Ноябрь 1981 - Июль 1993 года
Безумие пахнет пылью, Гнойными ранами, прахом, Склизкой и влажной гнилью, Слезами солеными... Страхом. Безумие слышится смехом: Хрипящим, отчаянно-громким, О камни дробящимся эхом, И бьющим сердца на осколки. Безумие выглядит... плохо. Как тело с содранной кожей, С дрожью от каждого вздоха, С кривой и смеющейся рожей… Поддаться безумию не сложно, Хоть раз лишь к нему прикоснувшись… Но кажется, будто бы можно Спастись от безумия Проснувшись…
В Азкабане температура колеблется от "зябко" до "адски холодно". Зимой по ночам волосы покрывает иней. Летом по спине пробегает дрожь. Камера - семь на семь шагов. Оконце под самым потолком - не дотянешься, не заглянешь. Узкая койка с тонким одеялом и жестким матрасом. Параша в углу. Вот и все удобства. Номер класса "хуюкс". Решетка, за ней - тяжелая дверь. Зачем нужны и дверь, и решетка? Все просто: дверь открывают, чтобы просунуть еду. Решетку отпирают только в те редкие дни, когда заключенных ведут в общую душевую. За стенами круглый год шумит море. Оно не замерзает, но никогда не бывает теплым. Весна приходит с криком чаек. Зима приходит с залетающими в оконце снежинками. Дни окрашены криками кузины. Ночи растворяются в мареве лихорадочных снов...— Блэкки, Блэкки! Лови! - Джеймс кидает снежком прямо в рожу. Охотник чертов... — Стой, сука, сейчас я этот снег тебе в штаны запихаю! Джеймс смеется, убегает по снегу, не слишком старательно, сгибаясь от хохота. Сириус валит его в сугроб, зарывает, садится сверху с видом победителя, щекочет с напускной яростью на раскрасневшемся от холода лице... — Хватит! Оу! Сириу-у-ус! Блохастая ты псина! Ты убить меня хочешь? А зачем? Ты ведь уже убил меня, Сириус! Ты убил меня, Сириус... Я мертв, Сириус... Из-за тебя, Сириус... Просыпайся…
Говорят, когда Сириус Блэк попал в Азкабан он, попеременно, хохотал, плакал и повторял одно и то же: — Я виноват. Моя вина. Я убил их. Я виноват… это все моя вина. Моя вина… Сириус не помнит. Он не помнит, как оказался в Азкабане. Он помнит взрыв, помнит запах потрохов, помнит, что он весь был залит кровью, чужой кровью. Помнит, что, кажется, смеялся, потому что это было безумно, просто безумно смешно! Он помнит допрос, но не помнит вопросы. Помнит, что, кажется, его били. Помнит заклинания. Помнит ярость на лице Грюма. — Я виноват… моя вина. Они умерли из-за меня. Это все… все я… Я… Я! Я! Я! МОЯ ВИНА! Он помнит зал суда. Помнит пустой взгляд Люпина. Помнит, что тот открывал рот и давал показания. Помнит укоризненный взгляд Дамблдора. Тот тоже говорил. Помнит Андромеду, прячущую гнев под темной вуалью. Помнит дементоров, витающих вокруг него. Он помнит, что это был очень короткий суд. Чистая формальность длиной минут в пять. — Ваше имя и год рождения? — Что?.. — Ваше. Имя. И год рождения? — Сириус Орион Блэк… Третий… тысяча девятьсот пятьдесят девятый… - Вы обвиняетесь в сотрудничестве с Тем-кого-нельзя-называть, использовании темной магии, убийстве магглов и соучастие в убийстве Джеймса и Лили Поттер. Вы признаете себя виновным? — Что? — Вы признаете себя виновным? — Я виноват… Джеймс… из-за меня… моя вина… — Свидетели защиты? Нет свидетелей защиты. Подсудимый признал свою вину. Приговор – пожизненное заключение в Азкабане. Голосуем. Единогласно. Уведите заключенного. А вот первые дни в Азкабане он не помнит. Совсем не помнит, будто бы эти воспоминания кто-то вытянул, закупорил в склянку и спрятал так, что и не найдешь, даже если будешь пытаться… А ведь именно тогда ему исполнилось двадцать два… это смешно, верно? Отпраздновать день рождения в Азкабане… Первый, но не последний. Сириус не сразу начинает считать дни. Позже, сильно позже он ставит зарубки на стенах отколотым куском камня. Сириус не сразу соображает, что в облике пса дементоры его… не чувствуют. О, нет, это осознание приходит случайно и даже не в первый год! Потом становится… легче? Нет. Просто потом как-то… привыкаешь. А анимагическая форма позволяет сохранить осколки разума. Разум… что такое Разум? Разум – это память. То, что дает опыт. То, что греет или злит. Разум – это способность делать выводы. Способность думать, анализировать. Способность иметь мнение. О каком Разуме может идти речь в Азкабане?.. Разум дает о себе знать только спустя несколько месяцев, проведенных в состоянии пустоты, безумия, смеха, слез и холода. Просто в один день в голове возникает мысль: «Бэлла заебала орать…» После этого мысли, осознанные, внятные, появляются чаще. Но проходят годы, прежде чем среди них появляется одна, самая важная: Я не виновен. Я виноват. Но я не виновен. Тут должен сидеть не я.Тут должен сидеть ОН.
Мысль кажется такой яркой, такой смешной, такой… дикой… Сириус хохочет, пререкается с дементором, теряет сознание, приходит в себя, злится, кричит, разбивает кулаки о стены. — Сука… сука… ненавижу… НЕНАВИЖУ! Я УБЬЮ ЕГО! Я ЕГО УБЬЮ! Но становится… легче? Нет, в Азкабане все также холодно. В Азкабане все еще откровенно хреново. Руки дрожат, ноги подгибаются, кашель, мерзкий, почти не проходящий кашель, все также раздирает легкие. Но сны приходят другие…— Бродяга… зачем ты так с собой? — Сириус, не гробь себя… Сириус, это был не ты! — Блэкки… Блэкки, а как же Гарри? — Сириус, милый… вспомни о нашем сыне… Джеймс, скажи ему! — Бродяга. Гарри. Помни о Гарри, Блэкки. Ты должен быть с ним! Не здесь! — Вы погибли из-за меня. Джеймс. Лили. Я ненавижу себя… Я не смогу ничего дать вашему сыну. Простите. — Сириус… — Блэкки… Просыпайся…
Следом за осознанием собственной невиновности приходит надежда. Надежда на то, что вот-вот кто-то придет. Люпин, Андромеда, Дамблдор, кто-то из Ордена из тех, кто все еще жив… Если они придут, он сможет им все объяснить! Он расскажет, как было дело… он не мог раньше, но он сможет, точно сможет теперь! Главное, чтобы кто-то пришел… хоть кто-то… Римус... неужели ты ни на секунду не допускаешь, что твой друг невиновен? Неужели я был настолько сволочью, что ты поверил, будто я мог предать Джеймса?! Это моя вина… я все равно, что убил его… Но я не предавал! Я никогда бы не предал Джеймса, Римус! Римус… Пожалуйста… Но Люпин не приходит. И надежда, постепенно, угасает, отдавая горечью во рту…— Блэк! Как ты мог так поступить с Люпином?! А если бы он убил Снейпа?! — Снейп сам идиот! Нахера он поперся туда?! — Потому что ты ему сказал! Ты раскрыл нашу тайну, Сириус! Ты раскрыл тайну Римуса! — Я не думал, Что Нюнчик настолько идиот, чтобы… — Идиот здесь ты! Это… Сириус, это предательство! — Джей, я… — Заткнись! Ты думаешь, после этого Люпин сможет тебе верить? Сириус, подумай своей тупой головой! Кто вообще в здравом уме сможет тебе теперь верить?.. Сириус, ты сам во всем виноват. — Джеймс… — Молчи и… Просыпайся.
Дни в Азкабане – серы. Они похожи до такой степени, что сливаются в один бесконечно долгий и жуткий день. Годы идут. Разум все еще подкидывает внятные мысли, но порой быть псом… проще. Проще и безопаснее. Потому что дементоров боятся вовсе не зря. Их склизкие пальцы, хриплое дыхание… Сириус знает, что у дементора внутри. У него внутри – его, Сириуса, радость. Его, Сириуса, память. Его, Сириуса душа. Не вся, нет. Но слишком большой кусок, по правде говоря. Дементоров боятся все, кто их видел. Тут не помогает гриффиндорская отвага. Тут не помогает зреющее безумие. Лишь иногда страх отступает. И тогда до боли хочется броситься вперед, сбросить с этой твари капюшон: на, пей, до дна! Целуй, сволочь, забери мою душу, забирай всю, без остатка! Я больше не хочу, не хочу чувствовать! Я устал от боли! Я не могу жить! Я уже мертв! ПЕЙ! Удерживает от этого шага… что-то. Сириус не знает, что. Если честно, он вообще не знает, что он все еще делает в мире живых. Его руки – руки трупа. Холодная кожа, обтянувшая кости. Синие вены. Обломанные ногти. Если руки выглядят так, то как же выглядит лицо? Сириус не знает. Нет, псом, однозначно, проще. Наверное, только пес и пытается еще цепляться за жизнь зубами, отчаянно скуля и страшась смерти. Человек давно перестал бояться костлявую. Человек сам уже походит на смерть.— Блэкки, слышишь, бро? Мы никогда не умрем, Блэкки! Или умрем молодыми и пиздатыми… — Джей, ты бухой. — Ага! Ты тоже! — Не так, как ты, Сохатый… конечно, мы умрем молодыми, мы же дебилы. «Нет, Джей… ты доживешь до старости и воспитаешь толпу детишек и такую же толпу внуков. А я точно сдохну, Джей.» — Блэкки, я знаю, о чем ты думаешь. Ты же в курсе, что стареешь ты, а я уже мертв? — Да… да, Джей. Я в курсе… прости меня… — Прости сам себя, Блэкки. Прости сам себя. И… Проснись.
Но есть то, что хуже холода, хуже дементоров, хуже визгов кузины, хуже даже собственных мыслей. Одиночество. Сириус часто говорит сам с собой. Иногда – тихо. Иногда – громко. Иногда кричит сам на себя. Он пробовал даже перекрикиваться с Бэллой, Рудольфусом, Рабастаном. Это было довольно бессмысленно, но ненадолго, ненадолго позволяло снова почувствовать себя человеком. Ругань, взаимные оскорбления, ослепляющая, черная, как его имя, ненависть… это было, как глоток колодезной воды в пустыне. Но этого было мало. Так мало, что даже смешно. Смешно…— Я ушел из дома, Сохатый… можно я останусь у тебя? Ненадолго… на некоторое время… — Бродяга, моя комната – твоя комната. Не ссы, прорвемся. Слышишь? Не думал же ты, что я тебя кину? Эй. Успокойся, Блэкки. Ну? Ты мой друг. Расслабься. Плевать на твою тупую семейку! Я, Римус, Питер – мы твоя семья! Ты не одинок, слышишь?.. Ты никогда не будешь одинок, Сириус… Ты не один… Я с тобой… Проснись!
Когда сам министр приходит в Азкабан с инспекцией, Сириус… наверное, немного рад. Ему плевать на то, как на него смотрят. На тот страх, которым буквально воняет коротышка Фадж. Сириус говорит спокойно, иронично. Он наслаждается видом людей. Эти люди не похожи на заключенных, которых Сириус видит во время походов в общую душевую. Заключенные – кости и кожа, волосы, незнающие ножниц, запах мочи, крови, пота, ужаса и безумия. Фадж и те, кто с ним – живые, лощеные, чистые, хорошо одетые, сытые… Сириус завидует. Сириус почти презирает. Но он наслаждается, потому что… потому что что-то внутри требует напугать их своей адекватностью, заставить трястись ночью в кошмарах, получить от них немного живых эмоций… Сириус отстраненно думает, что и сам уже походит на дементора. А еще Блэк просит газету. Газету… Фотография. Семья Уизли. Сириус помнит Уизли. Дети, их дети уже такие взрослые… Рон? Кажется, он ровесник Гарри… а у него на плече… что это? Что это? Это… Что? Крыса? Форма ушей, подергивающийся нос… Не может быть… Нет пальца… Того самого пальца… С кем-то подралась? Нет. Нет пальца. Крыса. Питер… Найти. Разорвать. Отомстить. Убить.— Джеймс… я отомщу за тебя, слышишь? — Блэкки… не мсти. Защити. Защити Гарри. — Сириус, защити нашего сына… — Он в Хогвартсе… — Он в Хогвартсе… — В Хогвартсе… Он в Хогвартсе!
Оказывается, совсем не трудно заставить себя думать. Так просто, когда есть цель, снова почувствовать себя живым. Питер во снах умирает раз за разом. План… да нет никакого плана. Всего лишь надежда на удачу. Всего лишь вера в то, что виновный должен расплатиться за все. За смерть Джеймса. За смерть Лили. За эти двенадцать лет. Питер должен умереть. Сириус знает, где он. Сириус найдет его. Сириус его убьет.Сириус «просыпается»…
Черный, тощий, похожий на Грима пес просачивается между прутьями решетки. Сириус Блэк покидает Азкабан.