Свадебный переполох в Медусельде

      Золотой чертог Медусельда сейчас был залит лучами утреннего солнца, и Эйовин снова залюбовалась им, вспоминая, сколько радости было в этих стенах. Дай волю, она бы давно спрыгнула с коня и побежала бы, да вот только Фарамир держал ее крепко, как величайшую драгоценность. Даже самой ехать не разрешал, даром что уговаривала мужа, увещевала. Всего-то пятая луна, женщины Рохана, случалось, и рожать в седле начинали. Но и на поездку едва уговорила, где лаской, где слезами. Не стала бы рисковать, трудно ей в начале беременности пришлось, да вот Лотириэль… Когда начали переговоры с дядей, Эйовин знала уже, что княжна Дол-Амрота любит Тэйодреда, что только о нем и мечтает. Казалось, сейчас сговорятся — и лучшей сестры искать не надо. А тут… Как громом с гор — обручили. Да только с Эйомером, не с Тэйодредом. И девушка извелась за считанные дни, и сама Эйовин места не находила. Как же так, кто же решил, почему никого не спросили? Вот и выпросилась в поездку, чтобы с братьями поговорить: если Эйомер попросил, так может, откажется, узнав, что не его любят, не пойдет против счастья брата. — Свет мой, осторожнее, держись крепко, — прервал размышления княжны Фарамир, пришпоривая коня. Спрыгнув на землю, он бережно взял её на руки, да так и стоял бы, если бы приличия не требовали отпустить. — Аккуратнее вот так, становись. Долгих лет вам, Конунг, словами не описать как я рад оказаться наконец на родине моей супруги, в бескрайнем Рохане.       Тэйоден опустил голову в лёгком поклоне, перевел взгляд на Имрахиля и Лотириэль: — Рад видеть вас! Прошу пройти и отдохнуть с дороги, — на лице правителя Марки залегли темные тени, он словно не спал всю ночь, но и гостям, и племяннице улыбался искренне, а заметив, как слегка натянулось просторное платье названной дочери, едва ли не бросился к ней. Если бы князя Дол-Амрота не было — точно бы обнял, а так — долг конунга. — Дядя, а братья мои ещё не прибыли? — Эйовин тяжело вздохнула. Опять Фарамир с ней как с куклой… — Вчера поздно приехали, может, и не встали ещё. Пойдем, Имрахиль, покажу покои. — Тогда я пойду их разбужу. Сони нашлись!       Легко взбежав по мраморным ступеням и игнорируя просьбу мужа не носиться, как малое дитя, Эйовин приветственно улыбнулась стоящим на посту стражникам, а затем направилась по коридорам в покои Тэйодреда, намереваясь ему первому напомнить о том, что доблестные витязи просыпаются вместе с жаворонками, а не спят до полудня. Потом можно и до Эйомера добраться с тем же вопросом, а еще лучше — с маленьким ковшом ледяной воды. Пусть вспомнит, как еще в родительском доме однажды лягушку в постель с утра сунул. Да, больше двадцати лет назад, да, извинился, но она же обещала отомстить… Вот только едва переступив порог опочивальни девушка замерла и прижав ладошку к губам, изумлённо уставилась на спавших в обнимку братьев, которым одеяла совершенно не требовались, да и сорочки на ночь в Рохане не носили.       Фарамир застыл рядом с женой, но тут же, по запаху в покоях и по количеству пустой посуды понял, что вчера оба шурина явно не скучали. — Вот узнать бы, — громкий голос князя Итилиэна прокатился по комнате, — кого из двоих в этой ситуации женить, а кого — замуж отдать.       Тэйодред вскочил, прикрывая все, что ниже, ладонями: — Эйовин! Отвернись! — Да я не маленькая уже, и этих двоих и раньше видела в чём мать… — запнувшись под тремя потрясёнными взглядами, девушка сконфужено улыбнулась, а потом, как ни в чём не бывало, продолжила: — А женить того, у которого борода имеется.       Тэйодред уже оделся, плеснул в лицо воды из умывальни и подошёл к Фарамиру, протягивая руку для приветствия. Переведя взгляд на сестрёнку, он моментально заметил слишком свободный крой платья: — Ах вот уже как? И молчали! Когда ж собирались сказать? Когда живот на нос полезет? — Разумеется нет, разве что, когда оба оденетесь, — закусив губу, Эйовин взглянула на помятого Эйомера, который натянув одеяло обозревал их таким тяжёлым взглядом словно хотел обвинить в каком бесчинстве. — Что, братик, тяжко? Голова болит? И не смотри на меня так, замужем, мне не то что можно — положено. Лучше бы обнял да поздравил. Это ты на радостях от предстоящей женитьбы так накушался, или ещё повод нашёл? — Пока я поздравляю, — Тэйодред обнял сестрёнку крепко, но осторожно, ласково улыбнулся и куда крепче сжал в объятиях Фарамира. — Спасибо! — гондорец чуть смутился. — Я и везти ее не хотел, да она настояла. Боюсь я за нее. Всё начало плохо было, вот только выровнялось. — Имрахиль прибыл? — Тэйодред пригладил волосы сестры. — Мне бы с ним спешно поговорить… — Он в главном зале с дядей должен быть сейчас, только мне бы с тобой тоже поговорить хотелось, — оказавшись в медвежьих объятиях завернувшегося в простыню всё ещё молчаливого растрёпанного брата, Эйовин почувствовала себя счастливой, как в детстве. Особенно когда в щёку звонко поцеловал. — Вы ведь оба не против немного поболтать? — Если недолго, — Тэйодред жестом указал на свободные кресла, а сам скрылся за ширмой, утащив туда остальную одежду. — Мне бы быстрее князя поймать. — А мне бы только хотелось узнать, — присев, произнесла девушка и тут же разрумянилась под строгим осуждающим взглядом оставшегося стоять у дверей Фарамира. Муж, как всегда, знал слишком много и имел на всё своё нейтральное мнение, однако отступать она не собиралась. — Предстоящая свадьба основана на чьём-то желании или призвана соблюсти политические интересы? — Поверь, сестра, мне бы тоже хотелось об этом знать, — прихватив со стула свою одежду, Эйомер отправился следом за Тэйодредом за ширму. — А ты с какой целью интересуешься? — Так! — Тэйодред вышел уже одетый в парадное, прицепил к поясу меч и взял из шкафа плащ, наскоро проводя по волосам гребнем. — Прошу до моего возвращения тему брака не поднимать, Эйомера не расспрашивать, Эйовин не волновать, Фарамира медовухой не накачивать. Вернусь — всё сам сделаю. Пока обсуждайте, как наследника назовёте, где рожать собралась и что малышу в подарок привезти. — Мёду, да трав из степей родных, — успела ответить Эйовин, провожая брата удивлённым взглядом. — Что это с ним такое? — Сам в раздумьях, — пожал плечам появившийся Сенешаль. — Он мне ничего не говорит, ну и поит чтобы не расспрашивал. Шучу. Вы наверное есть с дороги, да отдохнуть хотите? — Эйовин бы надо отдохнуть. Ну и поесть, — Фарамир улыбнулся. В последнее время есть за одним столом с женой и он не всегда мог. Придумать же — моченые огурцы вареньем мазать и молоком запивать… — Тебе чего-то хочется, милая? — А грудинка есть? Только чтобы обязательно с селёдкой? — не разочаровала его жена. — Я бы с удовольствием попробовала как у вас тут без моего присмотра готовят. — Не жалуемся, — удивлённо взглянул на неё Эйомер. — Тэйдред лично повара инструктирует. А что, в Итилиэне плохо кормят? — Хорошо, — рассмеялся Фарамир. — Тогда пойдём. Сам посмотришь, почему она спрашивает. — Мы и тебя рыбой угостим, если у вас её на стол не подают, — Третий Всадник едва не спросил, почему из Гондора, от которого до моря рукой подать, надо ехать в степи за селедкой.       Фарамир только улыбнулся в ответ, мысли гондорца сейчас были далеко отсюда. И родня жены ему нравилась, и за двоюродную сестру он боялся. Не обидит ли ее Тэйодред? Что он вообще придумал, почему такая спешка, запреты, тайны?       А сам рохиррим сейчас с лёгкостью распахнул дверь кабинета отца, остался с его разрешения наедине с Имрахилем и Лотириэль, поприветствовав их. — Я не буду долго говорить, — то, что девушка заплакана, он увидел сразу. — Имрахиль, вы у дочки спрашивали, согласна ли она на этот брак, не против воли идёт? — Тэйодред, когда начали обсуждать, Лотириэль ясно дала мне понять, что союз с Роханом она одобряет, — Имрахиль пожал плечами. — Волнуется, как и каждая невеста. — Я люблю её. И сейчас хочу услышать, кого из двоих рохиррим она хотела видеть как жениха. От нее. — Вас, Тэйодред, — бледнея под настороженным взглядом отца, княжна всё же наконец почувствовала почву, которая давно ушла из-под ног, в сердце встрепенулась робкая надежда. — Когда речь зашла о помолвке, я полагала, что отец имеет в виду вас, думала, что он узнал о моих чувствах. Мне и в голову не могло прийти, что речь идёт об Эйомере. Он доблестный витязь, и всё же я не ожидала… — Что? — Имрахиль вскочил и тут же бессильно опустился на стул. — Ты… Ты любишь? Но почему молчала? Девочка моя, когда я тебя неволил? Почему? Но… Что же делать? — Когда? Да всю жизнь, и вы, и братья. Я же для вас как фарфоровая игрушка, а откуда у фарфора чувства? — стирая слёзы со щёк непослушными, дрожащими пальцами, Лотириэль не знала как выстоять под мужскими взглядами. Обычно смелая и волевая, полюбив, она чувствовала себя слишком уязвимой, чтобы обсуждать открыто то, что разрывало сердце, и только сейчас снова обретала силы. — Разве ты бы стал меня слушать?       Тэйодред шагнул к девушке, легко и нежно обнимая: — Вот что. Пока никто не осведомлён о том, что помолвка была между моим братом и Лотириэль, а неволить дочь и делать ее несчастной вы не захотите, документы мы перепишем сегодня же. — Но твой отец… — Имрахиль взглянул на дверь, в которую ушёл конунг, — и сам Эйомер? — Отец меня понял и оставил решение за вами, — Тэйодред вытащил свиток с договором. — А брат уж точно против моей любви не пойдет.       Выдержать бы. Доиграть до конца, не сорваться. Жалко эту девочку, маленькую, хрупкую, но ее хотя бы сделает счастливой. И, конечно же Эйомера. — Так что? Перепишем?       Всё заняло от силы полчаса, после чего Имрахиль ушел в тронный зал к Тэйодену, Тэйодред отвёл Лотириэль в ее покои, а сам направился в трапезную, искать брата.