Сын

Эта комната, создатель которой так и не определился: хочет ли он сделать спальню или же балкон, была любимой комнатой младшего из близнецов императора. Он мог просиживать в ней часы, играясь, читая или как-то ещё занимая свой досуг, если его отец был занят. Все знали, что первый наследник больше тянется к матери, а второй – к отцу. Удивлялись, но находили объяснение в том, что её величество в юности была воином, а мальчик увлечён сражениями и оружиями, что достойно молодого юноши. В то время как младший всё время, свободное от сомнительных проделок, изучал карты и алхимические трактаты, литературу и экономику. Второй наследник, говорили, был жаден до жизни, до впечатлений, силы, денег, земель. И никогда не интересовался троном, словно тот был дешёвым сувениром в дорогой лавке, выставленным в надежде на проходящего мимо простофилю с тугим кошельком. Грид смеялся в одиночестве над этими сплетнями. Трон не казался ему ненужным или глупым, но он не хотел начинать драки за власть с сыном Линга. Не для этого он умирал один раз ради друзей, чтобы теперь принести скандалы и склоки в семью ближайшего из них. Он жадный, но не идиот ведь, чтобы ломать то, что хочет получить. В одном сплетники были правы, с «матерью» ему действительно не интересно. Они не просто были разными, они говорили на разных языках об одних и тех же вещах. А ещё Лан Фан иногда странно на него смотрела. Не подозревая, нет, не так хорошо была развита её фантазия… Вернее не подозревая Грида в младшем из сыновей, но вот о воспитании Линга её сомнения посещали… Нехорошо. За дверью послышались шаги. Характерные, знакомые шаги, увитые, словно колона плющем, шорохом дорогих тканей, и Грид застыл на мгновение, прежде чем обернуться на встречу открывающейся двери. -Здравствуй, как совет? – он никак не называл Линга наедине с памятного разговора. Тот никак не мог определиться со своим отношением к Жадности, всё ещё качался между определениями «друг» и «сын», слишком привыкший за столько лет быть больше отцом, чем равным соратником. И Грид не торопил, позволял стоять на перекрёстке так долго, сколько того потребует самостоятельное решение. И стоял на том же перёкрестке, вместе с императором Сины. Слишком привычно с языка уже скатывалось «отец», и слишком памятным, терпким и пропыленным в душе было «Линг», имеющее смыслов больше, чем одно только «друг»… Раньше одним на двоих было тело, теперь – сомнения. Но, как и раньше, они могли их честно поделить между собой, только в этот раз для этого не нужно было слов. Гриду досталось ожидание, Лингу – ответственность. Ну а кто у них император? Вот пусть и отдувается, раз получил, чего хотел, этот человек, чья жадность была сильнее гомункула из неё состоящего. -Эти старики мне всю душу вынули, - со вздохом опускается желанный гость на мягкий ковёр, предназначенный для этого создателем, видит небо. – Веришь? -Верю, верю, - вернувшийся с того света смотрит на него весело, понимающе. – Старики они такие, душу вынут, разжуют и проглотят, знаем, знаем. Линг бросает в сына и друга подушкой: -Не напоминай, а то я всё-таки набью тебе морду, как и хотел. -Ой ли? Именно этого и хотел? – вызов и насмешка. Но не такие злые как раньше, не такие бесцеремонные и прямые в своей откровенности. Слишком много лет прожито на этом востоке, где прямая честность не самый ходовой товар. Теперь в словах Жадности больше смыслов и потайных донышек. Всё изменилось с тех самых пор, как он понял, что так можно получить ещё больше. А жажда осталась неизменной. И глаза Линга напротив, настороженные и внимательные, а тело доверчиво расслаблено. И этот контраст делает императора ещё более привлекательным. Особенным. Принадлежащим только Гриду. Жене и старшему сыну он доверяет целиком, остальным не верит совсем, только по расчёту и строго ограниченное время по расписанию. А вот ему, своему сгинувшему компаньону, вернувшемуся родной плотью и кровью, он и верит и нет, балансирует, как танцор на канате. Соблазняет. Грид не пытался особо разобраться во всех оттенках желания «владеть Лингом», но и отворачиваться от них не хотел. Это было странно для гомункула, неправильно для мужчины, предосудительно для сына. Но Жадность потому и жил вечно не впопад с остальной семьёй, что интересовали его только собственные прихоти и порывы, а мир… а миру предписывалось смириться. Другое дело что с… гм, желаниями собственного желания считаться приходится иначе ничего просто не получится. Грид ведь хотел не тела, которое можно взять силой, о нет, он не был так скромен! В ответ на чуть расширившиеся от болезненных воспоминаний зрачки Линга, можно и улыбнуться – нагло, самоуверенно. Довольно! Да, один из сотни принцев и будущий наследник никогда не хотел избить второго жильца своего тела. Сначала он стремился просто использовать его, потом – договориться, ещё позже – удержать, а в конце – вернуть. Теперь… о, чего его величеству хочется теперь сделать с Гридом, даже сам Линг не был уверен. И это было шансом, ещё одним перекрёстком, на котором одна дорога была той, в которой нуждался Жадность. Как сделать так, чтобы он был в этом не одинок? -А ты чем занимаешься? – пытается увести в сторону разговор Яо. -Читаю сводки новостей по Аместрису за последние несколько лет, - Грид махнул стопкой бумаг. – Много интересного, но ничего интересующего. -То, что тебя интересует, надо искать в письмах, - пожал плечами Линг. – Личных письмах. -Я догадался, только мне их никто не пишет, как ты мог догадаться, - передвинутся ближе. Так, чтобы касаться кончиками пальцев дорогой императорской одежды. Это не робость – осторожность. Нельзя вспугнуть дикого, свободолюбивого зверя. Нужно чтобы он пришёл сам и остался. Без ловушек и ошейников. Только тогда всё будет правильно. -Тогда может стоит сказать им? -Ваше Величество! – возмущается и смеётся Грид и тут же переходит на вкрадчивый шёпот, наклоняясь ближе к монаршему уху. – Мы ещё не решили, что говорить, а что нет ЕЁ Величеству, а вы уже рассуждаете о друзьях из Аместриса. Не стыдно? – почти бесшумно, одним дыханием. Чтобы никто не услышал? Ну да, а зачем же ещё, Мой Императорррр? Линг только устало морщится и прикрывает глаза, пряча взгляд. Виноватый, немного растерянный и ещё самую каплю испуганный. Это не настоящий страх, парализующий волю, это просто… нежелание. -Давай не будем об этом. Всё слишком сложно, и я пока не знаю как… -Я не тороплю, - вновь отстраняется Грид, улыбаясь. А ещё причина молчания Яо в том, что он ни с кем не хочет делиться секретом… или Жадностью? – Чем дольше она не знает, тем большую свободу я сохраняю. -Ещё скажи, что Лан Фан сможет тебя удержать, - невесёлая улыбка, насмешливый взгляд. О, тебе обидно за жену? Но ведь Грид всерьёз, он уважает целеустремлённость и профессионализм императрицы. Не питает к ней особой любви, но пренебрегать? Нет-нет, он бы не посмел! -Удержать – ни в коем случае! – гордо выпятил грудь второй наследник престола. – Но вот ограничить – может. Улыбка Линга стала легче и мягче, а его рука сама протянулась, коснулась чёрных, тяжёлых волос, взъерошила, растрепав и без того небрежную причёску сидящего рядом мальчишки. Скользнула слабой лаской по щеке, и тут же отдёрнулась, стоило мелькнуть в глазах напротив… интересу? Император ещё не готов был всматриваться внимательнее. Но Грид решил, что в этот раз процесс не менее интересен результата. Поэтому он никуда не спешит, распуская волосы окончательно, давая им свободно падать на плечи. Так он меньше похож на «брата», и родство уже меньше бросается в глаза. Он знает, он замечал это и в зеркалах, и во взглядах Линга. Во взглядах, в которых становилось меньше сомнений. Решай, Линг Яо. Выбирай.