Besos para golpes

      Прошли примерно сутки с последнего разговора Эсмеральды со священником. Он обещал, что уже завтра в соборе она встретится с королевским следователем, который допросит ее, однако девушка совершенно не знала, как будет проходить эта беседа. Священник сильно напугал ее словами о том, что на этом допросе решится ее судьба. Что же говорить завтра? Она же совершенно не умела разговаривать с официальными лицами, можно подумать, во Дворе Чудес ее такому могли бы научить. Скорее наоборот, удивительно, сколько ругани она слышала каждый день. А как соблюдать манеры...? Разумеется, ей не хочется просто так строить из себя жеманную девицу, но для спасения она притворилась бы кем угодно. Хоть бы только не взболтнуть лишнего! Даже этот святоша, он вроде бы собирался обсудить с ней предстоящее событие, но и тот оставил в самый ненужный момент. Что страшнее - сидеть в одном соборе с ополоумевшим попом или по глупости оклеветать себя и сесть уже в настоящую темницу? А может, никакого допроса и вовсе не будет и поп придумал очередную историю, чтобы обмануть ее? Или он вообще не понимает, что говорить, он ведь, кажется, совсем скорбный головою...       Так Эсмеральда думала все это время, в страхе ожидая завтрашнего допроса, однако на следующий день никто к ней не явился, как и на послеследующий. Святоша тоже не соизволил осчастливить ее своим присутствием, что радовало и раздосадовало одновременно. Как так? Как можно было обещать такое и обмануть? Он ведь рыдая молил ее о прощении! Кто он после этого? И почему из всех хитрых уловок он предпочел самую гнусную, связанную с её потерянной матерью?       Казалось бы, зерно сострадания к получокнутому священнику, зародившееся в ее сердце, было утеряно. И все же, отчего-то призрачная надежда на встречу с матерью до сих пор теплилась в груди. Что это - предчувствие? Как ни старалась Эсмеральда гнать от себя обнадеживающие грезы, чтобы больно не разочароваться снова, у нее не получалось.       Быть пленницей собора было уже не так страшно, но по-прежнему невыносимо скучно. Вместо тамбурина музыкой для Эсмеральды стал звон колоколов. Она даже пару раз танцевала под их перезвон в своей келье, когда они зазывали прихожан к вечерней молитве. Она по-прежнему тосковала по козочке Джали, по своему названному мужу Пьеру, но даже он ни разу не пришел к ней. Похоже, теперь единственным другом для нее навсегда останется глухой звонарь. Может, он поймет по губам, что она хочет сказать, но никогда не сможет услышать ее пения. Может, он и добр к ней, но изуродованное лицо до сих пор отвращает ее, заставляя неловко отворачиваться. Один раз она даже плакала ночью, думая о судьбе несчастного Квазимодо. У него никогда не будет друзей, и ни одна девушка в жизни не посмотрит на него не отвернувшись. Но от чего он так доволен своей жизнью? Или ей просто так кажется?       - Скажи мне, Квазимодо, тебе нравится жить в Соборе? - однажды спросила она.       - О, это лучшее место! Видно город, как птице! - ответил звонарь. Эсмеральда в последние дни часто навещала нового друга, но их беседы нельзя было назвать чересчур содержательными. Она часто поднималась наверх, сидела на деревянной балке и болтала ногами, пока звонарь выполнял свою работу. Перед началом службы он просил ее спуститься, чтобы громкий звон не сделал ее такой же глухой. Вот и сейчас она пришла вновь полюбоваться на колокола и на вид вечернего Парижа, и, быть может, разузнать что-то о намерениях хозяина Квазимодо.       - То есть, тебе здесь очень нравится? - с улыбкой переспросила она.       - Лучше не может быть! Квазимодо как толстая птица! Вижу всех... только не летаю! - попытался пошутить тот.       - А давно ты звонарь?       - Четыре года, мне было шестнадцать. Но и раньше учили меня. Тогда я еще слышал, но теперь все другие слова стали тихими. Я могу слышат только их. - он махнул рукой в сторону колоколов.       - Бедняга... Как хорошо, что ты умеешь читать по губам.       - Метр Фролло научил меня. Он научил еще разговаривать руками.       - Руками?       - Да, смотри. - горбун сделал в воздухе круговое движение ладонями и соединил их, - Париж. - затем он два раза постучал указательным пальцем по внешней стороне левой кисти, откинул правую руку наверх и засмеялся, - Петух!       Эсмеральда засмеялась вместе с ним. Впервые с начала своего пребывания в соборе она почувствовала себя так легко и весело. Ей даже не верилось, что, казалось бы, уродливый звонарь, небылицы о котором рассказывали по всему Парижу, на деле даже не считал себя обделенным, а веселился вместе с ней, и даже не думал жаловаться на судьбу. А его мрачный и грубый хозяин, оказывается, вовсе не был с ним жесток - подарил хорошую должность и научил глухонемому языку.       - И почему ты решил стать звонарем? Откуда ты?       - Я отсюда. - Квазимодо похлопал рукой о балку.       - Как это - отсюда? Ты же пришел откуда-то сюда, как я, вот, пришла из Двора Чудес. А до этого мы кочевали по разным городам. А в детстве мы были в Андалузии.       - Нет, я не был далеко. Я однажды был с метром в Мелене.       - Но... ведь до этого ты где-то жил? Ты же не родился в соборе? - теперь уже Эсмеральда попыталась пошутить.       - Я живу здесь, сколько помню себя. Метр мой отец.       - Отец? Не может быть, он же священник! - Эсмеральда непонимающе поморщилась.       - Он стал отцом мне и его брату Жеану. Он вырастил нас. Он наш отец.       - А-а, ну так бы и сказал. Хотя странно, ведь он... - девушка осеклась и замолчала.       - Он очень хороший человек. Без него Квазимодо бы умер. Метр Фролло нашел маленького меня. - звонарь посмотрел вниз и стал говорить тише, - он так добр, он один пожалел...       Девушке стало не по себе от того, что она затронула эту тему и заставила нового друга расстроиться, но любопытство не позволило не расспросить его дальше.       - Я думала, он очень строг к тебе.       - Никогда! Не говори так! Метр Фролло мой отец и учитель! Добрее него я не встречал. Он воспитал меня и Жеана! Мы живем хорошо. Посмотри, какой у нас дом! Посмотри, как Квазимодо одет. Мы едим вдоволь, и есть ремесло.       Эсмеральда не сразу нашла, что ответить звонарю, но его благодарность Фролло растрогала ее.       - Ты прав, у вас очень красивый дом. Я жила в лачуге с прогнившей крышей, и не всегда нам было, чем поужинать. Но я любила жить там, внизу, я могла свободно ходить, танцевать, петь... Разве тебе не кажется, что твой хозяин... твой отец имеет довольно суровый нрав? Учителя могут быть строгими.       - Метр Фролло умный. - Квазимодо поднял палец вверх, - Умные люди не смеются, как шуты. Метр Фролло знает как лечить, он знает все о Боге, он знает все травы и всех зверей. Метр Фролло знает все звезды на небе! Он знает всех королей, даже тех, кто умер давным-давно. У него тысячи книг. Он умеет писать книги. Он учил мальчиков в коллеже. Он очень уважаемый господин. Он всегда держит пост, он знает все таинства. Метр Фролло всегда помогал людям. Я видел, он спас старую вдову, она хотела умереть. Он очень мудрый - метр Фролло сказал ей молитву, и она выздоровела. Я не знаю того, что господин мог бы не знать. Он учил меня даже буквам, но я плохо их помню. - Квазимодо смущенно улыбнулся, - Он придумал вещь, которую я слышу, и теперь я могу всегда знать, где он. Если я нужен. - Квазимодо вытащил из кармана небольшой свисток и вложил ее в руку цыганки, - Теперь тебе такой же. Я слышу его, но нужно сильно дуть.       Девушка удивилась неожиданному подарку, улыбнулась и положила свисток в карман нижней юбки. Квазимодо продолжал:       - Это честь - помогать учителю. Я всегда следую ему в добрых делах и всегда помогаю. Он рассказал мне о Боге и я знаю много молитв. Я иногда молюсь вместе с ним. Он христианин. Если бы не метр Фролло, Квазимодо бы умер на улице.       Эсмеральда и дальше слушала этот восторженный рассказ и ей не верилось, что они действительно говорят об одном и том же человеке. Через четверть часа она набралась смелости и спросила:       - Слушай, мне нужно кое-о-чем спросить твоего учителя. Давай пойдем к нему?       - Не нужно, он сам позовет. Сейчас занят.       - Это... Это не просто болтовня, это очень важно!       - Просто так нельзя. Не положено.       - Друг мой! Это очень серьезно. Метр Фролло, признаться честно, я его боялась, но после твоих слов я решилась к нему обратиться. Он пообещал мне помочь в моем освобождении! - Эсмеральда коснулась ладонью его плеча. Квазимодо грустно улыбнулся:       -Квазимодо будет скучать по тебе, когда ты уйдешь.       Когда девушка и звонарь подошли к входу в кабинет архидьякона, горбун какое-то время помялся, а затем постучал. Ответа не последовало. Они стучали еще с пол-минуты, но затем поняли, что его нет на привычном месте. Квазимодо хотел было проводить девушку к ней в келью, но она попросила еще какое-то время подождать.       Прошло около десяти минут, и снизу послышались шаги. И вот, из-за поворота винтовой лестницы показалась высокая черная фигура, остановилась... Фролло, должно быть, удивился внезапным гостям.       - В чем дело? - как всегда низким беспристрастным голосом спросил он.       - У вас пришли поинтересоваться, в чем дело. - дерзко ответила цыганка.       Священник нахмурился и приподнял бровь. Тотчас вступился Квазимодо:       - Говорит, очень важно, Метр. Извините, что побеспокоили. Мы сейчас уходим.       - Не обязательно. Девица может остаться. Есть некоторые новости, касаемые ее положения. Заходи. - Фролло достал связку ключей и начал отворять кабинет.       - Я зайду только со своим другом. - Эсмеральда попыталась ответить низким настойчивым голосом.       - Нет, Квазимодо должен идти по своим делам. Скоро вечерняя. Ступай, мальчик. - добродушно кивнул Фролло. Эсмеральда, казалось, знала, чего стоит ему это показное добродушие, а расцветший от ласковых слов учителя бесхитростный звонарь торопливо раскланялся и убежал.       "Черт!" - думала она про себя, - "Пусть только попробует домогаться до меня снова! Я сразу засвищу в свисток, который подарил мне Квазимодо!"       Они зашли в кабинет, Фролло запер дверь. Предвидя возмущения, он сказал:       - Надеюсь, ты понимаешь, что это не простое дело, и нам не нужны лишние уши... Кстати, Квазимодо научил тебя пользоваться свистком?       Эсмеральда тяжело вздохнула. Это уже напоминало издевательство!       - Скажи, поп, это ведь выдумка? Зачем ты это сказал? Твоя ложь, про мать!       - Да, дело немногим затягивается, но тебе же это на руку. Я рад твоей осознанности. И тому, что ты решила быть также небезразлична к своей судьбе, как и я. Сейчас выучим пару молитв, нужно будет продемонстрировать следователю, что ты действительно христианка, а не язычница. - Фролло пошарил рукой на полке, отыскал ту самую серебряную ампулу, открыл и сделал несколько жадных глотков.       - Молитв? - девушка удивилась, но не тому, что ей предложил сделать священник, а скорее тому, как бесстрастно он держался рядом с ней.       - Ты же знаешь хотя бы "Отче наш"?       - Н... Наверное, я наверное неправильно его знаю...       - Ее, молитву. Смотри. Сделай так руки. - Священник сложил ладони в молитвенном жесте, - Ты не должна смотреть в глаза следователю, а во время молитвы ты должна выражать абсолютную кротость! И да, будет лучше, если ты сама предложишь прочитать ее. Повторяй:

Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Аминь.

       Многократное повторение молитвы успокаивало, и Эсмеральда была рада своему успеху в изучении. Ее смущали лишь две последние строки, в которых говорилось об искушении. Она - искушение для него, для этого строгого человека, но строгого только в эту минуту, и как страшно, что это вот-вот прекратится. Она стояла на коленях перед распятием, оперевшись на кровать локтями, а священник сидел в своем кресле. Их разделял большой стол, заваленный книгами. И вот секунда - девушка вздрогнула - он оказался позади нее, и также встал на колени. Попалась! Так и знала, что это было слишком глупо - ради вопросов о матери идти самой в его грязные лапы. Эсмеральда зажмурилась и сжалась.       - Надень вот это.       Ловкие руки священника обвили ее шею и затянули узелок. На груди эсмеральды повис нательный крестик.       - Не бойся, прошу. В эту ночь, в которую мы условились быть вместе, ты не будешь страдать. Ты будешь делать только то, что ты хочешь.       Девушка продолжила жмуриться, нащупала под юбкой свисток и сжала его.       - А свисток... он будет необходим на случай, если допрос все-таки пройдет неудачно. Есть метода, с помощью которой Квазимодо сможет отыскать место возможного заточения. Он издает неслышимый человеческим ухом звук, который могут слышать только глухие и собаки, и, предположительно, младенцы. Завтра я попрошу его научить тебя. Я пророчу удачный исход, но и единый процент вероятности неудачи должен быть предусмотрен. Шармолю не так глуп, как кажется. Примитивны лишь его пороки, но это старый лис, который провернул не одну хитровыдуманную интрижку.       Эсмеральда слушала его речь, и невольно поражалась тому, какой она казалась ей выстроенной и красивой. Полной противоположностью манере Квазимодо изъясняться простыми короткими предложениями. Даже Пьер, любитель поиграться словами и декламировать стихи, бывало, начинал так витиевато разглагольствовать, что, казалось, нёс полнейшую чушь. Нет, слова Фролло были иными - замысловатыми, но не слишком, такими, что она могла его легко понять. Каждым вкрадчивым словом он как будто задевал все чувствительные струнки ее души. Речь настоящего отца церкви, который определенно преуспел в ораторском искусстве, способная утешить любого страждущего прихожанина, речь профессионального дипломата, который мог бы вести беседу как и с главарём разбойников, так и с самим королём.       - Послезавтра в церки будет три венчания. Ты можешь посмотреть их, однако сразу предупреждаю тебя: ты не будешь рада тому, что увидишь. Хотя, в некотором смысле, это будет полезно... - священник посмотрел в сторону распятия, перекрестился и будто непроизвольно процитировал еще одну молитву, - Собери ум свой в сердце и оттуда мысленным воплем призывай на помощь Господа Иисуса, говоря, «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».       Цыганка догадывалась, о чем речь, но не могла признаться самой себе, что священник намекает на то самое венчание ее Феба. Проводя скучные ночи в каменных стенах кельи она по старой привычке продолжала думать о капитане, как делала и раньше в своей комнатушке во Дворе Чудес, однако теперь все воспоминания были отравлены горечью предательства. Его поцелуи будто все еще ощущались на её коже, его шепот до сих пор звенел в ушах, превращаясь в силки, из которых она не могла выбраться. Она чувствовала, что ее тело будто было вручено ему, и она не могла завладеть им снова. Это мучило, разжигало жгучий стыд и сожаление. Но это было так: в рассказах о прекрасных рыцарях и дамах суженый мог годами ждать снисхождения своей дамы, а у них все случилось так быстро! Конечно, каждый день ожидания и любовного томления доселе казался ей вечностью, но это было лишь в ее воображении! А ведь если подумать, на самом деле все было так скоро - каких-то пару месяцев от их первой встречи до тайных свиданий в дешевом притоне. Свидания! На свиданиях говорят по душам, дарят цветы и клянутся в любви, а не копошатся в соломе, как черви. И если бы нищий Пьер ходил бы по таким местам с девушками, это было бы объяснимо, но ее Феб пожалел добавить даже пару жалких монет, чтобы оказаться с ней в постели, а не на грязном промятом тюфяке. Это было так унизительно: ее знакомые девушки из Двора Чудес, как она слышала, брали за такое дело хотя бы один су, а она - только лживые обещания, которые не стоили ему ровным счетом ничего! И за эту цену она обещала быть его игрушкой! Боже, как же избавиться теперь от этих воспоминаний!? Стать собой прежней, а не офицерской подстилкой!       - Я не хочу! Не хочу! Не хочу! - Эсмеральда все также стояла на коленях перед распятием в молитвенном жесте, и этот возглас сорвался с ее губ после очередного повторения молитвы. Слова священника - лишь один намек о капитане - навеяли ей эти тяжелые думы. Она тихо всхлипнула и уткнулась носом в кровать, продолжая бесшумно ронять на нее слезинки.       С тех пор, как священник подарил Эсмеральде крестик, прошла еще одна неделя. Впрочем, она и вовсе потеряла счет дням. Беседы с чудным горбуном, который пытался развеселить ее тем, что показывал разных животных на языке жестов, больше не радовали ее. Он научил ее пользоваться свистком: отсчитывать определенные промежутки времени между свистом, по которым он бы смог ее отыскать. Однако училась она неохотно: равнодушие к своей судьбе снова охватило ее. Разве что две молитвы, одну про Бога-отца, а другую про Деву Марию она повторяла каждый день. Возможно, они действительно ее немного успокаивали. А дело было в том, что цыганка все-таки пришла на венчание капитана. Нет, она не была гостьей, она наблюдала за всем сверху, затаившись в галерее королей. Скромное платье и завязанные косынкой волосы, даже если бы кто-то увидел ее издалека, не дали бы сходу распознать в ней ту самую уличную плясунью. В любом случае, она пряталась, сидя за каменными перилами, ведь раз уж она не гостья, от нее не требовалось стоять в присутствии остальных. Она уже было обрадовалась, что это очередная ложь священника, когда уже две пары обвенчались, и среди них не было капитана. Цыганка даже слегка улыбалась, когда молодые произносили клятвы быть вместе, а на улице их встречали радостные возгласы и музыка. Но когда она увидела третью пару, она сразу узнала в женихе своего Феба. Она не могла поверить, что это действительно происходит: все казалось таким странным и неправильным, будто это был вовсе не капитан, а его двойник! Девушка таращилась на него широко раскрытыми глазами всю церемонию, все звуки речей и песнопений, отражающиеся эхом от стрельчатых сводов, слились воедино и превратились в оглушающую неразличимую лавину. И когда он прочитал клятву своей суженной и прикоснулся к ее губам своими, цыганка нервно засмеялась. Она чувствовала, что не сможет сдержаться и тотчас поспешила покинуть галерею. ОН!? Он целует ее так целомудренно? Этот человек, который каждый раз так нагло, без лишних прелюдий, залезал языком в ее рот, неуклюже сопел и бесцеремонно сжимал ее за ягодицы, сейчас он строит из себя благородного мужа и едва касается губ невесты? Эсмеральда думала, что от такого зрелища у нее разорвется сердце, она лишится сознания, рассудка или будет отчаянно рыдать - но нет, она смеялась, смеялась! О, что за жестокая шутка над ней! И только она поняла ее сполна - кто бы мог подумать, что Феб может быть таким! А ведь она знала его совершенно другим! Очаровательным, но грубым, небрежным, но настойчивым. Но сейчас он исполнял все эти вымученные манеры перед своим новым семейством, как цирковой козёл! Она продолжала смеяться над ним, над самой собой, над своей девичьей глупостью и всей абсурдностью своей судьбы. И вот Эсмеральда уже оказалась рядом с Квазимодо в звоннице, который и вовсе не понял, что произошло, но также начал добродушно смеяться в ответ.       - Скажи мне, Квазимодо, я красивая?       Звонарь онемел от такого неожиданного вопроса и ничего не ответил. Эсмеральда взяла его за плечи и пристально посмотрела в глаза. Она повторила свои слова еще раз, медленно и точно, чтобы глухой наверняка смог разобрать их по губам:       - Скажи, я красивая?       Звонарь потупил взгляд и пробурчал себе под нос:       - К-конечно, вы очень красивая... очень добрая...       Девушка перестала сжимать его за плечи, повернулась к звонарю боком и игриво толкнула рукой в грудь:       - Может быть и красивая, но даже если это и так, все равно меня ждет только одно! - она пронырнула между деревянной балкой, облокотилась на нее, и игриво прищурилась, - Либо на Глатиньи, соблазнять офицеров... Либо... - она сделала пассы руками, нагнулась и прошептала, - Либо колдовство! Как думаешь, где я протяну дольше - в притоне или в темнице?       Видя реакцию бедного доверчивого звонаря, она рассмеялась еще сильнее. А вот Квазимодо было уже не смешно: он было хотел коснуться ладоней девушки, но не посмел, и лишь также облокотился на балку напротив нее.       - Не говорите так, метр Фролло нас не оставит...Я буду молиться за вас!       Да, именно с момента венчания Феба и неловкого разговора с Квазимодо прошло около пары дней, а священника она не видела вот уже неделю, если не считать его главную роль в обвенчании трех парочек, за чем она наблюдала издалека. Двоякая личность архидьякона до сих пор не поддавалась ее пониманию, и хоть она искренне верила рассказам звонаря о добродетелях учителя, его посягания на нее в ту ночь, когда она попросила воды, невозможно было простить. Эсмеральда заставляла себя его ненавидеть, но находила в себе лишь брезгливость и презрение. Тем временем воспоминания о ночах с капитанам становились вовсе невыносимыми. Как можно избавиться от ощущения этих липких рук на себе? Он являлся ей в кошмарах и она не могла вырваться из этой грязной коморки в притоне. Ей снилось, будто она стала пленницей не собора, а лачуги Святой Марты, и капитан не выпустит ее оттуда никогда. Он оставляет днем свою молодую жену и приходит к ней каждую ночь, заставляя делать все то постыдное, что не позволяет его жена. Она ощущает вкус другой на его теле и плачет, но не может этого прекратить. Капитан грубо хватает ее за волосы и заставляет целовать все его потное тело. Она чувствует омерзительное возбуждение и поддается своим инстинктам. Капитан превращает ее в животное, свинью, которой не позволено даже выйти с ним на белый свет, а лишь только смиренно ждать в смердящей запахом пота и семени комнатушке, и, разумеется, уже обнаженной. В ее снах цыганка потакает всем желаниям капитана, извивается под ним, поворачивается спиной и выгибается, закатывает глаза и похотливо высовывает язык, будто готовая, как собачка, облизать его пальцы. В эту секунду, спящая, она ощущала все гораздо сильнее, чем во время их встреч на яву. Тогда она была нежной, растроганной, и смотрела в его глаза с восхищением и обожанием. Сейчас же ночные призраки заставили ее кровь разгорячиться так, как она только могла мечтать до этого. Но вместо радости от слияния, вместе с возбуждением ее накрывала волна невыносимого отвращения. Она чувствовала, как кипящая кровь будто сконцентрировалась внизу ее живота, слилась в единую точку и вмиг расплылась обратно по всему телу, заставив непроизвольно дернуться. Но вот уже напротив нее сидел священник, так же, как и она до этого, закрывал от блаженства глаза, высунув язык. Он касался им ее ножки и протяжно вздыхал. Покалывающая волна от прикосновения к стопе заставила непроизвольно дернуться еще раз, и девушка проснулась.