Бесчестье: Затронутые Бездной

1846 г.

      Джон Чепмен буравил Рамполтизу взглядом уже целую минуту, не забывая при этом затягивать сигарету. Тиза старалась не смотреть в его бледные глаза, терявшиеся на фоне густых черных бровей, начавших срастаться на переносице, и все свое внимание обратила на бумажный цилиндрик, один конец которого был плотно зажат между губами мужчины, а другой медленно тлел, осыпаясь, когда капитан городской стражи подносил его к пепельнице.       Запах табачного дыма всегда притуплял ее способности и мешал сосредоточенности, а потому девушке было трудно понять, в каком настроении пребывает ее собеседник. Но даже когда внутреннее чутье не могло дать ей никаких подсказок, у Тизы все еще оставались ее глаза, и видела она хмурого и слегка надменного человека, который очень не любил, когда в его работу вмешивались посторонние люди.       Сперва она и вправду пыталась пойти легким путем и подкупить капитана. Тот очень долго не обращал внимания на ее неловкие намеки в виде осторожных, сказанных полушепотом фраз, а когда Тиза, сопровождая слова многозначительным взглядом, пообещала, что при работе в кооперативе выиграют все, Чепмен и вовсе пригрозил посадить ее за решетку на несколько суток.       Теперь Тиза использовала вариант диалога, но мужчина оказался на удивление несговорчивым.       Полоса неудач вновь грозила расстелиться у Даффи под ногами, и ей нужно было не наступить на нее, а аккуратно перешагнуть. Вот только сделать это было крайне сложно, учитывая пронзительный взгляд, пришпиливший ее к стулу, словно какую-то бабочку.       — Это невозможно, — с нажимом повторил Джон Чепмен, стараясь сделать сиплый голос заядлого курильщика как можно тверже. — Вам, аристократам, уже в поместьях не сидится, и вы со скуки решили поразвлечься, гоняясь за убийцами?!       Тиза знала, что он будет злиться, и принимала эту злость. На его месте она бы даже выслушивать подобные просьбы не стала и сразу бы выставила нахала за дверь. Как же ей повезло, что эту должность занимал именно Чепмен, а не кто-то вроде нее. Капитан городской стражи хотя бы слушал, несмотря на то что иногда бурчал и ругался в ответ.       — Тут дело не в скуке, а в вере, — ответила Тиза, откинувшись на высокую спинку стула. Она старалась казаться уверенной в себе девушкой, но чем выше задирала нос, тем большую неловкость ощущала. — Мы с братом верим, что это убийство, как и то, что произошло больше десяти лет назад в Дануолле, было совершено одним и тем же человеком… или одной и той же группой сектантов. Мы просто хотим найти виновного и остановить его. Вот и все.       — И скажите же мне на милость, как вы будете помогать? — мужчина сложил руки на столе и впился в нее требовательным взглядом.       Рамполтиза сжала пальцы левой руки на своем колене, пытаясь не обращать внимание на испытываемый дискомфорт от взгляда Чепмена, который будто бы выискивал в ней изъяны. Голову она тоже не опустила и глаз от мужчины не отвела, понимая, что если позволит своей слабости показаться хоть на секунду, то собеседник не станет воспринимать ее всерьез.       В кабинете, несмотря на дневное время суток, было мрачно: за окном темнели и клубились серо-голубые тучи и по стеклу стучали дождевые капли, прокладывая бесцветные влажные дорожки; углы помещения терялись в темноте, и единственным источником света была тусклая лампа, склонившаяся над заваленным бумагами и письменными принадлежностями столом. На стенах висели награды и ордена, но прочесть, за какие заслуги они были выданы, не представлялось возможным и оставалось лишь наблюдать, как от поверхности разноцветных металлов исходят едва заметные блики.       Эта обстановка давила на девушку и создавала тяжелое ощущение, будто она сидит в допросной, а не в кабинете, – хотя при свете здесь, наверное, было весьма уютно, – и находится под наблюдением, а не мирно беседует с капитаном. Подбирать слова было трудно, ведь сейчас речь заходила о вещах, о которых обычно никто не говорил вслух, если не хотел навлечь на себя и свою семью ворох проблем.       Какая-то часть Тизы просто вопила о том, чтобы она не делала этого, и что будет лучше, если они с братом пустят все на самотек и не станут вмешиваться в это дело, другая же интриговала загадкой, к которой, точно ключик для запертой двери, было необходимо найти решение. Какое из этих предчувствий было верным? По какому пути им с Джерри следовало идти?       Посмотрев в рыбьи глаза капитана, Тиза поняла, что будет выглядеть крайне глупо, если прямо сейчас откажется от своих слов, встанет и уйдет, и поэтому она заговорила:       — Я думаю, что могу попробовать расшифровать символы, которые были на теле жертвы. Может, тогда природа ритуала будет ясна, и мы сможем понять мотив убийцы.       Она ненадолго умолкла, наблюдая за его реакцией. Среди жителей островов было много ярых приверженцев Семи Запретов, фанатично преследовавших всех, кто увлекался темным искусством, либо что-нибудь о нем знал.       Но Чепмен был спокоен и молчал, ожидая, что девушка скажет дальше. Получив зеленый сигнал и немного успокоившись, Тиза продолжила:       — Если я принадлежу к семье сектантов, то это не значит, что я придерживаюсь их веры, — упреждая грядущий вопрос, сразу заверила она капитана. — Мне знакомы их заклинания, ритуалы и символы лишь потому, что я росла в той обстановке, которую родители создавали вокруг себя. Это было не по моей воле, и вера их никак от меня не зависела, — полуправда легко срывалась с кончика языка и с каждым словом Тиза чувствовала себя все увереннее. — А теперь то, что я когда-то услышала от матери, возможно, поможет нам предотвратить следующие убийства и спасти пару-тройку невинных жизней. Разве это плохо?       Ненадолго в помещении повисла тишина, разбавляемая только едва слышными щелчками, с которыми стрелка передвигалась по циферблату настольных часов.       Тиза не видела проявления каких-либо эмоций в мимике мужчины, но подозревала, что тот мысленно сопоставляет все «за» и «против». И она надеялась, что он примет правильное решение. Ведь если Чепмен им откажет, то в это дело они с братом так или иначе вмешаются, только уже без чьего-либо одобрения.       — И все же, вы будете больше мешать, чем помогать, — Чепмен свободной рукой разгладил лоснящуюся щетку усов над верхней губой, затушил сигарету о стеклянное донышко пепельницы и вперил взгляд в бумаги, потеряв всякий интерес к этой беседе. — Выход, думаю, сами найдете.       Рамполтиза недовольно цокнула языком, что вызвало у мужчины самодовольную улыбку. Этой ответной реакцией на его отказ, по его мнению, она лишь подтвердила его худшие подозрения об аристократах, которым просто нечем заняться. Тиза хотела доказать ему, что он не прав, но мужчина был упрям и попытка его переубедить была бы такой же бесполезной, как если бы она взялась двигать целую гору.       — А как же символы? Кто их разгадает? — в отчаянной попытке воззвать к его любопытству спросила она.       — Мы уже пригласили одного из смотрителей для консультации по этому вопросу. И, если мои часы не ошибаются, то он скоро прибудет. Как раз к моменту, когда тело перевезут в морг и он сможет его беспрепятственно осмотреть.       Тиза едва подавила сильное желание в очередной раз тяжело вздохнуть и заставила себя улыбнуться. В ее случае улыбка редко когда была следствием хорошего настроения или радости. Чаще всего она служила альтернативой хмурому взгляду и откровенному недовольству происходящим; маской, за которой Тиза скрывала эмоции, которые не хотела показывать открыто. Окружающие этого не знали и часто путались, порой принимая это за признак дружелюбия и отходчивости. И только Джерри знал, что если сестра улыбается, то это далеко не всегда хороший знак. В такие моменты он всегда был начеку и старался ее особо не раздражать.       «Ты что-то задумала, — говорил он, сканируя ее взглядом, — и мне это вряд ли понравится».       — Что ж, тогда я более не буду тратить ваше время понапрасну, — сказала Тиза, поднимаясь со стула. Пройдя к вешалке, она сняла с него свое пальто и надела его. Ей хотелось кинуть последний взгляд на капитана, который занимался своими бумагами так невозмутимо, будто бы еще минуту назад они не говорили о жизни и смерти, но девушка не стала этого делать.       Смотрители! Что могли знать смотрители о темных ритуалах? Разве им было знакомо значение оккультных символов? Они видели зло и ересь в любой непонятной им загогулине, написанной на стене, и совсем не разбирались в магии, являясь упертыми церковниками, которым отвратительна сама мысль о том, чтобы попытаться вникнуть и понять мотивы людей, обратившихся к Чужому. Зачастую это были простые бедолаги, потрепанные жизнью так, что у них просто не осталось ни надежды, ни сил, чтобы справиться со всеми трудностями самостоятельно. Именно поэтому они предпринимали попытки достучаться до запрещенного Аббатством божества, а не потому, что сами были плохими. По крайней мере, в большинстве случаев это было именно так.       Когда Тиза жила в Дануолле, все, кого она знала, презирали Аббатство Обывателей. Всем был ненавистен Орден в том состоянии, в котором он находился при верховенстве Таддеуса Кэмпбелла. От него другим смотрителям передалась гниль и испорченность. Тиза знала, что аристократы тех времен, имея власть и деньги, были вольны делать что хотят – и даже свод церковных правил не был им указом, что девушка усвоила, наблюдая за Браном Джиллеспи. Зато бедных людей, которым было трудно наскрести денег на ужин, этими Запретами члены Аббатства душили нещадно, принуждая оплачивать прощение грехов звонкой монетой. При этом смотрители сами же нарушали Семь Запретов едва ли не каждый день, но жестоко карали за это других. Они редко посещали престижные районы, где буквально у каждого были деньги и влияние, способные замести почти что любые следы преступлений и ереси. Однако если проступки какого-нибудь богача становились общеизвестными и на публике они были популярны в обсуждениях, то смотрители были обязаны проверить правдивость слухов. Подтвердить их или опровергнуть, развеяв дымку ложных обвинений. Но чаще всего если у кого-нибудь находились могущественные недоброжелатели, то смотрители выполняли роль волкодавов, спущенных с поводков. Под покровом учения о Запретах влиятельные люди устраняли своих соперников и конкурентов. Казна Аббатства полнилась золотыми монетами, а тюрьмы – сектантами, которые, в основном, таковыми не были. Изменения начались только тогда, когда Таддеуса убрали, справедливо заклеймив его знаком еретика. После него появился Тиг Мартин, и при нем в Ордене случился внутренний раскол. Все неверные были изгнаны, а церковники начали быстро восстанавливать порядок в своих рядах. Однако их новый лидер тоже оказался личностью далеко не совершенной, и лорд-защитник позаботился о том, чтобы остановить его, пока все не рухнуло вновь. Когда управление Аббатством Обывателей в свои руки взял Юл Хулан, смотрители преобразовались и снова стали теми, кем всегда должны были быть – духовными наставниками народа, а не угнетателями, и достойными поборниками учения о Семи Запретах, подарившими людям веру в светлое будущее при юной императрице Эмили Колдуин и силы на восстановление разрушенного городского порядка.       Но то был Дануолл, а про морлийское подразделение смотрителей Рамполтиза практически ничего не знала. Однако, если Джон Чепмен доверяет им, то, может, они и вправду справедливые религиозники, которые действительно разбираются в том, против чего воюют, а не слепо ненавидят Чужого просто потому, что их этому научили с детства? Девушке оставалось лишь надеяться на это.       Попрощавшись с капитаном, она вышла из его кабинета и, не обращая внимания на лица других офицеров и стражников, находившихся в здании, покинула участок. На улице она заметила черный экипаж с выгравированным на дверце золотым полумесяцем, пересеченным трезубцем. Из салона выбрался один-единственный смотритель – высокий и широкоплечий, он был одет в длиннополый зеленый мундир с серебряными нашивками на плечах, – цвета отсылали к родовому гербу правящего на острове клана, – портупеей и серыми мешковатыми брюками, заправленными в высокие сапоги с защитными щитками на коленях. Лицо его закрывала железная маска, выделявшаяся суженными в гневе прорезями для глаз, и полуоткрытым, точно в злобном оскале, ртом, а лоб украшал символ Аббатства. Внутри маска была отделана кожей и мягкой тканью, чтобы в период холодов металл не примерзал к лицу, а прикреплялась она к носителю с помощью ремешков, затянутых на затылке.       Смотритель прошел мимо Рамполтизы, и та не почувствовала в нем злобы, которая языками невидимого пламени исходила от тех служителей Аббатства, которые держали их с братом за решеткой после казни отца. То были скорее смирение и покой, даруемые мужчине Семью Запретами. Они были точно ментальным щитом для смотрителя, но даже под ними девушка ощутила легкую вибрацию, вызванную опасением за души людей. Он верил в то, что его служение будет работать во благо народа и искренне хотел помочь. И это было… великолепно. Смотритель светился изнутри, подобно маяку, не дающему кораблю заплутать во тьме и напороться на рифы. Вера его была сильна, а душа – чиста.       Тиза настолько удивилась своим открытиям, что проводила мужчину взглядом, когда он прошел мимо нее. И внимание с ее стороны не осталось им не замеченным. Он повернул голову – всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы у Даффи все внутри задрожало.       Он не представлял для нее никакой угрозы, но его маска пугала ее до глубины души, вытаскивая, словно щипцами, неприятные воспоминания из прошлого на поверхность.       А ведь сегодня Тиза нарушила Второй запрет, сказав Чепмену, что осведомленность о смысловом предназначении ритуалов и символов у нее от родителей. Но ей было необходимо солгать, так как капитан вряд ли бы выпустил ее из участка, узнай он, что темному искусству ее когда-то учила ведьма, с которой она могла при желании связаться в любой момент.       Когда смотритель скрылся из виду, время снова пошло в своем привычном ритме, и Тиза очнулась. Волосы и плечи ее окропил дождь, а налетевший ветер охладил вспыхнувшие румянцем щеки. Люди, проходящие мимо, прятались под зонтами, поднятыми над головами страницами утренних газет, портфелями и шляпами.       Тиза осторожно влилась в их поток и начала двигаться вдоль улицы. Она могла бы внять предложению брата отыскать Корделию, но решила, что пока не стоит. А может просто оттягивала свою с ней встречу до того момента, когда без помощи ведьмы им будет не обойтись.       Альба была вторым по величине городом Морли, уступая только Уиннидону, и большая ее часть была расположена на холмистой местности, из-за чего очень часто приходилось подниматься или спускаться по горкам. В отличие от Дануолла, городские кварталы Альбы не были разделены по отраслям специализации, и на одной улице могли попадаться художественные школы, мастерские, магазины, торговые и образовательные учреждения. Заводы являлись редкостью и были разбросаны по городским окраинам. Как и на всем Морли, в Альбе большое внимание уделяли искусству. Не было и месяца, чтобы на парковых аллеях, вблизи синих озер и под кронами старых дубов и можжевельников не устраивали поэтические вечера, где умельцы сплетали рифмы под открытым небом и любой желающий мог прийти и послушать их, подбодрив творца парой-тройкой монет. В городе постоянно работали выставки и устраивались собрания, на которых философы предлагали посетителям порассуждать вместе с ними об устройстве мироздания и выдвигали сумасшедшие теории, способные в одночасье поменять привычный взгляд на многие явления. Но самым примечательным местом, по мнению Рамполтизы, был театр. Почти каждые выходные в нем проводились спектакли, отличающиеся высоким уровнем постановки – все благодаря движущейся сцене и специально проведенным водным каналам, позволяющим проливать дождь и создавать неглубокий водоем, если история, показываемая актерами, повествовала о жизни пиратов или храбрых моряков, ведущих охоту на морских чудовищ.       Проходя мимо театра, Тиза подумала о том, чтобы позвать брата и деда на одно из представлений, но быстро отбросила эту мысль. Грэхэйм Мур был человеком занятым и не стал бы тратить вечер на развлечения – отдых в кресле у камина был ему куда предпочтительнее. Джерри же считал все это скучным и недостойным внимания, хотя сам очень любил петь, когда думал, что его никто не видит.       Миновав множество домов-близнецов, облицованных кирпичом и камнем, Даффи наконец-то добралась до паба, расположившегося у Наклонного перекрестка. Назывался он «Хромая гончая» и владельцем его был Джейкоб Паркс, параллельно являвшийся связующим звеном с черным рынком, надежным информатором и едва ли не приемным отцом для всех бандитов города.       Сейчас у него гостила банда Бродяг под предводительством Марии Беркутовой. То были уроженцы разных островов, объединенные общими взглядами на мир и свое место в нем. Они скитались от одного города к другому, переплывали с острова на остров и вели разбойный образ жизни. Бродяги никому не подчинялись, бросали вызов порядку и делали что хотели. И только под крышей паба они были приветливы и общительны. Таков был закон Джекоба Паркса: пока ты в «Хромой гончей», твой пистолет на поясе, а нож в чехле. Однако Рамполтиза, в отличие от других посетителей паба, не косилась на них со страхом и недоверием. Нет, за несколько месяцев, что те жили в Альбе и снимали комнаты на верхних этажах здания, Тиза даже успела познакомиться и наладить теплые отношения с некоторыми из них. К тому же она и сама частенько оставалась на ночь в пабе и сидела на чердаке, где читала и порой подолгу расписывала свои сны на страницах дневника, останавливаясь только тогда, когда солнце стучалось в окно на рассвете. Возможно, это было странно, но после Дануолла в девушке проявилась особая ностальгия к чердачным помещениям, а Джейкобу Парксу было только радость сдавать ей свою собственность за весьма немаленькую ежемесячную плату.       Войдя в уютный зал, заставленный столиками различных форм и размеров с размещенными по сторонам не менее разномастными стульями и креслами, Тиза начала проталкиваться между пьяными и громкоголосыми посетителями, мужская часть которых пыталась то ущипнуть ее, то, схватив за локоть, притянуть к своей компании, а девушка брезгливо отталкивала их руки. Добравшись до барной стойки с единственным свободным высоким табуретом, который точно Тизу и дожидался, она отсалютовала Джейкобу Парксу, разливавшему пиво по кружкам, и тот, заметив Даффи, кивнул, давая понять, что подойдет к ней, как только освободится.       Рамполтиза поджала губы и расстегнула пальто – в помещении из-за большого скопления людей было довольно душно, – и, развернувшись на табурете, поверх голов сидящих в зале посетителей стала смотреть на маленькую сцену, утопающую в круге света в то время, как в центре зала было темно и освещена была только барная стойка. На сцене было четверо музыкантов, трое из которых были Бродягами. Один перебирал струны гитары, другой стучал молоточками по струнам цимбала, третий извлекал мелодию, нажимая на черно-белые клавиши пианино, а четвертый напевал задорную и немного похабную бандитскую песенку.       Она рассказывала о молодом и горячем бандите, что украл у скупого и надменного дворянина его прекрасную жену, а потом еще долго убегал вместе с ней от нанятых одураченным мужем головорезов, оставляя им письма, где с точностью и не стесняясь выражений описывал, чем он вместе с юной леди занимался под одеялом – и все только для того, чтобы кольнуть богача побольнее в его драгоценное эго. Закончилось все тем, что аристократу во время чтения одной из записок стало плохо и, залившись краской, он умер. Песня утверждала, что причиной смерти стала зависть – Тизе же казалось, что бедный дворянин просто сгорел от стыда в прямом смысле этого слова.       Затем музыка резко оборвалась. По залу прокатилась волна свиста и зазвучали аплодисменты. Музыканты, принимая благодарность толпы, выстроились в одну линию и поклонились своим слушателям. И при виде пианиста Рамполтиза скрипнула зубами.       Это был Джерри. Он был болезненно бледным, все еще шмыгал носом, но почему-то решил прийти сюда, а не остаться дома под заботливым крылом их служанки, которая уже долгие годы ухаживала за стариком Муром и с радостью присмотрела бы еще и за его непутевым внуком.       Тиза оглянулась назад и, увидев, что Джейкоб все еще занят другими посетителями, спрыгнула со своего табурета и начала пробираться к сцене, маневрируя между столиками. В пабе она чувствовала себя на своей территории, а потому не боялась грубо распихивать пьянчуг на своем пути и ругаться на них.       Джерри заметил ее почти сразу, и улыбка на его лице поувяла.       — Джерард, мать твою, Даффи, — прорычала Рамполтиза, остановившись возле сцены и сложив руки на груди. В наполненном зале все вдруг стали разговаривать тише и даже другие музыканты с любопытством и плохо скрываемыми усмешками стали смотреть на ее брата. — Что ты здесь делаешь?       Тиза не боялась опозорить его перед бандитами. Бродяги были одной большой семьей, в которой всегда кто-нибудь над кем-нибудь да подтрунивал. Джерри не был членом их банды, но паб посещал даже чаще, чем Тиза, и для большинства из них стал чем-то вроде названного брата.       Джерри быстро сориентировался и поднял указательный палец, точно делая ей замечание.       — У нас одна мать на двоих, сестричка, — сказал он, усмехнувшись, — Постеснялась бы выражений!       Тиза закатила глаза и, схватив его за руку, потащила прочь со сцены под громогласный хохот нетрезвой шайки. Из-за того, что все окна в пабе были сделаны из дымчатого стекла, казалось, что на улице уже царит глубокий вечер, хотя стрелки часов не так уж давно перевалили за час дня. Видимость в помещении была плохая, и поэтому Тиза зацепилась носком сапога за ножку одного из стульев и едва ли не полетела вниз носом, грозясь поцеловаться с липким от пролитой выпивки полом. Но брат вовремя потянул ее на себя и заключил в объятья.       — Не злись, — попросил он тихо, чтобы только она могла услышать. — Мне не хотелось сидеть сложа руки, пока ты бегаешь по городу и бесишь капитана стражи.       Тиза хмыкнула в ответ, но тут же отпустила свой гнев. Отчасти потому, что он принадлежал не ей, а кому-то из посетителей. В пабе царила целая неразбериха из эмоций, обостренных принятым алкоголем, и ей передавалось всеобщее возбуждение посетителей, которых к вечеру должно было стать еще больше.       Вместе с братом Даффи вернулась к барной стойке, где к ним почти сразу же, протирая полотенцем стаканы, подошел Джейкоб Паркс.       Это был низкий мужчина с большими руками и выпуклым брюшком, на котором до упора натянулась грязно-желтая рубашка, расстегнутая на груди и демонстрирующая завитки темных волос. Помимо этого, у Джейкоба была круглая лысая голова, большое щекастое лицо с маленькими карими глазками, большой нос с бородавкой на кончике и широкий рот. Но больше всего владелец паба выделялся своим запахом – от него несло выпивкой и потом.       Он поставил перед ними уже чистые стаканы и, перекинув полотенце через плечо, уперся в стойку большими руками с короткими пальцами.       — Мечтательнице инжирное вино, а ее улыбчивому братцу изумрудный абсент? — спросил он, переводя взгляд с брата на сестру и обратно.       — Как всегда, — кивнул ему Джерри.       Оставшись стоять, Джерри притиснулся поближе к сестре, чтобы остальные не смогли услышать их разговора. Мужчина, сидевший позади него, случайно заехал ему в спину локтем, и юноша грязно выругался, что мог позволить себе только в этом месте. Впрочем, как и Тиза. В остальное время они играли высокорожденных и старались вести себя достойно лорда и леди, как того и требовал их дед, помешанный на семейном наследии и этикете.       Джейкоб Паркс быстро разлил напитки по стаканам и наклонился поближе, чтобы тоже быть вовлеченным в беседу.       — Пока ты увлеченно рассказывала свою биографию Чепмену, – а я уверен, что именно это послужило причиной, почему ты так задержалась, – я поспрашивал у людей Марии, не видели ли они кого-нибудь странного в приморском районе.       — И? — Тиза не стала отвечать на выпад брата и рассказывать, что ей пришлось два часа ждать капитана городской стражи в участке, и предпочла внимательно послушать, что тот скажет.       Джерри пожал плечами.       — В основном никто ничего не видел и ни о чем не знает, однако есть пара ребят, дежуривших в порту, которые утверждают, будто этой ночью им мерещился какой-то силуэт, прыгающий с барж на рыбацкие суденышки и лодки с неестественной для человека скоростью, однако потом они моргали и иллюзия развеивалась. Я бы не доверял их словам, так как большую часть дня и ночи они пьяны в стельку и Мария их уже даже в свои рейды не берет. Но я бы поговорил с ней об этом лично – вдруг она что-то знает?       Это было логично, учитывая, что Беркутова о странных происшествиях и конфузах, случившихся с членами своей банды, умалчивала, чтобы другие, более мелкие группировки, промышлявшие в Альбе, не попытались составить ей конкуренцию. Она бы вмиг потеряла свой авторитет, узнай кто-нибудь, что ее люди не такие уж безбашенные и кого-то боятся, а бандитке это были ни к чему.       — Она еще не вернулась, — сказал Джейкоб, — наверное, опять вытряхивает деньги с какого-нибудь богатенького ублюдка в переулке.       Рамполтиза сделала небольшой глоток вина, посмаковала его во рту, наслаждаясь слегка кисловатым ягодным вкусом, а затем проглотила, чувствуя, как то греет горло.       — Если тень, придуманная пропитой фантазией бандитов не преобразуется в какие-то оккультные символы, то не думаю, что на ней стоит зацикливать внимание, — Тиза покачала стакан в руке, наблюдая, как вино плескается по стенкам. Она была лично знакома с одной из Уиннидонских ведьм, но та никогда не вела себя точно сверхчеловек и вся ее магия сводилась к манипуляциям и порчам, а потому Тиза решила, что галлюцинации бандитов были не более чем игрой разума. — Чепмен отказался от сотрудничества и привлек к делу Орден Смотрителей.       Джерри с Джейкобом переглянулись. Даффи-старший с шумом втянул носом воздух, а Паркс покачал головой.       — Это плохая новость, хотя было глупо надеяться, что, имея дело с адептом культа Чужого, мы не наткнемся на парочку-другую смотрителей.       Мужик позади Джерри снова ударил его в спину локтем, и тот, развернувшись, столкнул его с табурета. Собутыльник упавшего разразился диким хохотом, шлепая себя ладонью по коленке, а мужик поднялся и попытался в отместку ударить Даффи с разворота кулаком. Однако из-за опьянения движения его были медленными и неуклюжими. Он промахнулся, и выпирающие костяшки его пальцев попали только по воздуху.       — Я сейчас, — допив содержимое своего стакана и шмыгнув носом, пообещал Джерри и не стал отлынивать от зарождающейся драки, в ожидании которой большинство клиентов Паркса повернули к барной стойке свои головы.       Тиза поджала губы и отвернулась, не желая смотреть на это. Джейкоб же усмехнулся, но потом достал из-за стойки портсигар и пододвинул его к девушке.       — Все как ты заказывала. Прямиком из Калтана.       Рамполтиза благодарно улыбнулась и заплатила ему восемь сотен монет. Она всегда курила только эти сигареты, производимые в тивийском городе Калтан. Они были легкими и содержали в табаке специальные добавки, которые временно блокировали все чувства – и физические, и духовные, – и позволяли Тизе на несколько часов расслабиться и отрешиться от мира. Однажды их из любопытства попробовал Джерри, а затем рассказал, что ему было плохо и он видел весьма причудливые галлюцинации. За это Тиза назвала его врунишкой, так как на себе такого эффекта никогда не ощущала. При курении она испытывала лишь умиротворение.       — Знаешь, я ведь тоже могу попытаться что-нибудь узнать, — предложил ей Джейкоб, — на черном рынке продают не только краденное и запрещенное, но еще и информацию. Правда, стоить это будет недешево…       Тиза ухмыльнулась.       — В этом весь ты: кто-то мучительно умирает в руках сектанта-убийцы, а ты сдираешь деньги за возможность хоть что-то узнать о нем.       — Каждый день кто-то умирает, — Джейкоб развел руками и нахмурился, увидев, что в своей борьбе с мужиком Джерри повалил стол. — И я очень быстро останусь без крыши над головой, если буду скидывать цену, жалея кого-то…. Джерри, чтоб тебя, ты заплатишь мне за этот стул!       Рамполтиза тихо вздохнула. Ей было неприятно осознавать, что в Парксе практически не осталось сострадания – жажда наживы просто вытесняла в нем все хорошее. А вот Тиза от рождения умела сочувствовать и воспринимать на себе чужую боль, и никак не могла от этого избавиться, как бы старательно не пыталась закалить ее жизнь.       — Я сегодня останусь в пабе, — неожиданно посерьезнев, сообщила она Джейкобу и выложила на стол еще полсотни монет. — А ты попытайся что-нибудь узнать у своих информаторов.       Джейкоб посмотрел на деньги разных размеров у себя под носом.       — Милочка, тут не хватает целой тысячи…       — Остальное возьмешь у Джерри, — Тиза соскочила со стула и направилась в сторону лестницы, крикнув через плечо:        — И за сломанный стол с него спросить не забудь!       А брат ее тем временем нокаутировал бандита под заливистый хохот его дружков.