architect of love

«Ко многим вещам просто нужно привыкнуть» – мысленно говорит себе Джеймс Бьюкенен Барнс, вспоминая, как злодейка-судьба швыряла его по времени и пространству. В один момент он оказался на фронте, попал в плен, потом был освобожден, затем считался погибшим. Рожденный еще до второй мировой, сейчас он оказался в двадцать первом веке, и в свои девяносто лет неплохо выглядел, благодаря частой заморозке в криокамере. Барнс свыкся с современной модернизацией всего, что его окружало и неплохо этим пользовался, но вот привыкнуть к обновленному Стиву Роджерсу было слегка затруднительно. Его зрительная и тактильная память услужливо напоминали ему о давнем друге, щуплом парне, который по росту был ниже его практически на голову. Он столько раз почти с братской любовью обнимал эти хрупкие плечи, ощущая в ответ тонкие руки-веточки, покоившиеся на его талии. А теперь Барнсу приходилось немного задирать голову, чтобы взглянуть Стиву в глаза. Он с белой завистью взирал на эту гору мышц, кубики пресса, в целом прекрасное тело атлета, почти что бога, в котором все было идеально и сбалансировано. Благодаря сыворотке суперсолдата и почти семидесятилетней спячке под ледяными водами Антарктики Роджерс неплохо сохранился. В свои девяносто он выглядел максимум на тридцать. В бою Стиву почти не было равных, он был замечательным командиром, толковым стратегом и тактиком. Проблема заключалась в том, что у Капитана Америки за всю его экстраординарную жизнь никогда не было глубоких интимных отношений. До эксперимента он был тощим, болезненным дрыщем, вызывавшим у девушек, скорее всего мнимое чувство умиления и неприкрытую жалость. Потому, все эти романтические бредни ему пришлось заменить чувством патриотизма. Став здоровым и сильным, на плечи Роджерса лег еще больший груз ответственности перед Родиной и товарищами по оружию. Появившаяся в жизни Стива Пегги Картер, заняла весомое место в его сердце, но отсутствие свободного времени, война и ненавистные происки «Гидры» внесли кардинальные изменения в их короткие романтические отношения, закончившиеся быстрым прощальным поцелуем и душевным надрывом от потери любимого человека. Потому теперешнее, произнесенное почти шепотом, признание Роджерса прозвучало для Барнса грохотом разорвавшегося в полуметре снаряда. – Я – девственник. – Что, прости?! – У меня никогда не было секса, – молвит Стив, отводя взгляд. – Ты живешь с девяностолетним, почти нецелованным девственником. – Не может быть?! – удивленно произносит Барнс, вгрызаясь зубами в нижнюю губу, чтобы не лыбиться. – Совсем ничего?! Ни поцелуя с языком, ни минета, ни мало-мальски быстрой дрочки?! – Нет. – А сам?! Когда-нибудь гонял лысого?! – пытается уточнить брюнет, заинтересованно вздернув бровь. – Ты же знаешь, я не такой. – Можем возобновить двойное свидание, если хочешь. – Плохая идея. Меня все знают в лицо, и тут на тебе – такой конфуз. – Хочешь, я спрошу у Фьюри, где и как он снимает стресс… – Господи, Баки! Ты в своем уме?! Ладно, забудь. Всякий нормальный мужик, дожив до моих лет, вряд ли станет мечтать о чем-то подобном. – О, поверь мне еще и как! Не даром же говорят «старый развратник». Но ведь ты не нормальный. Не урод и не монах. Тебе по паспорту почти сто, а так… – Может, у меня там все вымерзло и атрофировалось. Меня создавали как суперсолдата, а не секс-машину, проверять было некогда. – Ну так сейчас самое время убедиться в обратном, – брякнул Баки, не веря тому, что он действительно это предложил. Лично сам он не хотел бы подыхать, не попробовав, как это. – Давай, Роджерс, раздевайся. – Что?! Зачем?! – слегка заволновался тот, не зная, куда девать руки и глаза. – Для меня это тоже своего рода в первый раз, – продолжал Баки, лихорадочно сбрасывая с себя одежу и пытаясь помочь в этом Стиву, – но я твой самый близкий друг и не позволю лишать себя такого удовольствия. Перестань стесняться, Роджерс. Думаю, мужские тела такие же чувствительные и мы мало чем отличаемся от женщин. Подумаешь, что-то выпирает, что-то прячется. Стив по-прежнему испытывает смущение, когда его голое тело практически впечатано в матрац таким же обнаженным Барнсом. Тот несколько томительных секунд смотрит ему в глаза, прежде чем прошептать: – Делай, как я и постарайся дышать. Баки слегка опасливо накрывает приоткрытые губы друга своими, чуть проникнув внутрь языком. Потом его юркий язык становится смелее, вызывая язык Стивена на страстный поединок. Барнс дает Роджерсу вдохнуть полной грудью, в то время как его рот оставляет влажный след на подбородке, скользит от горла к яремной вене, далее к накачанной груди и соскам. Распластанный под ним Роджерс, чуть приподнимается, желая следовать примеру своего более опытного друга. – Нет, Стив, вернись обратно, – чуть сдерживая, тихо приказывает Барнс, прокладывая дорожку из поцелуев по темно-золотистой поросли вниз. – Дальше я сам. Просто скажи, если будет неприятно или больно. Я остановлюсь. – Не останавливайся, – томно выдыхает Роджерс, комкая в ладонях белую простынь. *** – Эй, ну как ты? – осторожно спрашивает Баки, спустя время, сглатывая ком в пересохшем горле. – Тебе понравилось? Только дыши, слышишь?! Господи, Стив, скажи хоть что-нибудь! А то я подумаю… – Хочу еще.