А может, всё было так?

POV Гермионы Нет, мир не рухнул, хотя, честно говоря, морально я была к этому уже готова. Как же интересно все бывает в этой жизни. Всего сутки назад я была Гермионой Грейнджер — слизеринской старостой и самой настоящей грязнокровкой. А сейчас… Мой мир перевернулся с ног на голову. Идеалы, в которые я, по сути, должна еще верить, повержены и втоптаны в грязь. И в душе пустота. Даже в голове нет ни одной связной мысли. Только какая-то каша. Мои, как оказалось , приемные, родители мертвы. Мои настоящие родители — Пожиратели смерти. Это похоже на кошмарный сон… Должно быть, я вот-вот проснусь в спальне слизеринского общежития и пойду на завтрак с Гарри и Драко. Я пытаюсь убедить себя в чем-то, хотя прекрасно понимаю, что все происходящее — отнюдь не воспаленная фантазия моего подсознания. Хочется плакать. А еще умереть. Чтобы не разбираться в этом во всем. Слишком сложно, слишком больно. Мне же всего шестнадцать, я не должна этого всего чувствовать. — Почему именно я? — то ли шепчу, то ли шиплю я, обращаясь не то к себе самой, не то к Снейпу, сидящему напротив меня. Казалось бы, сложная и «громкая» фраза «Я ваш отец, мисс Грейнджер» была произнесена абсолютно безразличным тоном. Прогноз стоимости галеона относительно фута гоблины и то более эмоционально объявляют. Еще и это «мисс Грейнджер». Эта слизеринская сволочь будто смеется над ней. Противоречит сам себе. — Поверьте мне, мисс… — в этот раз у него хотя бы хватило совести запнуться, — я задаюсь этим вопросом уже не один десяток лет. Это он сейчас… пошутил? Я поднимаю на Снейпа свои заплаканные глаза. Должно быть, не самая приятная картина, судя по тому, как он сморщился, взглянув на меня. Да гори оно все синим пламенем, хуже уже все равно некуда. — Вы издеваетесь надо мной? — вопрошаю я и сама ужасаюсь тому, насколько истерически звучит мой голос. — Это — все, что вы можете мне сказать?! Его глаза недобро сверкнули. На секунду я пожалела, что не заткнулась, что не промолчала. Тем не менее, я упрямо мотнула головой и уставилась на Снейпа ответным — столь же раздраженным взглядом.  — Поверьте мне, для меня это — не менее досадная неожиданность, чем для вас, — сообщил он настолько спокойно, что мне тут же захотелось что-нибудь в него кинуть. — Перестаньте плакать. А если вам очень хочется устроить истерику, то осчастливьте кого-нибудь другого. Я молча проглотила обидные слова. Нет, Снейп мне никакой не отец и никогда им не станет. У меня уже был папа… Самый лучший, какого только можно пожелать. И другого мне не надо.

***

Нарцисса Малфой сидела на веранде особняка Малфоев и сквозь панорамные окна смотрела на сильный дождь, который, не прекращаясь, лил почти двое суток. Чай в ее чашке уже давно остыл, но женщине, кажется, не было до этого никакого дела. Она сидела, погруженная в свои собственные мысли, не дававшие ей покоя уже довольно длительное время. Очередной раскат грома вывел женщину из полусонного состояния, в котором она пребывала. Золотые наручные часики гоблинской работы показывали без четверти полночь. Люциуса и Драко до сих пор не было, что вызывало внутри нее жуткое беспокойство. В доме было абсолютно тихо. Слышно было только стук капель дождя и шум ветра за окном. Нарцисса не любила тишину, темноту, и просто ненавидела оставаться в особняке одной. Она не любила Малфой-мэнор, когда он был пустым, потому что в это время он был зловещим. Несмотря на обилие светлых тонов и огромных окон в интерьере, особняк производил неприятное впечатление. В такие моменты она обычно поднималась в малую библиотеку, находящуюся прямо под чердаком. Книжные стеллажи там, в большинстве своем, были завалены старыми фотоальбомами, среди которых женщина без труда отыскивала свои — детские. На этих колдографиях была она, тогда еще — Блэк. Были ее сестры и кузены. Они были вместе. Юные, красивые и абсолютно счастливые. Не обремененные трудностями взрослой жизни. Не имеющие ни малейшего представления о том, что такое война. Такие дружные. Еще бы, они ведь Блэки. «Один за всех и все за одного». Так, кажется, любил говорить Сириус в детстве. Вот только сейчас от былого величия этой семьи не осталось ничего. Она, Беллатриса и Андромеда вышли замуж, сменили фамилии. Сириус и Регулус мертвы. Больше некому дать продолжение самому блестящему и самому чистокровному семейству. В малой библиотеке было пыльно и холодно. Домовики здесь бывали еще реже, чем люди. Нарцисса взмахом палочки разожгла камин и, взяв зеленый альбом с бархатной обложкой, на которой серебряными буквами (серебро было настоящим) было написано «Нарцисса Блэк 1965–1975 гг», села в большое мягкое кресло. Пожелтевшие от времени страницы пахли книжной пылью, и этот запах моментально успокоил женщину. Так пахло в библиотеке в поместье у ее деда — Поллукса Блэка, где они проводили все рождественские праздники. Самую первую в альбоме колдографию Нарцисса знала наизусть. Она с закрытыми глазами могла перечислить, кто и где сидит, какая одежда надета на ее родных. Это был шестьдесят пятый год. Пурпурная гостиная, в которой на несколько часов таки удалось собрать всех Блэков, находящихся в замке (в тот год на удивление у каждого из них находились неотложные дела, которые были куда важнее семейных посиделок). В самом центре колдографии на массивных креслах с высокими спинками сидели Поллукс и Ирма. Мужчина сдержанно улыбался в камеру, после чего поворачивался к Нарциссе, сидящей на подлокотнике его кресла. Леди Блэк широко улыбалась и крепко обнимала Регулуса, сидящего у нее на коленях. Сириус, стоящий рядом, только картинно закатывал глаза, после чего демонстрировал окружающим свой язык. За спинкой кресла Поллукса стояли Орион и Вальбурга. За спинкой кресла Ирмы — Друэлла и Сигнус. Беллатриса и Андромеда сидели под елкой, вокруг которой горкой валялась оберточная бумага. Рядом с ними, широко улыбаясь, стоял дядюшка Альфард. На двух больших диванах чуть в стороне сидели сестры и брат Поллукса — Дорея, Кассиопея и Мариус, а также муж Дореи — Карлус Поттер. В тот год выпало много снега, и Сириус, Регулус и Андромеда постоянно пропадали на улице, играя в снежки и строя снежные крепости. Четырнадцатилетняя Беллатриса, считающая себя жутко взрослой, постоянно пропадала в библиотеке, огрызаясь каждый раз, когда Нарцисса пыталась узнать, чем она занимается. Сама же Нарцисса, не зная, куда деть себя от безделья, целыми днями проводила на кухне среди домовиков, которые учили ее готовить. Узнавшая об этом бабушка была крайне возмущена времяпрепровождением своей внучки. Отругав Нарциссу, Ирма, жутко любившая готовить, не выдержав жалостливых глаз девочки, все же рассказала любимой внучке множество семейных рецептов. Когда Нарцисса, вернувшись домой после каникул, предложила матери приготовить для нее что-нибудь, Друэлла была в ужасе — «наследница рода Блэк на кухне, как паршивый домовой эльф?!». Нарцисса тихо рассмеялась воспоминаниям. Она очень скучала по тому времени. Скучала по толпе Блэков, которые умудрялись перессориться за несколько часов и довести до белого каления Поллукса, который крайне быстро выходил из себя. Скучала по старому особняку деда. Скучала по своему любимому кузену Регулусу и даже по Сириусу. Она никому никогда не призналась бы в этом, но в глубине души она мечтала когда-нибудь вновь встретить рождество в их компании в просторном замке Поллукса, в котором она знала каждый уголок. Этот особняк сейчас был никем не эксплуатируем. Домовые эльфы оттуда перебрались в поместья Малфоев и Лестрейнджей. Официально поместье принадлежало Регулусу, но тот скончался, так и не успев начать жить самостоятельно. Регулус… Нарцисса грустно улыбнулась. Из двоих кузенов Регулуса она любила особенно сильно. Он был самым младшим в семье, но, несмотря на это, всегда очень трогательно заботился и о ней, и об Андромеде, и даже о Беллатрисе. Женщина поднялась с кресла, отложив альбом в сторону. Она подошла к стене напротив входа и сделала то, чего не делала уже очень давно — отдернула изъеденную молью портьеру. Под ней обнаружился портрет, на котором был изображен красивый высокий парень с букетом полевых цветов в руках. Регулус смотрел куда-то в сторону, его лицо было задумчивым. Этот портрет, к большому сожалению Нарциссы, так и не ожил после смерти юноши. В глубине души у нее все еще жила надежда на то, что это знак — Регулус жив, но слишком нереальным это казалось даже для волшебницы. Даже для наследницы семейства Блэк. Под шейным платком на груди у Регулуса болтался большой круглый медальон из чистого золота (такой же он подарил Нарциссе по случаю свадьбы). Этот медальон, как когда-то объяснял ей парень, был символом их вечной дружбы. Если кому-то из них потребуется помощь другого, то медальон нагреется и начнет светиться. Регулус… Добрый, заботливый, в чем-то даже наивный. Но одновременно с этим, он был настоящим слизеринцем — хитрым, амбициозным, мужественным. Этот контраст всегда поражал Нарциссу. Из-за него она никак не могла понять кузена. Его невозможно было разгадать. В какой-то момент ей казалось, что она поняла его, но уже в следующую минуту парень становился другим. Нарцисса всегда вслух сочувствовала девушке, которая захочет быть с ним, потому что Регулус Блэк был настоящей головоломкой, которую под силу разгадать далеко не каждой. На мгновение Нарциссе показалось, что Регулус подмигнул ей с портрета. Она мотнула головой и во все глаза уставилась на парня. Но тот оставался неподвижен, и его взгляд был по-прежнему устремлен куда-то вдаль. — Привидится же такое, — с ноткой досады в голосе пробормотала женщина, поднося часы на руке ближе к глазам — в комнате было почти темно. — И неудивительно. Время уже час ночи, — она вздохнула и позвала: — Вики! В комнате спустя мгновение появилась эльф в чистой выглаженной наволочке. — Люциуса и Драко все еще нет? — Нет, леди Малфой, — испуганно прижав уши к голове, пропищала эльф. — Леди Малфой пора ложиться спать, уже очень поздно. Нарцисса улыбнулась. — Ты права. Я иду спать. Когда они прибудут… Если с ними что-то будет не так, немедленно разбуди меня. Это приказ. — Вики разбудит, — пообещала домовиха.