А может, всё было так?

Гермиона и Флосси сидели в столовой, оживлённо беседуя друг с другом. Девушки, на удивление, быстро смогли найти общий язык, и уже спустя пару дней у обеих появилось чувство, словно они были знакомы всю жизнь. Мисс Кендал была совсем не такой, какими Гермиона представляла себе потомственных аристократов и наследников древнего рода. В ней не было ни капли снобизма и высокомерия, которые, как ей казалось, были верными спутниками чистокровок. Флосси была живой, весёлой и необычайно милой в общении девушкой, способной поддержать абсолютно любой разговор. Её, наверное, можно было бы попытаться упрекнуть в легкомыслии, но тот, кто знал ведьму достаточно хорошо, понимал, что за всей её напускной весёлостью скрывается очень глубокий и вдумчивый человек. Она была умной и не по годам серьёзной, знала, казалось, всё, что только может знать девушка её возраста. С ней было интересно. — …У всех чистокровных семей есть особые таланты. Они передаются из поколения в поколение, — с упоением вещала Флосси Гермионе, которая с жадностью слушала. — Но в зависимости от своих личных качеств, отпрыски аристократов получают каждый — свой. Лорд Снейп, например, в полной мере унаследовал талант своего отца к ментальной и боевой магии. Мало кто может позволить себе дуэль с оппонентом такого уровня. Кроме того, ему передались способности леди Снейп к зельеварению, — девушка с восторгом посмотрела на портрет хозяйки особняка, висящий над камином. — У Принцев потрясающая наследственность. Гермиона кисло улыбнулась. В дуэлях и ментальной магии она была полным профаном. Так что, наследственность, выходит, была не такой уж и потрясающей. Хотя, возможно, дело было в её матери. Словно уловив её мысли, Флосси продолжила: — Род Бофортов, из которого происходит твоя мать, не очень древний, но они обладают просто невероятным даром — умением контролировать стихии, — глаза девушки загорелись. — Вода, воздух, огонь и земля подвластны им. При должных тренировках волшебники в их семье могли контролировать природу. От таких колдунов зависим чуть ли не весь мир. В средние века это вообще считалось мифом. Волшебники зависели от природы, и им и в голову не приходило, что можно контролировать её проявления. И как бы смешно это ни звучало, но чародеев с подобными талантами считали… слишком волшебниками, что ли, — она усмехнулась. — Их ссылали в Германию, где в то время шла особенно ожесточённая охота на ведьм. Более или менее спокойно к этому тогда относились в России, куда и старались сбежать все стихийные волшебники мира. Потом власть в Великобритании сменилась. Министром магии стал Олаф Буш, до сих пор считающийся одним из самых мудрых и прогрессивных руководителей нашей страны. Он прекратил преследование стихийных волшебников. Ну и вместе с ним откуда-то, буквально из-под земли, появились Бофорты… Самое интересное, что никто так и не знает, откуда. Гермиона слушала, затаив дыхание. Это было похоже на сказку, сон наяву. Тем не менее, она не чувствовала себя хоть сколько-нибудь причастной к подобному величию. Нет, она отнюдь не была глупой, и прекрасно это понимала, но тот факт, что ей не передался ни один из талантов её… настоящих родителей (даже мысленно называть их так казалось дикостью), сильно бил по её самолюбию. Интересно, почему же она умудрялась быть весьма посредственной колдуньей, если у неё в семье настолько хорошая наследственность? — А какой талант у тебя? — спросила Гермиона, чтобы как-то уйти с темы своей семьи. — Талант к беспалочковой и невербальной магии, — охотно отозвалась девушка. Она заозиралась вокруг, ища, видимо, предмет, подходящий для демонстрации её сил. Крошечная диадема сорвалась с любимой статуэтки Эйлин и, крутанувшись несколько раз в воздухе, трансформировалась в очаровательную серебряную тиару с большим сапфиром в центре, после чего плавно спикировала на голову Гермионе. — Головной убор для принцессы, — пафосно сообщила Флосси, отвешивая ей при этом поклон. — Спешу вас заверить, ваше высочество — вы достойны только самого лучшего! Гермиона сняла тиару с головы и с восхищением посмотрела на мисс Кендал, которая, судя по всему, обладала ещё и способностями к трансфигурации. — Моя мама сделала бы это куда лучше, — заметила Флосси. — Моя тиара получилась немного асимметричной… Да и камень должен был быть изумрудом в форме сердца. Мне всегда не хватало немного концентрации, — продолжила она. — Таланта-то хоть отбавляй. Моя мама была двоюродной племянницей Минервы МакГонагалл, а все МакГонагаллы непревзойдённы в области трансфигурации. Но… — она озорно улыбнулась, — я пошла в папу. Помимо воли Гермиона тоже заулыбалась. Этой невыносимо-обаятельной ведьмочке невозможно было противиться. — Ещё в пижамах? — изумилась вошедшая в столовую Эйлин. — Девушки, вы видели, который сейчас час? — Прошу прощения, леди Снейп, — моментально отозвалась Флосси, не дав Гермионе и рта раскрыть, — это я агитировала мисс Снейп проигнорировать правила этикета и спуститься к столу в пижаме… Раз уж это её последние выходные дома. Эйлин мягко рассмеялась. Гермиона в очередной раз залюбовалась женщиной. Она даже смеялась как-то по-особенному, оставаясь при этом эталоном элегантности и сдержанности. Но одновременно с этим она была необычайно уютной. Её чёрные глаза мягко сверкали в лучах солнца, делая её по-домашнему родной. У девушки вдруг появилось стойкое желание подойти и обнять бабушку, но она не была уверена, что может себе это позволить, потому что, несмотря на тёплое отношение Эйлин к ней, она так и не знала, что думает леди Снейп о сложившейся ситуации в целом. — Надеюсь, что хотя бы к ужину вы обе смените пижамы на что-то более подходящее случаю. — А что будет сегодня вечером? — подозрительно спросила Гермиона. — Северус и Роберт будут ужинать с нами, — безмятежно ответила Леди Снейп, поправляя шляпку на своей голове. — Я уверена, Гермиона, лорд Кендал понравится тебе. Они с Северусом были друзьями ещё со времён школы. — Это замечательная новость, — искренне обрадовалась Флосси, снова не дав Гермионе ответить. — Мне нужно отлучиться ненадолго, — заметила Эйлин, отходя, наконец, от зеркала. — Я вернусь скоро. Перед тем, как скрыться в камине, женщина коротко поцеловала Гермиону в макушку. Уже не в первый раз в голове у девушки возникал вопрос — какой же она выросла бы, живи с самого рождения со своей настоящей семьёй?

***

POV Северуса Я поймал себя за тем, что нервно крутил пуговицы своей рубашки. Мне было душно и холодно одновременно, и меня начинало нервировать ожидание, затянувшееся уже на несколько часов. Всё вокруг, включая мою обычно непоколебимую выдержку, шло прахом. Волан-де-Морт, знающий откуда-то о Гермионе и требующий от меня немедленных действий. Дамблдор, находящийся после контакта с кольцом Марволо под действием необратимого проклятья (у меня даже не было возможности попытаться найти противоядие) и слабеющий буквально на глазах. Поттер, которого жизнь, судя по всему, так ничему и не научила (в противном случае, понять, какого Мордреда он продолжает валять дурака, не представлялось возможным). Я чувствовал себя загнанным в угол, затравленным зверьком, и это раздражало меня ещё сильнее. Извечный вопрос «Что же делать?», ставший моим постоянным спутником в последнее время, не давал покоя. Бессонные ночи, которые я в большинстве своём проводил рядом с директором, вливая в него то одно, то другое наскоро сваренное зелье, давали о себе знать и сказывались на общем моём самочувствии. Я жутко скучал по временам беззаботной молодости, когда самой моей большой проблемой был Джеймс Поттер, с которым нас соединяла трепетная взаимная ненависть. Я стал лордом в шестнадцать лет сразу после внезапной кончины моего отца. К тому времени и моих деда с бабкой в живых не было, поэтому земли Принцев, хоть формально мне пока и не принадлежали, но фактически имели ко мне самое прямое отношение. Я чувствовал ответственность за мать, которая довольно долгое время после гибели Тобиаса Снейпа пребывала в абсолютно апатичном состоянии. Я тогда, по-моему, впервые за чуть ли не всю жизнь понял значение слова «страшно». Да, мне было страшно. Никто никогда не рассказывал мне, что же входит в обязанности главы рода (хотя называть это полноценным родом было даже смешно), и я понятия не имел, что мне нужно делать. Помогли мне, как ни странно, Поттеры. Кузен моей матери, который к тому времени сам был очень болен, взял меня под свою опеку. Он разъяснил мне, что, где, когда, кому и как я должен говорить, наглядно — на личном примере, можно сказать, показал, как следует обращаться с бумагами и финансами. Его смерть хоть и была ожидаемой и прогнозируемой, стала, тем не менее, большим ударом… Как для Джеймса, так и для меня. Но нас с ним это не примирило, нет. Мы с ним с упорством, достойным двух ослов, продолжали ненавидеть друг друга. И даже его смерть и прошедшие годы не заставили меня относиться к нему лучше. К моему большому стыду. Мы, кажется, ненавидели друг друга с самого рождения, мы ссорились всегда — на редких совместных ужинах, в вагонах Хогвартс-экспресса, в коридорах школы, на уроках. И что самое интересное — я не знаю, просто не могу вспомнить, что же было причиной нашей столь откровенной неприязни. Кажется, она была всегда, просто была — априори, и никто из нас не хотел или не мог разрушить её. Единственным, наверное, моментом, когда мы с Джеймсом стояли рядом плечом к плечу и не ссорились, стали похороны его отца.

***

1976 г. Было душно. В воздухе пахло гнилью и немного сырой древесиной, а всё вокруг было безжизненно-серым. Хрустящий шёпот листьев тревожил глубокую тишину, повисшую над старым кладбищем. Горку чёрной сырой земли, которую вскоре предстояло сбросить в свежую могилу, со всех сторон обступили домовики. Они безуспешно пытались стереть бегущие по их мордочкам слёзы своими длинными ушами. На усыпанной неуместно яркими кленовыми листьями дорожке появилась Юфимия Поттер. Всегда счастливая и полная жизни, она сейчас была только тенью себя прежней. В этой болезненно худой женщине с потухшим взглядом и трясущимися руками было трудно узнать всеобщую любимицу и первую красавицу всех званых ужинов. До этого дня она выглядела куда моложе своих лет, на её лице не было ни единой морщинки, а в её длинных медно-рыжих волосах — ни единой седой пряди, но горе, посетившее их дом два дня назад, оставило на ней свой неизгладимый след. Рядом с ней, поддерживая мать под локоть, шёл всегда лохматый худой мальчишка в очках. Было странно и неожиданно неприятно видеть Джеймса Поттера без сияющей наглостью озорной улыбки. Мы с матерью вместе с молчаливой толпой близких и друзей скончавшегося Флимонта Поттера шли позади них. Чуть в стороне под старым разлапистым дубом стояли трое Блэков — Вальбурга, Орион и Регулус. Они, кажется, чувствовали себя здесь абсолютно неуместно, но, тем не менее, считали своим долгом присутствовать на церемонии и проститься с этим человеком. Миссис Поттер устало благодарила собравшихся. Джеймс, пытаясь совладать с голосом, отвечал на чьи-то бестактные вопросы. Он больше не выглядел зазнавшимся противным мальчишкой, не ерошил своим излюбленным жестом волосы и не ухмылялся, как дурак. Он держался прямо, но выглядел так, словно на его плечах лежал огромный груз. Джеймс сейчас был мальчиком, которого хотелось пожалеть. Кто-то несильно толкнул меня в плечо. Я обернулся. Справа от меня стоял Сириус. На мой откровенно враждебный взгляд он только легонько покачал головой и кивнул на Джеймса, который сейчас стоял чуть в стороне от остальных, опустив голову и обняв себя руками в тщетной попытке согреться. Он напоминал маленького, несчастного зверька — озябший, мокрый, исподлобья глядящий на этот мир полными отчаяния и грусти глазами. Вслед за старшим Блэком я шагнул к Джеймсу, кладя руку ему на плечо. Дрожь, пробежавшая по его телу, передалась нам с Сириусом. — Спасибо вам, — хрипло пробормотал он, — за то, что вы сейчас здесь со мной, — он снова опустил голову и всё-таки заплакал. В этот момент я не чувствовал ненависти по отношению к этому человеку. Мне было жаль его. Я как никто другой знал, что он сейчас чувствует, и от этого внутри меня появлялась странная горечь. Мне не хотелось быть сейчас здесь. Не хотелось смотреть на гроб, потому что смерть пугала меня. Человек бессилен перед ней… Даже если он волшебник. К младшему Поттеру то и дело подходили какие-то люди. Они говорили ему что-то… Высказывали свои соболезнования, очевидно. А он лишь кивал и слабо улыбался, поддерживаемый мной с одной стороны и Блэком — с другой.

***

Огромная дверь, ведущая в зал приёмов, с грохотом распахнулась. Плохо держась на ногах, оттуда вышел Мальсибер, а за ним — Макнейр с Мирандой на руках. Она была без сознания. Сердце рухнуло куда-то вниз и с остервенением забилось там. — Ей нужен костерост, — сообщил Уолден, осторожно передавая женщину мне, а сам беря под локоть Гастинга, который тоже, кажется, был недалёк от обморока. — Ко мне в поместье! — решил я. — Там Гермиона, — хриплым голосом напомнил мне Мальсибер. — И дочь Роберта. Я мысленно чертыхнулся. Нужно было что-то решать, причём быстро. — Ко мне. В поместье.

***

Гермиона и Флосси были в малой гостиной, когда входная дверь распахнулась настежь, нарушая звонкую тишину поместья. А спустя всего минуту в комнату буквально влетел Северус, левитируя перед собой женщину. Следом за ним появился здоровый, под два метра ростом мужчина, поддерживая под локоть… лорда Мальсибера, очевидно. Девушки с ужасом переглянулись. Флосси помогла Снейпу уложить женщину, находящуюся без сознания, на кушетку. — Гермиона, мне нужен костерост и кроветворное, — бросил Северус, даже не взглянув в её сторону. — У меня в лаборатории на полке должны стоять несколько флакончиков. Смешай и принеси. Быстро, — отрывисто проинформировал он. — И захвати нашатырь для него, — он кивнул на Мальсибера, которого Уолден устроил в кресле. В сложившейся ситуации ей и в голову не могло прийти пререкаться или спрашивать о чём-либо. Гермиона выскочила из гостиной и кинулась вниз по каменной лестнице, которая вела ко входу в небольшую лабораторию. В её голове одна за другой со скоростью торнадо проносились самые разные мысли. Она плохо помнила, как выполнила просьбу Северуса, как вернулась в комнату… Её сковал страх. Всё перед глазами мелькало, словно в ускоренной съёмке, а она всё продолжала стоять посреди комнаты, наблюдая за тем, как женщина медленно приходит в себя, за тем, как Северус берёт её совсем маленькую ладошку в свои руки и подносит к губам. Они оба вдруг посмотрели на неё, и от того, с какой синхронностью это было проделано, по телу пробежала дрожь. Сердце, на мгновенье переставшее биться, неистово застучало внутри, словно намереваясь выскочить из грудной клетки. Она много раз представляла себе эту встречу, но никогда не думала, что она будет такой — сумбурной, непонятной… Она-то была уверена, что ненавидит свою мать, но сейчас, стоя перед ней — такой похожей на неё саму, она не могла сказать точно, что испытывает. Но то была отнюдь не ненависть… Миранда протянула к ней свою узкую ладошку. От беззащитности и трогательности этого жеста всё внутри сжалось. В глазах предательски защипало. Гермиона скользнула взглядом к Северусу, который странно смотрел на неё. Она никогда ещё не видела у него такого взгляда, и это, очевидно, стало последней каплей. На плохо гнущихся ногах она шагнула к кушетке, опускаясь на колени рядом со Снейпом. Ладонь Миранды скользнула по её волосам, по щеке, стирая слезинки. — Прости меня. Простить? Гермиона не была уверена, что сможет, хотя в данный момент это было её самым заветным желанием. Она сидела сейчас в окружении своей семьи… Они были рядом, и чувства более прекрасного она ещё не испытывала. Всё портило только не покидающее её ощущение иллюзорности происходящего. Они не были ей родными, в полном смысле этого слова, и это понимание разрывало изнутри по кусочкам. Но она подумает об этом позже… А сейчас позволит себе ненадолго сделать вид, что всё действительно хорошо. — Что произошло? — спросила она, обращаясь больше к Северусу. Ответила ей Миранда. Тихо, с отчётливо проскальзывающими нотками отчаяния в голосе: — Он знает, Гермиона. И хочет видеть тебя в своих рядах.