Лисья Проповедь

Публичная бета включена

Первым делом я решил познакомиться с той школой, где училась Мелли. Если повезет, там могут работать её старые учителя или одноклассники. Справочная сообщила мне о двух церковно-приходских пансионах в том районе. Один у арки «Вечность», второй — у «Отчаяния». Оставалось только дозвониться в них и узнать, работала ли там Матушка Тод. В «Отчаянье» мне повезло дважды: во-первых, Матушка Тод работает там и по сей день, а во-вторых, она и взяла трубку и даже согласилась встретиться со мной сегодня, если я успею до пяти часов. Ближайший поезд на пригород отходил в три пятнадцать, и я успел ещё пообедать в забегаловке напротив вокзала. В поезде я дремал, все-таки погружение в чужие воспоминания порядочно меня вымотало. Пансион находился на холме, вдали от парка с мрачным названием «Отчаяние» и одноименной арки. Единственная тропинка, заросшая, но все ещё видимая, быстро привела меня к цели. Пансион, отгороженный железным забором, походил на тюрьму. Недавно отремонтированную, комфортабельную, но, как и все тюрьмы, пропитанную безысходностью. На окнах первых этажей стояли решетки, словно бы желая подчеркнуть сходство. Опрятный привратник пропустил меня на территорию с легким поклоном. Девочки, читавшие на веранде, все в той же форме, что и Мелли когда-то, проводили меня любопытными взглядами и настороженным шепотом. В вестибюле меня встретила улыбчивая женщина в серой бесформенной хламиде — платьем назвать это язык не повернется — и проводила к нужному кабинету. Коридоры были чистыми, с побеленными стенами и ковровым покрытием все того же серого цвета. Будто кто-то решил утопить эту школу в сером. Кое-где встречались островки зелени — вялые фикусы в горшках. Но больше смотреть было решительно не на что. — Мило у вас тут, — заметил я, — только стены чересчур бледные. Моя провожатая с неодобрением зыркнула на меня, словно я сам не знаю, что несу. — Мы заботимся, чтобы девочек ничего не волновало. Они и так чересчур активно реагируют на все. Даже на стены. Она дала понять, что разговор окончен, но я все же рискнул продолжить. — Так, может, это и не плохо? Детям положено быть любопытными, — провожатая промолчала. — А форму вы тоже разработали, чтобы девочкам спокойней было? Я такой больше и не видел. — И не увидите. В пределах Девяти Арок никто такой не носит. Нашей форме столько же, сколько и пансиону — больше ста пятидесяти лет, — она заговорила слегка шаблонно, словно ходячая листовка. — Это гордость пансиона, его отличительная черта. Она закончила лекцию, стоя у дверей кабинета. — Вам сюда, — она махнула рукой. Открывая дверь, я ожидал увидеть престарелую монашку с одутловатым лицом. Но за огромным дубовым столом сидела элегантная женщина в сером деловом костюме. Ещё не до конца седые волосы были забраны в низкий пучок, а в уголках глаз появились первые морщинки. Старостью от нее и не пахло, в самом прямом смысле. Я ощутил только запах чистой кожи и легкий шлейф дорогих духов, похоже, морскую тему. Встреть я её на улице, не дал бы ей больше сорока. Кабинет разительно отличался от того, что я увидел в коридорах. Отделанный красным деревом, он пестрил от кубков, и наград, и благодарственных писем в деревянной раме. — Здравствуйте, — коротко кивнула мне матушка, не отрываясь от бумаг. И тут же взяла деловой тон: — Экзамены начнутся уже через неделю, так что вы пришли буквально в последний момент. Также нам требуется шесть фотографий три на четыре и рекомендации от вашего духовника. Сколько лет вашей девочке? Я уселся в мягкое кресло. — Думаю, сейчас ей будет где-то сорок пять, сорок шесть. Но формально она не моя девочка, скорее уж ваша. Матушка Тод оторвалась от бумаг и уставилась на меня, словно только заметила. — Вы не по поводу поступления? — озадаченно уточнила она. — Тогда для чего? Достав снимок, я протянул его матушке. — Я разыскиваю вашу бывшую ученицу. Мелли. Взгляните, та что справа, с каштановыми волосами. Вы помните ее? Матушка Тод достала очки из серебристо-серого футляра и всмотрелась в фото. С минуту она вглядывалась в изображение, прежде чем отложить его и поморщиться. Откинувшись в кресле, она холодно спросила: — С чего вы вообще взяли, что эта девочка училась у меня? — Хотя бы потому, что на ней форма вашей школы. Насколько я помню, этой форме столько же, сколько и школе. Это гордость пансиона, его отличительная черта. Матушка Тод скривилась как от зубной боли. — Допустим. И зачем она вам нужна? — Я считаю, Мелли грозит опасность, — я положил визитку на стол, так, чтобы матушка Тод могла её прочесть, даже не беря в руки. — И если есть хоть что-то, что вы могли бы для нее сделать, это помочь мне найти ее раньше, чем ее найдет зло. Взяв визитку, матушка Тод разглядывала ее дольше и пристальней, чем снимок только что. На белой бумаге, кроме имени и номера телефона, была надпись «защита от крупных вредителей» и маленький рисунок: маска демона, красная, с зелеными бровями. Чтобы любой по эту сторону Арок понял, о каких вредителях речь. — В моё время это называлось «решение экстраординарных проблем». Так или иначе, вы тратите время зря. Мелания Мэй уже лет пять как мертва. В кабинете повисла гнетущая тишина. Захотелось грязно выругаться, но я сдержался. — Чай или кофе? — На мое удивление она ответила: — Вы минут сорок тряслись в электричке, чтобы добраться сюда. И уйдете отсюда ни с чем, чтобы ещё сорок минут добираться обратно. Хотя бы чаем вас напоить я обязана. Это была странная перемена. Я ожидал, что мне вот-вот укажут на дверь, а не станут проявлять неожиданное гостеприимство. Но не воспользоваться было бы глупо. — Тогда кофе. Она вышла из кабинета, а у меня появилась возможность лучше его рассмотреть. На кубках и медалях городских олимпиад за последние пятьдесят лет сверкали имена неизвестных мне девочек. Больше всего побед, как я заметил, приходилось на иностранные языки и риторику. Но имя Мелли нигде не мелькало. Наконец, вернулась Матушка Тод. В руках она несла неуклюжий деревянный поднос с двумя чашками, из которых опасно плескался кофе, сахарницей и вазочкой с печеньем. Я придержал дверь, но кофе это не спасло: очередная волна перехлестнула через край и заляпала дорогой костюм матушки. — Прошу прощения, секретарь внезапно уволилась на прошлой неделе. Теперь приходится все делать самой. Поставив поднос, матушка попыталась оттереть пятно, но у нее ничего не вышло. Я взял чашку и прервал молчание. — Какой была Мелания? — Как и все подростки, — пожала плечами матушка. Но через секунду пояснила: — Она дерзила, принимала все на свой счёт, любила устраивать сцены. Пожалуй, в ней было слишком много мелодраматизма. Я всегда могла её успокоить, просто оставив в одиночестве. Как говорится, нет зрителей — нет истерики. Но Бог мой, вы бы слышали те небылицы, которыми она кормила одноклассниц. А они и рады уши развесить. — Например? Что она рассказывала чаще всего? Она задумалась. А потом покачала головой. — Через столько лет всего и не упомнишь. — Ну хоть что-то, для примера. — Да обычные детские байки, — матушка всплеснула руками. — То ее родители самые великие черные маги, то наоборот, родителей убила коварная сирена. Рассказывала, что познакомилась с демоном, и хвасталась, что украдет его силу. Я вежливо улыбнулся. — Ведь мы по эту сторону Арок точно знаем, что демонов не существует. — Ее родители разбились на горной дороге за двести миль по ту сторону Арки. Сколько это от моря, считайте сами. Не совсем типичное место для сирен, вы не находите? Девочка изолгалась. — И вам пришлось ее выгнать? На лице матушки появилось и исчезло секундное замешательство. — Да, пришлось. Но не только из-за этого. Господи, прости мою грешную душу, о мертвых либо хорошо, либо никак, но у Мелании были неискоренимы наклонности, куда хуже простой детской лжи. Она сделала ударение на слове «наклонности». Я вежливо промолчал, давая матушке выговориться, если она захочет. — Мелания была очагом разврата, который я не могла допустить в своей школе. — Вы имеете в виду, она предпочитала девушек? — напрямик спросил я. Все эти эффемизмы и хождение вокруг да около порядком мне надоели. Матушка Тод побагровела от возмущения, но я продолжил: — А ещё что-нибудь было? Воровство, алкоголь, наркотики? — Нет. Заподозри я ее в чем-то подобном, и выгнала бы куда раньше. — Понимаю. — Сомневаюсь, — холодно заметила матушка, и я понял, что перегнул. Больше здесь ловить нечего. — И последнее, — я вернул пустую чашку на поднос. — Вы уверены, что она мертва? — Абсолютно. Я была на ее похоронах. — Как вы о них узнали? — Меня пригласил ее пастырь. Я подождал с минуту, надеясь на более развернутый ответ, но матушка молчала. Что ж, сам дурак, сам виноват. — Как она умерла? — Утонула. Боюсь, вам действительно пора, иначе опоздаете на вечернюю электричку. — Вы правы, до свидания. Вышел я из пансиона с нехорошим предчувствием. Поиски Жемчужины обещали затянуться очень надолго и обрасти кучей лишних проблем. По дороге к платформе я осмотрел местный городок, состоящий из четырех улиц, на которых ютились домики в стиле викторианской эпохи, когда-то красивые, но сейчас по большей части обветшалые и покосившиеся. Некоторые были разбиты на квартиры и сдавались. За такими домами ещё хоть как-то ухаживали, подновляли краску, пристраивали отдельные лестницы ко вторым этажам и мансардам. Словом, делали все, чтобы в них было возможно жить. Другие дома, с выбитыми окнами, провалами в крыше и облупившимися стенами для жизни не предназначались. Впрочем, это не значит, что там никого не было. У меня даже возникло желание разворошить одно из гнезд, вдруг что полезное найду. Но я быстро откинул эту мысль. Дикие твари, живущие вдалеке от цивилизации, куда опаснее, потому что не успели очеловечиться. И по этой же причине ничего полезного для человека в их логове быть не может. На платформу я пришел так, чтобы у меня осталось время выкурить сигарету и чуть оглядеться. Да, определенно, именно с этой платформы тридцать лет назад уезжала Мелания Мэй. Вечерняя электричка была почти пустой. Большинство стремились укрыться в своих загородных домах до темноты, а возвращаться в город ночью не улыбалось никому. В моём распоряжении оказался целый вагон, и я рухнул на ближайшую скамейку в надежде подремать до города. Однако, стоило поезду тронуться, как все пошло наперекосяк. Дверь в вагон распахнулась со страшным стуком. И так же громко захлопнулась. От неожиданности я продрал глаза. С другой стороны вагона стояла утопленница. Вода лилась с нее ручьями, кожа стала сине-серой и покрылась струпьями, а тело распухло и едва влезало в невнятные джинсы и футболку.