***
Рикон сердился. Всё то, что началось с тех пор, как в Винтерфелл приехал толстый король, ему определённо не нравилось. Сначала Бран свалился с башни и уснул так, что его было не добудиться, и мама целый день сидела рядом с ним, как статуя в крипте, не слыша никого. Потом уехали папа, Джон и сестрички, а потом мама и Робб – правда, Бран проснулся, и то хорошо было. А потом мейстер Лювин сказал, что они уезжают, пришлось быстро и суетливо собираться, и по пути на них напали пираты – Рикон даже не рассмотрел, откуда они вылезли, словно с неба свалились, злобные, волосатые. Лохматый Пёсик яростно защищал его, как и Лето Брана, но какой-то противный пират схватил мейстера Лювина и сказал, что перережет ему горло, если волков сейчас же не успокоят. В плену было на самом деле не слишком страшно – больше их убивать не грозились, да и мейстер объяснил, что их, Брана и Рикона, точно оставят в живых: их хотят обменять на Теона и его сестру. Но пираты долго тащили их по болотам, запрещая хоть сколько-то шуметь, а затем остановились на унылом каменистом берегу и постоянно рявкали и на пленников, и друг на друга. Ну а сейчас – опять неизвестно откуда – выскочили какие-то люди с вилами и сетями и бросились на пиратов. Рикон ничего не понимал в начавшейся сумятице и только и мог, что крепко обхватить одной рукой Лохматого Пёсика, другой мейстера Лювина. – Не бойся! – радостно сказал мейстер. – Это сир Бринден! – он указал одного из сражавшихся (у того вместо вил был обычный меч). – Мамин дядя Бринден, ещё его зовут Чёрной Рыбой, – пояснил сидевший по другую сторону от него Бран. Рикону это ничего не говорило, но, раз это была не просто заварушка между незнакомцами, раз их, получается, пришли спасти, он стал следить за битвой с возросшим интересом. Даже ему было видно, насколько умело сражался этот неведомый ему мамин дядя. Словно настоящая рыба, Бринден, казалось бы, без особых усилий ускользал из самой гущи врагов, а нанося удары, он изгибался и изворачивался просто невероятным образом. Ещё один из нападавших, чьё жуткое, наполовину чёрное лицо показалось Рикону смутно знакомым, бился совсем по-другому – напролом, расшвыривая противников во все стороны. Рикон заметил, что он, как и дядя Бринден, пробирается к ним, к съёжившимся в стороне пленникам, и не мог понять, стоит ли этому радоваться или же почерневший человек принесёт очередные неприятности. С тех пор, как, судя по разговорам мейстера и Родрика Касселя, их предал Теон, Рикон уже и сам не знал, кому и как можно доверять. Люди с вилами, заметил он, волокли в кусты Миру и Жойена, и те почему-то не выглядели испуганными. – Почему Миру и Жойена уводят? – прошептал он, цепляясь за мех Лохматика так, как будто его самого тоже собирались куда-то тащить. – Это же их родня, жители кранногов, – сказал мейстер. Он сидел, закрывая собой мальчиков, и то и дело встревоженно оглядывался на битву. Железнорождённые не сдавались – чего-чего, а боевого духа этим варварам было не занимать. К счастью, стрел, копий или дротиков не использовали, но мейстер Лювин и без того дрожал от страха, что сейчас кто-нибудь как-нибудь заденет его подопечных. И тут произошло нечто совсем уж непредвиденное. Озёрные жители с Хоулендом во главе отвлеклись на спасение молодых Ридов и понесли тех в сторону от битвы (Мира, правда, требовала дать ей оружие и разрешить сражаться). У людей Виктариона тут же прибавилось свежих сил, стоило им почувствовать, что часть врагов пока что вышла из боя. Сам пиратский капитан с рёвом ринулся на Бриндена, и тот, слегка растерявшись от такого напора, оказался практически подмятым дюжиной врагов. Ненадолго он растерялся – его меч засверкал в воздухе вновь, и железнорождённые сразу попятились. Сандор Клиган (мейстер Лювин узнал мужчину с ожогами) рванулся ему на помощь, но ещё быстрее в сторону Бриндена будто пролетел тёмный снаряд от катапульты. Лохматый Пёсик, оглушительно рыча, вцепился когтями в плечо ближайшего к Чёрной Рыбе пирата. К изумлению мейстера, волк не пытался пустить в ход зубы – он, прямо как человек, словно оттаскивал противника в сторону. Ещё никто не успел сообразить, что всё это значит, как на помощь чёрному волку бросился Лето. Этот хватал железнорождённых зубами за ноги, кое у кого даже проступила кровь. Мейстер Лювин в полнейшем изумлении наблюдал за происходящим. Если бы пираты попытались убить мальчиков – понятно. Но как лютоволки могли броситься на защиту Бриндена Талли, которого они до сегодняшнего дня ни разу не видели? Как они могли вообще догадаться, кто в этой сваре прав, кто виноват? Неужели в легендах об удивительной мудрости волков-исполинов есть доля правды? Он обернулся на мальчиков и был ошарашен вконец. Бран и Рикон лежали с плотно закрытыми глазами, едва дыша. Заснули? Но как они могли так просто заснуть под вопли и звон мечей?.. Чёрная Рыба сбил с ног Виктариона Грейджоя и занёс над ним меч. Вернувшиеся озёрные жители окружили железнорождённых, выставив вперёд свои трезубцы. Одним прыжком вернулись помятые, но вроде невредимые лютоволки. Фыркнув, дёрнул серебристой головой Лето, словно вытряхивая что-то из уха – и в этот же миг шевельнулся и открыл глаза Бран. – Я же говорил, – просиял он, – я же говорил о моих волчьих снах! Жойен давно мне рассказал, что это правда! А Рикон что, тоже? Впервые за долгие годы мейстер потерял дар речи. Он безмолвно смотрел, как Бран пытается растолкать Рикона, как он потом треплет Лохматого Пёсика, уговаривая Рикона вернуться. – Вот почему Жойена рядом нет? – расстроенно воскликнул Бран. – А что, если Рикон так никогда и не возвратится? Но Лохматик наконец-то тоже тряхнул головой и фыркнул, а Рикон, непонимающе моргая, встал. – Я прыгнул на вон тех, – он показал на железнорождённых. – Я тянул их в сторону от дяди Бриндена. А почему я опять тут? Железнорождённых уже связали; кому не хватило имевшихся у озёрных жителей верёвок, тех накрыли сетями. Мира и Жойен радостно махали мальчикам из кустов, на другом конце поляны поднимался и отряхивался от комьев земли сбитый с ног Ходор... – Вы в порядке? – к Брану и Рикону подошёл Чёрная Рыба. Лютоволки предостерегающе рыкнули на него, будто бы и не они несколько минут назад яростно защищали его в бою. «Не они», – вертелся в мозгу ответ, но мейстер просто отказывался принять такое объяснение. Он вполуха слушал, как Бринден весело объяснял внучатым племянникам, кто он такой, как представлял им светлобородого Хоуленда Рида и Сандора Клигана (мейстер запоздало удивился, что цепной пёс Джоффри, как его называли, вообще оказался в отряде), как передавал приветы от матери... Лютоволки, убедившись, что пришельцы не опасны, успокоились и виляли хвостами.***
Среди ночи Арью разбудил стук в дверь. Спросонья девочка схватила Иглу, которая теперь всегда лежала в изголовье кровати, и вскочила, выставив клинок вперёд – ей снилось, что она по-прежнему в Харренхолле, и сейчас ей померещилось, что это люди Горы пришли её пытать. – Кто там? – выкрикнула она и лишь после этого сообразила, где находится. – Это я, Арья, – отозвалась за дверью Дорна. Что ещё там случилось? Скромная и деликатная жена Кивана не стала бы без причины её будить, но и страха в её голосе не было слышно. – Ничего не стряслось, наоборот! – словно прочитав её мысли, продолжила Дорна. – Только что прилетел ворон из Рва Кейлин – твои братишки освобождены, они живы и здоровы! – Что? – Арья, отбросив меч, вылетела наружу, едва не сбив золовку с ног. – Правда? – Вот, – радостная Дорна протянула ей бумаги. – Это вообще от лорда Мандерли и адресовано нам всем – Дженне, мне и тебе – но на самом деле тут полписьма написано лично для тебя сиром Талли и вашим винтерфелльским мейстером. Арья крепко обняла её, задыхаясь от счастья и невыразимого облегчения. Бран и Рикон не убиты варварами-пиратами, не утонули в болоте или в море, не сидят в сырой темнице на Железных Островах. Они живы! Раз ворон успел долететь до Утёса, значит, они сейчас едут по насыпи или вовсе уже в Риверране! После стольких скверных новостей Арья едва могла поверить, что всё это ей не снится. Дорна прижала её к себе, ласково поглаживая по голове. Ей не всегда легко было общаться с маленькой супругой Тайвина, порой Арья напоминала чертополох – куда ни сунься, везде колючки. Она не понимала её любви к дракам и мальчишеской одежде, её своенравного характера, решительно не могла взять в толк, почему Арью так раздражает убранство Утёса. А уж во что превратится семейная жизнь Ланнистеров, если Тайвин вернётся с нынешней войны, Дорна боялась и вообразить. Но в этот момент она, провожавшая на войну мужа и сыновей, понимала девочку прекрасно – и чувствовала, насколько она, должно быть, тоскует без ласки родной семьи.