первый этаж, однако, устроившись в кресле, сразу утонул взглядом в телефоне, а Мэдди вертелась на диване, периодически быстрыми, короткими движениями вытаскивала из-под порвавшейся обивки какую-то вату и огрызалась на мамины увещевания. Мама, в конце концов, махнула рукой и отправилась доставать из духовки свой пирог. — Под Рождество в ресторане очень много дел, — извиняющимся тоном сказала она Жан-Жаку. — По-хорошему, мне тоже надо быть там, но мы ведь ждали тебя. — Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Жан-Жак. — Да. — Мама тут же вручила ему прихватку. — Вытащи, пожалуйста, пирог, он тяжелый. Жан-Жак усмехнулся и взялся за ручку духовки. — Я имею в виду, в ресторане. — Да не думаю, Джей-Джей. — Мама дождалась, пока он поставит форму на стол, и добавила: — Ты только вникать в это все будешь до Рождества. А может, и дольше. — Ну, я мог бы хоть что-то сделать. Не знаю, поработать официантом? Бесплатно. То есть, за еду. — А ты думаешь, в работу официанта вникать не надо? — фыркнул Артур, раскачиваясь на стуле. — Надо, конечно, — согласилась мама. — Хотя ты ведь работаешь в баре. Правда, это не совсем то же самое… — Больше не работаю, — признался Жан-Жак. Потому что признаваться было надо, а момент казался подходящим. Мама, однако, даже не удивилась. — Да? Ну и правильно. Зачем тебе это нужно. — Тебя что, уволили? — метко предположил Арт. — Артур, — укоризненным тоном произнесла мама. — Да нет, он прав, — не стал скрывать Жан-Жак. — Меня действительно уволили. — Ну и что же? Ты ведь не собирался всю жизнь там работать. Мэдди, принеси-ка тарелки. Мадлен вскочила и помчалась к кухонному шкафу, а Артур ехидно поинтересовался: — Что, даже не спросишь, за что его уволили? Может, его и близко нельзя подпускать к ресторанам? — Артур, ну хватит. Мэдди шлепнула на стол перед Жан-Жаком темно-розовую тарелку с золотым ободком. Та жалобно зазвенела, пытаясь обрести равновесие. — Почему эти-то тарелки? — недоуменно спросила мама. — Они нарядные, — коротко объяснила Мэдди и стрельнула взглядом в Жан-Жака. А у Жан-Жака в районе переносицы заворочался вдруг комок склизкой боли. Он очень скучал по сестре, родителям и даже поганцу Артуру, однако никогда не думал о том, что по нему здесь, наверное, тоже скучают. Папа приехал, когда они уже ели десерт — ягодный торт с малиной, клюквой и голубикой. Артур свой кусок утащил к себе в комнату и больше не появлялся, но Мадлен оставалась с ними, пока у нее не начали слипаться глаза. Папа тоже казался усталым, хотя много смеялся и шутил, рассказал, как партия продуктов, которую они с мамой заказывали на прошлой неделе, таинственным образом исчезла по дороге к ним и как пришлось искать ее по всему городу, а оказалось, что водитель с утра поссорился со своей девушкой, вышел на работу, забрал все грузы, а потом не выдержал, поехал к ней мириться, и процесс как-то сам собой затянулся. Выходило у отца забавно, но было ясно, что ему пришлось понервничать, прежде чем ситуация благополучно разрешилась. Спать он ушел немногим позже Мэдди — отчаянно зевая и растирая кулаком правый глаз. Жан-Жак вымыл посуду, насилу уговорив маму позволить ему сделать хотя бы это, а потом поднялся в гостевую комнату, сел на кровать и достал гитару. Он играл очень тихо, чтобы никому не мешать, играл все, что приходило в голову: чужие песни, свои старые сочинения, упражнения, которые разучивал еще в школе, простенькие мелодии, всплывающие непонятно откуда, наконец, трек для Отабека. Юрин трек тоже просился под пальцы, но Жан-Жак каждый раз огибал его по длинной дуге. Он снова вспоминал о том, что сказала Анна: въебывать — да, пробовать новое, репетировать, сочинять как можно больше. Да ведь и не было никаких проблем с тем, чтобы сочинять. Сочинять легко — сложно написать что-то такое, что понравится и тебе, и тысячам других, что-то, что не окажется пустышкой. Или это не более чем остатки подросткового идеализма? В конце концов, даже в пустышку каждый может вложить свой собственный смысл — и вот, это вроде уже и не пустышка вовсе. Наверное, он всегда немного боялся отдаться до последнего, сказать себе «да, я музыкант» и развернуться в полную силу. Какой-то тихий голосок на пределе сознания все время шептал ему, что это просто хобби, детская игра, в которую он все еще играет по инерции, что он опомнится и станет все-таки кем-нибудь респектабельным, что рано или поздно придется остановиться и признать, что ему недостает и силы воли, и целеустремленности, и таланта. И этот голосок никуда не исчез — как он мог исчезнуть? Чем больше ему будет лет и чем дольше его музыкальная карьера продолжит стартовать, тем громче он будет звучать. А в таком случае — не стоит ли отказаться прямо сейчас, пока он еще молод, пока у него хватит запала и энергии попробовать себя в чем-то еще? Не стоит ли… — Джей-Джей? Жан-Жак вздрогнул и резко бросил струны. Он не слышал, как открылась дверь и вошла мама — не исключено, что она стояла на пороге уже несколько минут. Жан-Жак даже услышал отголоски старого детского стыда: было такое ощущение, будто она, словно несколько лет назад, сейчас с укоризненной улыбкой поинтересуется, сделал ли он уроки, прежде чем сесть за гитару. Но ее улыбка была ласковой, отчего-то нерешительной и немного грустной. — Слишком громко? — спросил он. — Нет. — Мама покачала головой. — Я даже не слышала, что ты играешь, извини, если помешала. — Да ладно. — Жан-Жак положил гитару на кровать рядом с собой. — Ты что-то хотела? — Просто пожелать спокойной ночи. — Спокойной ночи, мам. — Жан-Жак улыбнулся, и она взялась за ручку двери, но почему-то медлила. — Мам? — Ты ведь останешься на рождественские каникулы? — спросила наконец мама. — У Арта с Мэдди не будет школы, да и мы с папой хотя бы пару дней будем посвободней. — Я еще не планировал, когда поеду обратно, — осторожно ответил Жан-Жак. — Но сразу после Рождества не сбегу, конечно. — Я просто подумала, — быстро заговорила мама. — Если ты действительно хочешь помочь нам с рестораном, можно этим заняться на каникулах. В принципе, там нет ничего сложного, особенно вникать-то и не надо. А потом, ну, может быть, тебя это увлечет. Все-таки собственный бизнес — это лучше, чем работать на кого-то чужого, правда? — Мам, я… — начал Жан-Жак, однако что-то помешало ему продолжить. Только нежелание ее расстраивать — или чувство, что в ее словах есть нечто рациональное? Может, просто понимание того, что мама не станет ввязываться в спор, а скажет, как обычно: ну, ты решай сам, Джей-Джей, а мы тебя в любом случае поддержим. — Спасибо, — неловко выговорил он наконец. — Я подумаю, хорошо? — Конечно, Джей-Джей. Спокойной ночи. — Да, мам. Спокойной ночи. С коротким шорохом закрылась дверь, щелкнул, вставая в паз, замок. Жан-Жак потянулся рукой назад и легонько задел струны гитары. Звук получился совсем тихий, шероховатый и глухой, долгий. Когда он растворился в воздухе, Жан-Жак обхватил ладонью гриф, но руку не напряг — так и сидел в неудобной позе, между двух действий, пока у него не начало затекать плечо, без единой связной мысли в голове. А потом снова включил телефон. Какие-то зимние пейзажи от бывшей преподавательницы музыки из школы. Реклама. Юрина нога в коньке на льду — немного под наклоном, чтобы было видно лезвие. Утренняя тренировка. Ну да, там ведь уже утро. Жан-Жак опять протянул руку и на этот раз не замешкался. Уместил гитару у себя на коленях, открыл камеру, примерился. Не очень хорошее освещение, как ни крути, а получится с зерном. Да и пускай. Зерно — еще не самое худшее, что может из этого получиться.