architect of love

– Сашенька, голубчик, Христом богом тебя прошу, не женись на Юлии! – лихорадочно умоляет Павел, заключив удивленное лицо старшего брата в чашу своих ладоней. Александр с долей недоумения взирает в горящий взгляд младшего брата, тогда еще щуплого гимназиста, ощущая смешанные чувства от таких воодушевленных речей и жарких прикосновений. – Тебе-то какая печаль? – кидает старший сын Гавриила Уварова, пытаясь сохранить на лице невозмутимый вид. Он уходит от, казалось бы, братского порыва Павла, отнимая от лица его руки, понимая, что жест Уварова-младшего практически лишен сейчас присущей ему обыденности. Тут что-то совсем другое. В их отношениях что-то изменилось. Скорее всего, чувства Павла к нему стали иными. С чего бы? – Она не любит тебя! Ей бы мужиками вертеть! А, породнившись со знатным родом Уваровых, устраивать тут приемы и балы, красуясь своей холодной неприступностью! – пламенно молвит Павел, пытаясь вновь сократить возникшее между ними расстояние, невзначай коснувшись кончиками пальцев оголенного участка шеи над воротничком белоснежной сорочки. – Ну откуда тебе знать, что не любит? – допытывается Александр, слегка вздрогнув, позволяя рукам Павла ненадолго повиснуть на его предплечьях. – Знаю, и все тут! Ты стоишь большего! – Перестань быть ребенком, Павлуша. Подрасти, наконец, – криво улыбнувшись, изрек старший брат, вновь отдаляясь. Свадьба все же состоялась. А по возвращении супружеской пары из путешествия Любовь Евсеевна, мачеха Александра, пригласила его к себе в покои, с горечью поведав о жизни любимого младшего отпрыска. – Ты бы приструнил Павлушу, Саша. А то он совсем распоясался после твоего отъезда. Твоему отцу все недосуг со строительством железной дороги. Все-то Гавриил Макарович в делах да хлопотах. А Павел учебу забросил, и носит его, Бог знает где. – Как вам будет угодно, матушка, – ответил тогда Александр Уваров, периодически находя меньшого брата то в питейных заведениях, то в борделях. – Что ты творишь, братец?! – говаривал тогда Саша, таща на себе пьянючего вдрызг Павла. – Зачем позоришь знатный род Уваровых?! Господи, да ты весь провонял дешевым пойлом и шлюхами! Ты бы маменьку свою пожалел, извелась вся! – А тебе-то какая печаль?! – зло обронил тогда Павел. – С таким-то железным сердцем?! Пусти, я сам! – вырываясь из заботливых рук старшего брата, тщетно пытаясь идти самостоятельно. – Мне-то какая печаль, – тихо произносит Александр Уваров. Громкий гудок прибывающего на платформу поезда заставляет Сашу вздрогнуть и резко вынырнуть из своих воспоминаний. Два года прошло с тех пор, как Уварова-младшего было решено отправить заграницу на дальнейшее обучение. Пусть уж там перебесится, нежели на глазах у всей знати. Спешно следуя вдоль остановившегося состава, Александр замечает своего младшего брата выходящего из вагона. Павел довольно улыбается, подавая руку вышедшей следом барышне с явно сомнительной репутацией. – А вот и мой братишка! – радостно возвещает Уваров-младший, приобнимая ярко разодетую красотку за талию, завидев хмуро взиравшего на них Сашу. Павел возмужал, вытянулся, раздался в плечах. В глазах больше нет прежней мольбы и сожаления. Лишь огонь. Но не тот, что дарит тепло, а холодный огонь, скрытый, сдержанный, как и сам Павел, стоящий сейчас перед ним. – Что за постная мина, братец? Неужто ты так быстро надоел своей жене? – прижимая залетную барышню ближе. – Никто тебя не приголубит, не приласкает, – ведя ладонью по девичьему плечу, устремившись пальцами к стройной шейке. – А ты в своем репертуаре, Павлуша. Все тот же капризный ребенок и донжуан, – «невозмутимо» замечает Александр, смерив брата снисходительным взглядом. – Домой ехать готов? – Ступай, милая, – все с той же коварной улыбкой молвит Павел Уваров, оставляя на губах распутницы мимолетный поцелуй, опуская за корсаж ее платья серебряную монету. – Еще свидимся. «Это вряд ли», – мысленно продолжает за брата Саша. Нужно отдать Павлу должное – он никогда не гуляет с кем бы то ни было дважды. Постоянство не его конек. *** А в его родовом гнезде все по-прежнему – замечает Уваров-младший, следуя в свои покои. Он неторопливо принимает ванну, смакуя рюмку вишневой наливки. Потом все еще влажный и нагой стоит перед камином, разглядывая свое отражение в зеркале. – Ой, барин, простите! – слышит заполошный девичий вскрик, отчего вынужден резко оглянуться. Перед ним стоит хрупкая девушка, должно быть горничная, удерживая одной рукой ворох полотенец, другой стыдливо прикрывая глаза. И вся трусится, как осиновый лист на ветру. – Почему же сразу «ой»? – игриво цедит Павел, медленно подходя к девушке, даже не подумав прикрыть наготу. – Знаешь, Павлуша, это уже слишком! – разгневано выпалил Александр, влетая в комнату. – Черт! Тебя что, стучать не учили?! – досадно рявкнул Павел, выдергивая из рук девушки одно из полотенец и быстро опоясывая им чресла. – Было не заперто! – сквозь зубы цедит старший брат. – И мне тут с тобой не до церемоний, когда ты невинную девушку к греху склоняешь! Ступай, Лиза, – чуть мягче обращаясь к прислуге, – приношу свои извинения за недостойное поведение брата. – Все такой же культурный, обходительный, благородный, – кидает Павел, провожая глазами стройную фигурку. – Да я просто познакомиться хотел… – Мне плевать, чего ты хотел! Не смей превращать отцовский дом в бордель! – выкрикнул Александр, нанося младшему брату увесистую пощечину. – Совсем, братец, от своей серой и одинокой жизни свихнулся?! – выпалил Павел, ощущая на губах вкус крови. – Я буду делать все что захочу, и ты мне не указ, понял?! – хватая Александра за грудки и валя того на пол. Как когда-то в детстве, теперь уже между взрослыми братьями завязалась нешуточная потасовка. – Будь ты проклят! Да чтоб тебя! Ненавижу! – отчаянно выкрикивал Павел, оседлав бедра старшего брата, яростно размахивая кулаками. Александр понимает, что практически уже не сопротивляется, лишь пытается удержать руки брата. Что поза, в которой они сейчас оказались – хуже не придумать. Что полотенце давно уже развязалось и твердая плоть Павла упирается ему в бедро, вызывая целый шквал эмоций. Саше бы взбрыкнуть, спихнуть с себя вошедшего в раж братца, зарычав: ты что, Павлуша, совсем ополоумел?! Вместо этого он крепко зажимает голову брата в ладонях, словно в тисках, заставляя буяна посмотреть себе в глаза. – Почему, Пашка?! Мы снова, как в детстве, помнишь?! Но зачем вот так, до крови?! – трепетно касаясь пальцами разбитой губы, как никогда желая припасть к ране своими губами. – Тут ведь дело уже не в игрушках! Тогда, что мы делим?! – А ты все еще не догадался, Сашенька?! – убито выдавил Павел Уваров, освобождаясь из захвата и резко вставая, на этот раз смущенно кутаясь в полотенце. – Неужели твое ржавое сердце, покрытое льдом, ничего тебе не сказало?! – Постой, Павлуша, я силюсь понять! – вскакивая следом за братом, молвит Александр, пытаясь заглянуть тому в глаза. – Черт, у меня тут не покои, а проходной двор какой-то! – с долей досады и горечи, молвит младший Уваров, избегая взгляда и попытки себя обнять. – Уходи, Саша. Прошу тебя. Это не твоя печаль. Александр понимает, что ничего уже не будет так, как прежде. Его собственные чувства к Павлу кардинальным образам изменились. – У меня самое обыкновенное человеческое сердце, – тихо выдыхает Уваров-старший спустя томительные секунды обоюдного безмолвия, – это и моя печаль тоже, – нехотя покидая комнату брата.