Ты теперь свободен

Франкенштейн сосредоточенно изучал Музаки, с трудом борясь с желанием разорвать оборотня на кусочки или поставить на нём парочку жестоких экспериментов…а потом ещё парочку. Сам Музака понял, что большинством экспериментов будет руководить слуга Рея, а потому старался лишний раз на глаза не попадаться, да и вообще держаться подальше. Однако в данный момент Музака был вынужден находиться в одной лаборатории со сгустком тёмных эмоций, что даже не пытался скрыть волны ненависти. Кромбель с нескрываемым интересом ожидал новых данных от своего партнёра, раз за разом нахваливая себя за гениальность идеи. «Франкенштейн» «Мастер» — тут же отозвался учёный, мгновенно замирая посреди лаборатории и не замечая удивленного взгляда Музаки, что тут же обернулся к человеку, почувствовав, как ненависть мгновенно растворилась. «Франкенштейн, я бы так хотел отдать тебе всё, что у меня есть за всё, что ты для меня и ради меня сделал» «Мастер я…» — попытался вставить учёный, всем своим существом чувствуя приближающуюся тревогу. «Франкенштейн, я благодарен тебе за то, что ты позволил мне пожить, пусть и немного, но обычной жизнью, за то, что всегда был рядом, за то, что ждал меня долгие восемьсот двадцать лет… — голос Мастера в голове на мгновение затих, чтобы через секунду продолжить с новой силой: — Прости… единственное, чем я могу тебе отплатить — это дать свободу» «Мастер!» — оцепенев, вскрикнул Франкенштейн. — «Если это из-за того, что я ушёл, то я могу вернуться и больше никогда не вернуться к исследованиям, если вы пожелаете, только умоляю…» «Нет. Франкенштейн, я снимаю с тебя оковы контракта. С этого момента ты волен сам выбирать свой дальнейший путь. Прощай, Франкенштейн» Рейзел сидел в своей комнате, в полюбившемся кресле, судорожно сжимая подлокотники и закусывая губу. Однако несколько прозрачных капель всё равно упали на чёрные брюки, тут же впитываясь в ткань, будто секундная слабость Ноблесс лишь плод воображения безучастных стен. Несколько секунд Франкенштейн стоял в оцепенении, пытаясь осознать разорванную связь с мастером, с тем, ради кого жил, кого мог ждать ещё хоть тысячу лет, без которого всё теряло смысл. Ярость мигом заполнила всё существо, и он не стал её сдерживать, уничтожая все данные и образцы, из-за которых он потерял своего господина, и игнорируя жалкие попытки его остановить. Ему было больно, ему было очень больно, и всю свою боль он выплёскивал на окружающих, пока не пришло осознание, что он не может оставить своего Мастера одного, что сейчас он должен быть рядом с ним. Он даже самолёт не стал вызывать — добирался своим ходом, терзая себя, то одной мыслью, то другой и приходя в ужас от каждой. Франкенштейн даже не удивился, когда в рекордно короткие сроки добрался до своего дома. Учёный всем сердцем и душой надеялся, что Мастер, как всегда, сидит в гостиной, только в кошмарном состоянии, надеялся, что Ноблесс всё ему объяснит… Но… Мастера не было. В гостиной были только RK и Благородные. -Где? — говорить не хотелось, да и услышать ответ Франкенштейн не хотел — по атмосфере в комнате понял, что случилось что-то ужасное. -Когда? — почти прорычал учёный, сжимая кулаки и с трудом удерживая Тёмное Копьё под контролем. -Двенадцать часов назад, — ответил М-21, выходя из своей комнаты. — Думаю, не нужно говорить куда? — мрачно спросил оборотень. Франкенштейн только махнул головой и тут же выскочил из дома. Он знал, куда направится Мастер — в собственную усыпальницу, где навсегда покинет его, Франкенштейна. Он просто не мог позволить своему господину умереть в одиночестве. Чтобы Ноблесс не говорил, он навечно останется господином его души и хозяином его сердца.