True love

— Чимин, ты… Ты беременный? — Папа? Я… Я… Я тебе сейчас всё объясню, – но не успевает он и слова сказать дальше, как надоедливая тошнота вновь подкатывает к горлу, заставляя омегу прикрыть рот ладошкой и сорваться в уже известную комнату, склоняясь над белым другом. — Сынок, что с тобой? – взволновано вскрикивает Дэсон, спеша вслед за сыном.       Но как только он видит, как Чим содрогается над унитазом, опустошая желудок, до него сразу доходит, что у омеги начался токсикоз. Понимающе вздохнув, мистер Пак спешит налить сыну стакан воды и протягивает его Чи, который уже сидит, прислонившись лбом об холодный кафель стены, приходя в себя после болезненной «процедуры». Рыжеволосый растерянно смотрит сначала на протянутый стакан, а после на мягко улыбающегося родителя, всё же принимая посудину из протянутой руки и выпивает сразу половину спасительной жидкости. — Вставай с пола, сынок, а то простудишься, – всё так же мягко улыбается старший омега и выходит из ванной, зовя жестом руки за собой Чимина.       Чи страшно и неловко смотреть на папу, но сидеть на холодном полу — не выход. Поэтому обречённо вздохнув, парень поднимается на ноги, отряхивая любимую толстовку, и проходит в комнату, где папа уже успел застелить кровать и присесть на её краешек, приглашая сесть и самого Чи. Неуклюже потоптавшись на месте, омега всё же осмеливается, и подходит к кровати, присаживаясь рядом с родителем, смущённо сложив руки на коленях.       Чим напуган и абсолютно растерян. Как рассказать всё папе, чтобы тот всё правильно понял? Как рассказать ему о Юнги и о том, что это его ребёнка он носит под сердцем? И пусть теперь уже нет преград для их отношений, но Чим всё ещё боится того, как на это отреагируют родители, что скажут и будут ли они против их любви. Как же рыжику хочется, чтобы Юн оказался сейчас рядом с ним, обнял его и поддержал, помог всё рассказать, и в случае чего — защитил! Но альфы рядом нет, он убежал и неизвестно где сейчас находится, поэтому вся ответственность за сохранение их отношений ложится на хрупкие плечи омеги. И всё это так давит на его, что хочется свернуться калачиком и обреченно заплакать, лишь бы не видеть ожидающего взгляда папы, который отнюдь не злой и не осуждающий, но от этого легче не становится. Чимину всё же придётся всё рассказать, пусть не так, как он хотел (вместе с Юнги), но омега справится, или хотя бы постарается. — Папа, можешь мне кое-что пообещать, прежде чем я тебе всё объясню? – нерешительно начинает Чимин, всё так же уставившись взглядом в пол. — Конечно, сынок. — Пообещай мне, что не возненавидишь меня после услышанного и не откажешься от меня, – тихо, почти неслышно, проговаривает омега, неуверенно поднимая взгляд на родителя.       Дэсон уже хочет возмутиться в ответ на такие слова сына, но сдерживается, понимая, что Чиму сейчас очень нелегко, поэтому лишь коротко кивает и приготавливается услышать самое страшное, после таких устрашающих слов. — Я понимаю, что ещё слишком мал, да ещё и несовершеннолетний и не окончивший учёбу. Понимаю, что забеременеть до свадьбы — это неправильно и постыдно. Я всё это понимаю. Но… Но я люблю того человека, ребёнка которого сейчас ношу под сердцем. И уже безумно люблю этого ребёнка. Я ни за что не откажусь от него и не сделаю аборт, даже если вы будете мне угрожать. Папа, я хочу этого ребёнка. Хочу заботиться о нём, любить и баловать. Хочу подарить ему беззаботное детство, а после наблюдать, как он будет взрослеть и саморазвиваться. Я, конечно, понимаю, что всё это можно сделать и с другим ребёнком. Но, повторюсь — я ни за что от него не избавлюсь, – Чим даже не замечает, как по его щекам текут слёзы и что сам Дэсон уже вовсю плачет.       И когда папа тянется и крепко обнимает своего сына, Чим заметно вздрагивает от неожиданности. Рыжеволосый ожидал всё, что угодно: крики, угрозы, ненависть, но никак не тёплые объятия и успокаивающий шепот на ушко, хоть и очень надеялся на это. — Малыш, как ты мог такое подумать? Как тебе вообще пришла мысль о том, что мы с отцом можем так с тобой поступить? Мы с отцом необъятно тебя любим и желаем тебе только счастья. А дети — это самое прекрасное, что может быть в жизни, и неважно, в каком возрасте. Я так счастлив за тебя, сынок, – не сдерживая всхлипов, тихо шепчет Пак, мягко поглаживая спину рыжика, который, вцепившись пальцами в его свитер, громко плачет. Это слёзы отнюдь не боли и страдания, это слёзы счастья, радости и такого долгожданного облегчения для обоих омег. — Пап, я очень сильно люблю вас с отцом. Спасибо… Спасибо вам за то, что вы у меня есть. Спасибо вам за подаренную заботу и любовь. Я хочу также дарить всё это своему ребёнку. Я… Я так рад, – Чим даже не хочет успокаиваться, он выплёскивает наружу всё то, что таил в себе всё это время, и сейчас абсолютно не жалеет, что решился на этот разговор. — Тише-тише, сынок, успокойся. Малыш ведь чувствует каждую твою эмоцию, и лучше пускай это будут лишь позитивные эмоции, – улыбается Дэсон, тихо посмеиваясь с рюмцаней сына. — Папа? – тихо зовёт рыжик, немного поёрзав на постели, устраиваясь поудобнее в родных объятиях. — Что, сынок? — А это страшно, рожать? Говорят, что это очень больно. — Больно, но если рядом с тобой будет находиться твой любимый человек, который будет тебя поддерживать, то это уже будет не так страшно, – запустив пальцы в рыжие волосы, старший начинает ласково перебирать их, вконец успокаивая взволнованного омежку. – Кстати, Чимин, ты расскажешь мне, кто же всё таки отец ребёнка?       Чи вмиг напрягается всем телом и легонько отодвигается от папы, садясь рядом, поджав под себя коленки. Этого вопроса он одновременно очень ждал, но и так же сильно боялся. — Это Юнги, – еле слышно шепчет омега, нервно сжимая пальцами края толстовки, но после глубоко вздохнув, решает ничего не утаивая рассказать обо всём папе, ведь уже бессмысленно что-то скрывать, – Юнги — мой истинный. И этот ребёнок от него. — Юнги? Ах, так поэтому ты так боялся и попросил меня о том странном желании? Ты побоялся, что мы будем против ваших отношений? – по-доброму усмехается старший, на что Чим молча кивает. – Сынок, знаешь, любовь — это вещь непредсказуемая, а судьба вообще та ещё подлянка. Любовь никак не может быть неправильной. Она может быть только искренней и лживой. И если она всё же искренняя, истинная и настоящая, то ей нет преград и правил. Я рад, правда, очень рад за вас с Юнги, – нежно улыбается папа, вновь притянув к себе Чима и обнимает его за плечи. — Я не устану повторять, что ты самый лучший на свете папа. — А я? Я разве не самый лучший на свете отец? – слышится наигранно-обиженный голос Шивона, который легко отталкивается плечом от косяка и медленно подходит к омегам. — Отец? Ты всё слышал, да? – испуганно, но скорее не ожидавший такого, Чим отстраняется от Дэсона и переводит взгляд на вовсю улыбающегося альфу. — Слышал и полностью согласен с Дэсон-и. Я рад, честно рад, что твоим предназначенным оказался именно Юнги. Ведь этому альфе я могу всецело доверить своего Минни и не бояться, что тот тебя чем-то обидит, – подойдя ближе, и присев рядом с омегами, Шивон треплет своего сына по волосам, а после крепко обнимает его и мужа, – Ну так когда нам с папой ждать внуков? — Ну, врач сказал, что чуть больше, чем через семь месяцев, – ярко улыбается Чи, обнимая родителей, чувствуя себя самым счастливым омегой на свете. Ведь что ещё нужно для счастья? Любящий альфа, маленькое чудо под сердцем и родители, что всегда тебя поддержат. Кстати о любящем человеке… – Отец, а что нибудь слышно о Юнги? — К сожалению — нет. Но мои люди продолжают его искать, так что не волнуйся, – мягко отвечает альфа, отстраняясь и садясь ровно на кровати. — Мы ведь пойдём его сегодня искать? – с надеждой в голосе и во взгляде интересуется рыжик, переводя взгляд то на одного родителя, то на другого. — Я так понимаю, что уговаривать тебя остаться дома — бессмысленно? – и получив утвердительный кивок, господин Пак устало качает головой, но после чуть заметно улыбается, – Тогда завтракаем, одеваемся и выходим. Только Чим, оденься потеплее и будь максимально осторожен. На твоём сроке сейчас нужно быть максимум предусмотрительным. — Вот, послушай отца, сынок, – поддерживает супруга Дэсон и, поцеловав сына в лобик, встаёт с кровати. — Обещаю, отец, пап, я буду максимально осторожен, – ещё шире улыбается омежка, также вставая с кровати, – Спасибо вам за всё. — Это тебе спасибо. — За что это, папа? – искренне недоумевает Чи, выходя вслед за родителями из комнаты Юна. — За внука, – улыбается Шивон и вновь треплет сына по волосам, – А теперь беги в комнату и переоденься. Мы с папой будем ждать тебя на кухне, – после этих слов глава семейства спускается на первый этаж, где на кухне уже во всю хозяйничает его муж.

***

      И снова весь день проходит в выматывающих поисках одного сбежавшего альфы, который как назло оставил свой мобильник дома и сейчас шляется неизвестно где, волнуя своим поведением родителей и уже почти на грани взволнованого Чимина. Омега поклялся себе, что когда они его всё-таки найдут, то он сначала даст альфе хорошего такого леща, чтобы неповадно было больше так опроменчиво сбегать, а после крепко обнимет и никогда больше не отпустит от себя. Чимин ужасно соскучился по своему парню. Ему до ужаса хочется обнять родного человека, вновь почувствовать сладкие губы на собственных, и вдохнуть полной грудью такой родной и пленительный аромат свежей мяты.       Но Юнги уже нет второй день, а люди отца сообщают лишь одно: альфы нигде нет. И это только угнетает и так хреновую ситуацию. Чи уже накрутил себя настолько, насколько это было возможно и теперь ходит весь на нервах, вглядываясь в каждого мимо проходящего альфу, одетого в чёрную толстовку с капюшоном на голове и в чёрных обтягивающих джинсах, ведь именно так всегда любил одеваться старший. И каждый раз рыжик обречённо вздыхает, ведь все они были не Юнги. А Паку нужен конкретно мятный альфа, с таким же цветом волос и сложным характером, но который только с ним, Чимином, становился самым милым и заботливым на свете парнем. И только от всех воспоминаний о Мине Чиму нереально хочется плакать от растерянности и безысходности. Хочется плакать до тех пор, пока этот самый альфа не придёт и не заключит в свои тёплые объятия, говоря, что всё хорошо. Как же Чиму сейчас не хватает этого!       И вновь отец говорит, что его люди не нашли Юна, и вновь говорит, что уже слишком поздно и пора возвращаться домой. И Чимин повинуется, садится в машину и устало выдыхает. Вновь прошёл день безутешительных поисков, но ведь завтра будет новый день, новые силы и всё ещё не утраченная надежда. И Чим искренне верит, когда уже лежит на кровати Юна, укутавшись в его толстовку и обнимая его подушку, что завтра, или на следующий день, неважно когда, но он обязательно найдёт Юнги и они вновь будут вместе. Вновь будут счастливы. Вновь у них всё будет хорошо. Чим надеется, нет, он уверен на все двести процентов, что именно так и будет. А сейчас омега сладко зевает и закрывает глаза, засыпая безмятежным сном, чтобы завтра вновь отправиться на поиски с новыми силами и неугасаемой верой.       Но все ожидания омеги разбиваются вдребезги от жестокой реальности. Ведь следующий день вновь прошёл безрезультатно. Они с родителями обошли все возможные и невозможные места, которые только мог посетить Юнги, но его нигде не было. Люди отца тоже не радовали хорошими новостями, повторяя всю ту же фразу. Такое чувство, будто альфа провалился сквозь землю, исчез или испарился. Ведь как можно ещё объяснить, что целая орава специально обученных людей не может найти одного-единственного парня в небольшом городе? Вот и Чимин не может. Надеяться и верить — всё, что он сейчас может. Хотя первое ещё как-то есть, а вот второе с каждым часом становится всё меньше. Нет, Чим безусловно верит, что они найдут старшего, но эта вера потихоньку угасает, собственно как и сам омега.       Тошнота настолько терзает его хрупкое тело, что уже даже и не хочется есть, чтобы в лишний раз не спровоцировать её на новый позыв мчаться к унитазу. Но родители практически насильно впихивают в омегу еду, говоря, что если тот будет изнурять себя голодом, то это вот никак не поможет в поисках Юна, а ребёнок может из-за этого пострадать. И Чим давится, но упрямо ест приготовленную папой еду, ведь рыжику совершенно не хочется, чтобы с его ребёнком что-то случилось. Чимин практически не спит, ибо не может уснуть до самого утра и из-за этого мешки под глазами и кожа стала какого-то неживого серого цвета. А уснуть он не может, потому что никак не может перестать думать о своём парне. Чим за эти три дня поменялся практически до неузнаваемости. Когда-то светлый и жизнерадостный рыжеволосый омежка с пухленькими щёчками сейчас превратился в понурого, немного отрешённого парня, его щёчки спали, а милое личико осунулось, в глазах пропал тот жизненный блеск и азарт. И такой омега категорически не нравится его родителям, но те ничем не могут поддержать собственного сына, лишь тешат его надеждами и помогают в край не загнуться.       Но хоть сегодня ему будет не так хреново, ведь к Чи придёт Тэ. Этот Вишнёвый с того самого дня, как узнал обо всём, всё никак не унимается, желая прийти к другу в гости. Ви обещал принести любимый шоколадный торт рыжика и развеселить его историями о рукожопом брате, который за эти несколько дней, пока они находятся в Пусане, успел накосячить столько, сколько за всё время не косячил. И Чим безусловно рад приходу лучшего друга, ведь может так ему удастся отвлечься и не думать постоянно о Юнги и о том, где он может находиться, а главное — в каком альфа состоянии. А Чи уверен, что тот не в самом лучшем, ведь узнав о таком, Юнги точно пошёл всё обдумывать в такое место, где ему никто не будет ебать мозги, и это место определённо там, где есть крепкий алкоголь. Чим знает Юна не первый год, и уверен, что тот сейчас пьёт. Но пускай альфа лучше бухает, чем мучает себя не самыми лучшими мыслями, что обязательно возникают в его мятной головушке. Сейчас Чим на время забывает, по крайней мере пытается, и с некой лёгкостью на душе готовится к приходу Ви, который уже точно не даст рыжику загрустить в его присутствии.

***

      Противный дёшевый коньяк обжигает горло, стекая в полупустой желудок, от чего альфа откровенно морщится, прекрасно зная, что никто на него не смотрит, а даже если и заметит, то не осудит. В груди жжётся намного больнее, поэтому мятноволосый ставит пустой стакан на барную стойку, прося бармена повторить, что тот и делает. Налив янтарную жидкость в стакан, бета протягивает его уже изрядно пьяному альфе. Юнги пьёт. Безбожно пьёт уже четвёртый день подряд, заливая и притупляя весь тот рой мыслей, что крутится у него в голове. И ему нахрен не хочется думать обо всём произошедшем, но пьяный мозг то и дело подкидывает картинки и фразы из того проклятого документа.       Усыновлён. Звучит жалко, словно вердикт, клеймо на всю его жизнь. Он жил и даже не подозревал, что его родители и вовсе не его, а он не их родной сын. И плевать, что они любили и продолжают любить его как родного, от этого легче почему-то не становится. Почему всё в жизни настолько сложно? Нельзя сделать всё гораздо проще, без всех этих заебонов и выноса мозга? Наверное можно, но без этой херни никак, ибо скучно, ибо слишком просто. Юнги ненавидит чувствовать себя жалким, особенно жалким перед родным. Поэтому он и сбежал из дома, чтобы никто не видел его подавленного состояния. Альфа ненавидит, когда его кто-то жалеет, и ненавидит сам это бессмысленное дело. И если бы он остался, то сожаления он бы точно не избежал, что нужно ему сейчас в последнюю очередь.       Он уже несколько раз порывался вернуться обратно и обо всём расспросить родителей, коих до сих пор считает таковыми. Но он так и не смог. Побоялся взглянуть в их глаза и увидеть в них горькую правду. Он неимоверно хочет вернуться и прижать к себе родное тело, уткнуться в рыжую макушку и… Заплакать. Заплакать как маленький ребёнок, слыша в ответ успокаивающие слова и ощущать тепло ладоней на своей спине. Он хочет, чертовски хочет поцеловать эти манящие пухлые губки и вдохнуть одурительный аромат сладких мандарин с лимонным сиропом, который теперь смешался с его собственным ароматом, создавая невероятную смесь. Он хочет, но опять таки боится увидеть в родных глазах эту омерзительную жалость. Боится и злится на себя за свою глупую трусость. Поэтому злобно опрокидывает в себя очередной стакан какой-то дешевой гадости, именуемой коньяком.       Ему нужно срочно проветриться и выговориться. Ему нужен тот, кто молча выслушает его без всей грёбанной жалости. Выслушает и подскажет, что ему теперь делать дальше. Как жить, зная, что твои кровные родители от тебя отказались, бросили, выбросили словно ненужную вещь? В своих догадках Юн почему-то не сомневается, веря в их правдивость. Ведь на сегодняшний день мир прогнил настолько, что родители, не понимая своего счастья отказываются от собственных детей, в то время как другие изматывают себя, посещая всех возможных врачей и делая всё возможное и невозможное лишь для того, чтобы почувствовать, как это — быть родителями, и иметь самое ценное в жизни — детей.       Юнги злится ещё сильнее и хочет поскорее разобраться в себе, чтобы уже наконец-то вернуться домой и прижать к себе своего истинного, а после искренне попросить у него прощения за всё. Юнги хочет положить свои ладошки на пока ещё еле округлившийся животик и невесомо его поцеловать, а после поцеловать и того, кто совсем скоро сделает его самым счастливым, подарив ему сына. Их сына. Которого альфа будет любить всем сердцем. Еле заметно впервые за последние дни улыбнувшись, Шуга спрыгивает с барного стула и покидает круглосуточный клуб, направляясь к тому, кто точно его выслушает и хоть как-то подскажет альфе, что ему делать дальше.

***

— Ты что-то забыл, зайка? – ласково спрашивает альфа, открывая входную дверь дома, ожидая увидеть там своего парня, но никак не пьяного в зюзю хёна. – Хён, ты что… — Пливет, Мелкий. Я тут цу-цуть… Ик… Пяненький, – заплетающимся языком мямлит старший, пытаясь устоять на шатающихся ногах и удержать наполовину пустую бутылку коньяка, которую он так бережно держит подмышкой, и пытается показать пальцами то самое «цу-цуть», при этом по-идиотски пьяно улыбаясь. — Юнги-хён? – ошалело спрашивает брюнет, вылупив глаза на сие пьяное создание на пороге своего дома. — Да, ля, это, я. Впустишь? Я тебя дам впить… Вопить… Бляяяя. О! Выпить, воть! А лещё у меня… Ик… К тебе есть лазгобор… – невнятно бормочет Шуга, а после впихивает бутылку в руки мелкому. — Ты где так нахуярился, а? – всё ещё пребывая в шоке спрашивает альфа, принимая в руки «ценную ношу» своего друга. — Невлажно… А теаперь лави меня. — Что? — Лави гаварю… Ик… Я падаю, – последнее что успевает вымолвить Мин, прежде чем в отключке свалиться прямиком на младшего.