В темноте

- Ну как? В комнате было темно, если не считать светящихся контуров дворца, вожжённых в стену и переливающихся отображениями сигналов. Как одна большая микросхема, подумал Сонёль. Взгляд скользил за блуждающим по линиям огоньком. - Так себе, - честно ответил он. В северокорейском Кэсоне они с Сонгю находились третий день, сняв под себя две комнаты в одном из ханоков, старинных домиков, тут и там лепившихся вокруг заповедной зоны. Пройти человеческую границу было на удивление легко, для лис же формальности такого рода не существовали вовсе. В древней столице Корё этих существ оказалось побольше, чем в Сеуле, но к общению они не стремились и были максимально рассредоточены. В отдалении от алых надписей наклонным шрифтом и улыбчивых портретов, от велосипедов и мирных толп ненастоящих, но живых людей, у которых обычный крой одежды мешался с военным, от сочетаний света и камня; среди сосен и холмов, буквально в километре от ханока, скрывался дворец Манвольдэ. Для простых обывателей, разумеется, уже несколько сотен лет никакого дворца не существовало: армия юаньской династии выжгла гордое здание дотла, разрушив его и оставив считанные сантиметры стен. Максимум, для кого он представлял интерес, были историки и археологи, страдающие от изоляции Севера, но не сдающиеся в попытках раскопать ещё кусочек прошлого. Для лис... Некоторые из них знали, что дворец по-прежнему существует на дополнительном реальностном плане. На этом всё и ограничивалось. Сам план был чем-то вроде точки нуля на координатной прямой: промежуточное звено между "да" и "нет", "если", "уже" и прочими вариантами, которые можно воплощать. Точка стабильности, обеспечивающая возможность перехода как таковую. Если точнее, плоскость стабильности, на которой разворачивается пространство. Идея попасть на данный план время от времени приходила в голову лисам и людям, но, как правило, после пятидесяти лет неудач сдавались даже самые упорные. Сонгю хватило года - не особенно тяжёлого, если говорить честно: попытки не были похожи на целенаправленное битьё головой об стену, они случались только тогда, когда лис, просидевший над бумагами и рассчитавший все вероятности развития созданного им варианта, принимал вариант, как стоящий. Остальные отметал без проб. Сонёль был похож на тот вариант, который может сработать. По стенам жёлтым огнём были расчерчены коридоры и храмы, покои и лестницы. Всё это Сонгю видел и на бумажных чертежах - однако становилось не по себе от понимания, что здесь и сейчас перед ним был реальный дворец, пусть и в электронной проекции. Ни один глаз не мог его увидеть чертову кучу веков. И где-то там, в схране, то, что ему нужно. - Почему так себе? - Сонгю мягко положил ладонь на сонёлевское плечо. Тот не обратил внимания, разглядывая схему. - У меня создалось впечатление, что дворец был защищён не лисом, - ответил Сонёль, хмурясь. - Уже после сожжения, когда его превратили в тайник. И защищён конкретно от вас и вам подобных, включая источников. Я думал, честно говоря, - он обернулся к другу, - что у меня сбои происходили из-за того, что мы находились слишком далеко. Но тут, конечно, стало яснее - дело не в этом, а в какой-то защите. Я могу сколько угодно рассматривать дворец, могу пробить тебе дорогу в планы рядом - но не вовнутрь. Видишь вот этот знак? - палец ткнул в правый верхний угол комнаты. Сонгю послушно присмотрелся, но ничего не увидел. - Нет, - сказал он. Сонёль опустился на колени, к стоявшему на полу компьютеру, пошевелил мышкой, разгоняя черноту экрана, и что-то вбил на клавиатуре. Поднял взгляд. В углу, заменяя настенные часы, загорелась спираль всё того же цвета жёлтого огня. Она была размером с небольшую собаку и лениво вращалась по часовой стрелке. - Это индикатор системы безопасности, - пояснил Сонёль. - Если я сделаю, например, так... - он зажал две клавиши, затем ещё одну, поднял взгляд. - ...то она начинает сигнализировать, что действие невозможно. Спираль после вышеуказанных действий окрасилась в красный и развернула вращение в обратную сторону, зло пульсируя. - А что ты сделал? - У меня прописана точка, которая реально существует в нашем мире и которая по команде должна быть перенесена в нужный план, - Сонёль уселся рядом с клавиатурой, скрестив ноги по-турецки. - Но, как видишь, бесполезно. - И ты уверен, что проблема не в самой точке. Сонёль фыркнул. - Чего я только не перепробовал. Даже применять алгоритм к себе. Даже инвертировать общую схему, как бы абсурдно ни звучало: переносить не точку ко дворцу, а дворец к точке. Проверил все возможные лазейки, не сомневайся, - он помрачнел. - Всё же не только ты тут интересуешься воплощением сказочек. Сонгю помолчал, задумчиво всматриваясь в пульсацию спирали. Она должна была нагнетать напряжение и предупреждать, но на самом деле - завораживала. Надо будет однажды сказать Сонёлю, что у него красивые интерфейсы. - А что именно значит твоё "действие невозможно"? - наконец, спросил он. - Опасно? Или просто не получится? - Если ты хочешь прочесть мне лекцию о том, что "не получится" можно разложить на компоненты, проработать и получить, то даже не пытайся, - пальцы Сонёля легонько постукивали по клавишам, на нажимая их. - Нет, не опасно. Просто любые алгоритмы лисьего и человеческого воздействия дворец не цепляют. Если сравнивать, то это примерно как... ну, не знаю, зажечь огонь в какой-нибудь капле росы. - Звучит довольно избито, - Сонгю уселся рядом. - Но то, что ты описал, в принципе исполнимо. - Не естественным путём, - пальцы ускорились в своих переборах. - Чтобы взаимодействие с планом начало работать, необходимо говорить на его языке, с его точки зрения. Возможно, я слишком глуп для этой задачи, не спорю. Но повторюсь - с любым другим планом никаких проблем нет. - И моё вмешательство ничего не решит, хочешь сказать? - Только хуже сделает. Да и, - неделикатное покашливание, - до сих пор я на систему имитации не жаловался. Будто это что-то значило. - Ты увиливаешь, Ли Сонёль, - сказал лис после небольшой паузы. - Ты говоришь, что не будут действовать алгоритмы лисьего и человеческого воздействия. Но какие-то будут? Ёль, наконец, отменил зацикленную на всякий случай команду перемещения и свернул программку. Комнату залил дневной свет, и Сонгю рефлекторно зажмурился. Слепить его не слепило, но привычка делала своё - после темноты, нарушаемой лишь мягкой пульсацией контуров дворца и индикатора, при смене освещения любой человек бы зажмурился. Когда он открыл глаза, друг всё так же сидел рядом, в белых лучах похожий на печальное изваяние из бетона. В общую картинку Кэсона он бы вписался. - Кто-то же этот тайник создал, - добавил лис. Сейчас он был как граница между злостью и неуверенностью: точёный, резкий, как картина масляными мазками. - Есть один вариантик, - ответил Сонёль. - Не самый приятный, но почему бы, в общем-то, и нет. В воздухе витал запах нагретого пластика и надвигающейся осени. В соседнем дворе, пошумев, включилось надтреснутым звуком радио. *** На пороге стоял пёс. Сонёль был довольно высоким, и даже при этом холка зверя оказалась на уровне его тазовой кости. Чёрные глаза смотрели выжидающе. - Ты чей? - спросил он, пытаясь расплыться в улыбке и чувствуя замешательство. - Здороваться будем? Хороший ма... - Вы лучше не трогайте, - донёсся откуда-то слева хрипловатый мальчишеский голос. Сонёль повернул голову, предусмотрительно убрав руку от лохматых ушей. Слева стоял пацан лет шестнадцати, Сонёлю по плечо. Худой, в застиранной футболке и широких штанах, с длинными, по-модному остриженными тёмными волосами. На лбу редкая чёлка. В руках поводок. - Он не очень любит чужих, - пояснил пацан. - Но вообще добрый. Да, Чольсу? - Гав! - громогласно ответил пёс. Сонёль вздрогнул, оценив низкий тембр и размер клыков. - Внушительный у тебя друг, - сказал он. - Ага, - пацан, наконец, пристегнул поводок туда, где ему и полагалось быть - к собачьему ошейнику. - Ты тут живешь? Тот кивнул. - Недавно переехали. Ан Соджун. - Джун, значит? - Ага, - паренёк смущенно потер нос. - Ли Сонёль. - Рад познакомиться, - скомканный поклон. И, пока с ним не успели завязать разговор хотя бы из вежливости, тут же добавил: - Ну, мы пойдём. До свидания! - Пока-пока... Сонёль проводил парочку взглядом до тех пор, пока те не скрылись на лестнице. Собака парню доставала до рёбер и, кажется, поводок терпела из чистой вежливости. Интересно, как он вообще удерживает это чудище? Перед глазами возникла картинка пса, несущегося за палкой и волокущего хозяина за собой по земле. А ведь Сонёль даже не знал, кто жил слева от него раньше. Может быть, это такой знак, намёк, что на лисах свет клином не сошёлся и пора возвращаться к нормальныму человеческому общению? Правда, с таким попробуй пообщайся - пошутишь не о том, и съест тебя милашка Чольсу... Он улыбнулся обыденной мысли и решил в скором времени обязательно познакомиться. Почему бы, в общем-то, нет. Мёнсу отсутствовал со вчерашнего утра, и появляться, по всей видимости, не собирался. Что у него там в его лисьих снах и мыслях, что он так скрывает? Сонёля всегда удивляла повышенная секретность людей, а тут, похоже, было то же самое, ничем не лучше. Или лис просто боялся того, что ситуация вышла из-под контроля? Опять же, может быть, тоже думал, что он способен на большее, чем действительно способен? А может, так и было? Парень почесал голову и укоризненно посмотрел в сторону пластиковых корпусов двух мониторов, сейчас потухших. Толстое стекло экрана, плавный изгиб, отверстия вентиляции. Без него это добро бесполезно. К компьютеру он не прикасался с того же момента, как исчез сожитель. Понимал, что счёт может идти на минуты, что расшифровка процесса сна может дать ему ключи ко многим другим процессам, которые он до сих пор намечал только контурами. Понимал, что если уж не заниматься делом, то хоть может домашку для универа приготовить, а то просматривает конспекты чуть ли не в автобусе по пути на учёбу. Но стоило задуматься о том, что надо сесть и погрузиться в код, созданный не без помощи Мёнсу, как в груди поднималась волна отторжения и неприятия. Мечта о равности рухнула в неуютную землистую яму эмоционального выгорания. Сонёль впервые почувствовал, насколько он устал и от сидения за книгами и монитором, и от тысячи и одного способа держать лиса в рабочем настроении, и от мысленного расчерчивания каждого дня на план, от которого нежелательно отступать. От того, что до сих пор не получилось сделать компьютер полностью от реальности абстрагированным, не ограниченным по мощности и функционалу. Одни уступки и судорожный учёт нюансов. Привычка оставалась и давила куда-то на сердце, но план был пустым, разошедшимся по швам. Разумеется, юноша понимал, что для работы ему не обязательно лисье присутствие: есть много вещей, которые нужно оптимизировать и дописать, ещё больше тех, которые можно простроить просто на основании имеющихся данных, коих достаточно много. Сны, опять же. Но при одной мысли об этом к горлу подкатывала тошнота. И поэтому Сонёль вздохнул и закрыл дверь в свою комнату. Подумав, звякнул ключом. Вовремя, ничего не скажешь. Теперь можно было играть в приставку или смотреть телевизор, читать, слушать радио, валяться, есть... точно не учиться - чёрт с ним, раз раньше успевал по пути, то и сейчас успеет... можно гулять, можно, в конце-концов, встретиться с кем-то из старых друзей не просто из необходимости поддерживать связь, а так, душевно. Может быть, в придорожной кафешке за бутылочкой некофе. Не хотелось. Ничего не хотелось. Сонёль не так часто испытывал какие-то эмоциональные потрясения, а испытав, отходил от них довольно медленно. И если прошлым утром ничего особо не ощущалось, кроме желания дышать и ситуацию стабилизировать, то постфактум как-то нахлынуло: и в первую очередь, конечно, страх. Неуверенно, будто только учился ходить, Сонёль дошёл до входной двери и нажал на ручку, отпирая. В нос ударил сыроватый дух весеннего вечера. Это всё и решило. На детской площадке всё шло своим чередом. Мальчик и девочка лет пяти, в цветных куртках, совсем тёмненькие, на удивление тихо и сосредоточенно делили на горке игрушечный автомат, то и дело опасно склоняясь к спуску и грозя скатиться с него кувырком друг через друга. На качелях бабушка возрастом примерно от шестидесяти до ста - чёрт их поймет! - раскачивала чадо совсем уж юное. Чадо хмурилось, время от времени выдавало междометия и болтало ножками. Чуть подальше нашлось и то, что искал Сонёль - огромный бурый пёс неопределённой породы счастливо нёсся за тарелочкой. Сонёль присел на скамейку и на всякий случай помахал в сторону пса. - Он только голосом понимает, - сообщили сзади. Спустя секунду новый знакомец перемахнул через скамейку и присел рядом. - Да и вряд ли вас послушается. - Думаешь? - Знаю! Хотя вообще с ним редко кто-то хочет знакомиться. - Сильно кусается? - как же звали этого пацана?.. Ан Что-то Джун. - Он дружелюбный, не надо так. Пёс, наконец, нашёл тарелочку и теперь мчался к хозяину, вздымая за собой шлейф из земли и вырываемой огромными когтями травы. В вечернем освещении окрас его шерсти был ещё более непонятным - то ли шоколадный, то ли грязно-серый, то ли ещё какой. - Что за порода? - поинтересовался Сонёль, наблюдая, как пса чешут за ухом и хвалят. Джун пожал худыми плечами и снова запустил игрушку вдаль. Чудовище по-щенячьи тявкнуло и рвануло догонять. - Мне его подарили на восемнадцатилетие, - ответил он, - а объяснить ничего не объяснили. Чольсу и есть Чольсу. - Восемнадцатилетие... - Сонёль нахмурился, соотнося внешность своего соседа и размер собаки. - Сколько тебе сейчас? - Восемнадцать, - фыркнул Джун. - Мне не щеночка отдали, а уже взрослого. Иначе бы... Он замолк. Сонёль не торопил. Лис, пусть и был адекватнее и спокойнее девяноста процентов встреченных людей, приучил его к деликатности. А тут пацан. Продолжения, впрочем, так и не последовало. Вечерний воздух похолодел на пару градусов и озвончился насекомыми, фонари разгорелись жёлтым светом. Ребята с автоматом нарезали друг за другом круги, а чадо на качелях отправилось в песочницу, уступив на них место своей неопределённого возраста бабушке. Чольсу, после очередного броска умудрившийся свою игрушку потерять, теперь рыскал по траве, принюхиваясь. Джун, впрочем, не спешил ему помогать, наблюдая из-под чёлки с кривой ухмылкой. - Я, в общем-то, извиниться хотел, - вдруг сказал он, когда Сонёль уже и думать забыл о необходимости поддержания разговора, погрузившись в свои мысли. Вернее, в отсутствие мыслей, приятное отсутствие, состояние чистого наблюдения. Давно он такого не ощущал. А теперь наслаждался, прислушиваясь к ропоту детей и чуть жмурясь, когда прохладный ветер скользил по коже. - Извиниться? - Угу. И снова никакого продолжения. В школе он центром компании точно не был. Впрочем, Сонёль тоже сильно не помогал. - За что извиниться? - За сегодня, - пробурчал. Сонёль хлопнул парня по плечу, немного, правда, переборщив в душевности. - Да было бы за что! Можешь даже заходить, раз теперь соседи. Только позвони в дверь вначале. - Я... - Джун запнулся. И вгляделся в него внимательно, так, что Сонёль особенно отчётливо ощутил себя старшим. - Хорошо, спасибо большое. Я...правда рад познакомиться. - Поболтаем ещё как-нибудь, - улыбнулся Ли. Солнечно, как только мог. Что удивило его самого, искренне. - Хорошо. Я пойду Чольсу отведу тогда. - Ага, ага, бывайте. Сонёль покачал головой, всё ещё улыбаясь. Он был, наверное, лет в пятнадцать таким же. Но это даже забавно, когда в знакомых есть кто-то из младших. Смешные у них переживания. Смешные не как у людей постарше - в тот смех прорывалась едкость - а с каким-то привкусом трогательности от чужого взгляда на жизнь. Человек может не рассказывать о своей философии, но она чувствуется, в каждом жесте чувствуется. Поживёт-увидит, типа того. Всегда, всегда оставалось пространство для этого "поживёт-увидит", недостающего опыта неизвестно в чём. Интересно, выглядят ли люди такими для лис? Тем не отмерено крайней границы, и по сравнению с людьми они могут существовать практически вечно. Как смотрятся для них человеки с их мотыльковым сроком? Со взглядами, которые меняются чуть ли не каждый день? А ещё какие-то устои, идеалы, принципы и прочие бесполезные явления. Девочка, сбив своего друга с ног, споткнулась сама и залилась горьким плачем. Джун пришёл к нему в тот же день - только в дверь не звонил. Сонёлю снился дождь, заливающий какую-то улочку, выстроенную на подъёме в гору. Потоки мутноватой воды леденили щиколотки и стекали по волосам. Улочка поднималась вверх, а в старинных домах, выстроенных по обе стороны, стояла тишина. Конечно, подумалось Сонёлю. Какой идиот в такую погоду выйдет наружу - ещё и без зонта? Он наугад толкнул ворота - те отворились, открывая внутренний двор. Во дворе не было ничего, кроме каменного стола, вроде шахматного, и двух маленьких стульев. Сонёль сел за стол, вдруг отметив, что дождя тут не было. Было сыро, но сухо - ни капли с неба не падало. И на улице сзади вроде бы всё прекратилось. На столе появилась шахматная доска, заполненная абсолютно одинаковыми фигурами в виде ферзей. Справа (доска была повёрнута к Сонёлю боком) стояли белые, слева чёрные. Стул напротив по-прежнему пустовал. А больше стульев и не было. Парень потянулся, чтобы повернуть доску фигурами к себе, но почему-то не смог её коснуться. А справа и слева от стола, меж тем, возникли силуэты. Они стояли, молчаливо возвышаясь, словно сделанные из кости. Впрочем, так оно и было: две тощих шахматных пешки высотой метра под два. Дождя не было, но небо стремительно темнело, и гром ударил где-то неподалёку. И тут же Сонёль заметил, что двор больше не пустой: за столом и костяными фигурами вдруг появился пруд, по которому важно продвигались утки-мандаринки. Сонёль встал, подойдя к нему, и увидел, как под прозрачной гладью воды неторопливо плывёт усатая толстая рыба, совершенно белая. Она проплыла круг, рассылая рябь, потом ещё один, более узкий по диаметру. Сонёль вгляделся в воду. Под утками, под тарелочками лилий, под торопящейся куда-то рыбой, в тёмной глубине стоял Джун и внимательно на него смотрел. *** Пробуждение вышло не из приятных. Первые несколько секунд Сонёль судорожно дышал, как будто сам вырвался из-под воды. В груди что-то тянуло и давило. Краски вокруг казались ярче и контрастнее, так, что резало глаз - вот только закрыть глаза не получалось. Сонёль чувствовал тяжело бьющееся сердце и заполняющую голову мысль; вот только какую, уловить всё не удавалось - одно лишь ощущение, как мозг задыхается перевозбуждением. Наконец резко выдохнул и заставил себя перевернуться на бок, а затем встать. И направиться за водой в надежде хоть как-то этим успокоиться. Адреналин отступать не хотел, и Сонёль постарался дышать поглубже и через нос. Что это был не просто сон, сомнений не было. Квартира звенела тишиной. С другой стороны, с чего он взял, что не просто сон? Он просто пересидел за монитором в последние пару месяцев, вот и начинает связывать случайные факты. Или не случайные? Чувство тревоги, ждавшее с того самого момента, как к нему заявились с попыткой проверить лисы, встало в полный рост, шаря костлявыми пальцами по полкам с вариантами. Может, и сон. Первую кружку с водой Сонёль выпил почти залпом, не прекращая думать. Итак, он допускает ошибку при работе с Мёнсу, что тот замечает. Он на взводе. Все эмоции, которые подавлялись до этого, кроют с головой, давя адекватные реакции. Впрочем, стоит ли само событие таких переживаний? Не стоит, но дело не только в нём, дело в том, что сошлось много факторов; он уже думал об этом, неважно; важно то, что он становится эмоциональнее. Кроме того, убирается фактор, который Сонёля отвлекал, поэтому Сонёль начинает замечать больше из окружающего мира. Да, конечно, он ходил на занятия и иногда, пусть и всё реже, виделся с друзьями, но это же старая информация, верно? Он знал этих людей и раньше, он совершал и раньше эти действия. Если что-то новое и появлялось, оно не казалось важным. Внимание уходило на Мёнсу и программное обеспечение (надо его назвать как-нибудь, наверное? Или рано?), поэтому мозгу было проще, чтобы рядом находилось то, на что не требуется непривычных реакций. Как только фактор лиса исчезает, в его внимании появляется дыра, которая заполняется той информацией, которую он, удобства ради, ранее игнорировал. Да и не общался он раньше с соседями особо, знал только тётушку в квартирке у лестницы. В общем, заметил пацана, который мог появиться когда угодно. "Недавно переехали" может быть и тремя днями, и тремя месяцами. А сны бредовые бывают у всех. У кого-то только они и бывают. И то, что в сон просочился кусочек новой для мозга информации, новое впечатление, которое ему надо переварить - что тут удивительного? Ничего. Но пацан же за что-то извинился. И Мёнсу исчез с обвинением в том, что кто-то залез к нему в голову. Сказав, что ему что-то не то приснилось. Нет, возразил сам себе Сонёль. Ты просто складываешь факты так, как тебе удобно. Пацан, наверняка, извинился за то, что напугал его с утра - Сонёль действительно был очень удивлён в первый момент, когда увидел на своём пороге здоровенную псину. А Мёнсу - его и только его ошибка, наверняка почувствовал работающую оцифровку. Но ты сам знаешь, что лисы плохо воспринимают информацию о других существах. Так ведь эта была не о других, а о нём. А то, что раньше он не рассказывал ни о каких ощущениях во время работы с программой - ни о чём не говорит. Может, просто замалчивал. С чего ему вдруг быть с Сонёлем в этом откровенным? Но он был бы, снова парировал парень, наполняя новой порцией воды фильтр и вглядываясь в то, как она течёт. Неприятно. Хотя говорили же, что на воду, огонь и что-то ещё можно смотреть вечно... Нет, Мёнсу был бы откровенным, если бы ему было неприятно. Лис, конечно, показывал потрясающее терпение, но о мелких элементах личного комфорта всё же заботился. Даже в ванной нарисовал на кранах метки, до какой степени их откручивать, чтобы была приятная температура (хоть вроде и мог добиться того же одной мыслью). Шторы каждое утро распахивал, если Сонёль про них забывал - и стоял, щурясь, наслаждаясь солнечным светом. Утащил к себе все подушки, в конце-концов. Нет, это тоже ни о чём не говорит. Может, просто не посчитал нужным сказать. Может, это давало ему преимущество. А может, кто-то касался его мыслей и снов раньше. Раздался звонок в дверь, заставив Сонёля прирасти к полу. За размышлениями он успокоился, но с неожиданным звуком волна страха сходу накрыла с головой. Лисы? Мёнсу? Джун?.. Он не был готов ни к одному из вариантов. Может, вообще рекламные агенты какие-нибудь. Ходят же иногда то подростки, то потрёпанные взрослые, стучат с проспектиками в двери... А ведь он вчера сказал Джуну, мол, можешь приходить, только позвони в дверь. Времени - полдень, Сонёль проспал огромную, как он считал, часть выходного, так что нормальные люди уже не спят. Может, и Джун. Со-джун. Вот, вспомнил наконец. Первый слог - как в Сохён, мог бы и сразу сообразить. Соджун. В дверь позвонили более настойчиво, а идти всё не хотелось. *** Педали приходилось крутить изо всех сил: Сонгю гнал велосипед так, словно боялся опоздать на поезд. Причём, что немного обидно, создавалось впечатление, будто он делает это, совершенно не прилагая никаких усилий. Сонёль усмехнулся сам себе и поднажал, пригнувшись. Они ехали по тропинке над рекой, огибая огромный луг. Солнце палило не очень жарко, скорее приятно. - Долго нам ещё? - спросил Сонёль. Сонгю вместо ответа кивнул куда-то вперёд. На что он указывал, Ёль так и не понял - впереди был поворот, но и за ним их дорожка - уже с обеих сторон - утопала в зелени. До самого горизонта. Аппарат на поясе, переделанный из старой рации, молчал. Были бы вокруг следы нечеловеческого вмешательства - давно бы уже среагировал. Переспрашивать, впрочем, было лень. Сонёль, вдохнув поглубже воздух, в котором чувствовался клевер, немного речного ветерка и ещё какие-то травы (частью сухие), сжал руль покрепче и постарался больше не отставать. Солнце теперь слепило, но терпимо. Справа и слева была слышна какая-то насекомая возня, но видно - только луговых бабочек: сиреневых, желтых и голубых с тонкими мотыльковыми крыльями. В детстве Сонёль пробовал ловить таких рядом с бабушкиным домом - от них на пальцах оставалась цветная и чуть блестящая пыль. Сонгю, наверное, знает, как эти ребята называются. Спрашивать, впрочем, тоже пока неохота. Спустя минут десять тропинка влилась в более широкую тропу. По ней и ехали дальше, через зелень, а затем через мелкий подлесок, пока солнечный свет не стал оранжевым, тонущим. Сонгю махнул рукой и съехал между деревьями вниз, исчезая из виду. Сонёль, поколебавшись только мгновение, поехал за ним. На спуске захватило дух - благо, деревья тут росли не очень густо, и можно было не тормозить себя, поддаваясь осторожности. Грудь наполнилась ощущением детской свободы, и Сонёль, довольно рассмеявшись от этого чувства, с громким "у-хуу!" отпустил правую руку от руля. Впрочем, почти тут же вернул её, наткнувшись колесом на палку. Вблизи от спуска стоял небольшой деревянный дом, и Сонгю уже прислонял к его стене свой велосипед. - Что, тут оставлять? - Ага! Сонёль послушно опустил железного коня рядом и зашёл в дом. Ненадолго задержался на пороге, и с видом мелкого проказника нажал что-то на своём аппарате. Ничего не произошло, но юноша удовлетворённо кивнул. Комнатка была маленькой. Светлое дерево стен, видимо, сосны. На двух из них висело по гравюре в деревянной же раме. Высотой они были в человеческий рост. Четвертая стена, напротив входа, оказалась занята окном, у которого и стоял Сонгю. Сонёль хотел, было, окликнуть друга, оповещая о себе, но вдруг смешался и замолк, рассматривая выжженные на гравюрах линии, пытаясь сложить их в осмысленное изображение. Не складывалось. - Сонёль, - голос лиса звучал тихо, но отчетливо. - Да, - отозвался тот в тон. Он был расслаблен, но внизу живота защекотало холодом. Сонгю обернулся и опёрся ладонями на подоконник. Глаза встретились с сонёлевскими, и Ли с трудом сдержался, чтобы не отвести взгляд - тот был тяжёлым. Он не любил, когда друг так смотрел. Много раз видел, как этот взгляд касается других - и даже тогда ему становилось не по себе. От такого веяло каким-то глубинным холодом, теменью вод под мостом, вглядываясь в которые, легко решиться перелезть перила и самому прыгнуть в глубину. Туда, где не возьмёт никакой лот. - Помнишь прошлогоднюю историю? - спросил лис. - Когда я чуть не попался в аэропорту. Сонёль фыркнул, сдерживаясь, чтобы не сцепить кисти на локтях, закрываясь. - Спрашиваешь, - сказал он. - Я теперь всегда буду помнить, что на такое с тобой подписываться не стоит, - он натянуто рассмеялся, давая понять, что это шутка. Шуткой фраза не была, и оба присутствующих в комнате это понимали. Сонёль не любил импровизацию. Он адаптировал свою технику, переделывая некоторые вещи, вроде карты и заготовок, в портативный формат, но вопрос, как сделать легкодоступным весь функционал, оставался вечно открытым. Разве что протезировать себе куда-нибудь, как посоветовал Сонгю - но на такое он пока не решался . Именно по этой причине импровизация была вещью опасной - если бы ситуация поменялась кардинально, Сонёль не смог бы ничего предложить, кроме обычных человеческих сил. До сих пор подобное случалось ровно один раз - чуть меньше пяти лет назад, когда исчезнувший на тот момент Мёнсу заявился с сюрпризом за шкирку. Сонёль помнил свои тогдашние ощущения: он шёл к двери и понимал, что абсолютно беззащитен - компьютер мертвым грузом стоял в запертой комнате. Разве что нож взять или ещё что тяжёлое - но тогда казалось: что нож против лисы? Обычный, без вписанного вируса, блокирующего или хотя бы тормозящего регенерацию. Заранее такие вещи не создаются, только постфактум - если выживешь. Он выжил, но ощущения были неприятными. А в тот день в аэропорту всё пошло наперекосяк. Рейс, как и планировалось, отменили, а Сонгю в виде бортпроводницы прошёл поговорить с пилотом, вышедшим покурить. Через час он должен был сам поднять этот же самолёт. Сонёль видел, как в опустевшем месте для курения пилот даёт Сонгю-ей сигарету и щёлкает зажигалкой. Девушка благодарит кучей жестов, они говорят о чём-то; видимо, обсуждают погодные условия, бывшие абсолютно нормальными. Обсуждают ошибки дураков-диспетчеров, к которым сейчас надо зайти. Как Сонгю на что-то жалуется, и пилот лезет во внутренний карман куртки. Видел эту процедуру не первый раз, а всё равно дух захватывало, как на аттракционах. Катался он как-то на такой штуке: несколько кресел вокруг огромного столба медленно поднимаются на самый его верх, замирают...а затем на огромной скорости проваливаются вниз. Чтобы забрать силу другого лиса, необходимо принять из рук носителя по его доброй воле любую вещь, а затем, как цитировал Сонгю, "пищи его испробовать". Ни разу он не разъяснял, почему именно так, видимо, в опаске за себя самого, и Сонёлю оставалось только строить предположения. Наблюдать, ждать, когда маскарад раскроется, и просто ждать. Наверное, важны были чувства, с которыми действие совершается. Может быть, пилот был влюблён в ту девочку, место которой сейчас Сонгю занял? Нет, не должно было это играть роли: мог хоть ненавидеть, лишь бы по доброй воле. Может быть, что-то происходило параллельно со стороны самого Сонгю. Лисы и их странные принципы. Кажется, он никогда не поймёт их до конца. А ведь прожил таким же семь лет - но знания, как и силы, испарились, будто были связаны с ними...возможно, даже априорны им. Или же Сонёль просто был ещё мал тогда для этих знаний? Пилот всё ещё рыскал по своим карманам, когда у Ли панически запиликал индикатор, отмечая чужое вмешательство. Он помчался к месту для курения. Сонгю, шипя от боли и прижимая руку ко рту, припал к земле, а пилот буквально прыжками уносился ко входу в аэропорт. Ни в коем случае нельзя было дать ему уйти. Лис зло замахал свободной рукой, запрещая тратить на него время, и, дрожа всем телом, снова опустился на асфальт. Сонёль сжал зубы. На друга оказалось страшно смотреть - это в принципе был первый раз, когда он видел боль Ким Сонгю. Но упускать пилота ни в коем случае нельзя - и парень пустился в погоню за вторым лисом. Нельзя, нельзя, нельзя... Тогда он в первый раз в жизни убил - пригодилось-таки постфактумное знание. Потом тащил на себе всё ещё дрожащего друга, к счастью, додумавшегося перекинуться в кота - как он потом объяснял, у существа более мелкого сердце могло и не выдержать. На что-то более сложное, вроде отвода глаз, сил бы не хватило, да и транспортировать его так удобнее. Как выяснил уже сам Сонёль, проанализировав окровавленную прядь волос, которую он чудом не забыл срезать, найденный лис сам был охотником до чужих сил. Судя по активности, давно уже затаившимся. Но Сонгю он почувствовал - и тут же нейтрализовал, плюнув на запрет нападать на своих. Тоже рисковал, между прочим: отпаивание милых девушек водичкой не считалось чем-то опасным для отпаивающего и не могло сойти за самооборону, так что применение силы могло стоить ему многого, если не всего. В древности ходили слухи, что для обретения чужой силы нужно пролить или же выпить кровь нужного существа - и с тех пор эти слухи ни разу не были опровергнуты. Поэтому настоящую самооборону, скорее всего, сочли бы нападением. Одним словом, когда Сонёль с трудом привёл друга в порядок, он долго не соглашался снова ему помогать. А когда согласился, сделал это под обещание, что больше таких рисков не будет. Как - как хочет. И вот сейчас лис напоминает об этом инциденте. Сонгю улыбнулся. - Я держу слово, не переживай. Никаких ситуаций, из которых нельзя будет выкрутиться силами человека. - Думаешь, только в этом дело? - М? - То, что ты встал на ноги после того придурка - чудо. Если ты помнишь, кое-кто был беспомощен, а за помощью других лис, от которой было бы больше толку, обращаться отказался. - Ты же понимаешь, почему. - В любом случае... - К тому же ты справился, - перебил Сонгю. - И я благодарен тебе за это. - Попробуй тут не справиться, - в этот раз Сонёль хмыкнул действительно весело, вспомнив свою панику. До того случая он считал, что ничего нового лисы ему дать не могут - и поплатился за это. - Так к чему ведёт сие приятнейшее предисловие? - Это не совсем предисловие. Скорее, причина. Я хотел предложить одну вещь, которая может тебя заинтересовать не меньше, чем меня. Сонёль окинул друга подозрительным взглядом и, недолго думая, сел на пол. Доски были приятно гладкими. - Немного страшновато слышать подобные слова в месте, где ни единая душа не услышит твой писк, - доверительно поведал он. Сонгю поморщился. - Как будто ты свой, как ты выражаешься, писк, не сможешь передать или усилить. - А кому его получать-то? - Ты не дал Мёнсу передатчик? - лис удивлённо поднял брови. - Мне же дал. Теперь был черёд поморщиться самому Сонёлю. Правда, мысленно - выдавать собственные эмоции по этому поводу не хотелось. Бить по больному - разве лучший вариант, когда хочешь чего-то добиться? Мёнсу...давно он не слышал его имени. С чего лис вообще про него вспомнил? Думал, они до сих пор поддерживают контакт? Или что тот мгновенно примчится на зов исчерпавшего себя недочеловека? Мысль отдавала прагматической горечью. Хотя почему он вообще переживает? Сказано же, глупый Ли: вещь, которая может заинтересовать и тебя. - Давай я просто отвечу тебе, что нет, - как можно более безмятежно отозвался Сонёль, вслушиваясь в собственный голос в надежде ему поверить. Почти получилось. Ещё пара фраз и получится. Пару мгновений Сонгю воплощал собой задумчивость, но затем сбросил её с себя - решительно. - В любом случае ты в полной безопасности. Просто здесь точно не будет ничьих ушей. Над этим местом стоит старый барьер. Он очень мощный, я таких ставить не умею. Раньше тут жил один мой товарищ, учёный, он занимался историей. - Здесь? - Здесь. Человеческая история переписывалась, а лисья в точном виде не существует в принципе - отчасти из-за эффекта памяти, который трудно обойти, отчасти из-за того, что были прецеденты, повторения которых не хотели. Он же искал ту общую для всех, которую не получится поставить под сомнение - своими методами. Впрочем, - Сонгю усмехнулся, - всё это тоже может быть враньём. Но главное - что он жил здесь, и свою работу неплохо защитил. - А потом что? - Потом он ушёл. Сонёль промолчал. - Ли Сонёль... - голос дрогнул от резкости к усталости. - Не трогал его никто. - И смягчился: - Он сам решил уйти. Лисы иногда разочаровываются в этом мире. Он разочаровался и ушёл. - Умер? - Неизвестно, - друг покачал головой. - Технически между процессом смерти лисы и процессом перехода в другой мир разницы нет - на окружающем мире это отражается, в первую очередь, в памяти. Нет с нами - нет нигде. Несколько лис умеет обходить это - но нас таких совсем мало. И никто из нас не может понять разницу, хотя некоторые отдали бы за это, - он недобро ухмыльнулся, видимо, вспомнив кого-то, - многое. - А если провести эксперимент? Со сторонним наблюдателем, с анализом информации, желательно, с обеих сторон... - Ёль запнулся, задохнувшись осознанием. - Ты часом не поэтому меня позвал? - Ли Сонёль, ты неисправим, - Сонгю покачал головой. - Нет, я позвал тебя не для этого. Но даже не сомневаюсь, что благодаря моему предложению ты найдёшь способ это провернуть. Неисправимый элемент широко улыбнулся, успокаиваясь окончательно. Это определённо становилось интересным. Спокойствия хватило ненадолго: заметив в окне то, чего так долго ждал, он со словами: "Подожди минутку, важно!" вскочил и, подвинув удивлённого друга, открыл створку. В комнату, переливаясь в заходящем солнце, влетела целая стая бабочек, тут же заполонив всё. Они порхали в воздухе, усаживались на гравюры, подозрительно пробуя хоботком, исчезали в других комнатах, совершенно безбоязненно садились на руки и волосы, улетали оттуда дальше. В зале по соседству была коллекция цветов едва ли не всех мастей, возможно, они тоже привлекли крохотных посетительниц. - Это что ещё такое? - рассмеялся Сонгю, рассматривая цветной переполох. Не злится, быстро отметил Сонёль. Значит, всё неплохо. - Ну, я подумал, что вечер надо проводить в компании прекрасных дам, - белозубо улыбнулся он. - Вот и позвал! Лис, всё ещё смеясь, воспользовался сократившейся между ними дистанцией, легонько ударив друга в плечо. - Совершенно неисправим! - Давай своё важное дело. Теперь оно будет, подозреваю, звучать намного лучше. - Будет, - Сонгю посмотрел в глаза Сонёлю с каким-то древним, чуть ли не отеческим теплом. Тому вновь стало не по себе - в этот раз просто от растерянности. Снова происходило что-то, выбивающееся из всех ранних сценариев, совершенно сбивающее с толку. Он не был уверен, что хочет слышать следующую фразу. Совсем, совершенно, абсолютно - нет. Как заставить Сонгю замолчать прямо сейчас? Ноги стали ватными. - Я упомянул аэропорт, потому что не хочу, чтобы такое повторялось - ни для тебя, ни для меня. И то, что я предлагаю, поможет избежать подобных ситуаций. И кроме того, оно сможет вернуть тебе твои лисьи силы. В горле Сонёля мгновенно пересохло. И, кажется, он оборвал одной из бабочек часть крыла. Когда только успела попасть в руки? Надо было хотя бы зажать лису рот - не успел, дурак. - Я тебя слушаю, - хрипло сказал он, восстанавливая дыхание.