Se Vere. Невыученные уроки.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы, И сосало под ложечкой сладко от фраз. И кружил наши головы запах борьбы, Со страниц пожелтевших слетая на нас. И пытались постичь мы, не знавшие войн, За воинственный клич принимавшие вой, Тайну слова «приказ», назначенье границ, Смысл атаки и лязг боевых колесниц.

 - Когда я был здесь предпоследний раз, Нагайна, прятавшаяся в теле Батильды Бэгшот, попыталась меня убить, — задумчиво пробормотал Гарри. — Не напоминай мне про это пресмыкающееся, — прошипела сквозь зубы не хуже любой другой змеюки Анжелика. Гарри слабо улыбнулся. После тренировок все они едва переставляли ноги.       Над Годриковой Впадиной постепенно сгущались сумерки. Оба они — и куратор, и курсант, не сговариваясь, трансгрессировали на боковую улочку примерно через полчаса после окончания рабочего дня. При виде племянника Энжи хмыкнула и сделала приглашающий жест. — Как продвигаются дела с домом? — Мы так и не можем отодрать те постеры в комнате Сириуса, — улыбнулся Гарри. В изумрудных глазах мелькнула озабоченность пополам с нежностью. — Я бы хотел оставить что-то в память о нем, но… — Но это не дом-музей. Юноша задумчиво потер переносицу. — Элис, — сказала Анжелика, поймав взгляд Гарри, обращенный к развалинам дома Поттеров. — Что? — Вашу кошку звали Элис. Бабушка забрала ее к нам. Она ушла где-то года за два до моего поступления в Хогвартс. — А… — Гарри, мы редко об этом разговариваем, но ты можешь спрашивать. Юноша повел плечами. — Я всю жизнь только и делал, что расспрашивал. Сначала тетю. Потом Хагрида. Потом Люпина. Потом Сириуса. Такое ощущение иногда возникает, будто весь мир в сговоре против меня. — И все знают о тебе что-то, чего не знаешь ты сам. — Точно. И от тех фотоальбомов стало только хуже. Анжелика неуютно поежилась. — Ты пойдешь один? — Я… не знаю. Ты ведь тоже именно сегодня сюда пришла. — Вчера было не до того. Я сидела в ванной и переосмысливала жизнь. — Как дела у профе… ммм… мистера Снейпа? — Знал бы ты, как часто мне задают этот вопрос любопытные персоналии, которые трусят спросить это у него самого. Зайди да поговори.       На самом деле последний раз Снейп и Гарри разговаривали не так давно — на дне рождения Гермионы в Принцхейвене. Оба они предпочли салкам, которые устроили девушки на всех этажах, тихую прогулку по саду, причем независимо друг от друга.       Оставшиеся на празднике не узнали главного — тот день ознаменовался тем, что Северус впервые назвал Гарри по имени, забыв про свою привычку выплевывать фамилию «Поттер» с таким видом, будто это изощренное ругательство. К слову, что касается фамилии «Снейп», эволюция была взаимной. — Одно время я думала сюда перебраться. После смерти мамы. Мы с Нимфой слишком часто забывали задернуть шторы во время упражнений в бытовой магии. Все боялась, что соседи увидят. Здесь больше наших. Но это чертово кладбище. Ходишь мимо него и представляешь, как где-то там под грязью разлагаются те, с кем у тебя общая ДНК, — снова поежилась Анжелика, пряча ладони в рукава. — Здесь все Поттеры? — Почти. Насколько я знаю, помимо дома в Годриковой было еще поместье где-то в Уэльсе. Но оно пришло в негодность, — девушка нахмурилась и задумчиво обернулась вокруг своей оси, будто высматривая что-то в вязкой серой массе под ногами. — Ты что-то ищешь? — Систему не могу понять… тут даты совершенно разные. Почему Рон и Гермиона с тобой не пошли? Гарри? …Гарри? Юноша молча потянул ее за рукав, показывая куда-то влево от могилы родителей. Проследив за его рукой, Анжелика тихо выругалась. «Томас Кроселин. 1935-1981» «Дивина Кроселин. 1940 — 1981». — А разве их дом не… — начал Гарри. — Френсис сказал, они арендовали коттедж. У маглов. Когда Ро… когда ей стало нечем платить, хозяева ее выгнали, — к концу фразы Анжелика сбилась на удивленный тон, сама от себя не ожидая того, что не может произнести имя. Простояв несколько минут над могилой Джеймса и Лили, Энжи и Гарри направились вглубь кладбища. — Я подумывал о том чтобы составить генеалогическое древо, как у Блэков. — Ногу сломишь. — Это я уже понял. В архиве есть информация? — Думаю да. «Кассандра Кристенсен (Поттер). 1917-1942» «Филипп Кристенсен. 1938-1942». Анжелика ойкнула. — Что? — Это бабушкина старшая сестра. И ее сын. — Их… — Убили оборотни. Бабушка не любила об этом рассказывать. Это разбило сердце всей семье — твоему прадедушке Генри, прежде всего. Он умер через год. Их родителям. Когда прадедушка и прабабушка умерли, Азалинда сбежала с моим дедушкой, разорвав помолвку с Абраксасом. Батильда, помнится, невесело шутила, что Поттеры никогда не оказываются на кладбище в одиночестве. Так что, — сделала волну бровями Энжи, — возможно, мы с тобой тоже составим друг другу компанию, особенно учитывая, какую профессию мы выбрали. Гарри невесело улыбнулся       В конце главной улицы, на которой уже начали зажигать фонари, их ждала безмолвная черная фигура. — Кажется, тебе пора домой, — хмыкнул Гарри. Анжелика длинно выдохнула через нос. — Это весьма полезное свойство в браке — всегда знать, где можно найти друг друга, — не здороваясь, подытожила волшебница, подходя к мужу. — Как поживают колбы и пробирки? — осведомилась она уже вполне будничным тоном. — На восстановление уйдет еще примерно неделя. К счастью, некоторые результаты не поддаются стихийному разбиванию. — Мм. — Я убрал зелье, — после недолгого молчания вполголоса заметил Северус. Анжелика виновато потерла нос. Ну или попыталась сделать вид. — Это я пустила все на самотек. Извини. Предупредил бы. — Дело не в том, что моя репутация как педагога оставляет желать лучшего. — Я так и поняла. — Эликсир не был испробован на тех, кто подвергся ритуалу дарения крови. Ты можешь… — Умереть. Я знаю. Хотя я и на работе могу в любой момент это сде… — попыталась съязвить Анжелика, но сердито зашипела, когда тонкие пальцы вцепились ей в локоть. — Я и представлять не хочу, каково это — опять вернуться к тому, чтобы жить с мыслью, что ты можешь умереть. Волна протеста схлынула, едва накатив. В секунду Энжи ощутила надрыв пополам с пустотой и ошеломляющей нежностью. — Я тоже, — ответила она, но отвечала она, конечно, не на страх жить с мыслью о его смерти. Она отвечала на фразу, которая крылась за его репликой. На страшно, но мастерски завуалированное «я тебя люблю». *** Под ногти забивается грязь. Волчьи зубы аккуратно вцепляются в лодыжку. Мантия задирается и сворачивается, за шею набивается снег, перемешанный с грязью. Вой оглушает — но страшнее всего звук разрываемой плоти, и хруст, хруст когда мощные челюсти вонзаются в плечо… — Саймон!       Громко ахнув, Анжелика села на кровати. Испуганно оглядевшись, закусила одеяло и попыталась заглушить отчаянный визг. Все тело горело и ломило, как в лихорадке. Хлопнула дверь и тишину спальни помимо ее собственного рваного дыхания нарушил глубокий, взволнованный голос. — Энжи? — Все нормально, — попыталась ответить девушка, но подавилась слюной и закашлялась. Северус аккуратно сел рядом и взял ее трясущиеся руки в свои. — Ты звала Саймона. — Завтра… это завтра…       Ему потребовалась секунда, чтобы сообразить. Шестое ноября. Мемориум. День памяти мракоборцев, погибших при исполнении или от руки темных существ.       Во второй половине дня вся работа в Министерстве завершается, кабинеты закрываются, записки перестают летать, камины затухают и все, чья смена выпала на это время и, конечно, все мракоборцы, собираются в атриуме на вечернее бдение в память о своих товарищах.       В прошлом году Анжелика пропустила церемонию — досиживала последние дни под домашним арестом. На этот раз бежать было некуда. POV Анжелика.       Разумеется, приходить на мемориум могут близкие родственники погибших, их родители, супруги, точнее, вдовцы, даже друзья. На светское мероприятие это мало похоже, поэтому никаких нынешних спутников и компаньонов на нем быть не может, если они не работают в Министерстве. А значит с тем, что творится в атриуме, мне придется столкнуться в одиночку.       Сесилия тоже попыталась напроситься, но ее, конечно, не пустили — шепнула мне Рема, которой об этом сказала Мэри, с которой этим поделился Джейкоб, которому это вчера сказал Роберт. В этом отношении мракоборцы были больше чем коллегами — почти семьей. И хотя все мы уже третий месяц наблюдали сериал под звучным названием «Роберт и Сесилия», это был не тот случай.       Мракоборческий отдел хранит много тайн, которые не выходят за рамки локаций, и это была одна из них.       Ее звали Шарлин Шапис-Палмер. Она была самой красивой женщиной, которую мы когда-либо знали. Она была самым отважным мракоборцем, с которым мне приходилось работать, включая Френсиса, Малькольма, Грюма и Робардса. Самым бесцеремонным существом на свете, после, разве что, моего мужа. Она была умна, она была исключительна. Она презирала меня. Она спасла мне жизнь. Она была одной из нас. И она была мертва. *** — Малфоевская подстилка.       Эта фраза принадлежала Шарлин.       Первый раз я увидела ее, когда она входила в столовую, где мы, курсанты, пытались восполнить калории, потерянные на тренировках, салатами и соком. К слову, не получалось ни капли, может, именно министерскому рациону я обязана тем, что не напоминаю по форме земной шар. Но вот привыкать к нему после ломившихся от еды столов Хогвартса было проблематично. Как и к нагрузкам, к расписанию, и больше всего — к обращению со стороны окружающих.       Шарлин появилась на пороге подобно сказочному видению, кадру из другого мира или другой эпохи. У нее была прямая осанка, как у Минервы, но не сухая и застывшая, а плавная, лебединая, будто она совершенно не прилагает усилий для поддержания в нужной форме. Она одновременно плыла и грозно надвигалась, вонзая набойки в плиты и сканируя глазами зал. Первое, на что я обратила внимание — это форма щек. У нее было поразительное лицо, с правильными чертами в духе кинодив 30-40-х годов. Представьте себе одетыми в министерскую мантию Оливию де Хэвилленд или Грир Гарсон.       Я была уверена, что когда она улыбается, ее глаза светятся, а на щеках появляются очаровательные ямочки.       Вот только Шарлин Шапис-Палмер не улыбалась. Никогда. Ее единственное улыбающееся фото, застывшее, черно-белое, сделанное на магловскую камеру, висело теперь в атриуме во время каждого мемориума, и мы с Робертом, стараясь не замечать друг друга, ставили к нему свечи.       Никто не знал, что на самом деле случилось с Шарлин Палмер.       Никто не знал, что у Роберта вдребезги разбито сердце, и, конечно, об этом не должна знать Сесилия — я простила ее в достаточной степени, чтобы не желать оказаться на моем месте.       Она была идеалом для всех нас. Все мы — я, Нимфа, Рема и Мэри — следили за ней, как за кинозвездой, готовы были перенимать ее повадки и внимать каждому слову. Шарлин Палмер стала для нас чем-то вроде старшеклассницы, законодательницы мод, которой все стараются подражать.       Около двух месяцев в мракоборческом отделе понадобилось мне, чтобы выяснить, почему Шарлин с порога начала меня презирать.       Ее мать, Эмеральд Палмер была ребенком проекта «Лебенсборн». Норвежку Малин Хансон выбрали в качестве одной из матерей новой нации за волосы цвета плавленого золота, глаза цвета Адриатического моря и прямую, воистину королевскую осанку. Эмеральд родилась в Бергене, в так называемом Доме Матери, на одной из «гиммлеровских фабрик детей». Через пять лет обе они бежали в Британию, где Малин вышла замуж за Ричарда Палмера, сменила фамилию и навсегда избавилась от ассоциаций с прошлым — кроме растущей у нее на глазах дочери. А еще через шесть лет к ним в окно постучалась сова.       Выучившись на бакалавра истории магии, будучи сытой по горло распрями на почве происхождения в обоих мирах — и магловском и магическом, Эмеральд как бы в насмешку над тем и над другим вышла замуж за маглорожденного волшебника Шона Шаписа, которого вывезли из Чехии в Великобританию в феврале 1939 года во время операции «Киндертранспорт». В 1968 году у них родилась дочь Шарлин.       Шарлин окончила Хогвартс бакалавром защиты от Темных Искусств в 1986 году — я тогда училась на втором курсе, и, конечно, ее не помнила. К тому же она была гриффиндоркой, а какое дело выпускникам одного враждующего факультета до второкурсников другого? Если, конечно, речь не идет о Золотом Трио. В общем, первыми репликами мы обменялись только уже будучи мракоборцем и курсантом, и реплики эти были далеко не лестными.       Шарлин свое место в мракоборческом отделе выгрызала зубами и выцарапывала ногтями, прошлась асфальтоукладчиком по вступительным испытаниям и стала самой молодой женщиной-мракоборцем в истории, которую начали брать в рейды раньше второго года обучения. Поэтому ничего удивительного в том, что увидев в рядах новобранцев протеже того, кого подозревали в связи с исчезновением ее родителей, Шарлин продемонстрировала все возможности изображения этим истинно голливудским лицом крайней степени ненависти и отвращения.       Через два года после той сцены в столовой, на ноябрьском мемориуме впервые появилось фото Шарлин Шапис-Палмер. И мы с Робертом стояли, делая вид, что не знакомы, по разные стороны от подсвечника. Так будет и в этот раз. А еще за широкой спиной Роберта я смогу спрятаться от добрых всепрощающих глаз миссис Канингем, матери Саймона. Она ведь так и не узнала, что в конце концов убили его совсем не оборотни. В отличие от Шарлин.