— Тэхён? – Чонгук взгляд обеспокоенный бросает в зеркало заднего вида и руль сжимает сильнее, вдавливая педаль газа.
Голос у Тэхёна дрожит, когда он пытается что-то сказать. Омега скулит громче, кусая губы до алого оттенка, и ладони прижимает к низу живота, где боль невыносимая, заставляет проступать слёзы на глазах. А потом будто бомба внутри взрывается. Её миллиардные частички со скоростью света разносятся по всему телу, покалывают на кончиках пальцев и разводят пожар внутри живота. Тэхён вдохнуть пытается, рот открывает в немом крике и глаза распахивает. Сладкий, словно патока, аромат терпкой вишни со сладостями вмиг заполняет салон хосоковской машины. Чонгук резко вдавливает ногой в педаль тормоза, чуть ли не впечатываясь носом в руль и смотрит перед собой расширенными зрачками, глубоко вдыхая и выдыхая. Пальцы до побеления сжимают руль, а внутри пожар, в низу живота вулкан, нервы разом становятся обнажены, а миллиарды разрядов проходятся по тем самым нервам, заостряясь на кончиках пальцах и собираясь в огромнейший комок в паху у альфы.
— Чёрт, – выдыхает дрожащее и вновь смотрит в зеркало заднего вида, видя в нём точно такие же как у него расширенные потемневшие зрачки, розоватые щёчки, поблескивающие от слюны алые губы.
Он видит Тэхёна. Тэхёна, у которого началась течка. Тэхёна, чей усилившийся в разы аромат кружит ему голову и разжигает пожар в паху.
— Ч-чонгукки…
Это скулящее, дрожащее «Чонгуки» низким хриплым голосом — ничерта не помогает в сложившейся ситуации, зато хоть капельку приводит в себя. Внимание Чона вновь концентрируется только на дороге, а нога с педали тормоза резко переносится на педаль газа, срывая машину с места. Они уже въехали в город, и почти доехали до дома Чонгука, который ближе всего, а на часах всего шесть часов утра. У Чонгука на заднем сидении
его течная омега, которую он хочет до скрежета зубов, а машина мчится по пустой дороге на максимальной скорости. Пять минут — и они уже подъезжают к дому Чонов. Ещё минуты три — и Чонгук бережно заносит омегу на руках в свою комнату, кладя спиной на большую мягкую кровать, нависая сверху.
— Прошу, ответь лишь на один мой вопрос, – Чонгук почти скулит, потому что ширинка джинс всё сильнее давит на возбуждённую плоть, потому что под ним сейчас лежит распалённый возбуждённый Тэхён, с потемневшим взглядом и всё такими же блестящими красными губам. Тэ кивает, громко выдохнув и прогнувшись в пояснице, потому что новая вспышка возбуждения вспыхивает в паху. – Глупый, наверное, вопрос, но ты хочешь этого, не пожалеешь?
Тэхён замирает, а вместе с ним и чонгуковое сердце. Вот только уже через секунду Чонгук, несдерживаясь, рычит в поцелуй, сжимая бока льнущего к нему податливого Тэхёна, который языком проходится по его губам и покусывает нижнюю, слегка посмеиваясь, когда Чонгук запускает руки под его огромную чёрную худи. Пальцы проходится по выпирающим рёбрам, переходят на грудь и намеренно задевают затвердевшие соски, вырывая из губ омеги судорожный стон, тонущий в глубоком поцелуе. Да, такой ответ Гука вполне устраивает.
Тэхён садится на кровати, когда Чонгук тянет его худи вверх, снимая и откидывя куда-то в глубь комнаты. Тело у омеги шикарное. Стройное, со средней худобой, слегка выпирающими рёбрами, острыми ключицами и плоским, но довольно мягким животиком. Чонгук не сдерживается, валит Тэ обратно на постель и припадает губами к шее, зацеловывает каждый миллиметр, с довольным рыком ощущая зарывшиеся в его волосы пальцы и переходит поцелуями на плечи. Оставляет алеющий первый засос под ключицей, широко зализывая его языком под скулёж дрожащего от удовольствия Тэхёна, который ёрзает нетерпеливо по успевшим намокнуть от его смазки, которая пропиталась уже сквозь джинсы, простыням. Поцелуи на груди, лёгкие покусывания сосков и засос на рёбрах с правой стороны, почти невесомые поцелуи по животу и Чонгук отстраняется, выпрямляясь. Он любуется. Любуется самим Тэхёном, на теле которого просто нереально восхитително смотрятся его метки.
— Какой же ты красивый, – не сдерживается Чонгук, проводя ладонями по поджавшимуся животу и сжимает бёдра.
— Нечестно, – резко выпаливает Тэхён, слегка хмурит брови и смотрит серьёзно, заставляя альфу вмиг напрячься.
— Что нечестно?
— То, что ты до сих пор одет, – Ким ухмыляется, резко садясь на постели и придвигается ближе к Чонгуку, отзеркалившему его ухмылку.
— Так ты с лёгкостью можешь это исправить, Вишенка, – шепчет томно в самое ушко и оставляет нежный поцелуй за оным, отстраняясь, давая полную свободу действий.
То, что как раз и нужно облизывающемуся Тэхёну, который резко вперёд подаётся и руками тянется к клетчатой рубашке на альфе. Одна пуговица за другой, пальцы путаются и дрожат, заставляя Тэхёна злится на собственные дрожащие от возбуждения руки. Он психует и просто…
— Чёртовы пуговицы!
…разрывает рубашку в разные стороны.
По полу со стуком катятся оторванные пуговицы, а испорченная рубашка валяется где-то там же. Но Тэхёну на это похуй, потому что перед ним сидит ухмыляющийся Чонгук с голым торсом. С шестью, мать вашу, идеальными кубиками пресса, крепкой грудью, накаченными руками и выпирающими острыми ключицами со смуглой кожей. Тэхён залип. Залип и жадно облизывается, вздрагивая от новой волны возбуждения, прокатившейся по всему телу, заостряясь на ноющем паху.
— Не отказывай себе в удовольствие дотронуться до меня, – шепчет томно Чонгук и отклоняется назад, уперевшись о матрас руками, давая полную доступность к своему телу.
— А кто сказал, что я буду отказываться?
Резкий толчок ладошками в грудь — и вот уже Чонгук лежит на спине, а Тэхён восседает на его бёдрах, томно простонав, ощутив своей попой, насколько сильно альфа его хочет. Тэхён смело кладёт свои ладони на торс альфы, проводит ими по груди, с довольной улыбкой задевая соски и слыша хриплый выдох, ведёт ими ниже и с особым наслаждением проходится по прессу, ощущая твёрдость мышц, их рельеф и невероятный бархат кожи. Вот только Чонгуку всё это быстро надоедает, а терпение лопается с очередным протяжным стоном, слетевшим с пухлых губ, когда Тэ вновь проехался ягодицами по его возбуждённому члену. Чонгук омегу с себя скидывает, укладывая на спину и резко сдёргивает с его джинсы вместе с бельём, томно любуется возбуждённым аккуратным членом, с покрасневшей мокрой от смазки головкой и поджавшимися яичками.
Тэхён стонет вновь, прогибается в пояснице и закусывает кончик большого пальца, из-под ресниц смотря на Чонгука, призывно раздвигая в стороны свои стройные ножки. Буквально секунда — и вот уже оставшаяся одежда Чонгука валяется на полу, а Тэхён повёрнут на живот, с оттопыренной к верху задницей. Чонгук ласково оглаживает упругие ягодицы, с наслаждением сжимает их ладонями и разводит в стороны, открывая себе вид на судорожно сжимающееся колечко мышц, блестящее от выделяющейся смазки. Осторожно, с особой заботой альфа проталкивает в омегу один палец, слышит протяжный стон и спустя пару секунд пропихивает второй, вгоняя их до костяшек. Кима подкидывает на постели и он громко стонет, сжимая в кулачках простынь и прогибается в пояснице. Так хорошо ему ещё никогда не было. Так охуенно — впервые. А Чонгук не медлит, спустя пару движений пальцами добавляет третий, ускоряя свои действия, и удерживая ёрзающего, скулящего Тэхёна второй рукой за бедро.
— Я… Я готов. Можешь… В-войти в меня, – доносится дрожащее, скомканное до затуманенного разума Чонгука, срывая у него все тормоза.
Чонгук вытаскивает свои пальцы с пошлым хлюпом и переворачивает омегу обратно на спину, широко разводя его ноги в стороны и пристраивается между них. Отвлекающий поцелуй обрушивается на губы Тэхёна и он громко стонет, когда альфа проникает в него лишь головкой. Но этого Тэ мало, он хочет больше, он хочет полностью, он хочет Чонгука в себе до основания. Поэтому сам толкается бёдрами навстречу и вновь громко стонет в поцелуй, когда Чонгук заполняет его, как он и хотел, до самого основания, стискивая в руках его бока. Спустя пару мгновений Чонгук начинает двигаться, а Тэхёна прошивает волной удовольствия и он, не сдержавшись, случайно прокусывает нижнюю губу Чона, ощущая на своём языке металлический привкус крови.
Зашипев от боли, Чон отстраняется от чужих губ, слизывая проступившую капельку крови с прокушенной губы, но сразу же пристраивает свои губы на шее омеги, кусая её в ответ, оставляя на видном месте свою метку.
Метку принадлежности.
По телу омеги проходится словно электрический ток безумного наслаждения, а перед глазами сверкают миллионы звёздочек. Его выгибает немыслемо, тело бросает в жар и в дрожь и он сжимается внутри, вскрикивая, опрокинув голову. По их животам разливаются мутные подтёки спермы, а Тэ всё не перестаёт трясти. Чонгук шипит в чужую шею, когда Тэ особо сильно сжимает его в себе и резко покидает тело омеги, изливаясь на его молочные бёдра, до синяков сжав их пальцами.
Они ввалятся на кровать, тяжело дыша. Чонгук, кое-как переборов себя, дотягивается до скомканного в ногах одеяла и накрывает им себя с Тэ, притянув того к себе поближе. Тэхён улыбается счастливо, хоть и устало, переплетает со своей парой руки и смотрит тому прямо в глаза.
— Люблю тебя, моя Вишенка, – шепчет в самые губы, не отрывая взгляда.
— Люблю тебя, Гуки, – шепчет, касаясь губами губ напротив и накрывает их в нежном поцелуе.
***
— Ну вот и всё. Вам незачем сильно переживать, это не перелом, всего лишь маленькая трещина. Пару пару недель нужно будет походить в гипсе и все будет хорошо, – врач-омега улыбается подбадривающе, хлопая сидящего на кушетке Джина по плечу.
На правой ноге у омеги до самого колена красуется белый гипс, наложенный врачами пару минут назад. Рядом стоит Намджун и, если честно, видок у него так себе. Кажется, альфа перепугался намного сильнее, чем сам Джин, который с пофигистическим видом, осматривает свой гипс, как будто слишком длинный и твёрдый носок. Но, не заметив,абсолютно никакой реакции от Джуна, Чон резко к нему повернулся, касаясь пальцами его ладони. На тёплое прикосновение Джун реагирует молниеносно. Моргает часто и горло прочищает, благодарит врача и помогает Джину встать на… Ногу, подавая ему выданные костыли. Джин улыбается своему парню благодарно, кивает врачу за столом на прощание и благодаря альфе выходит из кабинета, а после и из самой больницы.
Осторожно посадив омегу на лавочку, Джун сел рядом, вызывая со своего телефона им такси. Джин к альфе ближе придвигается, обнимает его руку и укладывает голову на, как оказалось, неимоверно удобное плечо. Джун умещается, засовывая телефон в карман худи и обнимает свою пару за плечи, ласково поглаживая по спутанным нежно-розовым волосам. Аромат яблока с корицей заполняет все лёгкие, заставляя прильнуть ближе к его источнику и оставить быстрый поцелуй где-то под подбородком. Джун говорит что-то про «у Тэхёна же течка началась и он сейчас с Гуком у вас дома, поэтому… ну… я». Этот не связный лепет быстро прерывается, когда губы Сокджина затыкают его. «Я согласен и хочу всё это время пожить у тебя, мой не решительный альфа» — шепчет в самые губы, которые тут же жадно сминают его собственные.
Где-то на заднем фоне сигналит приехавший таксист, но истинной паре всё равно на это, они лишь льнут ближе, целуют напористей, целуют с любовью.
***
Юнги весь день провёл в палате Чимина. Поправлял одеяло, вытирал личико влажным полотенцем, читал его любимую книжку в телефоне, который всё же зарядил, попросив об этом парня на регистратуре. И в этой одноместной палате, кроме строк из романа повторялась одна и та же строчка, словно мантра, словно молитва или заклинание. «Прошу, открой глаза. Прошу. Я ведь так сильно люблю тебя, малыш, я ведь не смогу без тебя» — и слёзы по щекам неизменно под конец слов и голос срывался, переходя на дрожащий шепот.
Кома. Это почти что приговор. Ведь человек может находится в коме неделю, месяцы, а то и годы. А может и вовсе не выйти из этого состояния, может и вовсе остановится сердце… О последнем Юнги отказывался думать, веря в одно — Чимин очнётся. Пусть через год, пусть через два, пять или десять, неважно, он обязательно очнётся. Юнги будет ждать его. Дни просиживая в больнице, чтобы дождаться того единственного момента, когда пушистые реснички затрепещют, когда Чимин медленно откроет глаза и хрипло прошепчет «Юнги-я». Юнги тогда подорвёться с места обхватит слабую прохладную ладонь омеги своими тёплыми и прошепчет со слезами в глазах «спасибо, что вернулся ко мне». Но реснички Пака не трепещат, он не открывает глаз и не шепчет его имя таким родным голосом.
Юнги приподнимается со стула возле кровати Чимина, откладывая заблокированный телефон на тумбочку, и наклоняется ниже, оставляя поверх белой повязки на лбу лёгкий поцелуй, ласково поглаживая Чимина по руке поверх одеяла. Ещё раз кинув взгляд на свою пару, Мин выходит из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. Организм требует кофе и Юнги знает, что без этой горькой гадости он вырубится, поэтому спешит в конец коридора к автомату с напитками. Уже возвращаясь обратно с баночкой американо, Мин замечает какую-то суматоху возле палаты Чимина. Не тронута баночка летит в мусорку, а альфа срывается на бег, забигая в палату 526. Возле койки Чимина стоит его лечащий врач, что-то записывая в листы в руках и что-то говоря другим врачам, а Юнги оглушает наводящий ужас писк приборов, к которым подключён Чимин. Вот только одни единственные слова Юнги всё же услышал, а сердце его пропустило удар.
— Пациент Пак Чимин. Дата рождения 12 марта 1999 года. Время смерти 20:04, 21 сентября 2017 года. Причина: остановка сердца вследствие сильного повреждения головы и нахождения пациента в коме…
— Не верю… Этого не может быть… – надломленно шепчет Юнги, оседая на пол.
