Розы для истлевшей надежды

      Резко рванув на себя дверь, я хотела сбежать отсюда. На улицу, к Лиаму, в другой дом, куда угодно, лишь бы не здесь, не с ним, с психопатом, убивающим ради удовольствия, после делая фотографии своих жертв. И почему только он ко мне привязался? Чем я смогла его зацепить? Я же самая обычная, сколько можно это вам всем повторять! Хотя психи — они и есть психи, думать, почему и зачем они что-то делают — пустое, неразумное дело.       Но побег не удался, да и глупо было надеяться на его удачу. Я дёрнулась бежать в коридор, чтобы поскорее смыться со второго этажа, как перед глазами взорвалась ярко-голубая вспышка, ослепив на долю секунды. Закрыв лицо рукой, отступила назад. Глаза долго озаряла белизна, но как только я пришла в себя, тихо ахнув от неожиданности, машинально сделала ещё пару маленьких шагов назад. Он стоял передо мной, перекрывая выход из комнаты. Хах, дура, как будто кто-то выпустит тебя отсюда. Неужели ты действительно надеялась на это? Раз он пришёл ко мне, значит, чего-то хочет, и мне не под силу будет разрушить его планы. Всё-таки я обычная студентка, несмотря ни на что, а он… Я ведь даже не знаю, кто он такой. У меня ещё есть шанс выбраться на улицу, так как балкон в моем распоряжении, но смысл от него бегать, если он своими действиями прямо говорит, что это бесполезно?       — Разочаровывайте, миледи, — мягко сказал нежеланный гость и аккуратно прикрыл дверь, не отрывая от меня взгляда.       Я пятилась назад мелкими шагами, всё больше поддаваясь страху. Сейчас Рейчел Вирт, образцовая студентка института с немного дерзким характером вне его стен, за которым она прячет свою беззащитность, могла закончить, как та жертва у бара. Застыть во времени навсегда. Страх, выстрел, кровь… Одно и то же, раз за разом. А если она вовсе и не умерла, как я тогда посчитала? Вдруг переживает всё заново? Весь этот ужас, ту боль… Определённо, не хочу закончить, как она. Это чрезвычайно жестокое наказание, которое мне даже дать не за что! Я ничего ему не сделала, не знаю, кто он такой и чего добивается своим поведением, так зачем нужно преследовать незнакомку? Это как развлечение? Подобие охоты на лису, которую перед этим выпускают из клетки в лес?       Всё ещё продолжая отступать от того, кого желала видеть в последнюю очередь, я наткнулась на кровать и сильно ударилась голенью, из-за чего упала, стукнувшись всем телом о жёсткий матрац, падение на который не смягчило даже одеяло. Приподнявшись на локтях, моментально села, пока фотограф не успел воспользоваться ситуацией. Кто знает, что у него на уме. Да, мне страшно находиться рядом с ним, причём этот страх уже давно, не согласовав со мной, перерастает в панический ужас. Я знала, что при первой же встрече начала опасаться его намного больше, чем остальных монстров, но не ожидала, что это зайдёт так далеко.       — Ты, — только и смогла выдавить из себя подавленным голосом, который отчаянно сорвался в конце. Предложение должно было завершиться, как «…что тут делаешь?», но, похоже, не в этот раз. Мой голос решил иначе.       — Судя по твоему выражению лица, ты не особо жалуешь моё присутствие здесь. Это меня очень огорчает.       Говорить мне это до такой степени нахальным голосом — недопустимая дерзость. Упрекает меня в том, что я не кинулась ему на шею, как только увидела здесь? Это просто смешно и нелогично. С чего это вдруг я должна радоваться его присутствию? Будто моя вина, что при его виде у меня коленки начинают немилосердно дрожать, а сердце готово пробить грудную клетку, дабы выбраться на свободу. Даже сейчас кровь адски пульсирует в висках, отдаваясь в голове тупым периодичным стуком: «бам, бам, бам», и не даёт сосредоточиться. Почему ты преследуешь меня? Что во мне особенного?       — Тебе понравилась фотография? Хотя о чем я говорю, ты ведь во многом похожа на меня, а значит, тебе она точно понравилась.       — Откуда в тебе такая уверенность, если ты видишь меня второй раз в жизни? По крайней мере, я тебя до момента попадания в Юнион однозначно никогда не видела.       «Я бы запомнила, если бы у нас с тобой состоялась встреча. Такие, как ты, просто так не забываются, только если с огромным промежутком во времени»,  — закончила фразу у себя в голове.       Стараясь быть внешне как можно спокойнее, потому что было бы странно дерзить ему и одновременно дрожать, поднялась с кровати, оттолкнувшись от матраца двумя руками, и нарочито медленно подошла к туалетному столику, не спуская со Стефано настороженного, но при этом изучающего взгляда. Неслучайно выбрала именно этот элемент мебели. Случайности вообще никогда не бывают просто случайностями. Тогда это было бы слишком просто. Ещё когда пристраивала фото в выемку оправы, я заметила, что осколок зеркала из одной очень крупной трещины держится на честном слове, и мне не составит труда вытащить его оттуда. Разумеется, порежу себе ладони, возможно, заполучу заражение крови, которого боюсь здесь уже довольно давно, но зато у меня будет хоть какой-то элемент самозащиты, а это сполна возместит убытки. Это лучше, чем ничего. Вот же привязалась глупая фраза, теперь не отвяжется никогда!       Но вот фотографу, кажется, было совершенно наплевать на мои передвижения, в отличие от моих интересов к его так называемым «перемещениям в пространстве». Главное, чтобы из комнаты не сбежала, а так ходи, где хочешь, и делай, что вздумается. В пределах разумного, конечно. Стефано рассматривал фотографию, взяв её в руки и цепко захватив взглядом. И что такого интересного он смог там увидеть? Он ведь сам снимок делал, сам проявлял, так, что мог рассмотреть его во всех ракурсах. Прикидывается, чтобы затупить моё внимание? Всё может быть, не стоит его недооценивать.       — Я знал о тебе ещё задолго до твоего появления здесь, в Юнионе, а потом следил всё то время, с момента, когда ты впервые вышла на улицу. Ты разве не помнишь меня? — болезненно процедил он последнюю фразу, сильно сжав фотографию, заставив её помяться.       — Что? — воскликнула я в замешательстве.       Рука остановилась на полпути, так и не дотянувшись до осколка, который должен был вот-вот упасть ко мне в ладонь. Безусловно, всё должно было выглядеть естественно, как иначе, поэтому я делала вид, что просто хочу стряхнуть с рамы пару пылинок. Ну, а что? У каждого свои тараканы в голове, так что ничего удивительного. «Знал ещё задолго до твоего появления здесь»? Каким образом? Откуда? Вспоминай, Рей. Вспоминай что-нибудь необычное: вспышки, звуки, силуэты, фразы, вскрики, жесты. Должно же от него хоть что-то остаться! Или он блефует? Специально, чтобы сбить меня с толку, а потом наговорить разной лжи, запутав ещё больше.       Оторвавшись от фото, чтобы понаблюдать за моим потерянным выражением лица, художник вновь расплылся в своей нагловатой ухмылке, оправившись от вроде бы натуральных душевных терзаний. Помятая бумажка небрежно упала на комод, больше не вызывая у него никакого интереса, да и у меня, собственно, тоже. Я же всё ещё не могла сообразить, откуда он мог меня знать и правда ли это. Погрязнув в своих мыслях и воспоминаниях, совсем ничего не замечала около себя, и даже то, что нахожусь в странном городке, а тем более с убийцей в одной комнате, абсолютно вылетело из головы. Из раздумий вывело лёгкое, почти играющее прикосновение к щеке, вызывающее толпу мурашек по коже из-за мороза, которое оно принесло. Холод быстро проник во все уголки организма острым неприятным уколом, заставив широко распахнуть глаза.       Одним резким движением ударила Стефано по руке за такие выходки, повернувшись в противоположную от него сторону на девяносто градусов, из-за чего волосы закрыли большую часть лица, скользя по щеке и щекоча шею. Опять резинка слетела. Нужно потуже её завязывать, что ли, но тогда боюсь, что в попытках расплестись, я выдеру половину своих волос «недотрог». Уже через доли секунды до меня дошло, что я натворила, и в лёгкие как-то сам собой перестал поступать воздух. Страх снова сковал тело, стало жарко, кожа горела изнутри, не давая мне избавиться от пламени.       Я ждала возмущённого вскрика, выстрела, того, что, возможно, меня сейчас полоснут ножом по лицу или просто ударят, но то, что произошло, ввело в полнейший ступор. Гость рассмеялся, будто ему рассказали смешную шутку, а после кривовато улыбнулся.       — Именно поэтому ты мне и понравилась! Твоя неординарность и бунтарский дух позволяют мне чувствовать что-то новое, вдохновляют и доставляют прилив энергии!       Он говорил с таким энтузиазмом, воодушевляясь одним только моим существованием, что повергло меня в шок. Конечно, то, что он сейчас смеётся и улыбается, определённо меня расслабляет, но нельзя дать ему себя обмануть. Безумцы могут воткнуть нож жертве в глотку, хохоча. Но почему-то я ничего не могу с собой поделать и ослабляю хватку, которой сдерживаю наплывающее раздражение и недовольство ко всей сложившейся ситуации. Медленно приходит осознание того, что хочется повысить голос и по-человечески накричать на него, выражая тем самым всё своё бешенство. Только вот я всё равно не буду этого делать, хотя очень хочется, и даже тот факт, что ему нравится моё бунтарство, не повлияет на моё решение. Никогда не отличалась суицидальными замашками, знаете ли. Я против этого.       — С тобой, Рейчел, с идеальным ядром! С той силой, которой ты будешь обладать! Я смогу творить вечно! Люди наконец услышат о нас: о художнике и его прекрасной музе. А те самоназванные критики поймут, насколько были глупы, когда осуждали и порочили работы Стефано Валентини.       Сейчас бы хорошо вздрогнуть от его возбуждённой речи, пропитанной ненавистью и в то же время ликованием, от безумного поблёскивания глаз и довольной, словно у кота, улыбки. Кстати, мне показалось или его правый глаз действительно сверкнул? Бред, бред, бред, Рейчел, ты уже сходишь с ума. Но в этом нет моей вины, потому что я так запуталась, что распутаться не представляется возможным. Ядро, моя сила, возможности… Себастьян ведь тоже говорил об этом, но времени, чтобы проанализировать полученную информацию, у меня нет и не было. Я сбивалась и возвращалась к этому снова, но так и не смогла дельно порассуждать обо всём приключившемся со мной безумии, так как вечно что-то отвлекало. А теперь что? Я муза сумасшедшего? Рассказал бы кто — рассмеялась. Только вот сейчас почему-то совсем не до смеха. И что в таких случаях делают? Постойте-ка, он сказал его фамилия «Валентини»?       В голове закрутились слова, вспыхивая ярчайшими белыми вспышками. Это ведь всего лишь слова, набор букв, но они кажутся такими живыми, словно люди, каждое со своей историей, чувствами, которые впечатывались в душу, как раскалённое железо в кожу. Радость сменялась неприязнью, восторг — унынием, отвращение — унижением. Это были для меня слишком болезненные ощущения. В ушах звенела фамилия «Валентини», не прекращая повторяться. С каждым всплеском белого цвета в глазах и всплывающим словом я готовилась к тому, что в мозг будет вколачиваться новый огромный гвоздь, принося за собой адскую боль, удар за ударом. Каждое слово представляло собой воспоминание. Небольшой отрывок, который был настолько реален, что ощущались даже запахи, чувствуемые в тот момент.       Согнувшись пополам, я схватилась за голову, зарывшись пальцами в волосы. Головные боли не оставляли меня на момент пребывания здесь ни на секунду, но сейчас это не обычный спазм, а что-то иное. Я вспоминала то, что сама когда-то чувствовала и думала, но при этом ощущала ещё что-то совсем другое, постороннее. Такие же заурядные человеческие чувства, мысли, но только они уже не принадлежали мне. Если попытаться разложить всё по полочкам, что сейчас для меня проблематично, то все слова, воспоминания, места действия делились всего на три события. Всего три события повлияли на судьбу человека! Это индивидуальная выставка работ в галерее — «отвращение, шок, выставка, критика, публика, художник, Кримсон-Сити, искусство, январь». Статьи журналов — «фото, осколок, смерть, творчество, журналисты, ремесленник, статья, интервью, «Кримсон Пост», Сьюзен Фай»; Причём я чувствовала всю ту ненависть, которую Фай испытывала по отношению к Стефано, из-за чего стало не по себе. Теперь я буду бояться того, что найдётся человек, который будет так же люто ненавидеть меня, как она. И последнее событие — чувства Стефано. Я не сомневалась, что это именно он всплыл в моей голове и никто другой. Ощущения, которые разрывали его изнутри в то время, прожигали меня сейчас. Это была настолько сильная душевная боль, что хотелось кричать и плакать. Только что я пережила один из моментов его жизни, и хотя Стефано странный, это не даёт право людям так над ним издеваться! Критика не должна быть такой, иначе она ею просто не является! «Ярость, боль, обида, презрение, истерика, омерзение, унижение, отверженность», — никто из представителей творческого круга не достоин всех этих испытанных им чувств. Это ужасно! И эти «критики» назвали его монстром? Они не лучше! А слова всё ещё мелькали передо мной, повторяясь по нескольку раз, не забывая вновь прокручивать фрагменты воспоминаний, словно желая выколотить их на затворке моего сознания. Да что, чёрт возьми, со мной происходит?!       Новый прилив боли заставил скорчиться в привлёкших за собой судорогах и закричать. Не помню, чтобы когда-то мой крик был настолько пронзительно страдальческим. Если до этого в какие-то мгновения я ещё видела очертания некоторых предметов, находящихся в комнате, то после полностью ослепла и погрузилась во мрак, как бы выпала из этого мира. Тогда зазвучали голоса, а попытка закрыть уши, чтобы избавиться от них, ни к чему не привела. Нельзя избавиться от того, что находится прямо у тебя в голове. Разнообразные ужасные голоса людей, которые просто не хотелось слушать, но разве меня кто-то спрашивал?        «То, что он делает, действительно жутко!»        «Я вижу в нем не более чем ремесленника скромного дарования…»        «У этого человека явно психические расстройства».        «Как можно было додуматься до столь мерзких идей?! Он всего лишь ещё один псих, которому место среди ему подобных. Он ни капли не художник, коим себя возомнил!»       Разномастные голоса полные отрицательных эмоций чередовались друг за другом. Хотя я и понимала, что критика адресована не в мой адрес, но всё равно в душе остался чёрный след горечи и обиды, а щеки и кончики ушей начали гореть, оповещая хозяйку о смене обыденного цвета на пунцовый. Стефано Валентини — художник, непризнанный обществом, вокруг которого разгорелся жуткий скандал в социальных сетях. Были люди, поддерживающие его творчество, но большинство оскорбляло и работы, и создателя, причём не стесняясь в выражениях.       — Рейчел, ты в порядке? — сквозь плотную пелену, окутавшую всё моё сознание, послышался встревоженный голос Стефано, а после на плечо легла рука, обдавая открытую кожу холодом.       Хотелось отшатнуться, но пальцы на плече из-за этого только сильнее сжались, не отпуская с места. Наверное, только благодаря ему туман начал рассеиваться, потихоньку возвращая всё на круги своя. Головная боль стала терпимее, в глазах постепенно светлело, начиная от боков и плавно перетекая к центру, вскоре я смогла нормально сфокусировать взгляд, не ожидая больше никакого белого цвета, заслоняющего обзор. Подняла голову и увидела его перед собой, немного склонившегося над моим лицом, без любимой ухмылки полной желчи, как будто совершенно другого человека повстречала. Взволнованного моим состоянием, с плотно сжатыми почти до белизны губами, и глазами, в которых броско и красочно обосновался испуг. У него всегда были такие красивые глаза? Да, я их не видела ни разу, откуда мне знать, какие они были или не были? Рейчел, тебе пора спать, а то в голову лезут слишком бредовые мысли. Но он… Он волнуется за меня? Почему? Неужели я для него правда особенная? Я… Я не понимаю. А зачем тогда он делает всё это?       Мои глаза коротко сверкнули, и я боролась с тем, чтобы не влепить себе хорошую пощёчину. Рей, а что такого он тебе сделал? Фотографию подарил? Следил? Почему ты решила, что этот человек сделает тебе что-то плохое? Если бы так и было, то он бы давно уже это сделал. Я сама заклеймила его убийцей, не разобравшись в этом деле до конца. Да, он убил девушку, но должна же быть в этом какая-то причина. Фотографии убийства… Но у каждого свои тараканы в голове, я только недавно говорила это. Получается, сама себе противоречу? Почему я сразу приняла Себастьяна, но от Стефано отдаляюсь, не желая видеть и знать? Потому что Себ спас меня? А кто сказал, что этого не делал Стефано? Может, та девушка как раз угрожала моей жизни. Я не знаю. Я слишком запуталась во всем этом, но нужно стараться разобраться. Приглушить свой страх к нему и нормально поговорить. Он же пришёл ко мне зачем-то, да? Причём как только Себастьяна не оказалось рядом. Получается, он не хочет с ним пересекаться. Но опять же почему? Боится? Ненавидит? Себ точно не жалует его. Фото! Вот зачем он пришёл! Познакомиться со мной лично!       — Холодно, — дёрнув плечом, прохрипела я и сама испугалась собственного голоса. Задумалась и совсем забыла о главном герое своих раздумий. Он же ждёт ответ на вопрос, волнуется обо мне. От этого становится приятно, тепло так и разливается внутри.       — Перчатка ледяная… Стефано, — помедлив, добавила я. Нужно начинать с ним общение. Если узнаю его получше, смогу более-менее оценить ситуацию в целом.       Немного погодя, он убрал свою руку с явным недовольством. Я растёрла плечо, чтобы окончательно прогнать озноб и, прочистив горло, заговорила с ним уже более чем привычным для себя голосом. Давай, Рей, не трусь!       — Выставка работ в Кримсон-Сити. Ты ведь её имел в виду? Я писала о ней статьи на своих страницах в соцсетях, для того чтобы оттачивать мастерство журналиста. Приструняла людей, которые не контролировали себя и хотели растерзать художника Валентини, а также нажила себе кучу врагов из-за этого и чуть не вылетела из института за то, что, видите ли, безумна, раз поддерживаю такое искусство.       — Вот видишь, ты же помнишь меня! — заметно просветлел фотограф, всплеснув руками. — Рейчел, твоя ярая поддержка моего творчества, несмотря ни на что, даже если весь мир будет против, вдохновила меня на согласие для погружения в STEM, чтобы творить здесь вечно! И я знал, что скоро ты присоединишься ко мне, и тогда я бы уже не отпустил тебя далеко от себя.       — Всё равно не понимаю, — устало откликнулась я, прислонившись к стене и прикрыв глаза. — Вот почему именно меня подписали на это? «Мебиус», ядро, STEM, что всё это значит? И если уж ты решил, что хочешь остаться здесь, милости прошу, а я хочу домой! — резко выкрикнув последние слова, я была не в силах больше сдерживать свои эмоции рядом с ним. Убьёт? Ну и ладно, зато мучиться больше не буду. Я слишком устала, чтобы о чем-то сейчас думать. Хочу спать, глаза так и закрываются, а потом накатывает усталость и… Стой, Рейчел! Не глупи! Неужели ты и правда надумала спать здесь прямо сейчас?       Добавлять то, что в тот момент я не защищала его работы, а просто пыталась донести до людей, что стоит писать объективную критику, а не оскорбления, не стала. Мне действительно нравились некоторые картины с этой выставки, но тогда я думала, что это просто рисунок из фантазии, а сейчас уже ни в чем не уверена. Опять же та девушка у бара… О Боже, вот теперь меня тоже начинает пугать, что когда-то я смотрела на эти работы и искренне не понимала, что такого мерзкого люди нашли в них, чтобы развить такую активность? Сейчас есть куча фильмов и артов с более пугающим и отвратительным содержанием, но такого шума созерцатели всего этого не поднимают. Интересно, если бы я тогда просто проигнорировала эти записи в ленте, со мной бы ничего не случилось? Или это всё было давно запланировано, и я бы не избежала произошедшего?       — Ты не уйдёшь отсюда, пока я этого не захочу, — раздражённо прошипел он, из-за чего мурашки снова поползли по коже. — Выкинешь какой-нибудь фокус, и я каждый день буду приносить тебе алые розы, где бы ни была. А ты ведь ненавидишь их, не так ли? Или, может, лучше сказать, боишься? — едко ухмыльнулся Валентини, ощущая своё полное превосходство надо мной.       — Замолчи, — тихо попросила, вновь хватаясь за голову в надежде, что так не буду вспоминать.       — Это ведь твоя вина в его смерти? Ты не уследила, — спокойным, уравновешенным голосом, словно дьявол, вещал Стефано.       — Заткнись! — закричала я, пытаясь остановить слезы, скапливающиеся в уголках глаз. Но разве есть человек, способный на такое? Давясь слезами, которые кривыми дорожками поползли по щекам, осела на пол и, яростно схватив руками волосы, попыталась закрыть ими лицо.       — Моя эта вина! Моя и только моя! — заверещала, периодически захватывая воздух крупными глотками.       Больно. Не надо напоминать мне об этом. Я не хочу вспоминать. Моя вина, это всё моя вина. Не уследила, значит, это моя вина. Он умер, потому что я не досмотрела. Моя, моя вина. Моя вина в том, что мать возненавидела меня из-за этого. Моя вина, что отец после этого отдалился от меня. Я виновата во всем. Кровь. Его кровь окрасила розы. В голове всё запуталось, и я даже не могла подумать, откуда он об этом знает? Вот и начинай вести с ним нормальный диалог, лучше бы дальше замкнулась в себе и молчала. Почему Стефано напомнил мне об этом? Такими темпами я скоро возненавижу вопрос «почему?» Какая бы мысль не появлялась в моей голове, за ней всегда следует «почему?»       — Надеюсь, дорогая, мы поняли друг друга. Я бы рассказал тебе обо всем, что хочешь знать, но вряд ли ты мне поверишь. Лучше спроси у своего дорогого Себастьяна, — язвительно заключил Валентини. — И спроси у него, почему он такой распрекрасный хочет оставить тебя здесь навсегда, сделав ядром, чтобы спокойно жить со своей семьёй.       — Неправда, — всхлипывая, только и смогла прошептать я.       — Серьёзно? — усмехнулся он, опускаясь передо мной на корточки и грубо схватив за подбородок, чтобы я смотрела ему прямо в глаза. — А ты думаешь, Себастьяну всласть носиться здесь с тобой? Как только он найдёт Лили, все её силы сразу же будут перенаправлены на тебя. Ох, а тебе же и не сказали, что Лили — нынешнее ядро, — наиграно спохватился Стефано. — Неожиданно, правда? Так вот они после того, как это произойдёт, сбегут отсюда, — насмешливо произнёс он, немного поддавшись вперёд. — А вот ты — нет. Ах, ах, как печально, я запятнал «идеального» Себастьяна в твоих глазах.       Я могла только молчать, глядя на задорные искорки, мельтешащие в его глазах. Красивый, но мерзавец. И в жизни так всегда. Мне не верилось, что Себ мог вот так вот мной воспользоваться, но в то же время я была сбита с толку речами Стефано. Кастелланос для меня незнакомый человек и то, что творится в его душе, мне неведомо, как и его биография, кстати. Но Себастьян всё-таки не производит впечатления коварного монстра. Тогда почему в душе всё ещё сомнения насчёт него? Почему они выталкивают его из моей памяти, как ненужный мусор?       — Всё ещё не веришь мне? — недовольно уточнил Стефано, и я заметила, как из-под длинной чёлки, закрывающей правый глаз, запульсировали вены. Мягко говоря, странное зрелище, списанное мной на усталость, которая и вызвала небольшие глюки и рассеянный взгляд. — Ладно, убедись сама.       Не успев сообразить, что бы это могло значить, меня схватили за руки чуть выше локтей и перед глазами всё поплыло. Дальше был откровенный ужас. Мир кружился и вертелся, словно волчок, я не соображала, где нахожусь. Карусель остановилась так же резко, как и началась. После такого аттракциона жутко тошнило, глаза, пережив новый стресс, медленно приходили в себя, чтобы начать нормально функционировать, а ноги попросту отказывались меня держать, и радовало в этой ситуации только то, что кто-то любезно прижимал меня к себе, дабы не дать мне упасть. Не стоит долго размышлять, чтобы догадаться, кто этот джентльмен.       Аккуратно приподняла голову, которая до этого преспокойно лежала на груди Валентини и, чтобы сильно не напрягаться, поставила её на подбородок, при этом подавив рвотный позыв. В ушах звенело, но это минувшее чувство, которое и рядом не стоит с неприятными ощущениями в первых рядах. Сделав самые несчастные глаза, на которые только была способна, я мученически просипела:       — Никогда. Никогда-никогда-никогда так больше не делай, хорошо?       Посмотрев на меня сверху вниз из-за весомой разницы в росте, он коротко рассмеялся и ласково потрепал меня по волосам, которые теперь будет не расчесать после всех приключений. И как у него получается сначала раздражаться на меня и угрожать, а потом смеяться и смотреть с такой нежностью и обожанием во взгляде? Что же он за человек?       — И как на тебя можно обижаться, Рейчел? — весело воскликнул Стефано, прижимая меня к себе сильнее.       Мне оставалось лишь послушно уткнуться в его шарф и вдохнуть неприятный запах крови, слившийся с не менее ужасным ароматом роз. Значит, он был серьёзен, когда говорил, что у него есть возможность каждый день дарить мне розы. Любая девушка визжала бы от счастья в такой ситуации, но для меня эти цветы — одно сплошное горе. Особую неприязнь вызывают белые и алые. Хотя, может, это правда просто страх, как и сказал Стефано? Я никогда не пыталась разобраться в своих смешанных чувствах к этому нежному, но такому хищному растению. Розы с того момента всегда были для меня ужасны.       — Стефано, тебе нравятся розы? — спокойно поинтересовалась я, удивляясь вырвавшемуся вопросу и интонации, с которой его произнесла.       — Ненавижу их, — ответил он, посмеиваясь, глядя на моё вытянувшееся лицо.       — Но твои работы! — воскликнула в недоумении, попытавшись сдуть с глаз взлохмаченную чёлку. — Почему тогда в большинстве из них они присутствуют?       — Розы отражают власть, показывают своё превосходство. Хрупкостью они притягивают к себе глупцов, а потом ранят их шипами, насмехаясь над болью. Большое количество людей стремятся получить эти цветы, но не многим они подчиняются. Строптивые, властные и гордые растения, сводящие с ума кучу людей. Они похожи на женщин. Розы в моих картинах, в большинстве случаев, заменяют женщин и отражают эти черты характера.       Последние фразы вызвали у меня волну возмущения, и я уже было хотела обрушить её на наглого художника, страх к которому начал медленно угасать, что очень странно. Неужели так быстро начала привязываться к нему? Рейчел, напомни себе, что он безумец. Если страх перед ним всё ещё меркнет после этого, повторяй эти фразы у себя в голове с завидным постоянством. Хотя я и решила, что нужно наладить с ним контакт, это не значит, что внимание должно быть притуплённо совсем. Но Стефано оказался умнее и сбил меня с толку. Мягко прикоснувшись к моей чёлке, которая была вровень с остальными волосами, он убрал её назад, скрепляя своими пальцами с остальными прядями. Убедившись, что заморочил мне голову своим неожиданным поступком, фотограф начал медленно приближаться, поглаживая кончиками пальцев мой затылок.        «Поцелует?»  — в страхе подумалось мне, но я сразу начала гнать эти странные мысли прочь. Только вот, как об этом не думать, если его горячее дыхание почти ощущается у тебя на губах? И убежать я не могу, потому что плотно к нему прикована.       Не понимая, что же делать, просто зажмурилась, затаив дыхание. Действительно страшно от этой мысли и понимания, что этого не избежать. Не знаю почему, но происходящее не вызывает у меня ни капли отвращения. Как так? Неужели где-то в глубине души, в тайне даже от себя, я хочу, чтобы это произошло? В прошлом, в мыслях у себя в голове, сразу бы воскликнула «Бред!», но сейчас я просто не могла адекватно ответить на этот вопрос. Ещё полчаса назад я боялась его, но что сейчас со мной такое?       — Джули, ты здесь? — Отдалённый голос Себастьяна заставил распахнуть глаза и дёрнуться в сторону его звучания. Только у Стефано нет резона отпускать меня к нему. — Кид, ты уверена, что это единственный выход? Оставить её здесь, чтобы выбраться вместе с Лили?       — Вот и шоу, — ухмыльнулся фотограф. — А у нас с тобой билеты в первый ряд.       Просьба больше не телепортироваться со мной на него не подействовала. Но зато я узнала о Стефано хотя бы что-то и стала к нему немного ближе. Теперь мы оказались на крыше какого-то здания, откуда Кастелланоса было видно как на ладони. Счастье для снайпера, ничего не скажешь. Он даже не задумывался о том, что его могут нагло подслушивать.       — Молчи, иначе не узнаешь занимательные подробности, — шепнул Валентини.       Сил на то, чтобы ему ответить, у меня совсем не было, и даже кивок вышел вялым. Как это понимать, Себастьян? Неужели ты действительно такой, каким тебя описал Стефано? Не хочу в это верить. Прошу, разрушь моё отрицательное представление о тебе. Ведь ты просто человек с суровой внешностью и доброй душой. Хочешь сказать, я так сильно в тебе ошиблась?..