Бесчестье: Затронутые Бездной

      Рамполтиза, смотритель и заведующий музеем Артейр МакЭвен втроем сидели в аудитории, где проводились редкие лекции для студентов, приведенных на экскурсию. Здесь имелось множество сидячих мест, трибуна для выступлений, проектор и белый экран, на котором в рабочее время демонстрировались сребрографии. С потолка свисали тяжелые трубчатые лампы, издающие тихий гул, и одна из них беспрерывно мигала, мешая Даффи сконцентрироваться на записях.       Тиза сама решила остаться здесь и теперь сидела на стуле с обтекающей деревянной спинкой и перебирала бумаги, которые Артейр ей не очень любезно, но все-таки предоставил. Перевод давался ей с большим трудом, и девушке было стыдно признавать, что помимо уже знакомого ей символа-татуировки она смогла распознать всего лишь еще два.       Один из них походил на закручивающуюся волну и означал обещание могущества, другой являл собой треугольник, внутри которого была заточена звезда, и наиболее близким ему обозначением было «замещение». Правда, в случае со вторым символом Тиза не была уверена в правильности своего перевода, так как то, что она смогла различить на старой странице и то, что нарисовал ее брат, было не совсем одним и тем же.       Даффи тяжело вздохнула. Ей до скрежета зубов не хотелось признаваться сидящему рядом Карпентеру, что она практически бесполезна и не может связать все обнаруженные данные в одну логическую цепочку. И если с обещанием силы все было более-менее понятно, то что за ритуал замещения?       Ей казалось, что она сталкивалась с чем-то подобным прежде или, может, слышала об этом. Но сколько бы девушка не пыталась оживить это воспоминание в своей памяти, все было впустую. Тиза знала, что в одиночку ей с этим не справиться, и она боялась реакции смотрителя на предложение пригласить уиннидонскую ведьму на консультацию.       Еще Тизе было неуютно в присутствии МакЭвена, который приносил больше вреда, чем пользы. Он был одинок, и Тиза остро чувствовала это. Даффи казалось, что этот маленький кособокий мужичок с залысиной на грани помешательства. По его же словам, у него не было ни жены, ни детей, и даже друзей за более чем сорок лет жизни не нашлось. Артейр всецело посвятил себя истории и по юности даже был археологом и состоял в группе, что исследовала подземелья под зданием, занятым Аббатством Обывателей. Музей был для МакЭвена маленьким царством, его домом, а каждый экспонат – отдушиной, но Артейр не умел налаживать контакт и даже если пытался проявить дружелюбие, то просто был неинтересен собеседнику. А все потому, что он был редкостным занудой и мог мусолить одну и ту же тему часами, разбавляя свой монолог лишь новыми словами, но не загружая его новым смыслом.       Пока Тиза вчитывалась в едва видимые строки и пыталась понять написанное, заведующий болтал без умолку, тем самым отвлекая ее и сбивая с мыслей. Он с воодушевлением уже в пятый раз рассказывал про путешествия на Пандуссию, про свои открытия и жаловался на то, что другие историки и работники музея не разделяют его интереса.       Рамполтиза иногда поглядывала на смотрителя, ожидая, что тот вот-вот сорвется и заткнет старика с недостатком внимания грубым замечанием, но Карпентер предпочитал его игнорировать и только пару раз перебивал Артейра: в первый, когда тот начал ругать Рамполтизу за то, что она неосторожна с древним текстом, а во второй, когда мужчина завел разговор о своих запрещенных находках, рассказывая о них с упоением мечтателя.       — Радуйтесь, что мы не уничтожили здесь все, хотя по уставу Аббатства имеем на это полное право, — сурово взглянув на заведующего, сказал смотритель.       — Я радуюсь, — отозвался Артейр, — хорошо знать, что Наместник Нисбет понимает, что без прошлого нет будущего. Будь мы в столице, всю мою коллекцию стерли бы с лица этого мира сразу же по обнаружению.       Тиза посмотрела на своего компаньона, не поднимая головы. Слова МакЭвена пробудили в Карпентере сомнение в правильности решения одного из главных наставников Ордена на острове Морли. Сам он с удовольствием бы сжег тот зал, несмотря на то, что негативного влияния от осколков древности не ощущал. Сжег бы просто на всякий случай. В глубине души он корил себя за то, что вынужден прибегать к оккультным находкам, но переступал через свое недовольство, так как это могло помочь ему избавить Альбу от угрозы в виде Меченого.       — Можно попросить у вас чаю? — улыбнувшись, вежливо спросила Рамполтиза, перебивая МакЭвена, который начал рассказывать очередную сказку-небылицу про Пандуссию и народ альбиносов, ее населяющий.       Артейр посмотрел на нее сверху вниз, что было возможно только пока девушка сидела, поправил очки на носу, затем кивнул и вышел из аудитории, оставив Тизу и Карпентера наедине.       — Вам, верно, не хотелось рассказывать о своих открытиях при нем, — догадался смотритель.       Тизе нравилась его проницательность, и изнутри ее уже начало медленно, но верно прожигать любопытство. Как он выглядит без маски? Есть ли у него шрамы?       Девушке было тяжело общаться с кем-то, не имея возможности заглянуть собеседнику в глаза, ведь они действительно были зеркалом души, и в совокупности со своей эмпатией Тиза в большинстве случаев могла читать людей как раскрытые книги.       — Рассказывать особо нечего, — призналась она, пожав плечами. — Этот язык состоит в основном из шипящих звуков, часть из которых обычный человек не сможет произнести чисто физически. Может, это какой-то другой диалект, а на островах распространена его значительно упрощенная версия?       — Значит, вы ничего не узнали? — Карпентер почувствовал разочарование от впустую потраченного времени.       — Узнала, но совсем чуть-чуть, и вряд ли это нам поможет, — Рамполтиза собрала всю свою решимость в кулак и выпалила:       — Но я знаю ведьму, которая, возможно, имела с этим дело…       — Ведьму?! — Карпентер насторожился, и рука его непроизвольно легла на позолоченный эфес сабли. — Леди, я еле терплю ваше присутствие и закрываю глаза на ваши пусть и скудные, но все-таки запрещенные познания магии. Но у всякого терпения есть свой лимит – и мой почти исчерпан.       Тиза вздохнула и протерла глаза. Она надеялась, что хотя бы Джерри с Джоном Чепменом достигнут больших успехов.       — Я знаю, что для вас это нелегко…       — Вы заставляете меня жалеть о том, что я согласился связаться с вами, — отчеканил Карпентер, — Любой еретик должен предстать перед Аббатством и заплатить за свои грехи, и если вы приведете в город еще и ведьму, я и мои братья будем обязаны убить и вас, и ее.       Рамполтизе уже надоели постоянные угрозы казни с его стороны. Она знала, что далека от идеалов Аббатства, но в то же время также от них был далек любой трудяга с литейного завода. Обыватели жили по своей правде, но, если бы она распространялась и на других, мир был бы, конечно, куда более безопасным, но при этом чрезвычайно унылым и однообразным. Истинная сущность людей порой заключалась в их несовершенствах и отличиях друг от друга, а смотрители хотели подогнать все народы под одну планку, превратив в единое, одинаковое, блеющее Запреты стадо.       — При всем моем уважении, вы и сами далеко не столь праведны, как пытаетесь внушить, — подражая его спокойному тону, сказала Даффи. — Вы выступаете гонителем еретиков, но при этом сотрудничаете со мной – девушкой с целой книжкой о темном искусстве. И при этом я не видела, чтобы вы спрашивали дозволения у Наместника Нисбета или отправляли к нему посыльного.       Карпентер замер, и мимолетная злость Тизы остыла под его холодным взглядом. Она почувствовала, как тот начинает себя самоуничтожать. Похоже, девушка открыла ему глаза на правду, которую он сам у себя под носом разглядеть не мог.       Он сотрудничал с той, против которой должен был бороться. И один из его братьев знал об этом, а значит, мог и остальным донести. Он хотел поступить как лучше: уничтожить одного монстра при помощи другого; натравить еретика против ему подобных, в надежде, что те перебьют друг друга и избавят город от опасности в лице Чужого, но и сам при этом переступил через запретную черту. Тиза подбила его, и теперь смотритель испытывал отвращение к самому себе.       Однако, не успел мужчина ей что-либо ответить, как в аудиторию с деревянным подносом в руках зашел МакЭвен и, поставив его на соседний с Рамполтизой стул, взял белое блюдце с чашкой ароматного чая и протянул его девушке. Руки у него дрожали, посуда тихо звенела, а чай то и дело переплескивался через край. Когда Даффи приняла у Артейра напиток, тот слишком резко отдернул пальцы, и горячие капли плеснули на черные брюки девушки. Она закусила губу от неприятного жжения на колене.       Когда заведующий потянулся ко второй чашке, Карпентер встал и, сделав жест рукой, приказал мужчине успокоиться, и сам взял свою порцию чая, чтобы не повторить печальный опыт облитой спутницы.       Тиза ощутила, как МакЭвен усмехается про себя. Руки у него дрожали сами по себе, но почему-то ему стало радостнее от того, что он испачкал ее. Он был ей противен, и Тиза, прежде чем сделать первый глоток, всмотрелась в чашку, ожидая увидеть на поверхности своего напитка следы плевка.       — Мистер МакЭвен, — меняя тему, обратился к заведующему Карпентер, — у меня вопрос: были ли случаи, когда вы забывали включать сигнализацию на ночь? Или, может, вам кто-то платил, чтобы провести ночь в музее?       Пить чай в маске было неудобно, поэтому Маркелл расстегнул кожаные застежки на своем затылке. Сняв маску, он положил ее рядом и стянул с головы шапку-чулок. И, как оказалось, он был шатеном с широким вытянутым лицом, голубыми, близко посаженными глазами, прямым носом с расщепленным кончиком и жесткой щетиной, протянувшейся вдоль линии челюсти. Тиза не знала, сколько ему лет, но, по ее мнению, был он немногим старше Джерарда.       — Нет, что вы, — отмахнулся Артейр, закидывая себе в чашку ложку коричневого сахара, — Я бы ни за что не пустил сюда людей после закрытия музея. Я вообще хотел бы нанять охрану, но из-за низкой посещаемости у меня не хватает на это средств. Если быть честным, то я специально сократил штаб работников, чтобы потратить сэкономленные деньги на охранников, но и этого оказалось недостаточно, так что я… а, впрочем, неважно.       Карпентер нахмурил брови.       — Но откуда у вас тогда деньги на ту сигнализацию в зале древних цивилизаций? — спросила Тиза.       — Ее установили по велению Аббатства, — пояснил смотритель.       Артейр оживленно закивал.       — Я не вложил в нее ни монетки, — с усмешкой похвастался он, размешивая сахар и звонко стуча ложкой по стенке чашки.       Даффи подула на чай и сделала осторожный глоток, прислушиваясь к эмоциям остальных. Ее выпад в сторону Карпентера тот все еще держал близко к сердцу, рассуждая о правильности своего поступка и выискивая наиболее удобные пути выхода из этой ситуации. Это казалось ему настолько сложным, что Тиза удивлялась и отчасти сочувствовала церковнику. Она не понимала, почему он не может признать свою ошибку и просто идти дальше; почему так боится, что остальные члены Ордена сочтут его неправым, а принятые им меры – излишними? Однако Аббатство имело для него большое значение, девушка чувствовала это. А к братьям по службе он испытывал почти что семейную привязанность.       Объяснить это Тиза могла только тем, что к смотрителям его привели еще совсем маленьким и несмышленым мальчиком, буквально вырастив на Запретах. Но Даффи не знала, насколько верно ее предположение, а сам Карпентер вряд ли когда-либо поведает ей историю своего присоединения к Ордену.       — И все же сюда кто-то пробрался, — продолжил Маркелл, — и я уверен, что Наместник Нисбет сочтет необходимым временно приставить к этому месту охрану, на случай, если это тот, кого мы ищем.       Тиза заметила, что МакЭвен косится на ее записи и дневник, однако сомневалась, что мужчина что-то в состоянии прочесть – слишком уж мелким и кривым был ее почерк. Девушка легким движением руки закрыла книгу вместе с вложенным в нее листком с перерисованными символами, и заведующий музеем быстро отвел взгляд.       — У меня есть к вам просьба, но я сомневаюсь, что вы ее выполните, — призналась Даффи, обращаясь к нему. — Я могу забрать эти страницы?       — Правильно сомневаетесь, — скорчившись от недовольства, ответил Артейр. — Их опасно даже из витрин вытаскивать, не говоря уже о том, чтобы выносить из музея. Они крошатся, видите? Вот тут уже не хватает кусочка, однако еще вчера, до того, как смотрители во время работы с текстом окуривали помещение, он был.       — Только не говорите, что они разрушились из-за дыма, — отмахнулся Карпентер.       МакЭвен не ответил, но его рассерженный взгляд красноречиво говорил о том, что он именно так и считает.       Тиза, понимая, что при постороннем человеке Карпентеру будет сложнее спорить с ней, сказала:       — Ладно, тогда я приведу свою знакомую сюда, — смотритель поджал челюсть и на его смуглом лице заострились скулы. Он понял, что она собирается сделать, и не одобрял этого, однако пока рядом был МакЭвен, молчал. — Моя знакомая была, как и вы, археологом, — глядя в лицо заведующему, солгала Тиза, — специалистом, если можно так выразиться, но несколько лет назад отошла от дел.       МакЭвен тяжело вздохнул, но все-таки кивнул, соглашаясь на такие условия.       Тиза повернулась к Карпентеру, одарив его не самой приятной улыбкой и, за пару глотков допив чай, поставила пустую чашку на поднос, собрала свои вещи, приоделась и направилась к выходу из аудитории.       Смотритель последовал ее примеру, поблагодарив заведующего за радушный прием и содействие.       На выходе из музея он процедил сквозь зубы:       — Лживый язык, — но слова его прозвучали приглушенно из-за вернувшейся на лицо маски и бушующего на улице ливня, что маршировал по узким тротуарам и дорогам, выложенным брусчаткой.       Тиза сделала вид, что не услышала, а Карпентер не стал повторять.       Она потянулась к нему мыслями, и ей в какой-то момент даже показалось, что он смирился с ее решением. Но, копнув поглубже, она поняла, что он не сдался. Ее овеяло предчувствием опасности, и девушка испытала мимолетное желание вжать голову в плечи, спрятавшись за стоячим воротником своего пальто.       Маркелл Карпентер решил убить двух зайцев одним выстрелом, поймав с помощью ведьмы Меченого, а потом и ее саму отправив под трибунал. Даффи это не нравилось, но она не видела другого способа перевести письмена, что Меченый выцарапывал и выжигал на телах своих жертв. К тому же, какой-то внутренний мерзкий голос, жаждущий отмщения за предательство, проскрежетал в ее голове, что ведьме давно пора ответить за свои поступки. Тиза заткнула его, однако эта мысль еще долго отдавалась эхом в ее ушах.       Это было подло с ее стороны – подставлять под удар смотрителей единственную дружелюбно настроенную по отношению к ней ведьму, но Корделия сама учила Тизу правильно расставлять приоритеты. И Даффи решила, что изловить Меченого для нее гораздо важнее, чем сберечь Корделии жизнь.       И самым ужасным для Рамполтизы было осознание того, что ей совсем не стыдно.