architect of love

Каково́ это, Харрингтон, терять пальму первенства и знать, что ты далеко уже не лидер среди равных? Что уже не первый писаный красавец в школе, не король, а так – принцесса со смазливым личиком и стильной шевелюрой. Кто ты теперь без своей свиты, которая предпочла более сильного и крутого? Как ты себя чувствуешь, когда я периодически выбиваю почву у тебя из-под ног, а иногда и дерьмо из твоего тощего тела, заставляя захлебываться кровью? Поздравляю, вот ты и дождался успеха и популярности. «СТИВ ХАРРИНГТОН – ШЛЮХА!!!» Как думаешь, приятель, чьих рук эта надпись над входом в кинотеатр? Твоих бывших дружков, а я ведь так, просто пустил слух. Стоило «легким» движением бедра сместить тебя с трона, чтобы ты лишился почти всего, и посмотри на себя теперь: без короны, без свиты, без пары. Тусуешься с малолетками словно ты им нянька. На твоем месте я бы не заглядывался на мою сводную сестренку Макс, ты даже не представляешь, чем это чревато. Билли привык зарабатывать авторитет чисто по-мужски. Чтобы сын не рос размазней, отец воспитывал его в строгости, железным кулаком и крепким словом сдерживая бушующие в отпрыске подростковые гормоны и юношеский максимализм. Может быть, Харгроув-старший перестарался, или ему невмоготу справится с внутренними демонами сына, так нагло и нахраписто лезущими наружу? Потому что Билли требует от окружающих признания своего бесспорного превосходства. И берет он, в основном, грубостью и насилием, нежели умом и обаянием. Харгроуву мало того, что он занял место Харрингтона под солнцем, он хочет его безоговорочной капитуляции и подчинения. А его черная мятежная душа и бунтарский дух жаждет крови. Крови того, кто будет увиваться вокруг малыша Стиви с вполне конкретными намерениями. Крови самого Харрингтона, если тот с вожделением будет смотреть на кого-либо и пускать слюни. Как правило, насилие порождает насилие. Но если в возникшем между ними конфликте у Харрингтона сперва появилось удивление ⇒ непонятка, потом встречный отпор ⇒ ненависть, то у Билли, после собственного расквашенного носа, вместе с чувством, отдаленно напоминавшим уважение, зародилось ⇒ вожделение. Просто блядски дикое желание загнать Стива в угол, облапать всего, а потом оттянуть за патлы, и остановить поток возмущений, больно впившись в рот. Жалить, клеймить, жечь, наказывать, своим языком и губами, лишая воздуха, до хруста позвонков вжимая в себя за то, что при всей своей манерности такой, сука, гордый и несгибаемый. Облокотившись о бампер своего автомобиля, Билли Харгроув со скрытым злорадством наблюдает, как Харрингтон поднимается по стремянке, чтобы стереть оскорбительную надпись. Такой правильный, стройный, красивый, аж дух захватывает. «Смотри, не упади, идиот, хренов! – мысленно восклицает Харгроув. – Ты что, блядь, издеваешься, так задницу выпятил?! Думаешь, этого никто не увидит?! Думаешь, я железный?!» – безмолвно орет Билли, ощущая, как в паху становится до невозможности тесно. Харгроув нервно закуривает сигарету, продолжая следить за тем, как Стив тщательно стирает тряпкой краску, балансируя на коротких ступеньках лестницы. Не спрашивай, почему я не даю тебе прохода и периодически бью морду. Наверное, чтобы ты не строил глазки Нэнси Уилер, Джонатану Байерсу или кому-либо еще кроме меня. Блядь, ненавижу тебя, Харрингтон! И в тоже время хочу до безумия! Ты мой, понимаешь?! Сло́ва тебе не скажу пока сам, сука, не догадаешься, и не сделаешь соответствующие выводы! А до тех пор я буду худшим твоим кошмаром! Ты заебёшься вытирать надписи по всему городу и отходить от наших кровавых потасовок! Дай только повод!