Бесчестье: Затронутые Бездной

1839 г.

      Уиннидон мало чем отличался от Дануолла. Такой же фабрично-городской пейзаж, высокие и мрачные здания, литейные заводы со стройными курящимися башнями дымовых труб и жироварни. Повсюду камень и металл. И люди Уиннидон населяли точно такие же, что и столицу Гристоля: высокомерные, гордые и неприветливые. С одной стороны от самого крупного города Морли раскинулось темно-серое море, огороженное бухтой, что каждый день принимала пассажирские, торговые и китобойные суда со всей империи, а с другой – поросшие зеленой растительностью и покрытые пушистым одеялом низких облаков пики горного хребта Дифеанан, протянувшегося через весь остров.       Пока Тиза жила здесь, ей казалось, что она просто переехала в соседний от Дануолла город, но для морлийцев Уиннидон был наиболее прогрессивным центром. Влияние технологической революции чувствовалось здесь повсюду: в проложенных по дорогам рельсах для механических экипажей; в ярких, подпитываемых ворванью и горящих в ночи вывесках различных компаний и предприятий; в тяжелых траулерах, неторопливо плывущих по враждебным водам реки Эймрейт, и в крепких металлических стенах, искрящихся электричеством, которыми богачи огораживали свои грандиозные особняки от нежелательных посетителей и журналистов.       Казалось, что от темных времен Голодомора и Гристольского гнета не осталось ни следа, однако Рамполтиза все еще чувствовала солоноватую скорбь в тяжелом влажном воздухе. Многие морлийцы потеряли родных и друзей в те непростые дни, и большая их часть не простила и не забыла обид. Счастливы и безмятежны здесь были в основном приезжие, которым по дешевке доставалось довольно хорошее жилье и для которых всегда были рабочие места на любой вкус. Морлийцы же трудились, точно пчелы, усердно восстанавливающие когда-то разрушенный улей. И чужаков они вполне обоснованно ненавидели.       В порту многие моряки и рыболовы бросали на новоприбывших неприятные взгляды, которых Даффи старались избегать, а Таунсенды и вовсе игнорировали.       — Очередные чужаки с Гристоля, — говорили они, распутывая сети и готовя улов к продаже.       Однако уже в самом городе выходцев с других островов было куда больше, чем коренных морлийцев, и компания Тизы очень быстро смешалась с толпой.       Они с Джерри планировали погостить у Таунсендов несколько дней, а потом взять билеты на поезд до Альбы и отправиться в свое последнее путешествие, в конце которого должно было произойти долгожданное воссоединение с их единственным живым дедом. Брат и сестра даже думать не хотели о том, что тот может быть не рад встрече с ними, и вечерами Тиза рассказывала Джерарду, как представляет их знакомство с Грэхэймом Муром: его улыбку при виде внуков и теплые объятья, в которые дед их заключит. Джерри усмехался, называя ее мечтательницей, но Тиза знала, что в душе он думает о том же.       И наконец настал тот день, когда Джерри пошел покупать билеты, а Тиза осталась дома вместе с четой Таунсендов. Эдвард вдоволь напоил ее теплым чаем, угостив покупным песочным печеньем, и ушел, сказав, что отправляется на работу. Корделия же была необычно улыбчива, хотя в глазах ее томилась печаль. Даффи не чувствовала ее эмоций, но понимала, что ведьма не хочет, чтобы ученица уходила.       — Мышонок покидает семейную норку, — с грустью отметила она и в следующую секунду протянула Тизе раскрытую ладонь. — Не хочешь немного прогуляться? Ты познакомила меня со своим прелестным братом, и теперь я должна вернуть тебе долг, представив свою любимую ученицу женщинам, что стали моей семьей.       У Рамполтизы по телу поползли мурашки. Она не думала, что это хорошая идея, и сильно сомневалась в том, что названные сестры Корделии будут лучше ее самой. Кто-то же вырастил в ней эту бесчувственность и строгость? Кто-то же давал ей такие же задания на выносливость и незаметность и обучил магии, основы которой она пыталась разъяснить и юной Даффи. Хуже одной Корделии могло быть только несколько похожих женщин. Однако в последние дни их совместного проживания ведьма вела себя примерно, почти как нормальный человек. И даже по ночам, мучаясь бессонницей из-за непривычной обстановки, Тиза не видела, чтобы Таунсенд бродила по квартире или же занималась резьбой по кости. Нет, Корделия спала в объятьях мужа в их общей спальне, что очень удивляло Даффи. Но она была рада этому. Рада тому, что Корделия пыталась быть обычной. Тиза даже раздумывала о том, чтобы когда-нибудь уговорить брата их навестить. Возможно, вместе с дедом.       Поэтому Тиза не отказалась от предложения Корделии, и вместе они вышли на улицу, направившись к морю. От главного порта они отправились вдоль по набережной и шли весьма долго – пока город не исчез за темными скалами.       В небе парили чайки, а волны прибивали к берегу вонючие водоросли и мусор. Тиза едва ли не подвернула ногу, оступившись на острых камнях, но Корделия вовремя подала ей руку и повела дальше по пустынному пляжу.       — Куда мы идем? — настороженно спросила она.       — Моя семья живет в некотором отдалении от остальных, — сухо пояснила Корделия.       Тиза вздохнула. Все это не нравилось ей с самого начала, но теперь она начала испытывать настоящую тревогу. Несмотря на то, что Даффи знала Корделию уже несколько лет, она всегда считала ее опасной и слишком скрытной. По факту, девушка знала о ней только то, что ведьма ей позволяла, и не больше. Тизе до сих пор были неизвестны причины, по которым та прибыла в Дануолл, и цель, с которой Таунсенд взяла ее под свою опеку. Ей хотелось верить, что Корделия привязалась к ней так же сильно, как и она к ведьме, но девушка не была уверена в этом. Прятала бы она свои эмоции, если бы хотела быть абсолютно честной?       Рамполтизе хотелось остановиться и повернуть назад, но она боялась показаться ведьме параноиком и обидеть ее. Поэтому Даффи даже не пискнула о своем дурном предчувствии, и вскоре Корделия привела ее к проходу в пещеру, темнеющему среди грубых серых скал. Видимо, когда-то уровень моря был значительно выше, и именно тогда волны и эрозия сформировали эту расселину. Проход был настолько огромен, что если бы морская вода не отступила, то в него запросто могла бы проплыть парочка взрослых китов и даже не задеть друг друга плавниками. Внутри, среди темноты, девушка заметила огоньки свеч, но при этом она не увидела ни одного человека.       Оглянувшись на свою спутницу, Тиза заметила, что та колеблется. Лицо ее по-прежнему оставалось безэмоциональной красивой маской, но глаза потемнели и зрачки расширились, точно от страха.       — Может, уйдем отсюда? — осторожно спросила у нее Даффи.       Корделия внимательно посмотрела на нее, оценивая, как при их первой встрече. Затем лицо ее посуровело.       — Нет, я хочу этого, — ответила женщина, пытаясь убедить скорее себя, чем Тизу.       Корделия зашагала в сторону пещеры, а Тиза тем временем пыталась понять, почему это место нашли именно ведьмы, а не кто-нибудь другой. Да и почему сюда не приставили стражников? Как люди могут быть не осведомлены о логове оккультистов неподалеку от своих домов?       Тиза оглянулась и увидела траулер с прицепленным над палубой китом. Должно быть, с этого судна пещера тоже была прекрасно видна, но тогда почему здесь никого не было?       Повернувшись к своей наставнице, Тиза вопросительно изогнула бровь, заметив, что та водит в воздухе руками прямо у входа.       — Что ты делаешь? — удивилась Даффи, нахмурив брови.       — Снимаю барьер, — отозвалась Таунсенд и, достав из подсумка длинное белое перо и нож, порезала свою руку и макнула им в кровь. Присев на корточки, она начала что-то писать на плоском камне, и в следующую секунду Тиза увидела, как красные надписи загорелись, зашипели и исчезли, а ведьма сделала широкий шаг вперед и довольно хмыкнула.       — А что бы с нами было, не сделай ты этого? — осторожно поинтересовалась Рамполтиза, подойдя к Таунсенд.       — Мы бы взорвались, а наши ошметки подхватили бы чайки, — равнодушно ответила ведьма.       Следом за Таунсенд девушка прошла внутрь, и они двинулись вперед по каменному коридору, заставленному восковыми свечками. Когда арка входа осталась далеко позади, и дневной свет виднелся лишь мелкой точкой вдалеке, ведьма и ее ученица дошли до первого зала, и пещера перед ними значительно расширилась. Под высоким куполообразным сводом расположилось целое царство неописуемой красоты: грот имел два яруса и один плавно перетекал в другой посредством застывших каменных водопадов, в которых для более удобного перемещения были выдолблены узкие дорожки; высокие башни из сталактитов и сталагмитов срастались в могучие колонны, по которым струилась вода; в центре зала имелось соленое озеро с безупречно голубой водой, а вокруг него закручивалась величественная колоннада из нерукотворных арок, справа от которой расположилась известняковая терраса. Пещера казалась Рамполтизе удивительно музыкальной – выход был далеко позади, однако она до сих пор очень ясно слышала шум прибоя, что гулким эхом отдавался от влажных стен, и громкие крики чаек слышались так четко, будто они кружили под этим куполом, а не под серым пасмурным небом.       Корделия с легкой улыбкой подняла Тизе челюсть, и девушка закрыла рот, пытаясь скрыть свое восхищение. Энергетика у этого места была потрясающей. Казалось, что пол вибрирует под ногами и мелко дрожат массивные стены. Даже воздух здесь пах по-особенному: ощущался запах моря, свеч, ароматных благовоний и чего-то еще... Резкого и кислого, но тщательно спрятанного за остальными ароматами. Здесь было достаточно влажно, и Тиза быстро взмокла, однако еще никогда она не чувствовала себя такой бодрой и полной сил. Ей казалось, что дай Корделия ей задание пробежать кросс по Уиннидону и быстро вернуться обратно, то она бы с радостью бросилась выполнять этот приказ и вряд ли бы устала – столь сильно ее заряжало это место.       — Добро пожаловать домой, Корделия! — сильный голос звучным эхом прокатился по пещере, и Тиза вздрогнула от неожиданности. Она не почувствовала, что здесь есть кто-то еще, да и совсем забыла, что Корделия привела ее сюда для знакомства с ковеном. — А это твой маленький последыш, о котором ты нам рассказывала?       Тиза прищурилась. Остальных ведьм и даже нескольких колдунов она увидела далеко не сразу. Сперва они показались ей чем-то вроде каменных горгулий, слепленных самой природой, но теперь девушка понимала, что первое впечатление было ошибочным. Колдуны и ведьмы сидели здесь повсюду, с помощью магии сливаясь с камнями, точно хамелеоны. Но теперь они оживали и двигались, тела их принимали человеческие очертания, а кожа становилась привычного бежевого оттенка.       Их было много. Мужчины и женщины, старики и дети – они обитали в этой пещере, прятались от пресной реальности под защитой толстых стен. В их больших глазах виднелся отблеск свеч, и Тизе казалось, что эти люди уже давно томятся здесь, не видя дневного света и преображений внешнего мира. Их глаза смотрели на Корделию и ее ученицу с неведомой для Даффи жаждой. Девушке было неуютно, и она осторожно потянулась к руке Корделии и коснулась ее пальцев. Обычно ведьма всегда отдергивала руку, считая Тизу слишком сентиментальной и зависимой от других, но сейчас она сжала холодную ладонь девушки в ответной нежности.       Двигаясь плавно, точно скользя над землей, к ним подошла взрослая женщина с белоснежно-белыми волосами, прямым длинным носом и скошенным ртом, накрашенным темно-коричневой помадой. Ее одеяние напомнило Тизе старый балахон из плотного трикотажа, однако, присмотревшись, она заметила, что накидка на плечах женщины расшита золотыми и серебряными нитями. На ногах у нее ничего не было – ведьма ступала по влажному камню босыми ступнями и, улыбнувшись проявляемому Тизой интересу, пошевелила большими пальцами с длинными и острыми ногтями.       Даффи поежилась.       — Мышонок, это одна из Триумвирата, — холодно поприветствовав сестру кивком, представила ее Корделия, — Бернетт Ллойд.       — Очень приятно, а я… — начала представляться в ответ Тиза, хотя по правде ей было совсем не приятно, но Бернетт грубо оборвала ее на полуслове, приложив к ее губам свой длинный когтистый палец.       — Рамполтиза Даффи, да… Я знала о тебе уже тогда, когда ты еще скиталась по Дануоллу и искала своего братика. Ужасный выбор имени, но твоя мать всегда любила все вычурное и невероятно сложное по произношению.       Она ожидала, что Тиза удивится при упоминании Мюринн, но та и бровью не повела. Она догадывалась о том, что ее мать состояла в каком-то культе еще до своего переезда в столицу империи. Тому было много доказательств, начиная от сказок, которые Мюринн ей очень редко и неохотно рассказывала, и заканчивая тем, какие заклинания она сочиняла. За годы обучения у Корделии Тиза поняла, что все оккультисты познают магию по-разному. Кто-то использовал магию смерти, выкапывая могилы и вскрывая гробы в охоте за свежими косточками; другие делали краски из цветов и водорослей, а некоторые брались за более радикальные методы и проливали теплую кровь на алтари Чужого. Корделия использовала первый вариант, как и Мюринн Даффи когда-то. К тому же Таунсенд не говорила о причастности Мюринн к Уиннидонскому ковену напрямую, но неоднократно делала на это намеки.       — Можешь называть ее Тизой и не мучиться, — без всякого дружелюбия в голосе посоветовала Корделия.       — Я учту, — в тон ей ответила Бернетт и вперила внимательный взгляд в девушку. — Надеюсь, что все рассказанное тобой о ней – правда. Ты ведь знаешь, как мы не любим, когда нас водят за нос?       Тиза метнула хмурый взгляд в свою наставницу. Значит, эта встреча не планировалась как «простое знакомство»? Корделия тратила на нее свое время и терпение, тренируя девушку к вступлению в ковен. Даффи знала это, но почему-то наивно полагала, что теперь, когда Джерри вновь был рядом, Таунсенд позволит ей уехать вместе с ним в Альбу, начав жизнь с чистого листа и позабыв все ужасы, увиденные и пережитые за время Плакучей чумы.       Женщины и мужчины за фигурой Бернетт подошли ближе. Двигались они как-то дергано, совсем по-птичьи. Никто из них ничего не говорил, но у Тизы создавалось впечатление, что они что-то шепчут, однако девушка списала все это на игру своей фантазии. Ведь на самом деле эти люди даже не двигали губами.       — Я не думаю, что мне тут место, — Тиза виновато опустила голову и уже повернула корпус, чтобы уйти, когда Ллойд грубо схватила ее за руку, и пальцы ее сомкнулись в железной хватке вокруг кисти Даффи.       — Последыш боится и говорит слишком тихо, — Бернетт резко притянула Тизу к себе, будто та не упиралась всем телом, а была легкой, как пушинка. — Мюринн была дерзкой и громкой… Видимо, ты не в нее.       Рамполтиза оглянулась на Корделию в поисках защиты, но та стояла и смиренно наблюдала за происходящим, скрестив руки на груди. Замерев, словно статуи, смотрели и другие.       Белобрысая ведьма улыбнулась и прижала девушку к себе, обхватив ее спину рукой. Ллойд склонилась над ней, приблизив свое лицо к лицу Тизы.       Даффи сжала свободную руку в кулак и ударила Бернетт по челюсти, но услышав глухой звук, вскрикнула от боли, пронзившей костяшки пальцев. Лицо ведьмы окаменело, и на отчаянную попытку нанести вред она ответила широкой улыбкой. Тиза брыкнулась, наступила ведьме на ногу и попыталась ее оттолкнуть, но все ее попытки были напрасны.       С ними было что-то не так. Пещера влияла на них, и магия, призываемая в этих стенах, меняла ее обитателей.       Рамполтиза отвернула голову и закрыла глаза, напоследок увидев перед собой Корделию. Однако Бернетт все равно умудрилась дотянуться до нее и накрыть губы Даффи своими. Сперва это был легкий поцелуй – нежное прикосновение мягких губ, но потом ведьма усилила напор, прильнув к ней. Ее движения стали грубее, Бернетт давила на девушку, пытаясь приоткрыть ей рот, однако, когда не получилось, ведьма усмехнулась, освободила одну руку и, оттянув вниз припухшую от поцелуя нижнюю губу, провела языком по зубам подростка.       Тиза едва поборола в себе желание вцепиться в него и откусить, почувствовав теплоту ее крови у себя во рту и услышав визг, полный удивления и боли. Но она замерла, не решаясь даже глаз открыть. Даффи затошнило, когда ведьма обдала своим дыханием ее лицо и потерлась носом о девичью щеку. Для Тизы ее близость уже была весьма изощренной пыткой: ее сердце бешено билось в груди, дыхание перехватило, а кишки будто бы свернулись в тугой узел. Все это напоминало ей «Золотую кошку» и девушек-куртизанок, которые находили удовольствие друг в друге, когда клиентов в заведении было немного, а принятый алкоголь призывал к разврату.       Внезапно Ллойд ее отпустила, и от неожиданности Тиза повалилась на спину, прямиком на острые камни. Удивленно уставившись на Корделию и Бернетт, Тиза быстро начала отползать назад, затем поднялась на ноги и побежала прочь.       Уиннидонские ведьмы не пытались ее остановить, и Даффи беспрепятственно добежала до выхода, тревожа только робкие огоньки свеч, что резко вздрагивали и затухали, когда она проносилась мимо.       Оказавшись снаружи, Рамполтиза едва поборола в себе желание броситься в море, чтобы холодные соленые волны смыли с нее всю грязь чужих прикосновений. Но в этом месте у берега было довольно сильное течение, а потому Тиза просто решила бежать как можно дальше, пока ведьмы не передумали и не погнались за ней.       Это было отвратительно. Корделия говорила, что хочет познакомить ее со своими сестрами и братьями по ковену, но на деле привела на показ, как какую-то скотину, которую хотела продать. Тиза видела их оценивающие взгляды и чувствовала, как большинство разочаровалось, когда Бернетт сказала, что она – лишь блеклая и дрожащая тень свой матери. А потом был этот ужасный поцелуй. Тиза толком не поняла, что ощутила от Ллойд в тот момент – это был тот редкий случай, когда ее собственные эмоции перебили собой все остальные, получаемые извне. А Даффи чувствовала себя до отвращения слабой и зажатой, а под всем этим крылся затаенный в глубинах души гнев. Она не хотела, чтобы ее трогали, ей были омерзительны чужие прикосновения, и Корделия это знала. Но ничего не сделала. Она отдала Тизу им и позволила издеваться!       Даффи хотела как можно скорее добраться до своего временного жилья, найти брата и сбежать из города, населенного ведьмами, подальше. Если таков мир, от которого Таунсенд неотделима, то Тизе в нем места нет.       Юная леди бежала в сторону города, но тот все никак не показывался из-за скалы, да и порт был по-прежнему далеко. Каждый ее шаг становился все тяжелее и медленнее, а мышцы одолевала странная слабость. Рамполтиза остановилась, чувствуя горький привкус во рту, тыльной стороной ладони вытерла губы от чужой помады и сплюнула противную слюну на камни.       Сердце бешено стучало в ее груди, кровь пульсировала в висках и все тело девушки содрогалось в этом неистовом ритме. Затем перед глазами начало темнеть, а у себя в голове она услышала женский голос, напевающий ей уже знакомую жуткую колыбельную о крысином принце. Вот только пела теперь не Корделия, а Бернетт, и от этого сказка становилась еще страшнее.       Тиза, чувствуя, что не в силах больше идти, упала на колени, и камни впились в нежную кожу сквозь ткань брюк. Но девушка чувствовала боль отдаленно, будто она принадлежала не ей, а кому-то другому. Даффи прикрыла глаза, пытаясь успокоиться, но страшные образы продолжали лезть в голову. Потом она услышала тихий писк, и чья-то ладонь легла на ее руку.       Рамполтиза открыла глаза и вскрикнула, увидев перед собой чудовище. Это был человек с крысиной головой. Одет он был в самую обычную одежду, но при этом тело его покрывала густая, темная и жесткая шерсть. Морда монстра была худой и вытянутой, под острым носом подергивались длинные усы, и в больших блестящих черных глазах Тиза увидела отражение своего испуганного лица. Она отдернула свою руку и отпрянула от существа, как от огня, но чудовище потянулось к ней своей человеческой рукой с не по-человечески длинными загнутыми когтями и сросшимися воедино указательным и средним пальцами.       Тиза отбила от себя его руку, и монстр сперва оскалился, обнажив кривые и острые зубы, а потом и вовсе широко открыл пасть, громко зарычав.       Даффи почувствовала его злость, его желание накинуться и разодрать ее в клочья, и из глаз у нее потекли горячие слезы.       — Бедная, трусливая девочка, — с издевкой протянула Ллойд.       Тиза оглянулась, но ее нигде не увидела. Вокруг была только белая пелена, но вскоре начала гаснуть и она.       Все чувства, за исключением слуха, покинули ее, и Рамполтизе начало казаться, что она пустая оболочка, незаполненный сосуд.       Она не теряла сознания, но при этом не могла управлять своим телом. Ее парализовали, и Тиза даже догадывалась чем. Всему виной был ядовитый поцелуй проклятой ведьмы! Ах, если б можно было бы повернуть время вспять, Тиза предпочла бы прогуляться с братом до железнодорожной станции, чем окружить себя ведьмами. А теперь, похоже, все пропало.       Корделия ее предала, а Джерри вряд ли найдет свою сестру без чужих подсказок... Понимать это было неприятно, принимать - больно. Одно наслаивалось на другое: сперва Тиа была ненужна своей матери, а теперь и привязанность Корделии оказалась ложью и всего лишь уловкой, чтобы заманить ее в капкан к ведьмам. И глубокая обида девушки на ведьму заключалась вовсе не в том, что она, как и говорила, тренировала Тизу для присоединения к ковену, а в том, что Корделия подарила ей иллюзию выбора и видимость родительской любви, которой на самом деле не было. Если бы она сразу сказала Джерри, что не отпустит его сестру с ним, что та предназначена иным целям и за защиту должна заплатить собственной свободой, то тогда бы Тиза злилась меньше. Между ними наверняка завязалась бы потасовка, но это было бы хотя бы честно, да и девушка верила в возможность договориться миром.       Впрочем, глупо было ожидать честности от ведьмы-убийцы.       — Корделия, ты заплатила за нашу услугу. Скоро в твою жизнь вернется смысл.       Тиза слышала, как чьи-то ноги шаркают по острой гальке; как эти оккультисты дышат и как чайки громко кричат, кружа высоко над ними. Девушка предположила, что ее несут, и поняла, что бегство из пещеры было бессмысленной затеей. Поэтому никто из ковена и не погнался за Даффи: все знали, что она упадет, так и не найдя помощи.       Ее принесли обратно в пещеру, однако на сей раз тот, кто держал ее на руках, прошел дальше главного зала и углубился в вымытые солеными водами лабиринты. Затем Рамполтизу положили на гладкий холодный камень и оставили. Какое-то время Даффи лежала, не в силах пошевелить даже пальцем, но и заснуть у нее тоже не получалось. Поэтому она размышляла о том, с какой целью ее вернули. Вряд ли для того, чтобы она прозябала пленницей в какой-то пещере. У всего этого должен был быть какой-то смысл.       Первым признаком того, что Тиза приходит в себя и действие яда ослабевает, стала дрожь. Ее тело вздрогнуло, передернув плечами, и по коже побежали мурашки. Затем девушка начала чувствовать пальцы, а после смогла открыть глаза и увидела над собой низкий каменный потолок, на который падал дрожащий свет от стоящей рядом с «кроватью» свечой.       Тиза еще не могла заставить себя встать, но уже крутила головой по сторонам, осматривая комнату, в которой оказалась. Это было маленькое помещение, в котором совершенно не было мебели – лишь каменная плита, на которую ее уложили, и стоящее рядом железное блюдце с желтой свечкой. Двери тоже не было, и Даффи подумала о том, что выйти отсюда будет слишком просто, когда действие яда исчезнет полностью. Возможно, что у входа была еще одна магическая ловушка, которую сперва нужно обезвредить.       В коридоре послышались шаги, и Тиза выжидающе посмотрела на вырубленную в скале арку. Вскоре через порог ее комнаты переступил Эдвард Таунсенд, улыбнувшийся при виде ее, и девушка поняла, что именно он был человеком-крысой, которого она встретила на пляже. Об этом можно было догадаться по точно такой же одежде и росту. Но что она видела у моря: иллюзию или одну из личин? Неужели эти ведьмы и колдуны были настолько могущественны, что имели власть над собственной внешностью? Или же все дело в яде, который ей вместе со своим поцелуем передала Бернетт Ллойд?       — Тиза, доченька, как ты себя чувствуешь? — ласково спросил Эдвард Таунсенд, присев на край плиты и положив свою теплую ладонь на ее руку.       Тиза отдернула конечность, если бы могла, но возможности ее все еще были крайне малы.       «Я не ваша доченька», — хотела сказать она, но ее язык едва ворочался во рту и все, что она могла – это шевелить губами, точно какая-нибудь рыба.       — Мне жаль, что приветствие сестры Бернетт оказалось несколько… грубым, — сказал Таунсенд, погладив ее по лицу и убрав прядь волос со лба. — И мне тоже не стоило срываться, когда я встретил тебя на пляже, но ты ударила меня, а я такого не терплю.       Эдвард усмехнулся и облизнул сухие губы.       — Видела бы ты себя, когда я натолкнулся на тебя… Большие от ужаса глаза, бледно-зеленое лицо, дрожащие коленки. Я даже не поверил, что это ты. Рядом с Корделией ты была куда более смелой и стойкой. Что ж, это уже не важно. Выбор был сделан давно и ничего уже не изменить.       Тиза не понимала, о чем он говорит. Она чувствовала легкий голод и жажду, но сомневалась, что сможет здесь поесть: даже если ей принесут еду, то Даффи откажется. На сегодня девушке уже хватило галлюцинаций, которые еще долго будут преследовать ее в ночных кошмарах.       — Мы с Корделией так долго искали кого-то, способного нам помочь. А потом она сообщила мне, что нашла тебя в Дануолле, и я приехал к вам, как только смог, — мистер Таунсенд продолжал гладить Рамполтизу по лицу, проводя пальцем по переносице, линиям бровей, вискам и скулам, и, спустившись ниже, дотронулся до губ и обвел подбородок большим пальцем. Тиза дернула головой, но тщетно. Руку мужчина убирать не спешил.       В их тесную комнатку вошли еще две женщины, но Тиза не слышала их шагов, что ее удручало. Рядом с этими ведьмами она была абсолютно беззащитна: не чувствовала их, будто женщин и вовсе не существовало в этом измерении, а эти образы были лишь ожившими тенями когда-то живших на Морли людей.       Ведьмы встали у стен, синхронно опустили медные тазики с ворванью на пол и, двигаясь совершенно идентично друг другу, начали рисовать на стене оккультные символы.       — Видишь ли, — не обращая на них никакого внимания, продолжил свой монолог Эдвард Таунсенд, — в ковене есть свои обычаи. Один из них гласит, что каждая ведьма за даруемые ей силы и знания должна заплатить, отдав своего первенца во власть Триумвирата. Я был внесенной платой, Корделия была, и наша дочь, Мэйер, должна была стать таковой. Но… роковая случайность отняла ее у нас. — Лицо Эдварда потемнело. Он углубился в свои воспоминания, и чувства его начали пробиваться наружу сквозь ледяную корку ментального барьера. Тиза уловила его скорбь и причиняющую боль любовь, от которой сжималось сердце в его груди. Он скучал по Мэйер больше всего на свете и жил воспоминаниями о ней. — Вы с моей дочерью были ровесницами. Интересно, как бы Мэйер выглядела, доживи она до твоих лет?       В комнату зашел высокий лысый мужчина в белой тунике. Тиза сразу обратила на него взгляд, так как в руках у него был сверток. Обернутый в ткань труп, который напомнил Даффи о чуме и Дануолле. Напомнил о смерти.       Мистер Таунсенд поблагодарил своего брата по ковену за помощь и, когда тот их покинул, встал с плиты и, подойдя к трупу, осторожно развернул саван и любовно погладил обтянутый сухой кожей череп. У покойницы не сохранилось даже волос, сквозь тонкий кожный покров торчали кости, и несколько ребер со стороны сердца были вдавлены внутрь, точно от сильного удара. Видимо, Мэйер умерла быстро.       Даффи моментально пожалела о том, что проследила за ним взглядом. Меньше всего она хотела видеть иссушенное тельце маленькой девочки.        — Вивиан, видя, как мы с Корделией убиты горем, милосердно предложила нам один ритуал… Он был частью ее исследований, а мы как раз потеряли дочь, так что согласились довольно быстро. Но для него был нужен ребенок. К сожалению, с некоторыми отклонениями от принятых норм, иначе бы подошел абсолютно любой беспризорник, подобранный нами на улице.       Тиза уже догадывалась, к чему он клонит. На мужчину она не смотрела, предпочитая рассматривать символы, которые ведьмы выводили ворванью на стене. Ей не хотелось слушать рассказ Таунсенда, и девушка попыталась пошевелить руками, чтобы закрыть себе уши, но те лишь слегка дернулись в ответ.       — Видишь ли, ведьминские семьи, использующие магию в течение нескольких поколений, приобретают некоторые особенности… Меняются их тела и чувства, подстраиваясь под мир, что находится за гранью. У нас их называют затронутыми Бездной, очень уважают и берегут. Миссис Райз такая… Да, она такая же, как ты, Тиза! —Эдвард ласково потрепал ее по щеке. — Наверное, ты очень сильно хочешь увидеть ее! — мужчина, поняв, что отвлекся, прокашлялся. — Мисс Ллойд и леди Эилидх имели среди своих прародительниц уникальных женщин. Как и ты, Мышонок. Твоя далекая прабабка, Районак Мур, как и ты, была эмпатом. Но, в отличие от тебя, она предпочитала подавлять других и навязывать им необходимые ей эмоции – ты же их только принимаешь. Она была очень властной женщиной, и я уверен, что с твоими способностями Мэйер сможет пойти по ее стопам и однажды возглавит наш ковен.       Эдвард Таунсенд улыбнулся, и в дрожащем свете одной-единственной свечки эта улыбка казалась слишком жуткой, напомнив Даффи о том, каким муж Корделии предстал перед ней на каменистом пляже.       Тиза едва смогла пошевелить губами, беззвучно спросив, как именно ведьмы планируют вернуть мужчине его дочь.       Но Эдвард понял ее вопрос, и улыбка его стала шире. Ведьмы за его спиной одновременно оглянулись.       — Не волнуйся, — сказал Таунсенд, выпрямившись. — Скоро ты обязательно обо всем узнаешь. Сестры, — обратился он к женщинам позади себя, — переоденьте мою дочь в церемониальные одежды и доставьте в Ритуальный зал.       И, не говоря больше ни слова, Эдвард Таунсенд ушел. Тиза смогла поднять руку, но ноги ее по-прежнему были неподвижны. Ведьмы подошли к ней с двух сторон, и девушка с удивлением заметила, что они – близняшки, которые не только выглядят одинаково, но и действуют так, будто их сознания сплетены воедино.       Одновременно они достали что-то из складок своих одеяний и, поднеся к лицу Даффи сжатые кулаки, распрямили пальцы и подули. С их ладоней сорвалась какая-то красная пыль и облачком полетела прямо в Тизу. Она закрыла глаза, но в попытке задержать дыхание случайно втянула странный порошок в себя. И в следующую же секунду потеряла сознание.